Путь дурака 4-6. Часть 1

РОК-Н-РОЛЛЬНЫЙ КАЗАНОВА

Поезд мчался из Москвы в Питер. Рыба сидела у окна и мечтательно смотрела на мелькающие за окном пейзажи. Ей казалось, что где-то далеко-далеко, на самом краю земли ее ждет какое-то неведомое чудо, что где-то, может быть, и в самом Петербурге живут совершенно особенные, сверхъестественные люди. Что на каждом углу живут таланты, гении по всем улицам шныряют, все только о «высших материях» рассуждают и больше никто ни о чем не думает.

– Питер близко! Там должно быть что-то особенное! – завнушивала себя тупая идиотка.

Вдруг сверху свесилась голая волосатая мужская нога. Затем вторая. А затем и сам их обладатель в одних «семейных» трусах в цветочек спустился вниз. То был Ник Рок-н-ролл собственной персоной. Его бессмысленная помятая пачка и взъерошенные волосы с застрявшими в них перьями выражали полный хаос. Блуждающий с похмелья взгляд с трудом воззрился на Рыбу, спросонок еле соображая, что же происходит.

– А! это ты? – наконец-то вымолвил Ник. – Есть курить?

– Н-н-нет, – заикаясь выдавила из себя Рыба.

– Пойду стрельну у кого-нибудь, – напяливая свои черные джинсы произнес Ник. – А ты пока чайку сваргань. Лады?

– Угу, – бессмысленно кивнула Рыба.

Ник взъерошил свои волосы на голове, поставил их «щеткой», надел такую же черную, как и штаны, рубашку, черные ботинки и вышел в тамбур.

Рыба задумалась: почему панки любили одеваться в черный цвет? Егор Летов, например, тоже любил одеваться во все черное. Интересно, почему? Немного поразмыслив, Рыба поняла, что панки делали все, что не входило в обычные мышиные рамки. Например, мыши считают черный цвет траурным и надевают его только на похороны. И поэтому панки, в протест мышам, одеваются во все черное, выбривают гребни, вешают унитазные цепи на шею, носят крыс на плече, рисуют знак анархии на одежде, и многое другое. Внешний протест выражал их внутреннее состояние. Состояние, непохожее на внутренний убогий мирок всех мышей. «Что внутри, то и вовне». С этих внешних форм начинают все панки, пока протест против мышиного мировоззрения не станет их внутренним содержанием. А тогда форма уже не имеет значения.

Но самый главный и крутой панк, с которым ей суждено было встретиться, был, конечно, великий Рулон. Это был панк всемирного уровня, не оставивший и камня на камне от старого мамочкиного мировоззрения Рыбы. Но до этой встречи было еще далеко. А пока.

Дверь купе распахнулась и в него заглянула молодая симпатичная проводница в мини-юбке, в туфлях на высокой платформе.

– Кушать будете? – мило улыбнувшись спросила проводница.

– Я? М-м-м, – замялась Рыба. – А что у вас есть? Я вообще-то не знаю.

– Кушать будем! – послышался веселый разбитной голос Ника. – Все, что есть!

– А-а! Пожалуйста! – заигрывающе улыбнулась ему проводница. – Первое? Второе? Третье?

– И первое, и второе, и третье, – самодовольно улыбнулся Ник, рассматривая стройные ножки проводницы. – А под градусом не найдется? А то голова что-то болит.

– Найдется! – подмигнула ему красотка и, крутя упругой попкой, удалилась в свое купе.

Ник, провожая ее взглядом, прищелкнул языком. И опять взъерошил волосы на своей голове.

– Во краля! Ничего? – обратился он к Рыбе.

– Я в этом ничего не понимаю! – ответила та в духе своей мамаши и отвернулась к окну.

– Ну и хуй! А мне эта телка нравится, – невозмутимо ответил Ник. – Пойду-ка разгляжу ее поближе!

И, не обращая внимания на Рыбу, он вышел и попилил к проводниковому купе своей сексапильной походочкой.

Рыба осталась одна и от обиды расхныкалась. Свалившись на кровать, она завыла белугой. Мать ее, видишь ли, научила только психовать, ревновать и обижаться! А правильной реакции у нее, видишь ли, у самой не было. И Рыба выросла точной копией своей погани, полностью унаследовав все ее стереотипы и реакции.

Неизвестно, сколько прошло времени, как неожиданно Рыбу посетило вполне естественное желание посрать. И, повинуясь ему, она пошла в дабл. Свершив нехитрый ритуал, она остановилась в коридоре, дабы подышать свежим воздухом.

За окном мелькали деревья, светило солнышко, все было великолепно! Природа не знала тех проблем, которые были в тупой Рыбиной тыкве. И только на душе у идиотки было черным-черно! И не успела она отвлечься от своих мрачных мыслей, как вдруг за дверью одной из кают послышались странные звуки, шорохи, стуки. Рыба невольно прислушалась.

– А-а… вот так! Хорошо! – слышался женский голос.

– М-м-м… Любимая! Мне никогда так хорошо не было, как с тобой! – отвечал мужской.

В его интонациях послышались знакомые нотки. Рыба прислушалась еще больше.

– У-у-у! А-а-а! – слышалось за дверью.

– М-м-м! – Явно кого-то ебли. Но вот кто и кого? Она пока еще не понимала. Но любопытство заставляло ее прислушиваться к странным звукам.

– О-о-о! Еще-еще! Прошу тебя, Ник! – вновь раздался сладостно-умоляющий голос женщины.

«Ник!? – раздалось в голове у Рыбы. – Этого не может быть!». Волна возмущения и неверия своим ушам захватила Рыбу.

В панике и смятении она прильнула ухом к двери купе, откуда доносились эти звуки. Сопение, стоны, дыхание, возгласы и еще Бог весть какие непонятные звуки слились в общую массу. Так что ничего невозможно было разобрать.

Как завороженная, Рыба слушала не отрываясь эту безумную какофонию.

– Девушка, что вы тут делаете? – раздался за спиной Рыбы голос проводницы из соседнего вагона.

– Да подождите вы! – отмахнулась рукой Рыба, полностью уснувшая в своих переживаниях. И еще больше прижалась ухом к дверной щели.

Там раздались последние вздохи и возгласы, а затем мужской голос воскликнул:

– О! Да! – и после этого все смолкло.

Рыба, как потерянная, стояла у двери купе, не зная, что делать. Как вдруг снова услышала все тот же надоедливый голос:

– Девушка! Девушка! Что вы делаете возле этого купе?! Ведь это же купе проводников!

– А мне похуй! – как сомнамбула ответила Рыба и, развернувшись, и не глядя на проводницу, покачиваясь из стороны в сторону, поплелась к своему купе.

Проводница проводила Рыбу недоумевающим взглядом и встала у двери, не зная, что же теперь дальше делать.

Рыба вломилась в свое купе, бросилась ничком на кровать и, уткнувшись мордой в подушку, заревела. В глубине души она подозревала, что мужчиной как раз был Ник Рок-н-ролл.

Через несколько минут дверь проводникового купе открылась, и оттуда вышел сам Ник собственной персоной. Вид у него был малость помятый и уставший. Из открытой двери на проводницу дохнуло запахом пота, спертости, залежавшегося белья и еще черт знает чего.

– Курить есть? – тяжело дыша, спросил Ник у проводницы, глядя на ее выпирающие грудки.

– Для вас найдется, – кокетливо улыбнулась она, протягивая ему пачку «Примы».

– О! Сойдет! – устало улыбнулся Ник, разглядывая в случайной спутнице новый объект для очередного романа.

Всем своим естеством он олицетворял принцип, что «мужчина не всегда может, но всегда хочет».

Покурив с проводницей, Ник прихватил с собой несколько пачек печенья, чая, сигарет, вафель, взял два стакана чая и пошел в свое купе.

– Привет, как жизнь? – как ни в чем не бывало, спросил он у Рыбы.

– Лучше не бывает! – спесиво ответила Рыба.

– Чай будешь? – не сразу среагировав, спросил он

– Нет, спасибо! Я сыта! – ответила Рыба, сглатывая слюну, но злобно глядя на Ника.

– А что такая хмурая?

– Да просто нет настроения!

– Ну и ладно! Мне больше достанется! – беспечно ответил Ник и стал с удовольствием уплетать на халяву добытое печенье с чаем.

Уловив настроение Рыбы, он издалека начал свой разговор.

– Знаешь, был такой великий любовник, которого звали Казанова?

– Нет, ни разу не слышала про такого, – выдавила из себя зачморенная мамкой урла.

– Казанова – это был мужчина, к которому женщины испытывали непонятное влечение. И он одаривал их всех своей лаской. Не пропуская ни одной.

Ник сделал многозначительную паузу и посмотрел на Рыбу.

– А причем тут он? – грубо спросила она.

– А притом, что он уже давно умер, но он снова воплотился на земле.

– Ну и что? – ничего не соображала Рыба.

– А то, – многозначительно поднял вверх палец Ник, – что этот Казанова и есть я! Собственной персоной! Прошу любить и жаловать!

С этими словами Ник встал и галантно поклонился.

– Ты?! – веря и не веря, переспросила Рыба.

– Да, я! – невозмутимо произнес он и, взъерошив волосы, сел на прежнее место.

От обиды Рыба закусила губу и замолчала. Мама ведь ее учила, что не важно какой мужик в постели – главное, чтобы он был верный. Пусть даже если у него встает раз в полгода, но лишь бы он вставлял только тебе. И больше никому. А лучше бы он вообще был импотент. Такой никогда не изменит. Зато семья будет крепкая! И муженек будет стабильный. Вот только с одним мать подкачала: таким человеком будет только какой-нибудь забитый ханурик, очкарик с диоптриями в 10 единиц, лупоглазый урод! Книжный чадос.

Но наивные девчонки все-таки тянутся к нормальным, активным, похотливым мужикам и ждут от них собачьей верности.

Ждут и не находят. Потому что нормальный мужик – это донор-осеменитель, бабник, созданный для того, чтобы переебать и осеменить множество самок. Что поделаешь, такова природа. Но мать!

Еб твою мать! Она все с ног на голову перевернула, все вверх ногами поставила и заставила наивных желторотых девчонок ждать от импотента любвеобильности, а от бабника – верности и взаимности. А каков финал всех этих ожиданий? «А если ты не найдешь свое счастьице, доченька, – шепчет на ухо дура дочери, – тогда вешайся!»

И вот теперь Рыба сидела насупившись, не соображая, что же теперь делать. Но вдруг в ее голове возникла «гениальная» идея. «Ведь я же не видела, что это именно Ник был в этом купе! Значит, этого всего не было. Там был кто-то другой, а не Ник!» – подумала Рыба, и это облегчило ей те невыносимые страдания, на которые ее обрекла мать своими говняными внушениями.

Эзотерики сказали бы, что Рыба построила буфер, который защитил ее от внутреннего дискомфорта. А в целом она была похожа на страуса, прячущего голову в песок. А как часто ум строит такие буфера, чтобы не видеть реальность! А иначе бы все давно уже прозрели и, увидев вещи такими, каковы они есть, никогда бы уже не обманывали себя. Никто бы уже не искал счастьица в построении семейки, выращивании детей, работе «ради светлого завтра».

Неожиданно развеселившись, Рыба стала весело уплетать вафли, печенье, запивая их еще оставшимся чайком. Ник удивился столь быстрой «сообразительности» своей ученицы и подумал, что вот наконец-то нашелся человек, который ничего от него не будет требовать, предъявлять к нему какие-то претензии, а будет просто спокойно жить, помогая ему. И он с большими ожиданиями посмотрел на нее.

Так весело и беззаботно они доехали до Питера, каждый полный каких-то своих ожиданий и надежд. И ни один не подозревал, что их ожиданиям не суждено было сбыться.

Прибыв в Питер, Ник с Рыбой первым делом двинулись в рок-клуб.

Здешняя тусовка вся состояла из знаменитостей, которые решали свои организационные вопросы. Тут был и Шевчук со своей группой «ДДТ», и Гаркуша с «Аукционом» и Константин Кинчев с «Алисой» и, конечно же, сам Борис Гребенщиков с «Аквариумом».

В маленьком подвальчике толкались и знаменитости и просто звукорежиссеры, светотехники и даже обычные зеваки с улицы. Но для Рыбы они все были на одно лицо: «Голова – два уха». Ведь тогда в людях она разбиралась не лучше свиньи в апельсинах.

Ник потащил Рыбу в какую-то гримерную, где переодевался Константин Кинчев.

– Куда ты меня ведешь? – не врубалась Рыба.

– Сейчас я тебя познакомлю с очень интересным человеком, – заговорщически шепнул Ник.

Через доли секунды распахнулась дверь гримерной, и Рыба вместе с Ником вломились в небольшую комнату, всю увешанную зеркалами и освещенную лампочками.

Рыба в первые минуты не поняла, где она находится, как вдруг ее взору предстал сам Константин Кинчев собственной персоной.

Высокий, худощавый, он стоял посреди гримерной в одних плавках. Рыба невольно уставилась на его мужское хозяйство, оттопыривавшееся под плотно облегающей материей. Размеры были внушительные. На некоторое время Рыба застыла как вкопанная и забыла, где и зачем она находится. Но уже через мгновение Ник нарушил молчание. Он шагнул к Константину и протянул ему руку:

– Здорово, старик! Как поживаешь? – радостно и искренне произнес он.

– Да, ничего! – высокомерно посмотрев на Ника, ответил тот и небрежно подал ему свою пятерню, даже не пожав руку друга.

А затем небрежно отдернул свою граблю и уставился в зеркало, занятый своей внешностью.

– Как жизнь-то молодая? – немного опешив от такой небрежности, продолжил Ник.

– Да ничего, как видишь! – отозвалась «звезда», бросив небрежный взгляд на Ника, а затем на саму Рыбу. – Скоро пласт выпустим!

– Во, круто! Молодец, старик! – хлопнул его по плечу Ник. – Молоток!

Кинчев не ответил. На лице его появились признаки недовольства и отчуждения.

– А помнишь, Коря, как мы вместе с тобой начинали? Как все тогда было клево?! – пытался пробить глухую стену Ник.

– Да, ничего было, – надменно произнес Кинчев, примеривая новый костюм для выступления. На груди его красовалась яркая надпись крупными буквами «Алиса».

– Слушай, Коря, – опять предпринял новую попытку Ник, – давай сегодня бухнем по этому поводу!

– Слушай, Ник, – уже прямо заявил ему Кинчев. – А давай без давай!

– Ты че? Коря! Ты чего это? – не въехал Ник.

– А того, что валил бы ты отсюда! – спокойно, высокомерно и сухо произнес Кинчев. – У меня сейчас выступление будет.

– Ты че, зазнался что ли? – ухмыльнулся Ник своей дьявольской улыбкой.

– А тебе какое дело?! – уже агрессивней сказал Кинчев. – Я сказал: вали. Ты мне мешаешь! Я хочу гримироваться!

– Ну, ты и сука! – прямо глядя в глаза своему старому «другу» с тихой радостной злобой произнес Ник. – А я о тебе лучше думал! А ты вот какой, оказывается! Ну и сволочь же ты!!!

Сплюнув, Ник развернулся и решительной походкой вышел из гримерной. Рыба, удивленная и испуганная, поперлась за ним как хвостик.

Вот как, оказывается, слава действовала избирательно на людей. Оказавшись чуть-чуть поумнее мышей, не заводя себе семейку, бунтуя против социальной жизни, они оставались рабами своих пороков. И не выдерживали даже маленькое испытание славой. Из простых, непосредственных, горящих новой идеей, воодушевленных рок-н роллом, идеями хиппаризма и другим, они становились важными, зазнавшимися, зажравшимися индюками.

Если раньше рок-клуб был олицетворением новых идей и нового течения, то теперь здесь каждый тянул одеяло на себя, хотел урвать свой кусок. И общее дело от этого начинало разваливаться.

Сам Константин Кинчев со своей группой пел песню «Мы вместе» и она стала гимном неформального движения.

Но через несколько лет оно пришло в такое состояние, что Егор Летов об этом спел: «Все говорят, что мы вместе, но только никто не знает в каком».

Так, из всех великих идей всегда вначале получались активные, созидательные течения, но затем они нивелировались за счет тех людишек, которые входили в эти течения, и в конце концов они приходили в упадок.

И хоть многие рокеры шли на внешний протест с обществом, сами они оставались рабами своих внутренних процессов. Оставались механическими, спящими машинами, на которые легко могли воздействовать любые внешние импульсы, такие как слава, власть, деньги и другое. Они не могли остаться отрешенными и спокойными, обретая такие малые вещи.

Если бы они действительно занимались серьезным самосовершенствованием, тогда они могли бы увидеть, что слава, власть, богатство – это только ничтожно малые вещи, которые преходящи, временны, непостоянны, и их с собой в могилу человек взять не может. На том свете они не будут для него играть никакой роли. Все это зыбко, непостоянно, тленно. Если бы такой зрелый взгляд присутствовал у человека всю жизнь, тогда бы он уже был более спокойным ко всем внешним удачам и неудачам, хвалам и поруганию, почестям и гонениям. Таким взглядом обладали только суфии, мистики, идущие путем настоящего совершенствования. О себе они писали:

«Я нищ и наг (понимая бренность, невечность всего преходящего в этом мире),

Но если нищета

Собой гордится (то есть если получивший это видение, гордится им, кичится своей мудростью),

Это вновь нищета (то есть гордящийся собой мудрец – это просто спесивец, кичащийся своей мудростью, как собака гнилой костью)».

Через некоторое время Рыба должна была встретить своего Учителя, который явил ей пример истинного отношения к себе, к жизни и к своей цели в ней. Такой совершенной реакции на все события жизни она не видела и не могла увидеть ни у кого. Потому что ни у кого из людей ее не было. Так как люди являлись спящими машинами. Все, кроме одного, человека, призванного, чтобы открыть глаза другим людям и пробудить их от сна невежества.

Разбешенный Ник ходил по коридору из одного конца в другой и судорожно затягивался сигаретой. Руки его дрожали, губы кривились в злой усмешке, весь он был возбужден и неспокоен.

– Ну, надо же! Ты посмотри, какая сука! – приговаривал он. – Я думал, он друг, а он вот как. Ну, ничего себе, еби его в душу мать! Коря! Вот так корефан! Такого я от него просто не ожидал!

Рыба стояла молча и сочувственно смотрела на Ника, не в силах ему чем-то помочь.

– Да он же зазнался! Он просто зазнался, козел! Ну и гнида же он! А ведь мы с ним вместе начинали. Понимаешь, вместе!

Рыба только кивнула, по-собачьи глядя ему в глаза.

– Во пидер! Во пидер! – разорялся задетый за живое Ник. Хотя никакого пидера рядом не было. Коридор был пуст.

Но бедный раб своего воображения продолжал себя растравливать, гоняя себе образы.

– Если бы знал! Если бы я знал! – кусал Ник себе локти.

– Эй, здоров, Зема! – неожиданно послышался голос с другой стороны коридора.

Ник обернулся и увидел стройного светловолосого молодого человека с нерусскими чертами лица.

– Артур?! – вырвалось у Ника. – Кого я вижу? Ты ли это?!

Артур подошел ближе и подал руку. Ник с радостью пожал ее и обнял старого друга.

– Привет, привет! Какими судьбами? – радостно спрашивал блондин. В голосе его чувствовался акцент. Скорее всего, он был немец или прибалт.

– Да вот тусуюсь здесь, – ответил Ник. – Решил узнать, чем занимается питерский рок-клуб.

Артур похлопал старого друга по спине и отстранился, чтобы получше рассмотреть его.

«Какие они разные?» – мелькнуло в голове у Рыбы.

Ник был черный, Артур белый. Ник был больше похож на еврея или армянина, Артур – на немца или латыша. Лицо Артура лоснилось (видимо, он жил в достатке) и выражало какую-то хитринку. Ник же был человеком, который ничего не имел, а если и имел, то быстро это проживал. И в основном жил одним днем.

– Ну и как оно? – спросил Артур

– Да ничего! – радостно ответил Ник. – А ты все фарцуешь?

– Ну не идти же мне на завод!

– Молодец, старина, так держать! Слушай, – без всяких комплексов спросил Ник, – а у тебя вписаться случайно нельзя?

– Какой базар! – хлопнул его по плечу друг. – Все что мое – твое. Все, что твое – мое, – по рукам!

Поймав тачку, они попилили к хате Артура. Он был богатым, но для друзей ничего не жалел.

Прибыли в его логово. Там было, конечно, не так шикарно, как у Анжелы, но вполне даже прилично.

– Ну, что, давай по такому случаю выпьем! – предложил Артур. – И еще я могу девчонок позвать. Ты как насчет этого?

– Базара нет! Девчонок – так девчонок, – радостно ответил Ник.

Через минут пятнадцать две молоденькие подружки Артура присоединились к всеобщему веселью. Одна была из Прибалтики и говорила с акцентом, темноволосая, немного страшненькая на лицо, но удивительно говорливая и обаятельная. Другая, наоборот, была стройная, симпатичная, светловолосая, но молчаливая и пассивная.

«Интересно, подумала Рыба, – недостаток красоты компенсируется активностью и обаянием. И, наоборот: красивая и видная девчонка очень пассивна, так как думает, что на нее и так должны смотреть. И из-за этой мысли она очень сильно проигрывает своей подруге и на ее фоне выглядит весьма бледно.

Оказывается, красота – это ничто. Активность, яркость предприимчивость – это все!»

Ник и Артур сидели отдельно и, глядя на всех, стали между собой о чем-то шушукаться. Рыба краем глаза заметила это, но не придала этому значения.

Время шло к полуночи. Неожиданно девицы исчезли в одной комнате. Затем исчез и Ник. Рыба сидела с тупой заточкой, как вдруг к ней подсел Артур.

– Пора спать, Рыба, – сказал он с акцентом и улыбнулся хищной улыбкой.

– А где я буду спать? – беспечно спросила она.

– А в соседней комнате, пойдем, я покажу. – И своей холодной рукой он схватил ее и потащил за собой.

В комнате стояла фирменная двухуровневая кровать черного цвета. Артур включил нижнее освещение. В комнате воцарился интимный полумрак.

– Прошу! – галантным жестом хозяин указал на столь странное ложе, которая Рыба видела первый раз в жизни.

Та, недолго думая, стала карабкаться по боковой лестнице на второй ярус. Артур немного удивился и встал, открыв рот, не зная, что дальше делать.

– А почему эта кровать такая странная? – стала спрашивать Рыба, разглядывая все ее детали. – Чем-то на нары похожа.

– Ну, это просто, чтобы побольше людей могло ночевать у меня дома, – вежливо ответил прижимистый хозяин, садясь на кровать внизу и снимая с себя одежду. – А ты где будешь спать?

– Я?! – почесала затылок Рыба. – Конечно же, здесь, наверху! Мне здесь прикольно!

– Ты знаешь, а я не люблю спать наверху.

– А это еще почему?

– А я просто боюсь упасть вниз. И предпочитаю именно первый ярус.

– А! Ну, тогда спокойной ночи! – беспечно произнесла Рыба и приготовилась отрубиться.

– Подожди-подожди, а ты разве не спустишься вниз? – недоуменно спросил Артур.

– Да нет, я что-то не хочу! – заскулила Рыба.

– Ну, послушай, – начал горячиться он. – Ты у меня в гостях. Хозяев нехорошо обижать. Я решил спать с тобой. Наверху я спать не могу. Боюсь высоты. Значит, ты должна из уважения ко мне спуститься вниз, чтобы спать со мной!

– А мне тут больше нравится. Я не хочу с вами спать! – заскулила завнушенное мамкой тупое ничтожество.

– Как это не хочу! Как это не хочу! – разбесился нерусь. – Ты у меня в гостях! Как это не хочу! Ты меня, что ли, не уважаешь!

– Уважаю! – пропищала перепуганная Рыба.

– Тогда слазь сюда вниз! Немедленно! Кому говорю! – свирепел хозяин.

– Пожалуйста! Не надо! – ныла Рыба.

– Понимаешь, тут все у меня дорогое, – начал объяснять ей Артур. – Квартиру нужно оплачивать, продукты все очень дорогие, которые ты сегодня ела вечером.

– Да, понимаю, – скулила Рыба, пытаясь утихомирить гнев Артура.

– Ты сейчас спишь на дорогой кровати, на дорогом белье. Тут у меня все таких денег стоит! Ты понимаешь это?

– Да-а-а, понимаю, – блеяла дура.

– Я все это сам заработал. Я фарцевал, мне не родители все это дали. Это все мое!

– Да, да! – согласливо кивала Рыба.

– Тогда, будь умницей, слазь сюда и ложись со мной. Должна же ты отблагодарить меня, в конце концов!

– Нет! Я лучше пойду к Нику!– заверещала мамкина дочка.

– А ты думаешь, ты нужна ему? – с издевкой спросил Артур. – Он сейчас с другими герлами развлекается.

– Нет! – пищала дурища.

– Да! А ты должна быть со мной. Иначе в следующий раз я тебя не пущу к себе.

– Ну и пусть! – по-детски психованно произнесла Рыба.

– А, раз так, то больше ноги твоей не будет в моем доме! – уже жестче и решительней произнес Артур.

– Хорошо! Хорошо! – как затравленный зверек забилась в угол Рыба. – Пусть лучше так будет.

– Ладно! – сухо и холодно произнес Артур. – Больше ты в моем доме не появишься.

Я тебя накормил. Я тебя напоил! Ты у меня здесь ночуешь. И еще такая неблагодарная!

В ответ Рыба только запижжено пищала, и уже ничего членораздельно не могла сказать.

– А ты хоть разделась? – подскочил Артур и пизданулся башкой о второй ярус.

– Нет, я не хочу раздеваться! – твердила закомплексованная идиотка.

– Немедленно сними свою грязную одежду! – бесился жмот. – Ты запачкаешь ею мои одеяла и белье!

– А вы не будете на меня смотреть?!

– Да мне вообще тошно от одной только мысли о тебе! – выкрикнул ей прямо в рожу доведенный до белого каления Артур. Лицо его побагровело, ноздри раздулись. В контрасте с белыми волосами его красная рожа смотрелась как негатив.

Рыба вся сжалась, забилась в угол кровати и не могла уже шевельнуть ни рукой, ни ногой.

– Ну, хорошо, – немного взяв себя в руки, произнес хозяин. – Я спрячусь. Я буду спать вообще в другой комнате, только ты разденься, пожалуйста! У меня все здесь дорогое! А ты очень грязная и вонючая. А лучше всего иди, помойся в ванной. Тебе же лучше будет!

– Нет! Нет, не хочу мыться. Надо спускаться вниз, а там вы стоите! – не унималась идиотка.

– Я ведь сказал, что ты мне больше не интересна! – уже спокойней сказал Артур. – Я тебе обещаю, что тебя я не трону, только, пожалуйста, сходи в ванну и помойся!

Там, кстати, есть дорогой шампунь и мыло. Я могу даже полотенце тебе дать отдельное.

– А вы не нападете на меня? – все еще запуганно спрашивала Рыба.

– Нет, я же пообещал. Вот видишь, я кладу вот это полотенце вот сюда, – сказал он, вытаскивая полотенце и кладя его на тумбочку. – Вот я выхожу. А ты иди, мойся. Меня здесь больше нет.

С этими словами он вышел из комнаты и пропал.

Воцарилась тишина, в которой слышалось только тиканье часов.

«Действительно он ушел или нет? – думала про себя Рыба. – А вдруг он притаился и ждет, когда я спущусь?» – Рыба напряженно прислушалась. Ничего не было слышно.

Осторожно, чтобы не скрипеть ступеньками, Рыба стала спускаться вниз, испуганно озираясь по сторонам в ожидании нападения из засады. Но все было тихо и спокойно.

Она спустилась до половины лестницы, замерла и повисла на ней как коала. Так она провисела несколько минут. Все было тихо.

Осторожно и медленно она спустилась на пол и, испуганно озираясь, на цыпочках пошла к ванной.

Все было тихо. Никто не собирался на нее нападать.

Вздрагивая от каждого шороха машин, проезжающих под окнами, она через полчаса прокралась к ванной.

Комната вся сверкала и благоухала. Закрывшись на замок, Рыба с удивлением посмотрела на все великолепие, не зная, с чего начать.

«Надо сначала почистить зубы», – подумала она. Взяв наугад какой-то тюбик, Рыба выдавила из него какую-то пасту перламутрового цвета на зубную щетку. И начала ею чистить зубы.

– Фу! Что это! – воскликнула она! – Это же мыло какое-то!

Оказывается, вместо зубной пасты она взяла пену для бритья. Вот дура! Ничего– то она в жизни не умела. Выросла полным ничтожеством.

Кое-как налив в ванну воды, она улеглась в нее и тут же заснула.

Проснулась она от холода. Вода уже остыла. Свет продолжал гореть. Рыба вылезла из ванны и, схватив первое попавшееся полотенце, кое-как вытерлась им. То полотенце, которое ей дал Артур, она забыла в приступе страха, и оно так и осталось лежать в комнате.

Собрав свои грязные, рваные шмотки, она выперлась из ванны и пошла в комнату. Вода в ванне осталась не спущенной, полотенце валялось на полу в луже воды, свет так и остался гореть всю ночь…

Наутро Рыба проснулась от каких-то голосов, доносившихся из соседней комнаты.

– Ты знаешь, мы сегодня ночью так оторвались! – говорил Ник. – Так классно было! Целый фак-сшн!

– Ну, молодцы! – сдержанно отвечал Артур. – Я так рад за тебя!

– Ну, а у тебя-то как? – поинтересовался Ник.

– Да лучше не спрашивай, – тут же завелся Артур. – Ты представляешь, она мне такое сегодня устроила! У, сволочь проклятая!

– А что такое? – не сразу въехал Ник.

– Да она, видишь ли, цацу из себя строила, в «а ну-ка отними» стала играть!

– Ну и что? Выиграла?

– Да я никак ее не мог уломать! Идиотка проклятая! – бесился Артур. – Больше ноги ее в моем доме не будет!

– Неужели она тебя так расстроила?

– Да уж, лучше не спрашивай! Если б я знал, я бы вообще с ней не связывался! – отвечал взведенный хозяин. – В общем, дружище, если хочешь ко мне прийти – приходи! Я против тебя ничего не имею! Но этой дуры чтобы я больше здесь не видел! Договорились?!

– Базара нет! – ответил Ник с альтруистичным настроем. – Я, честно говоря, и сам ее пока еще не знаю. Она так всем моим друзьям отказывала. Наверное, верность мне блюдет. Хрен ее знает, может, она и от меня того же ждет?

– Ха-ха-ха!!! В один голос засмеялись оба.

Услышав такое, Рыба закусила губу от обиды. Ей было до боли обидно, что она, следуя науке своей поганой мамочки, блюдет верность придурку Нику, а он гуляет направо и налево! А с другой стороны, ей казалось, что все это временно и он обязательно одумается, что все изменится. Ведь мамаша-дура внушила, что семейку надо сохранять несмотря ни на что. И поэтому Рыба самоотверженно сохраняла свою кунку только для одного-единственного засранца. Вместо того чтобы без разбора пороться со всеми подряд ради удовольствия, или только с директорами ради денег. Тупое, завнушенное уебище. Более того, она совершенно не соображала, что то, что вдолбила мамаша в ее мозгенки, шло вразрез с теми принципами и законами, которые были в системе. Там существовала свободная любовь, где люди могли выбирать себе любого партнера или нескольких, который им нравился. А если бы на месте Ника оказался какой-нибудь убогий, прыщавый засранец, урод, калека, дебил, то она хранила бы верность и ему!

Так завнушала ее дура-мать. И она бессмысленно и тупо этому следовала, как зомби! Слепая, беспомощная машина!

На самом деле по-настоящему мыслящий человек должен руководствоваться не догмами, а реальным видением ситуации и умело и пластично подстраиваться под нее. Если бы мы, например, оказались в племени тумба-юмба, мы должны были бы придерживаться тех обычаев, которые там существуют. Например, в знак признательности и уважения, мы должны были бы переспать с вождем этого племени. Это было бы нормально. Но если, будучи в этом племени, мы бы заартачились и стали бы отстаивать свою хуевую верность мужу, то аборигены посчитали бы это вызовом и могли бы нас уничтожить.

Если бы жили в восточном гареме, то там необходимо было бы выполнять все прихоти шейха, но зато любые другие взаимоотношения с мужчинами, с евнухами, например, могли навлечь на себя гнев шейха и его немилость вплоть до изгнания из гарема. А вот зато лесбийские отношения не запрещались и даже поощрялись.

Если бы мы оказались на Алтае, то там существует обычай обмениваться на одну ночь женами. И это нормально.

Где-то принят матриархат, где женщина – глава семейства, где-то патриархат, где мужчина. Где-то полигамия, многоженство или многомужество, где-то – моногамия одноженство и одномужество. Где-то даже приняты формы сношения со священными животными, и даже покойниками. И человек должен уметь легко приспосабливаться к любой среде, к любым обстоятельствам, дабы выжить в них и использовать их себе во благо.

А если руководствоваться какими-то догмами и установками, внушенными непонятно кем и непонятно зачем, то можно легко попасть в беду.

Многие люди настолько срослись с тем образом мышления, с теми установками, которые им внушали, что они буквально считают, что они и являются этими установками. Хотя ребенок рождается абсолютно нейтральным. И все, что он набирает в жизни, чем напичкают его дураки-родители, тем он и становится. Но, более того, в большинстве случаев человек способен даже пожертвовать жизнью, но только не своими установками. Вот какой маразм! Ни один зверь, ни один червяк неспособен на это, а человек – способен! Вот какая это тупая машина! Она способна скорей погибнуть, чем измениться!

Вечерело. Ник, Артур и Рыба шли по полупустым улицам Питера. Город отдыхал от дневного наплыва. Неподвижные сфинксы, казалось, готовились ко сну. Мойка и Фонтанка тоже засыпали и замедляли свой бег. Город медленно погружался в полутьму. Постаменты и барельефы, решетки оград, ажурные ворота, оградки, каменная мостовая, колонны, изысканная отделка – все это вскружило голову Рыбе. Ей казалось, что она попала в необычный, красивый и сказочный мир. Она настолько увлеклась созерцанием всего этого великолепия, что не слышала, о чем разговаривают Ник и Артур.

Но, несмотря на все свое великолепие, Петербург не был эдемским садом, где все благоухало. Неминуемая опасность здесь подстерегала на каждом шагу. Забыв об этом и заметавшись, Рыба чуть было не попала под трамвай.

– Смотри, куда идешь, – одернул ее Ник

Эта ситуация ее немного отрезвила. Она как будто бы очнулась от своего забытья. А тем временем «святая троица» вышла на Невский проспект и подошла к тусовке фарцовщиков.

Незамедлительно из нее отделился один низкорослый тип вороватого вида корейской национальности и направился прямо к Артуру.

– Привет, дружок! – ощерил он свои мелкие гнилые зубы. – Когда должок отдавать будешь?

– Да денег нет пока, – осторожно ответил Артур.

– Денег нет? Как это нет?! – немного завелся кореец.

– Да я еще не наторговал пока. – схитрил Артур.

– А! Не наторговал! – еще более хищно сказал недоброхот.

– И в следующий же миг он сделал резкий рывок, чтобы ударить Артура по лицу. Тот, видимо привыкший к подобным наездам и разборкам, не менее ловко и неожиданно увернулся от удара.

– А, реакция есть! – расхохотался кореец. – Значит, дети будут!

– И тут же сделал неожиданный хищный бросок, чтобы нанести очередной удар в живот. И опять Артур увернулся, резко отскочив назад. Со всех сторон стала сползаться остальная фарца, дабы посмотреть на зрелище создавшихся разборок.

Видя свою неудачу, кореец немного осекся. Видимо, он был немного пьян, и поэтому руки и ноги плохо повиновались ему.

Этим-то и воспользовался Артур. В следующий же момент он развернулся на 180 градусов и бросился бежать. Кореец сначала опешил, но потом ринулся за Артуром. Ноги, подобно двум вареным макаронинам, плохо слушались его. Он сделал несколько шагов по инерции, затем остановился, как-то неловко качнулся и, еле удержавшись на ногах, что-то гневно выкрикнул вслед убегающему Артуру. Что – было непонятно, так как часть слов была на русском, а часть на корейском.

Ник с Рыбой, все это время стоявшие с открытыми ртами, и не понимающие, что им делать, помчались за своим дружком.

Очутившись в новом квартале, Ник без труда сориентировался в цепочке проходных дворов, и вскоре они вновь встретились со своим другом.

– Чего это он так? – поинтересовался Ник у запыхавшегося Артура.

– Да, так! Бывает иногда! – неопределенно ответил он. – Просто я его поставил на деньгах. А вернуть – мне влом.

– А как дальше выкручиваться будешь?

– А никак. Скоро он и сам или заколется, или запьется, или за решетку сядет. Тем более, их тут не любят и гоняют со страшной силой. Так что он сам скоро загремит.

– Ну, смотри, – предусмотрительно сказал Ник. – Как бы это все боком тебе не вышло.

– Не выйдет! – хищно оскалился Артур. – А будет много выебываться, я его прежде времени сдам ментам. Уж я-то его слабые места все наперечет знаю.

– Опасный вы человек, – осторожно вставила Рыба.

– Опасный? – расхохотался Артур. – Я нормальный человек. Просто я немного научился ориентироваться в жизни и смотреть на все без иллюзий.

С волками жить, как говорится… Этому корейцу все равно долго не протянуть. Его все равно рано или поздно посадят, а все его имущество себе заберут менты. Так уж лучше я этой возможностью воспользуюсь, а не какой-то дядя.

Рыба была огорошена таким знанием. Воспитанная мамкой по принципу «человек человеку друг», она с ужасом смотрела на подобные проявления людей.

– Что, мама тебя не учила жизни? – заметив настроение Рыбы, подколол ее Ник.

– Нет! – промямлила овца.

– А вот учись! – подначил, с другой стороны, Артур. – Если бы ты росла с самого детства в детдоме, за все бы в жизни боролась, то ты бы выросла человеком, а не мамочкиным говном, которому все подносили на блюдечке с голубой каемочкой.

– Так что переучивайся теперь, – продолжил Ник, – пока ты еще не выросла тупой, беспомощной коровой, которая до старости будет нуждаться в каких-то подачках типа зарплаты, пенсии, субсидий, премий и всю жизнь будет ишачить как овца.

– А как переучиваться? – поинтересовалась Рыба.

– Как? – А пойдем, я покажу тебе как.

И с этими словами они потащили ее за собой вновь через проходные дворы.

Рыба тупо следовала за ними, не разбирая дороги. Артур тихонько посмеивался, догадавшись, что затевает Ник.

Они долго пробирались через проходные дворы, пока не оказались вновь на Невском. Его ослепительный блеск в контрасте с Питерскими трущобами поразил Рыбу. В двух шагах друг от друга были красота, роскошь и убогие трущобы грязных подворотен.

Проходя мимо огней иностранных отелей и фирменных ресторанов, Рыба заметила, что возле входа в злачные места и даже просто в подземных переходах стоят шикарно одетые женщины. У них был ухоженный вид и изысканные манеры. В руках у них были нарядные сумочки.

По улицам прохаживались импозантные иностранцы, резко отличавшиеся своей внешностью от русской черни.

Рыба развесила уши и засмотрелась на все это, как ребенок, впервые увидевший деда мороза. Она с любопытством смотрела на этих необычных людей.

– Что? Нравится? – подначил ее Ник.

– Да! А что это за люди?

– Посмотри и, может быть, сама поймешь?

Рыба с утроенным интересом уставилась на этих необычных женщин.

Они мило прохаживались из стороны в сторону, как будто кого-то ждали. Но вот один из иностранцев подошел к одной из них и что-то сказал по-английски. Та что-то ответила, мило улыбнулась. А затем, взяв его под руку, удалилась с ним.

– Они что, иностранки, что ли? – удивилась Рыба.

– Дура! – парировал Артур. – Они такие же иностранки, как и ты!

– Они что, знакомы с этими людьми? – не въезжала дура.

– Так же, как и ты, – с издевкой подначил Артур.

– Но в чем же здесь загадка?

– Да, все очень просто, – вмешался в их разговор Ник. – Просто эти женщины – валютные проститутки, которые продаются за доллары.

– Что-о-о! – вылупилась на него Рыба. – А я-то думала, они в театр идут и кого-то ждут.

– В театр, – расхохотались оба, – да маленько не в тот!

– Но ведь это грязно, плохо, низко! – зашлась «праведным гневом» Рыба, вспомнив все, что внушала ей по этому поводу мать.

– Что именно? – не понял Артур.

– Ну, продаваться за деньги, – не унималась дура.

– А почему? – с кислой миной спросил Ник.

– Потому что близость может быть только с тем человеком, которого ты любишь. А иначе это грязно!

– Ты знаешь, все это – бред сивой кобылы! – отозвался Артур со скучающим видом.

– Но почему же?! – бесилась Рыба.

– А потому что эту дурь вам специально внушили, чтобы вы были честными и безотказными шлюхами. И продавали себя за три волшебных слова, какой бы пиздюк их не пропиздел вам.

– Но ведь любовь – это святое! – не унималась зомби.

– И это тоже вам, дурам, внушили, чтобы вы ничего не обдумывали, а продавались задарма любому уроду, который спьяну ляпнул, что вас любит.

– А вот эти шлюхи уже все поняли, – встрял в перепалку Ник. – Они уже продаются не за какие-то там слова, а уже за доллары.

– Но ведь так делать нехорошо! – упрямилась Рыба.

– И это тебе тоже внушили, чтобы ты не могла ни о чем думать самостоятельно, и просто следовала бы своим дурацким программам и была бесплатной подстилкой и домработницей у бомжа.

– Но ведь любовь – это так прекрасно! – буравила чушь стеклоглазая зомби.

– И это тебе тоже внушили, чтобы ты не могла отказаться от ярма и носила бы его на себе всю жизнь. И честно, как быдло, пахала бы на любимое государство, засранца-мужа и выродка-дебила.

– Нет-нет-нет! – заорала дура на всю ивановскую.

– Не вопи, дура! Народ не пугай! – осек ее Ник. – Видишь, как тебя задело за живое! Видишь, как ты отождествилась со своими внушениями! Ты даже не можешь и подумать по-другому!

– Да это же зомби форменная! – подначил Артур. – Она вообще неспособна думать самостоятельно. Так ее завнушали, что иначе и думать не может.

– Урод жизни! – фамильярно добавил Ник. – Урод – в жопе ноги.

Не выдержав такого обращения, Рыба резко закричала и побежала по подземному переходу, сбивая на ходу прохожих. Те в недоумении шарахались от нее в разные стороны.

– Держи дурака, пока в лес не убежал! – кричал ей вдогонку Артур.

– Ник вместе с Артуром тоже радовался и свистел ей вдогонку.

Рыба пробежала весь переход, выскочила наружу и застыла, не зная, что ей дальше делать. Она оказалась одна в незнакомом, чужом городе без копейки денег, да еще и в таком дебильном состоянии. Вокруг шли абсолютно равнодушные прохожие, в лучшем случае не замечающие ее. Рыбе неожиданно стало страшно. Страх отрезвил ее и заставил немного одуматься.

Она повернулась и пошла в обратном направлении, боясь, что потеряет Ника и Артура. Она думала, что они уже ушли, и она останется совсем одна в чужом городе.

Ее опасения оказались не напрасны: Ник и Артур спокойно шли в направлении от того места, где была Рыба. Они шли и весело переговаривались, нисколько не беспокоясь о том, что произошло. Казалось, Рыбы вовсе не было в их жизни. Рыба с паническим ужасом бросилась за ними, боясь, что упустит их след в толпе.

– Ник! Ник! Подожди, Ник! – как сумасшедшая закричала она, распугивая прохожих.

Через несколько секунд она догнала друзей, которые не очень-то спешили даже оглянуться на ее крик и не слишком обрадовались ее возвращению.

– О! Кого я вижу! – сделав утрированно удивленный вид, произнес Ник. – А что случилось? – Я испугалась остаться одна в чужом городе, без вписки, – призналась Рыба, потупив глаза.

– А! Так вот что, оказывается, является главным в жизни, – подначил Артур. – А я уж было поверил, что твои принципы важнее, чем реальные ценности: еда, сон, крыша над головой, комфорт, безопасность.

– А что, может, тебе тоже вместе с этими девочками попробовать? – подколол ее Ник.

– Да куда ей, такой зачуханке! – махнул рукой Артур.

– Нет-нет, постой, у нее же высокие идеалы! – подстебывал Ник, искоса поглядывая на Рыбу и наблюдая за ее реакцией.

Рыба закусила губу, но спрашивать больше не хотела. Поизгалявшись подобным образом над ней еще минут пять, и, видя ее безропотность и смирение, панки решили взять ее с собой. Всю оставшуюся дорогу Рыба была тихой и запуганной. Дойдя до конца Невского, Артур неожиданно для всех распрощался с друзьями, дав им на прощание адреса и телефоны нескольких своих друзей. Он по-дружески пожал руку Нику. Рыба тоже протянула свою граблю.

– А ты че, мужик, чтоб тебе руку жать, – засмеялся Артур, – но и не баба, чтобы тебе ее целовать! И оба друга весело заржали над ней. Рыба стушевалась и тупо заткнулась, не зная, что сказать. Артур хлопнул Ника по плечу и, развернувшись, пошел в другую сторону.

Рыба повисла в прострации. Механично следуя за Ником, она уже бессмысленно смотрела на мерцающие огоньки реклам. Ничто уже не радовало ее. В голове творился полный хаос. Рушились ее идеалистические взгляды на жизнь, и от этого ее физическое тело жутко страдало. Она чувствовала себя измученной и разбитой, хотя ничего тяжелого или сложного она не делала. Ник торопился, чтобы побыстрее успеть к мосту, ведущему на Васильевский остров, где жил его закадычный друг, по имени Кумар, с которым они вместе начинали тусоваться.

Перебежав мост, Ник с удовлетворением стер с лица пот. Рыба тоже сильно запыхалась и двигалась, как толстая сосиска. В свои семнадцать лет она уже была очень тамасичной, толстой и ленивой. Вместо того чтобы бегать, играть, резвиться, заниматься спортом, она только бессмысленно проживала свои дни, не зная, чем занять себя, как убить время. А, убивая время, она убивала свою жизнь. Внутренняя пустота и бессмысленность толкали ее к таким трудным и опасным приключениям.

 

***

 

– О! Кого я вижу! Ебаться-сраться! Ник! Ты ли это? – На пороге квартиры стоял здоровенный верзила с длинными, ниже плеч, патлами, с лисьей внешностью.

– Здорово-здорово! Сколько лет, сколько зим! – радостно ответил Ник, пожимая руку друга и крепко обнимая. – Как жизнь-то?

– Да бьет ключом и все по голове.

Друзья прошли в апартаменты. Вслед за ними и Рыба. Квартирка Кумара состояла из двух комнат. В ней было не очень-то шикарно – на среднем уровне. Родители Кумара спились и умерли. Других родственников, пытавшихся вести

просветительско-воспитательную деятельность, у Кумара не было. Он был полностью свободен и предоставлен самому себе. Рыба обратила внимание, что в квартире никого больше не было: ни назойливой жены, ни тупых выродков.

На вид ему было около тридцати. К тому же этот здоровенный детина еще нигде не работал.

– Ну, чем занимаешься? – спросил, усаживаясь в кресло-качалку, Ник.

– Да вот концертики понемногу даем.

– А с кем и что почем?

– А я сразу в нескольких группах по совместительству работаю, клавишником.

– И что, хорошо получается?

– Да ничего. Я раньше бескорыстным был, денег за концерты не брал, а теперь вот начал, – улыбаясь ответил Кумар. – И теперь мне и на жизнь хватает и на кое-что еще.

Он лукаво подмигнул и полез в секретер с видом заговорщика. Вскоре Кумар извлек оттуда спичечный коробок без этикетки. Затем открыл его и горделиво показал Нику.

– Ух, ты! Настоящая, чуйская! – обрадовался тот. – Давай пыхнем!

– А я для чего достал? – обиделся Кумар.

Рыба с интересом смотрела на нового субъекта и пыталась мерить его мамочкиными критериями. На ее тупой пачке была написана явная несостыковка одной мысли с другой. Долго напрягая свой здоровый тупой лоб, она наконец-то спросила:

– Скажите, а почему вы живете один, без семьи, почему у вас так просторно в квартире?

– А потому, комсомолочка, что я не хочу заводить какую-то семью. Мне она на хуй не нужна! – резко ответил он.

– У вас что, отношения с кем-то не сложились, не повезло? – сочувствующе спросила Рыба.

– Не повезло! – усмехнулся он, – я в рулетку с жизнью играть не собираюсь. Я просто знаю, что семейка – это большое говно. И вляпываться в неё не собираюсь!

– А у вас была семья? – мечтательно спросила Рыба.

– Конечно, была, – небрежно бросил Кумар.

– Ну и как?

– Как! Как кошка с собакой, хуже некуда! вот как! Семья – это грызня двух эгоистов, каждый из которых тянет одеяло на себя. К тому же я видел, как жили мои родители, и мне этого на всю жизнь хватило.

– Ну, а как же дети? – размазанно-мечтательно спросила Рыба.

– Дети – это карлики, уроды! Навоз, – …произнес Кумар. – и никакого счастьица в разведении детей нет!

– Ну, почему же разведении? – не унималась дура.

– А как нужно сказать? Выращивании? – передразнил ее Ник.

– Вот именно! – подхватил Кумар. – Мы можем разводить и выращивать кого угодно: и морских свинок, и собак, и кошек, лошадей, например. И кактусы. И бабочек. И вши разводятся в соответствующей среде. И точно так же мы можем выращивать детей!

– Ха-ха-ха! – подбодрил его Ник. – А нам на хуй это?

– Вот именно, – продолжил Кумар. – Мы что, чокнутые что ли – детей растить? Мы что, самоубийцы что ли?

– Да детей уже столько нарожали, что Земля уже перенаселена, – продолжил Ник. – В Китае уже миллиард человек. В Индии Ганг так позасрали, что уже трупы по воде плавают. А от так называемого «омовения» каждый день пять детей умирают. Заражаются болезнями. Вот так!

– А если бы в России не ввели высшее образование, то до сих пор люди бы по двенадцать детей рожали, – продолжил Кумар. А так, человек пять лет проучится и подумает: а зачем мне двенадцать детей? Двоих уже выше крыши хватает!

– А мы, как самые умные и разумные представители человечества, не будем размножаться вовсе, – хохотал Ник. – Нам это все не нужно. Кому надо – пусть разводят пушечное мясо. В Великую Отечественную двадцать миллионов война унесла и еще столько же – сталинские лагеря. А люди думают: вот надо восстанавливать численность поголовья человеко-скота. И давай размножаться! Вместо того чтобы подумать: «вот лафа! Дураков стало намного меньше. Теперь-то вот мы и разживемся! Нам свободней, просторней будет! А рожать, на хуй нам нужно? Чтобы опять какая-то война или эпидемия случились? А пошло это все на хуй!»

Рыба сидела и как огорошенная слушала всю эту проповедь. И все это в ее тупых мозгенях не состыковывалось с тем, что внушила ей мать. Тупая уебищная дура!

– Что? Хорошо по мозгам прокатило?! – с издевкой спросил ее Ник, внимательно наблюдая за ней.

Рыба ничего не отвечала. Она была в шоке. Ее тупая тыква не вмещала такой объем новой информации.

– Скажи, а ты, вообще, надолго здесь? – неожиданно спросил ее Ник.

– Где, здесь? – не въехала Рыба в такой вопрос.

– Ну, в системе, – терпеливо добавил Ник.

– Ну, я не знаю, а что?

– Да ничего особенного, – сухо произнес он и взял ее за подбородок. – Просто я чую, что ты потусуешься от силы годок-другой, а потом опять назад, обратно к маме (это слово он произнес с особой издевательской интонацией) вернешься!

Рыба недоуменно пожала плечами и замотала головой.

– Нет? Как это нет?! – продолжил с издевкой Ник. – Вернешься, как миленькая вернешься. Ведь ты же урла. А что будет делать урла? Будет учиться. Потом выучится на механизатора машинного доения. Потом работать будет, потом замуж выйдет за пьяницу-уголовника, или какого-нибудь бомжару. И все это под чутким руководством мамочки любимой, которая будет контролировать твой каждый шаг. И ты будешь, как зомби пучеглазая, все это делать.

Ник немного остановился, посмотрел в недоумевающие, полные ужаса глаза Рыбы, чтобы оценить произведенный эффект, а затем продолжил:

– А затем у вас дети-выродки появятся. Сначала один, а ты будешь мечтать, что ты Богоматерь, вынашивающая Христа, или, на худой конец, Сикстинская Мадонна. Родится на свет урод-в жопе ноги. Ты будешь мучиться, а твой муж будет бухарить, гулять налево и направо, или просто избивать тебя. Затем родится второй выродок, и ты будешь одна горбатиться на всю ораву. Будешь считать копейки от зарплаты до зарплаты, и думать, как свести концы с концами.

Кумар, слушая все это, загибался от хохота. Особенно его забавляло, что Рыба не хотела поверить, что все это действительно будет с ней. Она сидела и глупо лупала зенками, не понимая, или, вернее, не желая ничего понимать.

– И наконец-то твои детки вырастут. Муж или совсем сопьется или, в лучшем случае, бросит тебя. И двое выродков начнут гонять тебя ножом по шкафам, пиздить, тянуть из тебя деньги. А ты же безвольная овца. И ты все будешь отдавать им. В самом лучшем случае – они сдадут тебя в дом престарелых или бросят на произвол судьбы. А в худшем – будут до старости сидеть у тебя на шее и пить из тебя соки. И придешь ты к концу жизни старой, больной, раздолбанной, сработавшейся до костей, никому не нужной машиной.

Рыба сидела и с ужасом слушала, смотрела в пустоту, как бы стараясь перед собой увидеть свое будущее. Ник испытующе поглядел на нее, желая убедиться в том, что его слова произвели надлежащий эффект. Рыба от ужаса даже не могла пошевелиться.

– Ну, ладно, ты не пугай девчонку-то так, миролюбиво вмешался в их «разговор» Кумар.

– А я и не пугаю, – ответил уже легковеснее Ник. – Я просто показываю ей, что с ней будет. Уж лучше заранее испугаться, все понять и, не натворив глупостей, преспокойненько жить припеваючи, чем наделать их и потом выть.

– Ну, это хорошо. Но, вишь, как ей хуево стало! – примирительно сказал Кумар. Пускай она дернет немножко.

– Ну, это дело хорошее, – эхом отозвался Ник. – Я бы тоже не отказался дернуть.

– Ну, так и быть! – с этими словами Кумар опустошил папиросу «Беломорканала» и наполнил ее смесью табака и еще какой-то темно-зеленой пахучей травы. Осторожно нагребая тонкой стенкой папиросы эту смесь, он потом легонько постукивал задним, более толстым концом ее по столу. Так постепенно трава уплотнялась и набивалась по-новой, пока не получилась плотно набитая папироса.

Кумар прикурил и затянулся пару раз. Глубоко вдохнув, он задержал дыхание, а затем поднял голову и выпустил дым. Затем затянулся Ник.

Ох! Хорошая травка! – произнес он, выпуская дым изо рта.

– Чуйская! Настоящая! – через пелену дыма произнес Кумар. – Пусть теперь она дернет!

Ник протянул папиросу Рыбе. Та, не зная, что делать, уставилась на тлеющий огонек папиросы.

– Да ты не на тот конец смотришь! – весело расхохотался Кумар. – Сразу видно – никогда не курила!

Рыба робко взяла папиросу в руки и осторожно сделала одну затяжку. И тут же закашлялась от непривычного ощущения в легких.

Оба неформала засмеялись над ней.

– Это тебе не в тапки срать, – сказал Ник.

– И не письки воробьям показывать, – добавил Кумар. И оба еще громче захохотали.

Рыба затянулась еще раз, и ей стало необычайно весело. Ни с того ни с сего, показывая пальцем в пространство.

– О! Вот уже хорошо зацепило! – засмеялся Кумар. – Пока ей хватит.

Сигарету из ее рук незамедлительно изъяли. Она и не сопротивлялась. В этот момент ей было как никогда весело и хорошо! Она была наполовину в одном измерении, наполовину в другом.

Да, хорошо, когда в первый раз пробуешь, – добавил Ник. – Сразу вставляет. А когда уже долго смолишь, то привыкаешь. Я ей немного завидую. Во как веселится!

Рыба в это время испытывала состояние, радости и восторга, переполнивших ее изнутри. По какой-то непонятной причине она хохотала до изнеможения.

Кумар и Ник, увидев это, стали ей показывать палец. Смех стал настолько сильным и необузданным, что она чуть не задохнулась.

– Ну, все, все, все! Успокойся! Все хорошо! Все хорошо! – подражая медбрату в психбольнице, сказал Кумар. Затем он взял Рыбу за руку и уложил ее на диван. А затем укрыл мягким пледом. Вязок не понадобилось.

Лежа на диване, Рыба долго разговаривала сама с собой, что-то рассказывала, смеялась как ребенок. А затем стала затихать.

– Вот видишь, как человеку хорошо с самим собой! И оппонент ему не нужен и собеседник. Лафа! И смеяться он может без всякого повода, – наставлял Кумар. – Это люди сами повод придумали: над чем можно смеяться, а над чем нет. А источник смеха внутри нас. Убери личность, убери повод, и ты будешь смеяться и радоваться сам по себе, без всякого разрешения на то. Еще говорят: «смех без причины – признак дурачины». Это все вранье. Все это специально придумали, чтобы человек как робот на все реагировал: в одних ситуациях радоваться, в других плакать. Но все это рабство! Ты как запрограммированный робот должен однотипно проявляться, и бояться при людях проявиться так, как тебе хочется.

– А знаешь, какое любимое место в доме у человека? – спросил Ник.

– Ванная, – не раздумывая сказал Кумар.

– А как ты догадался? – удивился Ник.

– А тут и догадываться не надо, – как само собой разумеющееся произнес Кумар. – В ванной ты можешь быть самим собой. Ты можешь там закрыться, и никто тебя там не увидит. И ты можешь проявляться, как тебе вздумается. Можешь раздеться догола, и никто тебя не осудит. Ты можешь кривляться и строить рожицы в зеркале, или разглядывать свои зубы. Ты можешь часами лежать в теплой воде, пуская мыльные пузыри, можешь сам с собой заняться любовью, можешь разглядывать себя и видеть таким, какой ты есть реально, без прикида. Одним словом, ты можешь быть самим собой.

– Вот, например, сейчас она, – сказал он, указывая пальцем на Рыбу, беззаботно разговаривающую сама с собой, и хохотавшую, непонятно над чем. – Ей сейчас несказанно хорошо. Потому что она не думает, как ее оценят, что о ней скажут, энергия свободно изливается из нее и ей от этого хорошо. Ей не нужно надуманное счастьице, для которого у нее будет целый список: муж, семья, дети, квартира, машина, дача, гараж, третье, пятое, десятое…

Она счастлива сама по себе, без всех этих условностей. И ей просто хорошо. Потому что истинное счастье не нуждается в таком большом списке условностей.

– Да, браток, неслабо ты шаришь! – подбадривающе хлопнул по плечу Кумара Ник.

– А как же! Да я уже докторскую могу на эту тему защищать. А знаешь, почему?

– Почему? – нетерпеливо спросил Ник.

– А потому что травка меня уже многому научила. Пыхнешь – и сразу все становится ясно. Ничего, оказывается, искать не надо. Все уже находится внутри нас. И радость, и счастье, и блаженство. Да ты представить себе просто не можешь! А вся эта внешняя мишура, мышиная возня с семейкой – это все лажа, обман, чтобы люди тупо ишачили и больше ничего!

– Да, я тоже так считаю! – уверенно произнес Ник. – Мне семейка на хуй не нужна. Я и так без нее великолепно живу! Не то, что это стадо баранов, которое пожизненно мучается и само не может понять, почему. Все им кто-то виноват: то Горбачев, то Ельцин, то царь, то Бог. А виноваты на самом деле они сами, потому что слушали свою дуру мать, и слово в слово хотели делать так, как она учила, и сделали себе! Ох, и свиньи же тупые! Уроды жизни! Урлота!

– Верно гутаришь! – радостно отозвался Кумар. – Будь один, если хочешь быть молодым. И оба весело расхохотались.

Каким-то непостижимым образом Рыба все слышала, что они говорили и запоминала все это, а, с другой стороны, она видела нечто необычное и прекрасное, что заставляло ее так безудержно веселиться. Лежа на диване, она хохотала и разговаривала сама с собой.

– Давай у нее что-нибудь спросим, – предложил Кумар. – Может, что умное скажет?

– Давай, все равно нечего делать, – согласился Ник.

Оба осторожно подошли к ней, соображая, что же делать дальше.

– Рыба! Рыба! – обратился к ней Кумар. – Скажи нам истину.

Ник тихонько похихикивал рядом.

– Ух, ты! – прикололся Кумар. – А скажи нам Рыба, что правит всем миром?

– Пустота, – сказала Рыба, и залилась безудержным смехом.

– Во дает! – завелся Кумар. – А скажи, что меня ждет в будущем?

Вместо ответа Рыба продолжала идиотски хихикать, катаясь по дивану, и срывая с себя плед, которым накрыл ее Кумар.

– Тихо-тихо-тихо, – стал успокаивать ее Кумар, – все хорошо, все хорошо. Успокойся, не надо нервничать. Ведь все в порядке. Отдыхай!

Реагируя на интонацию голоса, Рыба затихла, затем сладко зевнула и провалилась в глубокий сон.

– Как ей сейчас хорошо, – сказал Кумар.

– Ей-то хорошо! А нам что делать? – отозвался Ник. – Хоть волком вой.

– А что такое? – спросил Кумар.

– А то, что она отрубилась, а у меня уже завставало. Что я теперь буду делать?!

– А! Вот ты про что! Ну, это не беда! – успокоил его друг. – Девчонок мы тебе в один раз оформим. С этим проблем нет.

– А я уж было думал шмар снимать. Да уже поздно. Вот и занервничал.

– Не переживай. Сейчас мы кое-куда звякнем и дело в шляпе.

Кумар проказливо потер руки и пошел к телефону. Набрав номер, он пригласил к себе в гости двух девчонок, и уже через полчаса началось активное веселье, продолжавшееся до двух часов ночи.

Наутро Рыба проснулась от яркого света, залившего комнату. Сладко потянувшись, она села в постели, с трудом соображая, где она и что с ней происходило до этого.

Состояние было такое, как будто остатки травы еще не выветрились у нее из головы. Она с невероятным усилием вспомнила, что вчера ей дали закурить, и после этого она поплыла, а что было дальше?..

«А что это валяется у нее под ногами? Ба! Какая-то девка. Откуда она взялась? А это еще кто рядом с ней примостился, свернувшись калачиком? А, это Кумар, а где же Ник?» – промелькнуло молнией в ревнивой башке.

С остервенением она стала метаться по всей квартире и без труда нашла в другой комнате Ника, лежащего в обнимку с какой-то девчонкой. Оба сладко спали.

Как растревоженная кобра, Рыба набросилась на ни в чем не повинных людей и сорвала с них одеяло. Оба проснулись и с удивлением уставились на нее.

– Так вот ты, оказывается, как со мной поступаешь! – задыхаясь от ревности, кричала Рыба.

– Рыбуля, успокойся, я сейчас тебе все объясню, – начал Ник. – Понимаешь, ты вчера так накурилась, а я, понимаешь…

– Я все понимаю! – выкрикнула психованная дура и в следующий же миг бросилась к двери.

– Стой! – неожиданно сказал Ник, хватая ее за руку. – Мне нужно кое-что тебе сказать…

– Я ничего не хочу слышать! – в бешенстве выкрикнула Рыба и, выдернув свою руку, уставилась на Ника.

– А, ну, раз не хочешь, – тут же сменив свое настроение на холодно безразличное, произнес Ник. – Тогда гуд-бай!

Рыба схватила свои вещи и выскочила на улицу. Рыдая, она проходила мимо безразличных прохожих. Всем было на нее абсолютно наплевать. Своим ревом она вызывала у большинства удивление, а у некоторых – и желание поиздеваться над ней.

Благодаря своей глупости она оказалась одна в чужом городе, никому не нужная, без денег, крова и еды. Сама не зная куда, она неслась по улицам, не разбирая дороги. Один раз она даже чуть не попала под машину. Благо водитель свернул в сторону.

Вот до чего ее довела проклятая погань. К деньгам, материальному благополучию она внушала ей безразличие, а к бомжам, выродкам, зэчью, проходимцам она внушила ей нестерпимую жалость. Вплоть до самоубийства.

И вот жертва всех этих внушений, весь день мотаясь по городу, совсем выбилась из сил и, не зная, что же ей теперь делать, тупо рухнула на скамейку, чтобы чуть-чуть подумать.

«АУКЦИОН».
ИЛИ НЕ ВЕЗЕТ – ТАК НЕ ВЕЗЕТ!

Обессиленная, голодная и отупевшая от безысходности, Рыба сидела и думала:

«Куда же мне податься теперь? На дворе уже вечер, а там уже и ночь не за горами. Где я буду ночевать?»

Это была первая конструктивная мысль, пришедшая ей в голову.

«С Ником все было спокойно. Каждый день он мог найти какое-то жилье, всегда было, что поесть. Она ни о чем не думала, не беспокоилась. А что теперь делать. Все-таки, как он ни гулял, о ней он всегда мог позаботиться.

А может, опять вернуться к нему? – возникла в ее голове спасительная мысль. – А как же найти дорогу назад? Забыла. Но ведь там она… Нет! К нему я не вернусь больше никогда! – тут же отринула эту мысль уебищная дура. – С таким бабником я больше не хочу иметь ничего общего! Надо же! При мне и с другой женщиной!»

И, с остервенением вскочив со скамейки, пошагала по направлению к Невскому. Там она надеялась найти каких-нибудь тусовщиков и вписаться у них на «найт».

***

 

Оказавшись в толпе разношерстных тусовщиков, Рыба немного растерялась. В таком наплыве людей она не была с тех пор, как побывала в последний раз на Арбате.

В принципе, Невский ничем не отличался от Арбата. Только был чуть-чуть попросторнее. И город был другой. А так, ничего нового: те же художники, среди них были и те, кто за одну минуту могли вырезать профиль человека, те же музыканты, те же гадатели, хиппари и панки. Рыба почувствовала себя снова в своей среде. Подойдя к тусовке волосатых, она решила втереться в нее, чтобы найти возможность хоть куда-то вписаться. Волосатики прикалывались, обсуждая последний питерский рок-фестиваль.

– Ебсель-мопсель! Кого я вижу! – раздался за ее спиной радостный крик. – Рыба, ты ли это?!

Рыба резко обернулась и увидела перед собой Людку. Радости обеих не было предела! Обе бросились в объятия друг другу, визжа, крича на всю улицу, распугивая сонных прохожих.

– Людка! Привет! Ты откуда? – орала Рыба.

– Да я давно уже тут тусуюсь! – А ты-то как?

– Я вот с Ником Рок-н-роллом познакомилась… – выпалила Рыба и тут же осеклась и замолчала. – А ты немного изменилась.

У Людки волосы были уже обесцвечены. Сбоку и сзади висели неизменные длинные пряди, а остальные волосы были коротко, по-мальчишески, подстрижены. Людка сильно загорела и теперь ее лицо в контрасте с волосами выглядело как негатив.

– А ты знаешь, я хочу тебе сообщить по секрету, – заговорщическим тоном сказала Людка. – У меня скоро будет ребенок.

– Как? У тебя? А отец-то кто? – удивилась Рыба.

– А это и неважно – я ведь для себя рожаю, – с фанатичной радостью твердила Людка.

– Одна? – ужаснулась Рыба. – Но ведь это очень тяжело! Да зачем это тебе? Погуляла бы еще!

– Да сколько можно гулять?! Мне ведь уже двадцать четыре года! Пора уже. А то потом поздно будет!

– А не страшно одной?

– Да чего тут бояться. Я ж ведь для себя рожаю, чтобы быть счастливой! – тупо долдонила стеклоглазая зомби.

– А отец-то кто? – поинтересовалась Рыба.

– А хиппарь один. Ну, лидер, в общем, – махнула рукой Людка. – Да он и не знает об этом, я ему даже и не сказала об этом.

– Как, отец и даже не узнает о своем ребенке?

– А зачем все это? Мавр сделал свое дело – мавр может удалиться, – пошутила она.

– Ну, ты даешь, Людка, – ошарашено вылупилась Рыба.

– Знаешь, Рыб, – скучающим голосом сказала Людка, – среди мужиков я не нашла того, который соответствовал бы моему идеалу или сделал бы меня счастливой. Я долго училась в партшколе и понасмотрелась на этих говнюков выше крыши! А вот ребеночка я для себя рожу, буду о нем заботиться!

Людка мечтательно базлала, поглаживая свой еще даже не выпирающий животик. И она даже не подозревала, в какую же глубокую жопу стремится залезть.

Во-первых, роды – это жутчайший стресс для всего организма. Выпадающие зубы и волосы, варикоз и токсикоз, бесчисленные разрывы и растяжения. А затем, после рождения ребенка – бессонные ночи, отказ от всех интересов и увлечений, деградация. А во многих случаях – и помешательство. Все это от нее скрыла погань, чтобы специально заманить ее в западню и сделать бессмысленным придатком к ребенку. Сделать ее тупой курицей– наседкой. Вот и все!

– Ну, смотри, Людка, как хочешь! – махнула рукой Рыба и не стала ее отговаривать. – А куда бы нам сегодня вписаться? Ты не знаешь?

– Да есть тут одно интересное место, – оживилась Людка. – Я тут недавно с директором питерского рок-клуба познакомилась.

– О! Вот это круто! – обрадовалась Рыба. – А когда мы к нему пойдем?

– Да хоть сейчас, – воскликнула Людка. – В случае чего, если его не будет дома, я тут еще одну тусовку знаю, где можно вписаться.

На том и порешили.

Далеко идти не пришлось. Директор рок-клуба жил неподалеку, в центре города. Войдя в подъезд, подружки без труда нашли нужную квартиру и осторожно позвонили в нее.

Раздался мелодичный приятный звонок. Подружки замерли в напряженном ожидании. Через полминуты им открыл невысокого роста человек с русыми недлинными волосами, одетый в объемную, ничем не выделяющуюся одежду, оглядел их с ног до головы и недоверчиво спросил:

– А вам кого?

– А мы к вам, – простодушно ответили подружки.

– Нам ваш адрес Егор Летов дал, – своевременно вставила Людка.

– А, Егор, – немного ослабив напряжение, сказал тот, – ну, тогда проходите. Как он там?

– Да он ничего, – оживилась Рыба. – Он хотел свой концерт панковский на 1-е мая сделать перед работниками КГБ.

– Ух, ты, дает! А он не боится?

– А он, похоже, ничего не боится. Ему все похуй.

– Молодец! За это уважаю! – произнес директор. – Ну, а вы проходите, девчонки. У меня тут Капицца сидит. Вы как раз вовремя!

Хиппушки вошли в большую комнату, в которой, несмотря на светлое время суток, были наглухо задернуты все шторы. Подружки не сразу разглядели, что в ней находится. Но вскоре уже стали различать далеко не скромную обстановку в комнате. Все здесь было оборудовано по последнему слову моды и техники. Да и сам директор не был похож на простака. Его светлые глаза были очень циничными. По всей видимости, на все в жизни он смотрел просто и реалистично. Никаких признаков пребывания в квартире жены или выпиздыша не существовало и в помине.

Но что это?! На шикарном кожаном диване в середине комнаты разлегся какой-то длинный человек. А они его только сейчас заметили!

– Имею честь представиться, – поднялся он с дивана, – я Гаркуша. Он же – Кaпицца или Капицца.

– Что? – Не въехали сразу подружки.

– Гаркуша. Группа «Аукцион». Слышали? – немного обидевшись, спросил он.

– А! «Аукцион»! Ну, конечно же, как не слышали?

Это же такая знаменитая группа! – воскликнула Людка. – Так вы и есть основатель этой группы?

Гаркуша был немного польщен и задрал нос:

– Я – солист этой группы! Прошу любить и жаловать!

И с этими словами он, вихляясь, раскланялся и приблизился к подружкам. Те восхищенно смотрели на него во все глаза. Надо же (так близко увидеть еще одного кумира), об этом они даже и не могли мечтать!

Гаркуша был высокий, тощий, на голове у него творился беспорядок, а на длинном туловище красовалась майка с фотографией его рок-группы и надписью «Аукцион».

– Очень рады вас видеть! – любезно произнесла Людка.

– А не хотите ли посмотреть видеозапись? – утрированно галантно произнес Гаркуша.

– А у вас еще и видик есть? – удивилась Рыба.

– А как же! У нас все есть!

С этими словами Гаркуша утопил в гнезде видика кассету и врубил телек.

Две совковские урлы, видавшие видик лишь пару раз в своей жизни, с радостью уставились на телеэкран. Позор! К своим годам они кроме съездов и «С легким паром» по ящику ничего не видели!

Рыба с Людкой уселись в мягкие кресла и воззрились на экран. На телеке замелькал ебальник Гаркуши, а затем и вся его группа появилась собственной персоной. Музыканты лабали во всю мощь. Гаркуша, извиваясь на все лады, пел песню:

– Ну, как, вам нравится? – спросил директор, подсаживаясь поближе к девчонкам.

– Здорово! – восхищалась Людка. – А камера тоже у вас имеется? Это вы сами снимали?

Оба рокера посмотрели на нее так, как будто она с Луны свалилась, а затем оба ехидно захихикали.

И действительно – такая вопиющая безграмотность могла шокировать любого нормального человека.

После инцидента Людка заткнулась, зачморилась и сидела, как молчаливая рыба.

А тем временем камеру навели на зал, где бесновалась публика. В кадре замелькали лица девчонок, горячо сопереживающих выступающим.

– А вот и наше бабье! – вульгарно кривляясь, произнес Гаркуша. – О, как много их!

Эта фраза сильно покоробила закомплексованную мамочкину дочку – Рыбу. И она поморщилась.

– Во! Смотри, – веселился Гаркуша, – вот эту мы недавно ебли! Помнишь?

Директор согласливо кивнул и глумливо расхохотался.

– И вот этих мы недавно ебли, – продолжал паяц, тыча пальцем в радостную рожу девахи в расписных джинсах.

– Ха-ха-ха! – весело заржали оба.

– И еще вот этих. И этих! И еще вот тех!

Оба прикалывались, ржали и старались получше в толпе рассмотреть этих баб.

– Это все – наши бабы! – подливал масла в огонь Гаркушиного самомнения директор. – Вишь, как тащятся! Во как прутся! Аж скоро кончут!

Людка с Рыбой притихли, шокированные таким отношением, и замолчали. Мамочкины оценки во всю стали работать в их безмозглых башках.

Гаркуша вел себя так, как будто весь мир должен рукоплескать ему и валяться у его ног.

Прикалываясь и глумясь, он стал искоса поглядывать на Рыбу с Людкой. Те не могли сразу же въехать, в чем же дело.

– Да, все бабы должны быть моими! – весело глумясь, бесился Гаркуша.

– Можешь не сомневаться в этом, – подбадривал его директор, – и чем скорей, тем лучше.

И оба еще более откровенно стали поглядывать на хиппушек.

До них с трудом стало доходить, о чем же, собственно, идет базар.

– Все бабы будут моими! – балдел Капицца, – ну, а вы-то что?

Тут он повернулся к девчонкам и стал перед ними выпендриваться на все лады.

Наконец-то до них, как до утки на третьи сутки, дошло, чего же от них хотят.

За все в этой жизни надо платить, а тем более, за встречу с такими людьми, как директор Питерского рок-клуба и солистом известной группы «Аукцион», Гаркушей. А от хиппушек, по существу, требовалась такая малость!

Рыба вскочила с кресла и одним прыжком оказалась рядом с Гаркушей и стала вместе с ним извиваться в такт музыке и весело подпевать.

Тот воспринял это как знак восхищения им и, «распустив крылья», стал выпендриваться еще больше. Рыба, подтанцовывая вместе с ним, медленно и плавно подплыла к нему.

Гаркуша стал делать руками непристойные движения, как будто готовился вот-вот совокупиться с ней. Рыба приблизилась к нему еще ближе и вдруг, в самый неожиданный момент, схватила его за нос и стала тянуть его вниз.

Оторопевшая «звезда» не могла сходу врубиться, что же происходит. А Рыба, потешаясь как ребенок, таскала его из стороны в сторону.

Гаркуша сильно растерялся и, не зная, что ему теперь делать, бессмысленно стоял среди комнаты. То ли неожиданность, то ли интеллигентное воспитание родителей не давали ему проявиться агрессивно.

Тем временем Рыбе понравилось это занятие, и она стала еще сильней теребить «звездный» нос.

В дело вмешался директор:

– Послушай, так нехорошо делать! Ему это может не понравиться, –осторожно сказал он.

– Ну и что, а зато мне так нравится делать! – веселясь как ребенок, ответила Рыба. Безудержное веселье стало разбирать ее.

Гаркуша смертельно обиделся, весь покраснел. Было видно, что ему очень больно, но что-либо сделать он не мог. На смену напыщенной личности выступила его чадосовская беспомощная сущность.

– О! Смотри, что там показывают! – показал директор на экран.

Рыба отвлеклась, на секунду забыв о своем занятии, и бедный измученный Гаркушин нос выскользнул из ее рук.

«Звезда» с помятым и покоцанным видом, синюшным носом шарахнулся в противоположный угол комнаты, ожидая других непредсказуемых действий со стороны Рыбы.

– А ты знаешь, меня в школе учили, что старших надо уважать! – с иронией в голосе сказал директор.

– Да, надо, – механически повторила Рыба и немного оробела. Она, как всегда, действовала необдуманно и не ожидала, что так обидит Гаркушу. Наступило напряженное молчание.

– Ну, ладно, – фамильярно бросил директор, – извиняться не нужно. Это все формальности. Будем считать, что ничего не произошло.

Девчонки согласливо закивали головами.

– И чтобы вас вообще здесь не было, – так же неожиданно, как и начал, завершил директор.

Подружки переглянулись. Такой резкой развязки они не ожидали. Тем более что они рассчитывали вписаться на ночь. А их теперь выставляют на улицу.

– Не будем задерживать друг друга, – настойчиво и мягко сказал хозяин. – Мы хорошо провели время! Не правда ли?

И тут он повернулся к покоцанному Гаркуше, который целиком был поглощен своим носом, и еле сдержался, чтобы не прыснуть со смеху.

Чтобы не накалять обстановку, подружки тихонько встали и попятились к выходу.

– Счастливо оставаться! – выдавила из себя на прощанье Людка.

Рыба виновато пожала плечами и тоже вышла. Все это время директор спокойно и строго смотрел на них немигающим взглядом и многозначительно молчал. У него не было однозначной реакции. Ему было и смешно над зазнайкой – Гаркушей, и над этими двумя дурами, которые так бездарно просрали такую возможность быть с ним.

Дверь квартиры закрылась и две идиотки оказались опять на улице, на ночь глядя, одни в чужом городе.

Но самое страшное было даже не в этом. Самое страшное было в том, что погань научила Рыбу не ценить возможность быть с нормальным человеком, а ценить любого подзаборного пьяницу, который первым подойдет к ней и спьяну пробуровит три «волшебных» слова. И с ним она должна была просидеть до конца своих дней. Погань даже не научила отличать нормальных людей – директоров, начальников, продюсеров от дурачья, пропитух, босоты, зэков. Для ебанушки-Рыбы все было едино. Она также не знала, где находить нормальных людей, где они вообще находятся. А просто так, непонятно где, Рыба должна была наткнуться на свое «счастьице». Она не знала, что к нормальному человеку она должна идти сама, не дожидаясь, что он сам первый подойдет к ней. Она должна за нормальным мужиком в буквальном смысле слова следить, изучая все его повадки, манеры и привычки, а затем начинать охоту. И отлавливать, как редкого породистого зверя. А затем приручать. Но все это для чего? Не для мамочкиной поебени, не для сентиментальных чувствишек, отношений или семейки, а для того, чтобы хорошо жить. Иметь все, что она захочет. Чтобы не работать, живя за чей-то счет. Отдыхать всю жизнь! Жить для себя, в свое удовольствие!

Если мужик нормальный, то нужно пристраиваться к нему, ведь у него есть деньги. И не малые. А значит, нужно быть его любовницей. Но ни в коем случае не женой! Это слишком обременительно и тяжело.

Познакомившись с самим директором рок-клуба, да еще не какого-нибудь, а Питерского, Рыба могла получить великолепную возможность пробиться на сцену, начать активно петь, выпускать свои пласты и кассеты, а потом и диски. Она могла прославиться, обрести кучу поклонников, большие деньги, а значит, и свободу от нищенского существования.

Но вместо того, чтобы цепляться руками, ногами, зубами, всем, чем угодно, за таких людей, угождать им, подстилаться под них, Рыба повела себя как последнее ничтожество. А ведь точно так же Рыба могла начать дергать за нос и самого директора! Ведь ей все люди были едины, все равны! Так ее научила ее мать. Она вырастила ее полным ничтожеством, не способным выжить в таких простых условиях.

Но зачем? Почему она так сделала?

А для того чтобы Рыба выросла полным говном и только и делала, что батрачила бы на дядю, выращивала засранца-выпиздыша и обслуживала мужа– алкаша. Мать – вот корень всех несчастий и бед! Именно она сделала Рыбу такой неудачливой. Обрекла ее на тысячу несчастий. Якобы желая ей «счастья», она сделала ее обреченной на бесконечное горе! Вот какую свинью подложила всем погань!

 

***

 

– Селена! Селена! Ты сегодня суп сварила? – раздался в тишине голос погани.

– Да, сварила, мамочка! – проблеяла овца.

– А чай приготовила? – гундосила погань.

– Да, конечно, – беспрекословно отвечала овечка.

– А уроки ты выучила? – не унималась крокодилица. – Какие у тебя оценки?

– Да, да, я все выучила. А оценки у меня – четверочки и пятерочки, – отвечала зомби.

– Ну, молодец, дочь. Хорошая ты у меня растешь! Рыба самодовольно осклабилась. Положительная оценка грела ее центр удовольствия. И от этого она усердно становилась зомби.

Погань стала снимать с себя нарядное платье, смывать макияж и расчесывать волосы. Напоследок она сняла все украшения и стала похожа на бледную старуху.

– Мам, почему ты на работу всегда такая красивая ходишь, а вот дома – не очень, – спросила любознательная дочурка.

– Да вот, думаю, может, найду еще мужа себе, вот и хорохорюсь, – беспечно ответила погань.

– Ну и как? Нашла?

– Да кого там найдешь? В нашем институте – одни бабы. Один только мужик на весь наш отдел – это начальник отдела – Ефим Моисеевич.

– А он женатый? – выпалила любознательная дочурка.

– Да, женатый. А тебе какое дело?! – резко переменилась поганая.

– Да просто я думала, у меня папа будет.

– Э! Да какое там! У нас уже все мужики разобраны, – махнула рукой старая дура.

Минуту назад она рассуждала о том, что хочет найти папу в семью, а сейчас уже по-другому запела. Ох, и шизофреник же!

– Зато ко мне сегодня тятя приставал.

– А кто это? Тятя?

– Это директор нашего института. Морозов.

– Ну и что? Ты согласилась?

– На что согласилась? – опешила погань.

– Ну, стать его женой.

– Во-первых, у него уже есть жена, а во-вторых, он в своем кабинете у себя такое вытворяет! – Поганая застыдилась и вся раскраснелась.

– Мам! Мам! А что он вытворяет?

– Ну, это тебе еще рано знать, – отрезала она.

– А когда будет не поздно, в пятьдесят, что ли? Мне ведь уже пятнадцать!

– Ну, он всех красивых женщин к себе в кабинет приглашает. И меня вот тоже.

– А зачем он это делает?

– Ну, тебе еще рано об этом знать.

– Ну, мам, ну, я тогда с тобой разговаривать не буду, – надулась дочка.

– Ну, я не знаю, как тебе об этом сказать… ну, в общем, он раскладывает этих женщин прямо на столах, прямо на грудах документов и …

– Что и? – вылупилась дочка. – Ну, говори!

– Ну, в общем, он их там, у себя на столах, трахает, – выпалила поганая и заткнулась.

– А что такое трахает? – не унималась любознательная дочка.

– А это я вообще тебе сказать не могу, – отрезала погань.

– Ну, мам… Ну, скажи! – заканючила дылда.

– Это я тебе скажу только тогда, когда тебе будет восемнадцать лет.

– Трахает – это ебет что ли? – неожиданно спросила Селена.

– Никогда не говори таких слов! – разбесилась старая медведица.

– А какая разница, как говорить!

– Большая!

– Ну, трахает, а дальше что?

– А то, что на наш институт давно уже надо красный фонарь вешать! – выла дурища.

– Ну и что?! – отмахнулась Селена.

– А то, что из-за этого у нас появляются такие горе-руководители, как Лена Мамаева.

– А что в ней плохого?

– Да она же тупая, как пробка. У нее среднетехническое образование, а у меня – высшее. И она после всего этого мною руководит.

– А почему? – интересовалась доченька.

– Да потому, что она с Морозовым переспала. И зарплату ей больше назначили. У, шалава! Убила бы ее своими же руками!

– О! Здорово! Всего-то навсего! А может, и тебе также попробовать? – оживилась Селена. – Пусть и тебе зарплату прибавят!

– Ты что! Да ни за что на свете! – разбесилась старая бегемотица.

– А что, я бы, на твоем месте, пошла.

– Не вздумай! Подстилкой быть нехорошо!

Это самое грязное, низкое и постыдное! Если ты будешь так делать, я тебя убью!

Селена опешила от такого натиска. Она замолчала и долго-долго обмусоливала все подробности того, что ей сказала погань. Ничего ровным счетом не поняв, но, сильно испугавшись, она решила, что маму надо слушать. И с тех пор стала расти примерной овцой, строго подчиняющейся своей дуре-погани.

Теперь становится понятно, в кого она выросла такой дурой. Спасибо мамочке любимой за такую «счастливую» жизнь!

 

***

 

Собрав последние гроши, подружки купили билеты на поезд до N-ska, и через несколько дней прибыли в сей славный град. Целью их прибытия было посещение Алтая и знакомство с N-skими тусовщиками.

Резкая перемена обстановки несколько обескуражила подружек (пыльный, грязный N-sk не шел ни в какое сравнение с блистательным Питером), но ненадолго. В родном городе Рыба быстро сориентировалась и вспомнила про тусовку в Чекалде. Прибыв на место тусовки, она там встретила одного только Мурзина, да еще пару молоденьких пареньков, тоскливо околачивающихся подле него.

– Привет, пиплы! – радостно воскликнула она в знак приветствия.

– Чего надо?! – лениво взглянув на подружек, ответили рокеры.

– А мы на тусовку, вообще-то, – чуть сбавив пыл, ответили подружки.

– А ее тут нет, – промычал один пипл.

– А что же здесь? – недоумевали девчонки.

– Тут – производственное собрание, – с издевкой в голосе проблеял другой тусовщик.

– А можно к вам присоединиться?

– А урлота у нас тусуется теперь со «студией-8», – также недружелюбно ответили рокеры.

– А что это такое, «Студия-8»?

Тут в разговор вмешался сам Мурзин, дабы смягчить создавшееся напряжение:

– «Студия-8» – это Сергей Бугачев с несколькими группами, отделившимися от рок-клуба.

– А это все, что осталось от рок-клуба? – съязвила Людка, указывая на двух рокеров.

– Ну, почему же? Просто сейчас каникулы, и мы временно отдыхаем, – оправдался Мурзин.

– А почему именно «восемь»? – не унималась Рыба.

– Потому что изначально Бугачев решил, что вместе с ним уйдет восемь команд.

Их, конечно, ушло меньше. Но потом он подкупил их деньгами, и из-за этого количество групп у него возросло явно больше восьми.

– Вот это да! – восхитились обе хиппушки.

– Ну, это ничего. У нас с осени начнутся концерты. Вы приходите, девчата, у нас будет интересно! – замазывал им глаза Мурзин.

– А «Калинов мост», скажите, тоже к нему ушел? – Не унималась Рыба.

– Ну да, ушел, – развел Мурзин руками.

– И «Страховой полис»?

– И он тоже.

– И «Идея-фикс»?

– И «Идея» тоже, – с невозмутимым видом говорил горе-директор.

– А «Путти»? – еще больше удивились девчонки.

– Ну, «Путти» еще думают. Вроде бы тоже собирались, – уже немного занервничал Мурзин.

– А кто же тогда остался-то?

– Ну «Спид» и еще несколько молодых команд.

– Ха-ха-ха! – рассмеялась Рыба, вспомнив, как докучал Мурзину Мишаня Поздняков. – Ну, с ними вы, конечно, далеко пойдете!

Мурзин обиделся и покраснел, но внешне старался не выказать своих эмоций.

– Слушайте, девчонки, пойдемте сегодня ко мне, – неожиданно вмешался в разговор один из волосатых пареньков.

– А куда это? Где вы живете?

– Да в Сокуре. Мой отец – Женя Иорданский. Может, слыхали?

– Сокур… Сокур… Сокур, – стала напрягать память Рыба. – А это где много-много картин всяких и микрофоны с потолка свисают?!

– Верно. А ты откуда про это знаешь?

– А мне один человек про это рассказывал.

– Какой человек?

– Да Сева Аравин. Альпинист. Он у вас там бывал и даже записывался в вашей студии!

– О, как тесен, оказывается, мир! – обрадовался паренек. – Ну, что, согласны?

– Конечно, согласны! – в один голос ответили хиппушки.

И уже в следующий миг они, помахав рукой на прощание Мурзину, втроем свалили с «Рок-клуба».

Вот, оказывается, как люди проявляются в жизни. Мурзин и Бугачев начинали вместе. И боролись между собой, кто будет главным. И поскольку в коллективе не могут быть два лидера, согласно закону санспсихологии, то рок-клуб разделился на «Студию-8» и то, что осталось от рок-клуба.

Бугачев сумел поставить дело на коммерческую основу, заинтересовал самые перспективные группы и устроил серию концертов. Мурзин же довольствовался только редкими рок-фестивалями, часть денег от которых шла государству, а часть – ему в карман. А музыканты довольствовались лишь «участием в мероприятии».

Бугачев же был не такой. Поставив дело на коммерческие рельсы, он хорошо платил музыкантам. И нищие дотоле рокеры, работающие дворниками и сторожами, смогли хорошо зарабатывать на концертах и не горбатиться «на дядю». Естественно, все нормальные люди переметнулись в «Студию-8», а оставшиеся в рок-клубе перегрызлись между собой, и, в конце концов, он развалился. И хоть Бугачева и называли «продажным», «коммунякой», «кэгэбэшником», он хорошо знал свое дело и спокойно, без всяких амбиций делал его. И за ним пошли люди.

Вскоре Бугачев организовал магазин «Мюзикленд», студию звукозаписи и стал снабжать весь N-sk хорошей музыкальной аппаратурой и высококачественными записями.

Вот как, оказывается, по-разному рассуждают и поступают люди. Один теряет все, что имеет, а другой – на пустом месте делает почти невозможное. А разница в том, что Мурзин действовал, опираясь на догмы: «деньги-грязь! Надо все бескорыстно делать, ради идеи, и поэтому он проигрывал. А Бугачев действовал, опираясь на законы бизнеса, и поэтому его дело оказалось выигрышным.

Мюзикленд процветает и по сей день. Сеть этих музыкальных магазинов продолжает расти. А о рок-клубе и его начинателе уже все давно забыли.

 

***

 

А наши подружки уже катились в вагоне пригородной электрички в Сокур к экстравагантному тусовщику Иорданскому. За окном мелькал равнинный пейзаж, а молодой хиппарь показывал им свои рисунки и ездил по ушам на предмет сюрреализма.

ТАБОР В ОДНОКОМНАТНОЙ КВАРТИРЕ

– Слушай, пипл, как тебя зовут? – не выдержав, спросила Рыба у своего попутчика.

– Меня? Герман! – горделиво поднял голову тот.

– Прикольное у тебя погоняло! – восхитилась Рыба, – а меня Рыба, а ее – Людка.

– Это не погоняло, – обиделся он. – Это мое имя!

– Имя? Вот это клево! А чем ты занимаешься, Герман? Ты хиппарь?

– Я – художник! – не менее горделиво ответил он.

– Художник – это клево. А волосы почему у тебя такие длинные?

– А просто потому, что мне так нравится! – горделиво произнес он, пропуская свои до плеч длинные, черные, вьющиеся волосы между пальцами.

Вид у него был экзотический. Одет он был в потертые джинсы с бахромой понизу и драными коленками, обветшалую майку, на ногах красовались кожаные сандалии.

Узловатые руки с длинными пальцами были увешаны множеством разноцветных феничек из бисера и кожи и напоминали пеструю мозаику. Черные, вьющиеся до плеч, волосы придавали его лицу женоподобный вид. Но если вглядеться в его лицо со светлыми самодовольными глазами, сложенными в узкую полосочку, с хитрецой, губами, и неопределенным носом, то можно было понять, что перед тобой – форменный шизоид с проблесками таланта.

– Вот мои картины! – самовлюбленно заявил он и открыл обычный альбом для рисования.

На каждой странице была черной ручкой нарисована какая-то абстракция, похожая на каракули ребенка лет пяти.

– Ух, ты! Что это такое? – прикололась Людка.

– Это мой сюрреализм! – гордо заявил Герман.

– А в цвете не пробовал? – спросила Рыба.

– Нет! В цвете – нужно особое состояние, а мне на это пока не было потока, – мистично прошептал он и оглянулся по сторонам .– А к тому же, если раскрашивать эти картинки, а не рисовать новые, то все испортится.

– Что испортится? – не въехали подружки.

– А, ну что вы не понимаете?! – стал нервничать Герман. – Я эти картинки рисую, когда песни «Г.О.» слушаю. Они мне такое состояние дают.

Видя его детское поведение, Рыба решила его называть не Герман, а Херман.

– Вот это да! Никогда не думала, что такое получится.

– А это я недавно рисовать начал! Я скоро буду рисовать лучше, чем Сальвадор Дали! – закончил Херман и высоко задрал нос.

Подружки недоуменно переглянулись, пожали плечами и не нашлись, что сказать.

Неожиданно придурок вскочил и побежал в другой конец вагона. Подружки тоже подскочили и побежали за ним. Пугливо озираясь, Херман спрятался между вагонов и стал в окошечко поглядывать, не идет ли кто за ним. Дверь вагона распахнулась, и он увидел двух хиппарок, преследующих его по пятам. Вначале он приготовился к бегству, но когда до него дошло, что это они, он немного расслабился и тут же наступил в какашку, оставленную, по-видимому, для него. Поскользнувшись, он еле удержал равновесие, чтобы не плюхнуться задницей в вонючее месиво.

– Послушай! Куда же ты? Подожди! – кричали подружки. – Ты что, ненормальный что ли, что так бегаешь?

– Сами вы ненормальные, – огрызнулся Херман, стряхивая говно с сандалий. – Там контролеры, а у нас нет билетов! Ни у кого!

– А долго еще надо ехать? – поинтересовалась Людка.

– Да еще пол-остановки!! – отчаянно выкрикнул Херман.

– А что теперь делать? – приуныли подружки.

– Бежать! – с фанатичной уверенностью произнес он.

– Ну, тогда побежали!

Подружки, осторожно переступая, чтобы не вляпаться в дерьмо, последовали за Херманом в другой вагон.

Троица молнией пронеслась по полупустому вагону и скрылась в следующем тамбуре.

Дремавшие пассажиры, почуяв запах говна, мигом оживились и завертели головами, дабы найти объект, нарушивший их сон, и увидели троих странного вида людей.

Но не успели они опомниться, как трое смылись в тамбур. Не зная, что делать дальше, мыши вновь стали погружаться в сон. Но ненадолго. Следом в вагон вломились разгневанные контролеры. Они тоже по неосторожности наступили в говно, и теперь разносили зловонный запах, по новой терроризируя бедных пассажиров.

– Где они? – возопила толстая контролерша.

– Кто? – недоуменно спросили пассажиры.

– Эти трое, три девчонки!

– Мы не видели девчонок, – отозвался молодой паренек.

– Не обманывайте! Мы только что видели их в предыдущем вагоне. И они побежали сюда!

– Но, позвольте, там были две девушки и один пацан, – возражал тот же парень.

– Нет, они все были парнями, – возразила толстая тетка с корзинкой, – а у одного были волосы до пояса. Надо же, как современная молодежь распустилась! Вот в наше время…

– А мне все равно, парни они были или девушки, – вмешался мужик с тяпкой в руках и задрипанном спортивном костюме, – но от них от всех воняло говном. Идите, разберитесь с ними, они все трое вон в том тамбуре прячутся!

Контролеры незамедлительно двинулись в указанном направлении.

А тем временем «святая троица» стремилась прорваться в следующий вагон. Херман со всей силы дергал ручку двери, но она никак не хотела открываться. В отчаянии Херман задергал ее еще сильнее, но результат был тот же.

– Что делать?! Что ж делать?! – в панике закричал он и стал со всей силы долбиться в дверь.

Людка смотрела в окно вагонной двери и, увидев приближающихся контролеров, предупредила Хермана. Он забарабанил руками и ногами и задергал ручку еще сильнее.

В тот миг, когда он потянул дверь на себя, она без всякого труда распахнулась, и из нее вышел здоровенный машинист в железнодорожной форме и гневно произнес:

– Тебе чего надо! Давно по шее не получал?!

Херман мгновенно отшатнулся и забился в дальний угол. Поезд медленно начал тормозить.

Тут из других дверей вывалились контролеры и нос к носу столкнулись с машинистом.

Помедлив немножко, они увидели девчонок, а за ними и самого Хермана.

Неожиданно двери распахнулись, и Херман кубарем вывалился из вагона под ноги ошалевшим бабкам.

Подружки рванули за ним, но проворная толстая контролерша схватила Людку за рукав.

– Держи безбилетника! – кричала толстая корова.

Но не тут-то было! Людка применила ловкий прием, которому ее обучили в школе тай-чи, и выскользнула прямо из рук неповоротливой телки. Та по инерции рванула за подружками, но выходить из вагона побоялась.

Трое, отделавшись легким испугом, отбежали в сторону и оказались в зоне безопасности. Рыба на прощанье повернулась и, сделав контролерше «фак», побежала прочь от толстой каракатицы.

Толпа оголтелых дачников затолкнула тупую дурищу назад в вагон, двери захлопнулись, и поезд покатил дальше.

 

***

 

– Ну, вот мы и дома! – Широким жестом Херман пригласил своих спутниц следовать за ним. – Прошу за мной!

Пройдя пару шагов по какой-то захолустной деревеньке, путники приблизились к одноэтажному строению с двумя подъездами, которое в здешней местности считалось «элитным». Во дворе дома красовались два сарая для угля.

Херман юркнул в подъезд. Подружки последовали за ним и тут же оказались в темном коридоре и с разбегу чуть не снесли умывальник, под которым стояло помойное ведро. Людка слегка пнула его по слепоте своей, и по коридору разнесся специфический запах воды, смешанной с мочой и другими пищевыми отходами.

– Надо быть осторожней, – назидательно произнес Херман. – Подождите, я позвоню.

С умным видом он стал давить на кнопку звонка. Но никакого звука не последовало. Херман стал давить еще сильней, но результат был тот же.

– Эх, черт побери! Свет опять отключили! – выругался он и стал стучать в дверь.

Никто не отвечал. Херман начал барабанить по двери кулаками, как заяц по пню. Гробовое молчание было ему ответом.

– Может, там никого нет? – поинтересовалась Рыба.

– Да есть там. Бабка. Правда, она почти глухая. Надо посильней долбиться.

И тут же он прислонился жопой к двери и начал с неистовой силой пинать ее ногой. Хлипкое творение совковой промышленности закачалось под его нехилыми ударами, штукатурка стала валиться из всех щелей. Казалось, от таких пинков могли проснуться не только обитатели квартиры, но и соседи, а также жители загробного мира.

Но никаких признаков пробуждения не было.

Херман остановился, чтобы передохнуть. От него сильно пахло потом, и он тяжело дышал. Наконец в наступившей тишине послышался голос старухи и шарканье ног:

– Женя! Женя! Это ты? Где ты был? Открой меня. Я весь день ничего не ела!

– Бабушка! Это вы откройте! Дверь-то с вашей стороны закрыта, – парировал Херман.

– Нет. Меня тут заперли. Я целый день сижу дома и очень голодна! – бредила старуха.

– Но ведь закрыто-то с вашей стороны! – не унимался Херман. – Бабушка, не сходите с ума! Откройте, пожалуйста.

– Я тебе не бабушка! Как ты посмел так обозвать свою мать, Евгений! Не дури! – бесилась старая маразматичка.

– Я не Евгений! Я Герман. Я не сын вам, а ваш внук, – спорил он с ней.

– Вы – грубиян! Вы меня оскорбляете! – выебывалась выжившая из ума старуха. – Я больше не хочу с вами разговаривать! Пойду вызову милицию!

С этими словами бабка зашаркала назад в комнату. Дверь так и осталась закрытой.

Естественно, никакого телефона у Иорданских дома не было, а если бы и был, то это дело не меняло, так как в доме уже неделю не было света.

– Что же делать?! Что же делать?! – мучительно думал Херман. – Не толочься же нам на улице!.. Эврика! Придумал! Надо залезть в окно в кухне. Оно сегодня было не заперто! Пошли за мной!

Херман пошел к выходу, подружки – за ним следом, стараясь не сбить в темноте помойное ведро.

Выбежав во двор, они обогнули дом и через огороды пробрались к заветному окну.

Херман осторожно взобрался на подоконник, затем снял свои сандалии и, взяв их в руки, спрыгнул на пол кухни. И осторожно, чтобы не шуметь, прошел мимо сидящей в забытьи старухи. Следом за ним стали по очереди залазить девчонки. Людка пролезла более или менее тихо. Однако старуха заподозрила что-то неладное и стала прислушиваться и, услышав посторонние шумы в комнате, она завертела головой с полуслепыми глазами и заквокала:

– Кто тут? Кто тут? Как вас звать?! Кто вы? Кто вы?

Ответа не последовало. Все напряженно замерли в ожидании. Постепенно старуха успокоилась и задремала и отчаянное влезание в окно продолжилось.

Рыба взгромоздилась на подоконник и первым делом увидела безумную старуху, сидящую на кровати у окна и глядящую перед собой ничего не видящим взором. Затем она прицелилась и с размаху бухнулась на пол в полушаге от старухи. Та мигом проснулась и громко закричала:

– Воры! Воры! Грабят! Держи воров!

Рыба двинулась вглубь кухни, но проклятая старуха схватила ее за куртку и вцепилась в нее мертвой хваткой. Рыба бросила свой рюкзак друзьям, попыталась еще раз рвануться, но не тут-то было. Старушенция, как рак клешнями, держала свою добычу и даже не думала ее отпускать. Второй рукой она уже тянулась к своей жертве.

В отчаянии Рыба рванулась вперед и, выскользнув из куртки, осталась в одной лишь майке, но зато цела и невредима. Куртка, как победный трофей, осталась в лапах у старухи.

Бабуля оказалась совсем не хилых размеров. Здоровая, рост – метр семьдесят, шириной в два обхвата, она могла поймать целого медведя, ноги –две колонны, руки – как сваи, с широкими кистями, напоминающими клешни чудовища, лишь кожа на руках была очень дряблая, с коричневыми пятнами. Глаза почти ничего не видели, только различали смутные блики и реагировали на игру света и тени. На голове был платок, из-под которого торчали седые, растрепанные космы. В жару бабка была обута в суконные сапоги.

Но, несмотря на то, что старуха плохо видела, слух у нее был хороший. Тем более, что когда один орган ослабевает, то другой обостряется. И когда старуха не спала, она жила, опираясь на слух. И теперь она судорожно напрягала его, чтобы определить, в какой стороне квартиры находятся «воры». Сжимая в своей клешне Рыбину куртку, как боевой трофей, она замерла в боевой стойке.

Ребята стали осторожно переходить в другую комнату, как вдруг предательски скрипнула половица у них под ногами.

– Кто тут?! – завопила бабка и двинулась к ним. Ноги ее сильно отекли и еле передвигались.

Но в это время «троица» уже скрылась в соседней комнате и притихла.

Старая туша замерла на месте, как вдруг в двери стали шебаршить ключом. Она тут же переключилась и пристально уставилась на дверь. Через минуту на пороге квартиры появился интересный человек колоритной цыганской внешности. Он был уже не молод. Лет за сорок. Длинные до плеч с проседью локоны крупными кудрями обрамляли его широкое добродушное и живое лицо, изборожденное сетью морщин. Светлые, слегка раскосые глаза смотрели прямо и немного с хитринкой. Борода и усы, занимавшие половину его лица, тоже уже были подернуты легкой проседью.

Он окинул взглядом комнату, мгновенно оценил ситуацию и решительно двинулся к старухе.

– Мама, перестаньте буянить! Немедленно идите на свое место! – властно и мягко приказал он ей. – Ложитесь на свою кровать!

– Кто вы? – вытаращилась на него старуха.

– Я – ваш сын, Евгений! Идите спать. Отдайте куртку! Она не ваша!

– Это куртка моего мужа, Жоржа! – уверенно произнесла старуха. – Вот ему я ее и отдам. А как вас звать?

– Я уже говорил вам, меня зовут Евгений, я ваш сын. Опять вы забыли, мама?!

– Нет, вы не мой сын. У меня нет никакого сына! Вы, наверное, мой муж? Жорж?

– Мама, ну перестаньте говорить всякие глупости! – не отступал он. – Ваш муж уже давно умер! А я – Евгений! Ложитесь спать, мама.

– Жорж! Жорж! Здравствуй, Жорж! Как я рада тебя видеть! – радостно закричала старуха.

– Отдайте куртку! Не сопротивляйтесь, мама, – настаивал он, высвобождая куртку из ее цепких когтей.

– На, возьми! Тебе, наверно, холодно? Оденься, пожалуйста, любимый Жорж! Как я по тебе соскучилась!

Евгений взял куртку из ее лап, перебросил ее Рыбе и продолжил возню со старухой.

– Ну вот, хорошо, а теперь давайте ложитесь спать, мама, вы сегодня хорошо потрудились и вам нужно отдохнуть!

– Георгий, Жоржик, дорогой! Дай я тебя поцелую, – лезла лобызаться маразматичка своими старыми растрескавшимися губами.

– Ложитесь спать, вы устали! – отстраняясь от нее, произнес сынуля.

– Да, я очень устала, я весь день вас ждала, и к тому же я очень голодна. Я с самого утра ничего не ела, – отвечала старуха, поддаваясь на уговоры и укладываясь в свою постель, которая как раз стояла у открытого окна.

– Я не ела сегодня ничего, дайте мне, пожалуйста, покушать!

– Мама, я же сегодня утром вас накормил! – упрекнул ее Евгений. – И еще вам порцию оставил.

– Нет! Меня никто не кормил! – взбунтовалась старуха. – Дайте мне покушать! Жорж, я не могла есть без вас!

– Ну, подождите немного, я только разогрею пищу и вас обязательно накормлю, – пошел ей навстречу Евгений.

– Он включил электроплиту, взял кастрюлю, открыл ее и, о ужас! В ней вместо ожидаемой картошки не оказалось ничего!

Голодный и усталый, после рабочего дня, он пришел домой и вместо того, чтобы спокойно поесть, он обнаружил пустую кастрюлю!..

– Мама! Ну почему вы врете! – разбесился он на старуху. – Вы ведь всю картошку поели! А мне ничего не оставили! Как вам не стыдно!

Старушка сидела на своем ложе и глупо хлопала глазами, глядя в пустоту.

Женя бросился к хлебнице в надежде хотя бы съесть бутерброд, но к его ужасу она тоже оказалась пуста.

– Ну что же вы делаете, мама! – упрекал он старуху, тряся пустой хлебницей перед ее лицом.

– Это не я! Это не я! – оправдывалась старуха. – Здесь были воры. Они все забрали и ушли. А я ничего не ела!

– Как вам не стыдно! Пожилой человек, а так себя ведете! Да еще и врете! – в бешенстве орал Женя на выжившую из ума мать. – Я в следующий раз все от вас спрячу!

– Не надо! Не прячьте, а то мне нечего будет есть! – запищала маразматичка.

– А, так, значит, это все-таки вы все съели!

– Нет, это не я! Это воры все покрали и меня чуть не убили!

Женя не выдержал такого маразма и стал доставать из погреба новую картошку.

Пока он возился с этим, старуха впала в беспамятство и стала потихонечку рвать волосы на своей голове. Боли, похоже, она не чувствовала вообще. И вскоре в ее лапах оказалась целая охапка длинных седых, спутавшихся как пакля, волос.

– Ребята! Помогите вытащить ведро! – крикнул Евгений, выглядывая из погреба.

Хиппушки мигом подскочили и выволокли ведро с картошкой, а затем и самого Евгения из погреба.

– А давайте мы вам поможем ее приготовить! – вызвалась отзывчивая Рыба.

– Приготовить?! Конечно, давайте! – обрадовался он. – А я пока за мамой уберу.

С этими словами он полез под кровать, достал оттуда судно с мочой и вынес его в коридор.

Боже мой! Как много мороки со стариками! – подумала Рыба. – И стоило столько усилий тратить на эту маразматичную старуху! Как ужасна такая старость! Кому нужен такой обезумевший, вредящий всем человек! Что полезного он делает в жизни?!

– А сколько лет вашей матери? – осторожно спросила Рыба у Иорданского.

– Да уже шестьдесят семь! – махнул он рукой.

– А почему вы с ней возитесь до сих пор?

– Ну, как же! Это ведь моя мать!

– Тогда сдайте ее в дом престарелых или в психбольницу. Там как раз все такие лежат.

– Ну, что ты! Как можно! – возмутился Евгений! – У меня ведь перед ней сыновний долг!

– А что же теперь, весь этот маразм терпеть что ли, из-за этого долга?

– Ну, как же! Я ведь тоже когда-то был маленьким, и мама за мной ухаживала! А теперь вот она беспомощная и я ухаживаю за ней.

– И долго вы так за ней «ухаживаете»? – спросила Рыба, глядя, как бабка разрывает в клочья вырванные с башки волосы.

– Ну, уже три года, – сокрушенно ответил он.

– И сколько еще собираетесь?!

– Ну, это уж сколько Бог пошлет.

– А вы что, в Бога верите, у нас ведь в стране атеизм.

– Ну, конечно, не верую, я это просто к слову сказал, – занервничал Евгений. – А что ты так много странных вопросов задаешь?!

Он уставился на Рыбу, стараясь получше разглядеть ее. Все лицо его было перепачкано землей. Он явно был очень недоволен таким натиском вопросов.

– Да нет, ничего, – скромно замолчала Рыба. – Я просто с детства очень любопытная.

– А! Любопытство – не порок, но большое свинство!

Рыба поняла, что дальнейшие споры с ним бесполезны и решила притихнуть, дабы не попасть в немилость. Как видно, изменить его мировоззрение было так же невозможно, как и вернуть здравый рассудок его обезумевшей мамаше.

Чистя мелкую проросшую картошку, Рыба мысленно рассуждала сама с собой.

«Нафиг нужно всю жизнь горбатиться и в преклонном возрасте еще и жевать кашу своим родителям. Ведь ни один пес, ни одна кошка, ни одно животное не валандается со своими выжившими из ума, слабыми пращурами. Если зверь слаб, то его просто съедают другие звери. Или он от старости сам погибает, потому что не может прокормиться. А старикам нужно «кашу жевать»! Еб твою мать!

Или еще проще поступают с домашними животными. Если какая-то кошка или собака ослабевают, то хозяева их просто усыпляют: «Чтобы не мучилась». А человека усыпить? – Ни-ни! Пусть подольше мучается! Это ведь гуманно. Да старики и сами часто просят о смерти, а ее все нет и нет, и они мучаются сами и мучают окружающих. А ведь мучения могут продлиться и 5, и 10, и 15 лет! Какая тут, к черту, гуманность! Это настоящий садизм! Вот как человек завнушал себя. Хуже зверя! Это не «хомо сапиенс! – «человек разумный», а «человек дурной»! Вот кто он!!!»

– Ой! Кто это у нас! Какие-то новые люди! – раздался писклявый женский голос. – Женя, кого это ты к нам привел?! Познакомь меня с ними.

– Да это не я, это мой сынок, Херман постарался, это его друзья. – отбаяривался Евгений.

На пороге комнаты появились какая-то немолодая женщина невысокого росточка и маленькая запуганная девчонка лет десяти. У женщины были русые волосы, забранные пластмассовым гребешком и связанные в хвостик на затылке. На висках у нее было значительно меньше седины, чем у ее мужа. Одета она была в затрапезный кримпленовый костюм и заношенные туфли на высоком квадратном каблуке.

Девчонка была одета тоже в какие-то обноски. Основной ее чертой было то, что она все время пряталась за спину своей мамаши-наседки.

– Знакомься, мама, это Рыба, – указал Херман широким жестом на Рыбу. – А это Людмила.

– Очень приятно, – недоверчиво оглядывая хиппушек, сказала она. – А я Ольга.

– Взаимно, – вежливо парировала Людка.

– А что, Рыба – это настоящее имя? – недоверчиво спросила Ольга. – Настоящего нет?

– Есть. Меня родители прозвали Селена, но мне больше нравится Рыба.

– А почему?

– Потому, что так прикольней, – отрезала Рыба.

Ольга еще что-то хотела спросить и уже было открыла рот, как вдруг вмешался Евгений.

– Ольга! Ты представляешь, у нашего сына теперь новые друзья! Они помогли мне приготовить. Они хорошие. А может быть, одна из них его невестой станет!

Мы недоуменно переглянулись с Людкой. Еще такого уебища нам не хватало!

– Невестой?! – вытаращилась Ольга на нас.

Хорошо, что мы еще не ходили с крысой на плече, как некоторые панкушки.

– Да, а что? Он ведь у нас уже большой! Пора уже!

«Пора размножаться!» – подумала Рыба и еле сдержалась, представив, как этот идиот, взгромоздившись на какую-нибудь жирную свиноматку, ебет ее, чтобы родился еще один, похожий на него, идиот, или еще более дурной, чем он.

– Ну, знаешь, на твоем бы месте, – начала Ольга.

– А у тебя свое место, – перебил ее Женя. – И ты эти места не путай, пожалуйста.

– Но ведь… – опять стала возникать Ольга.

– Никаких но! Это мой сын, – взбесился старый цыган. – И поэтому я решаю, что ему делать. Вот вырастет твоя Диана, тогда ты и решай, что с ней делать, а в мои дела не вмешивайся!

Ольга обиженно замолчала, схватила свою припизженную дочку в охапку и поволокла ее в соседнюю комнату.

Как выяснилось позже, Херман, оказывается, был сыном Иорданского от первого брака, а Диана – «произведением» от брака с Ольгой. Но Ольга до такой степени окружила дочку заботой и вниманием, что вырастила из нее слабовольное, психованное говно.

– Мам! Мам! Помоги мне одежду снять! – орала Диана. – А почему ты Херману конфетку дала, а мне нет? Ты его больше любишь?

– Нет, что ты, доченька! Я тебя очень люблю! А конфетку… ну просто была его очередь.

– А-а-а! Я тогда умру! Назло тебе. И ты тогда будешь плакать!

– Не говори так, доченька! Это не хорошо! – испугалась Ольга.

– Нет, умру! Умру! Умру!

– Да что ты так с ней возишься! – вмешался в разговор Евгений. – Ты ее так просто избалуешь!

– А ты не вмешивайся, пожалуйста, Женя. Это моя дочка и я ее воспитываю, как хочу.

– Но постой, это же наша совместная с тобой дочка, – обиделся Женя.

– Нет! Твой сын – это Херман. Вот его ты и воспитывай, как хочешь! А Диана – моя дочь и я ее буду воспитывать так, как я захочу!

С этими словами Ольга захлопнула дверь комнаты и стала укладывать свою доченьку спать. За стенкой слышалась возня, капризное хныканье малолетки и прочая мышиная хуйня.

– Смотри, как она с ней возится, – заметила Людка Рыбе на ухо. – Вот как она калечит ребенка!

– Да уж. Вместо сюсюканий лучше бы вздула ее, как следует! Вот это было бы дело! И обе радостно расхохотались.

А лучше всего было бы вообще их отправить побираться – зарабатывать себе на жизнь. Вот тогда бы они выросли умными и самостоятельными людьми. Могли бы везде выжить. Или еще лучше было бы их сдать в детский дом, когда они еще были детьми или просто оставить их в роддоме.

А еще лучше было бы сделать преждевременные роды или аборт. Вот тогда бы никаких мучений не было! Красота! Живи только для себя! Наслаждайся себе жизнью! Никакого долга, никаких обязанностей. Живи – не хочу!

Или лучше всего было бы надеть резинку в тот момент, когда горе-папаша этой ебанутой Дианы решил заделать ребенка.

А лучше всего было бы не заниматься дуростью с пачкунами, которые кончают. Потому что никакого удовлетворения они не дают. От них – одни несчастья и страдания!

Природа специально подставила человека, зверя, клопа, навозного жука, чтобы они плодились и размножались. Но если бы человек действительно был разумным, то он не шел бы на поводу у природы, а жил бы только для себя, а не для продления рода.

 

***

 

– Что же нам теперь делать? – недоуменно спросил Херман у своего папаши. – Она закрылась в своей комнате и больше нас к себе туда не пустит!

– Ну, ничего страшного, у нас тут много места, где ночевать можно, – успокоил его папаша. – У нас на кухонном шкафу места много и еще ниша над входной дверью имеется. И он окинул взглядом маленькую кухоньку 3 х 3.

– Чур, я на нише буду спать! – «сообразил» Херман.

– Нет, сынок, там места как раз на двоих хватает. Там будут девочки спать, а ты будешь спать на шкафу. Да и они еще непривычные, того и гляди, свалятся со шкафа.

– А если я упаду? Тебе меня не жалко?!

– Ну, ты не свалишься. У тебя уже опыт большой. Так что, сын, будь джентльменом.

Херман закусил от обиды губу и злобно замолчал.

– Слушай, а как мы там спать будем? И как мы туда залезем? – спросила Рыба Людку.

– Не волнуйтесь, это место у меня хорошо оборудовано, есть лестница, по ней можно залезть, – засуетился Евгений. – Там есть удобные подстилки из одеял. А укрыться вы можете своими куртками. Знаете, как вам там будет хорошо!

Подружки переглянулись. Но делать было нечего, и они согласились. Женя приволок лестницу и приставил к нише.

– Прошу! – широким жестом пригласил он.

Подружки осторожно залезли наверх и стали «обнюхивать» полку. Там оказалась пара задрипанных одеял и еще какая-то ветошь.

– Ну, а теперь твоя очередь, сынок, – обратился Евгений к Херману. – Бери лестницу, полезай и спи себе на здоровье.

Херман с явным неудовольствием приставил лестницу к шкафу, стоящему почти посреди кухни. С обеих сторон от шкафа было пространство, свободное для падения. С одной стороны был небольшой закуток с вешалкой, с другой – кухонный стол, стулья и табуретки.

Подружки расстелили все для ночлега и с ехидцей стали поглядывать на Хермана, который неуклюже взбирался по лестнице на шкаф.

– А одеяло мне полагается? – канючил переросток.

– Ну, ты можешь и на бабушкином пальто поспать, – парировал Евгений. – На, возьми.

Евгений запустил в сыночка старым драповым пальто с покоцанным мехом норки, которое он снял с вешалки.

– А чего это у них пальто летом висят? – спросила Рыба Людку.

– А это потому, – ответил Женя, – что мама у нас постоянно мерзнет и, если она выходит на улицу, там еще и ветер и поэтому она надевает на себя пальто.

– Подружки недоуменно переглянулись и расхохотались.

– Ну, все, давайте, ложитесь, а я пойду с Ольгой постараюсь помириться, – завершил Евгений. – Спокойной ночи.

– Пап, одеяло мне оттуда вынеси, – канючил Херман. – А-то мне холодно!

– Ладно, потом! Ты пока так усни. Сейчас ведь ночью жарко! Ты же молодой у нас!

– М-м-м! – огорчился великовозрастный сынуля.

– Ну, все! Спокойной ночи! – сказал Женя, выключая свет.

С этими словами он удалился в другую комнату. Там раздались какие-то голоса, злобный шепот Ольги, потом какая-то возня, шорохи, шум, а затем все смолкло, и наступила полная тишина. Слышно было только, как ворочается недовольный Херман, тикают часы, да не дюже похрапывает бабуля во сне.

Подружки улеглись на одном одеяле, подложили рюкзачки под головы, а вторым одеялом укрылись и тут же сладко заснули.

 

***

 

– Елки-палки! Ну, ведь говорил же я ему, что опасно спать на таком шкафу! Ну, что он меня, совсем что ли изжить со свету хочет! – бесновался грохнувшийся со шкафа на стол Херман. – Вот Ольга свою Дианочку ни за что бы так не положила!

Подружки тоже проснулись от неслабого грохота и весело балдели над ним.

– Что, весело пизданулся!? – прикалывались подружки. – Ты бы лучше себя веревками привязал, тогда, может быть, и не свалился бы!

– Да идите вы! – разозлился Херман. – Вас еще мне не хватало! Вот не дам вам лестницу, и будете тогда там сидеть, пока не сдохнете!

– Ой-ой-ой! Как страшно! – засмеялись они над ним еще больше. – А мы тогда твои картины все порвем.

– А как вы их достанете? У вас же лестницы не будет! – испугался за свою мазню Херман.

– А мы спрыгнем! – ответила Людка.

– Ну, мы утром проверим, – злобно прошипел Херман.

Затем он приставил лестницу к шкафу и взгромоздился на свое лежбище.

Бабуся спала, как убитая и ничего не слышала. Комнату оглушал ее нехилый храп. Херман долго ворочался, пыхтел, прежде чем заснуть. Жене и Ольге, похоже, вообще на него было похуй.

Все обитатели дома погрузились в сладкий сон, так как до рассвета было еще далеко.

 

***

 

– Открывайте! Открывайте! Сколько можно спать! Я уже приехал! Открывайте двери! Просыпайтесь все! Я принес вам свою теорию.

В дверь отчаянно барабанили. Она сотрясалась от нехилых ударов. В доме поднялся переполох. Ольга подскочила к двери в одной ночнушке и со страху не сразу обрела дар речи.

Бабка подскочила на своей кровати и заквохала:

– Кто там? Кто там? Воры! Воры! Воры!

Херман вообще не сразу понял, что происходит, а девчонки и подавно не могли слезть без лестницы.

Ситуацию спас Женя. Натянув на себя джинсы, он отчаянно ринулся в бой.

– Кто там хулиганит?! – грозно спросил он.

– Что значит хулиганит?! Я вам свою теорию принес. Она стоит целого миллиона долларов! Хватит спать! – орал беспредельщик. – Такого вы не увидите нигде!

– А кто это вообще? – спросонок не понял Женя.

– Да это же я! Витя Варкутис! Ты что, не узнал меня, что ли?

– А! Витя! Какими судьбами? – смягчился Женя. – Ну, проходи, проходи!

На пороге появился энергичный черноволосый человек среднего роста с двумя чемоданами в руках. Одет он был в солдатские брюки и тельняшку. Лицо раскраснелось от энергетической борьбы, глаза сверкали огнем, рот брызгал слюной. Всклокоченная черная борода, торчащая во все стороны, подчеркивала его вздорный, взбалмошный характер.

Было впечатление, что в дом ворвался здоровенный чернущий котище и не знает, на кого наброситься.

– А что ты так рано приехал? – спросил его Херман.

– Как это рано! Солнце давно уже встало! – бесился Варкутис. – Давай лучше слазь!

Херман нехотя слез. Тут же выскочила Ольга.

– Ой! Витя! Да ты что это тут буянишь?!

– Садитесь все! Я вам буду рассказывать свою теорию «бантика и бинтика». В прошлый раз я вам обещал, что принесу ее всю, и вот я принес!

С этими словами он грохнул чемоданы на кухонный стол, раскрыл их и стал доставать из них тетрадки.

– Вот! Смотрите! Это теория, за которую я хочу получить миллион долларов. Слушайте и воспринимайте, пока я не продал ее!

Девчонки стали проситься, чтобы их вызволили из их плена. Херман дал им лестницу, подколов при этом: «А говорили, что сами спрыгнете! Эх вы!»

Ольга пошла готовить завтрак. Она поставила разогреваться вчерашнюю картошку и затрапезный чайник.

Бабуля стала очень жалобно просить:

– Дайте мне, пожалуйста, покушать! Я очень давно не ела. Я очень долго голодала! Пожалуйста! Ну, хоть чуть-чуть! Будьте добрыми, люди добрые!

– Перестаньте, мама, Вы вчера так много съели, а еще и обманываете! – орал Женя.

– Нет, я не обманываю!

– Подождите, сейчас вас накормят. Только помолчите! – не выдержал Женя.

– Молчу, молчу как рыба! Я вообще ничем вас не потревожила. Я всегда такая тихая! Вы только не забудьте обо мне!

Витя не выдержал и заорал, что есть мочи:

– Слушайте и смотрите все, вот она!

Все сокурцы столпились вокруг стола и с любопытством уставились на эти тетрадки.

– Вы знаете, я вообще-то большой ученый! – кичливо говорил Варкутис. – Я все и в жизни тоже делаю по-научному.

– О! Интересно, что же? – поинтересовался Херман. – Расскажи-расскажи!

– Ну, я ем, сплю, гуляю и даже сексом занимаюсь по книжке. По научной теории то есть! – гордился Варкутис.

– А это как еще? – засмеялись хиппушки.

– А очень просто! Беру книжку, в которой научно написано, как и что, сколько минут нужно делать.

– Хи-хи-хи! – не выдержал Херман.

– Подожди! Не смейся! Ты сам еще ничего не понимаешь! Ты еще девственник!

Херман сделал дебильную рожу и замолчал, с интересом наблюдая за придурком.

– Ну, в общем, так! Я беру партнершу, с которой буду еблей заниматься, кладу ее на широкий диван. В определенное время, как в методе написано. Вот! С одной стороны – справа, кладу книжку, а с другой – секундомер. Ну, вот так. А потом все, как написано: ласкать – столько минут, потом в одной позе – столько-то, в другой – столько-то, в третьей – столько-то. И все у меня научно получается!!!

– А как же это можно любовью заниматься по книге, да еще и с секундомером?! – не выдержав, вмешался Евгений.

– А разве я сказал, что занимаюсь любовью? Я сказал, что занимаюсь сексом! – ответил Варкутис. – Между прочим, и всем вам я тоже так попробовать рекомендую! Не пожалеете! Все весело заржали над этим приколом.

– А что, партнерша остается довольна таким сексом? – подколола Виктора Ольга.

– А я и не спрашивал! Мне, главное, чтобы все было по методике! –безапелляционно заявил Виктор.

– Ну, а что же твоя теория? – перевел стрелки Херман.

– Вот, видите, что я написал: бинтик – это основа всего мира. Из него состоит вся материя. Основа, без которой невозможно все существование.

– Это интересно. Давай Витек, рассказывай дальше, – подбодрил его Женя.

– А сам по себе бинтик не может существовать без бантика. Если мы бантик не завяжем, то эта материя не сможет проявить себя в видимом образе, – мутил Варкутис. – И если бы его не завязали, то был бы вечный хаос.

– Послушай, но твоя теория сильно похожа на индийскую теорию о сотворении мира. Не читал «Бхагавад Гиту»? – перебил его Херман.

– Ну, вы меня не учите, пожалуйста, – занервничал Варкутис. – Я вашу «Бхагавад Гиту» не читал, и читать не собираюсь! Это все чушь собачья! Сказки и бредни! Я вообще теорию эту сам придумал и нигде ее не считывал. Я – гений! Понимаете, гений!

– А почему это ты так считаешь? – внезапно спросил только что появившийся на пороге низкорослый худощавый чадос в очках, с засаленными прилизанными волосами.

– А потому что иначе и быть не может!

– А я вот с этим не согласен!

– Ребята! Ребята! Давайте перестанем спорить и поедим! – вмешалась в разговор Ольга, чтобы сгладить конфликт. – Картошка уже разогрелась, чай уже заваривается, садитесь кушать!

И тут же она напала на Варкутиса:

– Витя, а ты, будь добр, убери со стола свои чемоданы и тетради! Мы тут кушать будем!

– Это, между прочим, не просто тетради, а моя мировая теория! – разбесился он.

– Ну, пусть будет теория, только убери их, пожалуйста, – смягчилась Ольга, – нам нужно покушать!

Варкутис нехотя убрал свои чемоданы и, надувшись, сел за стол.

Ольга заботливо положила каждому по порции картошки, кусок хлеба и немного зелени. На такую ораву ей просто не хватало денег.

Женя окинул взглядом скудный завтрак, вздохнул и пригласил всех к столу.

Все весело повыскакивали из своих щелей, как тараканье и ринулись к столу.

– Да, а вот было время, когда я получал не меньше пяти сотен в месяц! – удрученно вздохнул Евгений. – И это-то при брежневских временах! Здорово я тогда жил!

– Да уж, помню я, что про тебя рассказывали, что ты шастал по башу с серьгой в ухе, с гитарой и с длинными волосами. И вокруг тебя постоянно был табор, – пропищала Ольга.

– Да! У меня душа цыганская! – радостно воскликнул Евгений. – Я всегда жил и буду жить таборной жизнью! Правда, Оленька?

– Нет! Не хочу таборной! Хочу жить как нормальный человек, а не как цыганка!

– Эх ты! Глупенькая моя! Да ведь это же самый лучший способ жизни! Успеешь ты еще в этой семейке насидеться! – увещевал ее Женя.

– Нет! Хочу нормальную семью! – твердила тупица.

Тут в дверь постучали, и на пороге появились новые действующие лица.

Без приглашения, как к себе домой, вошла высокая загорелая черноволосая женщина татарской национальности. На вид ей было около тридцати, но выглядела она очень миловидно и даже соблазнительно. Черные вьющиеся волосы обрамляли округлое личико с пухлыми губками, аккуратненьким носиком и цепкими карими глазами, в которых проблескивала ведьминская искорка. Весь ее вид подчеркивал еще топик, еле прикрывавший ее прелести. По ней можно было легко понять, что она женщина вольных взглядов, любящая мужчин. То была Баседбаева Света.

С ней в дом вошел коренастый светловолосый мужчина лет чуть старше тридцати. Широкоскулое лицо, голубые глаза, светлые волосы. Вроде бы ничего особенного в его внешности не было, но весь его внешний вид говорил, что он бабник с бо-о-ольшим стажем. И имя ему было Саша Холмогорцев. Войдя в комнату, он тут же оценил всех наметанным взглядом, но затем опустил глазки и сладко произнес:

– Привет всем присутствующим! Здорово, Женя! Оля, привет! – и пожал руку Иорданскому-старшему.

– А мы вот тут вспомнили, что выходные на носу и решили к вам заглянуть, – с жаром в голосе произнесла Баседбаева.

– А! Табор уже собирается! – радостно воскликнул Евгений.

– Ой! Да ну, какой тут может быть табор, – заныла Ольга. – Когда мы, наконец, будем жить как все нормальные люди?

– Да на пенсии отдохнешь! – успокаивал Женя. – А сейчас жить надо! Смотри, сколько вокруг интересных людей! Поэты, художники, писатели, музыканты! Где можно еще такое скопление талантов найти?!

Ольга замолчала, но продолжала горестно вздыхать, не понимая, зачем все это нужно. Ей главным казалась ее программа свиноматки и все, что с нею связано. А все остальное она воспринимала не как смысл жизни, подобно тому, как это воспринимал Женя, а как просто вспомогательный фон, иногда даже мешающий ее тупой мышиной жизни.

– Да! А вот вы возьмите и попробуйте из простой комсомолочки, ничего не понимающей глупышки, сделать вот такого человека, которым я сделал Ольгу! – бахвалился Евгений.

– Как это ничего не понимающей!? – возражала Ольга, покраснев от обиды, как рак.

– Да ты вспомни, какой я тебя с Востока привез. Ты же ничего не хотела воспринимать!

– Нет, я все прекрасно воспринимала!

– Ты не хотела, чтобы у нас дома были собрания, вот такая веселая тусовка!

– Нет, я хотела! Я всегда хотела! – злясь от обиды, психовала Ольга.

В ответ Евгений только расхохотался своим дружелюбным задорным смехом.

Ольга, не выдержав, психанула и побежала со всех ног вон из дома. Было странно видеть, что такая взрослая женщина ведет себя, как трехлетний ребенок.

Но далеко Ольге убежать не удалось.

Дорогу ей преградил Холмогорцев и, взяв ее за руку, стал насильно удерживать в доме. Та некоторое время посопротивлялась, для виду, а потом, польщенная столь пристальным вниманием, да еще и уговорами, которыми ее щедро одаривал ловелас, она сдалась и вернулась на свое «рабочее место».

Не успела стихнуть эта баталия, как на пороге появился маленький приземистый старичок с сизым носом, по всей видимости, порядочный выпивоха.

– А это еще кого нелегкая в дом несет?! – не выдержала Ольга.

– Да это же Никифорыч! – радостно закричали все, увидев корифея тусовки. – Привет! Как твоя поэзия? Где твои новые стихи?

– Да вот, принес, не с пустыми же я руками сюда поеду! – оправдывался он.

– Ну ладно, ребята, стихи потом, а сейчас давайте кушать, картошка стынет! – перебила общее веселье Ольга.

Все весело уселись за стол вместе с ебанутой бабулей и стали с аппетитом уплетать картошку. На время все забыли о высоких материях и увлеклись насущным занятием. Особенно много поедала бабуся, прося то и дело добавки.

Ольга специально накладывала маленькие порции и постоянно пичкала свою любимую доченьку, хотя та уже воротила нос.

К чаю, как ни странно, оказался шербет, заботливо прибереженный Женей для такого случая.

Не успев закончить трапезу, Витя Варкутис и очкастый чадос начали опять спорить. Чадоса тоже звали Витя. По фамилии Елагин.

– Кстати, я вот недавно читал Веды и там вся твоя теория, которая у тебя в два чемодана не вмещается, изложена всего в одной главе, – утверждал Елагин.

– Да что мне твои Веды! – агрессивно орал Варкутис. – Я эту теорию только что открыл. А ты, между прочим, ее даже и наполовину не прочел.

– А что мне ее читать! – не сдавался чадос. – Я знаю, что твоя теория выеденного яйца не стоит! Там одно и то же в двух чемоданах написано.

– Нет! Я знаю, что только я – гений! И только моя теория отражает истинную сторону вещей! Вот ты, например, тоже состоишь из бантика и бинтика. Я это вижу! Ты насквозь – бантик и бинтик!

– А я читал, что все в мире состоит из дхары. И твоя теория – совсем не новость! Ее еще несколько веков назад придумали буддисты.

– А я не читал никаких буддистов и сам дошел до этого понимания! –окончательно сбесившись, и, покраснев как рак, завопил Варкутис.

– Ну и что! Все равно твоя теория не нова! Ее уже давно разработали и гораздо лучше тебя! – настырно стоял на своем Елагин.

– Тогда! Тогда! Тогда! – не выдержав и взведясь до предела, ответил Варкутис. – Вот мой последний аргумент!!!

И с этими словами он, что есть мочи, двинул Елагину прямо по очкам. Стеклышки треснули и превратились в паутинку. Елагин схватился за них, не понимая, что ему дальше делать.

Тут в дело вмешалась Ольга:

– Витя! Прекрати немедленно! Что ты тут себе позволяешь в моем доме?!

Но тот ничего не слышал и в порыве ярости молотил беднягу по чем придется: по голове, плечам, шее, груди.

Всклокоченная борода, рот, изрыгающий груду проклятий и брызжущий слюной, красное лицо, налитые кровью глаза, расширенные от гнева ноздри – весь он был как исчадие ада!

Елагин не выдержал, получив удар под дых, и согнулся в три погибели. Варкутис продолжал его метелить, пока тот не свалился на пол.

– Ну, что вы смотрите! Спасайте его! – крикнула Ольга оторопелым тусовщикам.

Те нерешительно, как в замедленном кино, подошли к Варкутису, который яростно пинал несчастного бедолагу по всем разрешенным и запрещенным местам.

Но все-таки им удалось с горем пополам оттащить Варкутиса от Елагина. Тот яростно сопротивлялся и вырывался.

– Пустите! Пустите меня! Я сам с ним разберусь! – орал Варкутис в беспамятстве.

– Убирайся! Убирайся немедленно из моего дома! – набросилась на него разъяренная Ольга. – В моем доме – и избивать человека! Вон отсюда!

Эта реплика немного отрезвила одуревшего «философа». Он обмяк, расслабился, но продолжал тяжело дышать. Херман, Евгений и Александр продолжали держать его.

– Больше чтобы тебя никогда не было в моем доме! – визжала в припадке чувств Ольга. – Убирайся! Чтобы больше я тебя здесь не видела!

– Ах, так! – смертельно обидевшись, произнес он уже более спокойным, деланно холодным тоном. – Хорошо! Я уйду. Непременно! Да пустите вы меня!

Яростно рванувшись, Варкутис высвободился из рук его усмирителей.

– Я больше никогда не появлюсь в вашем доме! Вы меня здесь больше не увидите!

– Вот и хорошо! Нам поспокойней будет! – «утешала» его Ольга. – Нечего в моем доме, да еще и на моих глазах, издеваться над людьми!

Варкутис развернулся и пошел на выход. Громко хлопнув дверью, он пулей вылетел из дома. Но не прошло и минуты, как он вновь вернулся назад. Ворвавшись, как огненный бушующий вихрь, он залетел на кухню.

– Постойте! Я забыл у вас свою теорию! – выкрикнул он. – Мне за нее скоро дадут целый миллион долларов!

Никто и глазом не успел мигнуть, как он схватил свои чемоданы, захлопнув их, и пулей вылетел на улицу.

– Ха-ха-ха! Ученый! Все по книжке! – прикалывался Херман!

– Теория бантика и бинтика! – хохотал Евгений.

– Ну, надо же! Бить человека! – квокала Ольга. – Надо же, какая жестокость!

Тут все вспомнили о Витьке и бросились к нему. Он уже немного оклемался и держался за разбитую губу и не мог понять, что у него с глазами и очками.

Его осмотрели. Глаза оказались целы и невредимы. Правда, с перепугу он был малость не в себе. Однако стекла были: одно треснувшее, а другое совсем раскрошилось в «паутинку». Ему еще повезло, что осколки не попали прямо в глаза.

Но, как ни странно, получив свое, Витек ничуть не спасовал, а еще больше утвердился в собственной правоте.

– Теория «бантика и бинтика»! – возгудел он. – Да все это туфта, высосанная из двадцать первого пальца! Лажа все это! Пусть лучше Веды почитает или хотя бы марксизм-ленинизм! Диалектика и то лучше его чуши собачьей!

– Витенька! Не нервничай! Тебе сейчас нужно отдыхать! – успокаивала его Ольга. – Иди в комнату, отдохни! А мы сейчас твои очки починим!

Витьку отвели в комнату, а сами быстро освободили оправу от осколков и перемотали треснувшую оправу изолентой. Вид у очков был, конечно, экзотический, но пользоваться ими на первых порах было можно.

Глядя на всю эту возню, Рыба думала:

«Как же все-таки нелепо устроен человек! Он может часами спорить до хрипоты, может страдать и мучиться, голодать и вымирать ради какой-то выдумки, не спать, срабатываться до костей, но ни за что не изменит своих представлений о жизни. Он может даже сдохнуть, но только не откажется от своих представлений. Потому что человек так устроен. Его представления, внушения, его точка зрения являются самым важным, самым ценным. То, без чего он не представляет себе жизни.

Ведь этот Витек мог, нарываясь на грубость, получить травму. Ебанутый Варкутис мог заехать ему в висок, мог ударить его по носу и нанести ему смертельную травму. Он мог оставить его без глаз. Да мало ли как могло все случиться?! Человек не должен быть зацикленным на каких-то своих установках, а должен легко уметь менять свои мысли, реакции, стратегию поведения, стереотипы. Иначе он закостенеет, а такие люди не могут приспособиться к жизни, и она их просто ломает.

Росток всегда духовней дерева. Когда росток растет, он легко может принимать любое направление роста, его можно согнуть, и он не сломается, потому что он гибок, живуч, подвижен. А большое дерево что? Его уже не изменить! Оно выросло и затвердело. Согнуть его невозможно, только можно сломать. И чем старше дерево, тем труднее его изменить. Вот поэтому росток духовней дерева!

И поэтому нужно культивировать состояние ростка, а не дерева. Гибкого, подвижного, способного легко меняться, пластичного, постоянно растущего, стремящегося к свету.

И Варкутису с Елагиным нужно было не спорить, чья теория лучше и правильней, а стараться обогатить себя новыми знаниями. Вместо того чтобы биться в кровь, они должны были говорить: «Ух, ты! Какая интересная новая теория! Ну-ка я сейчас изучу ее! Здорово! Классно! Я сейчас обогащу свой опыт! Я буду больше знать! Надо же, а ведь я раньше этого не знал! А сколько еще новых знаний я не получил! Да!»

Вот тогда, если бы они именно так рассуждали, их духовный рост никогда бы не остановился, а шел, шел и шел, вплоть до самой старости. Ведь недаром есть мудрая пословица, что истина не рождается в споре, она в нем погибает».

 

***

 

– Ну, ладно, ребята, пойдемте в нашу студию! – оптимистично пригласил всех Евгений.

Гости, кто с радостью, а кто и с любопытством, прошли в соседнюю комнату. Хиппушки сгорали от нетерпения, чтобы увидеть эту необычную студию, о которой даже ходили легенды.

В студии творилось что-то невообразимое. Небольшую комнату, площадью где-то метров пятнадцать, перегораживал поперек огромный стеллаж, весь уставленный поэзией, которую Женя безумно любил.

Меньшая часть комнатушки была занята диваном. Там как бы получалась комнатка для сна с одним только диваном.

Большую часть комнаты занимали еще один диван «для гостей», два кресла, письменный стол у окна и старинное пианино, стоящее с противоположной стороны от дивана. Вся комната была увешана картинами, картиночками, какими-то экибанами, в углу на стене висела гитара; последние поздравления в стихах тоже красовались здесь. Рисунки детей, статьи из газет о Евгении. Чего тут только не было! Экзотичность обстановки подчеркивала убогий вид всей комнаты, в которой, по меньшей мере лет десять, не было ремонта, плюс задрипанные коврики на полу и накидки на диване и креслах.

Сверху, почти что на потолке, был натянут каркас из лесок. И с него как бы непринужденно свисали микрофончики – две-три штучки. В самом углу стоял катушечный магнитофон, к которому и прикреплялись эти микрофоны. Вначале, огорошенные всем увиденным, девчонки молчали, потеряв дар речи. Минут пятнадцать они разглядывали всю эту диковинную обстановку. Им и в голову не могло прийти, что жилище человека может так необычно выглядеть.

Это была студия звукозаписи, творческая мастерская, лаборатория, все что угодно, но только не жилище обычного обывателя!

Если прибавить к этому еще и то, что «веселое семейство» никогда не оставалось в одиночестве, ведь у них постоянно кто-то гостил или ночевал, то можно представить, что здесь творилось. Люди постоянно менялись: приезжали одни, другие уезжали, задерживаясь на недели и даже месяцы. Здесь всем был приют, всех внимательно выслушивали, записывали, фотографировали, спорили с ними, соглашались. И так целые годы напролет!

И инициатором всего этого, моторчиком, который все это приводил в движение, был, конечно же, Иорданский-старший, Евгений. Он, будучи уже в возрасте, обладал огромной энергией, искрящейся из него во все стороны, как от огромного огненного шара. Бодрячок, живчик, он никогда не успокаивался и жил всегда насыщенной, интенсивной жизнью. Казалось, вся жизнь «в Сокуре» держалась только на нем.

Зато его жена, Ольга, была обычной курицей-наседкой, ничего не творила, а только выращивала свою дочку. И пилила Женю за то, что они живут, не как все обычные мыши. Видимо, так уж все в жизни устроено, что противоположности притягиваются друг к другу и взаимно друг друга дополняют.

– Ой! А что у вас за книжечки здесь собраны? – поинтересовалась Людка.

– А это поэзия, – охотно отозвался Евгений. – Я ее прямо запоем читаю. Эту коллекцию я собирал всю жизнь.

Он встал и, горделиво выпятив грудь, любовно погладил разноцветные ряды книг.

– А что в ней? – продолжала Людка.

– А многое. Ну вот, например, я очень любил сначала Ахматову. Прямо ночами взахлеб ее читал. Потом, когда я Ахматовой наелся, я переключился на Цветаеву. Тоже залпом прочел, потом наелся ее, переключился на Есенина, потом, когда Есенина наелся…

– Есенина чего? – встряла в разговор Рыба. – Как это так?

– Ну, я просто так выражаюсь. Потому что я всегда испытывал как бы творческий голод, а сам писать стихи я не мог. И поэтому, когда я стал читать поэзию, я ею стал насыщаться и наедаться. Вот так! А вы сами пишете какие-нибудь стихи?

– Нет! – в один голос ответили подружки.

– А то вот мы тут уже в местной газете – «Литературке» и в журнале напечатали стихи наших поэтов. Жаль, что вы не пишете, а то мы и вас туда же поместили бы.

Женя достал какой-то потрепанный журнал и стал из него декламировать какие-то стихи местной поэтессы.

О чем были они, всем присутствующим было непонятно. Что-то наподобие рифмования слов роза-мимоза. Было ясно одно – Жене эти стихи очень нравятся, и читает он их с большим пламенным чувством!

Когда ярый оратор смолк, все весело и бездумно зааплодировали. Особенно Херман. После бури рукоплесканий Женя обратился к хиппушкам:

– А вы никаким творчеством не занимаетесь? – обратился Женя к хиппушкам.

– Занимаемся! – весело откликнулась Рыба. – Я на гитаре играю и пою песни.

– Вот это здорово! А песни сама пишешь?

– Нет. В основном чужие.

– Так! Это здорово! Сейчас ты нам споешь!

Весело потирая руки, Женя снял гитару со стены, протянул ее Рыбе и, многозначно подмигнув Херману, сказал:

– Ну, давай, продемонстрируй нам свое искусство.

Рыба взяла пару аккордов, а Херман в это время незаметно нажал кнопку записи. Рыба настроилась и запела песню Севочки:

 

Родители брали мороженое
Балованным детям.
Смотри, как заморожены их души!
От холода свернулись в трубочку уши.
В эфире звучит без помех:
«Атеизм – отрицание всех религий!»
В эфире звучит без помех:
«Атеизм – отрицание всех религий!»

 

Публика заинтересованно слушала. Новеньких здесь любили. Баседбаева стала метать на Рыбу ревнивые взгляды. А Холмогорцев стал посматривать своими сальными глазками, намечая себе новую цель.

Рыба самозабвенно пела, а когда пение смолкло, публика нарочито подбадривающе зааплодировала.

– Хм! – ввязался в разговор Холмогорцев. – Оказывается, атеизм – это тоже своего рода религия. Ведь он тоже основывается на вере. Вере в отсутствие Бога, например.

– Правильно, – отозвался Женя, – только отрицая Бога, атеисты-коммунисты обожествили срабатывание на «счастливое будущее».

– Что вы такое тут говорите? – вмешалась в разговор Ольга.

– А об атеизме, Оленька! – ласково пропел Холмогорцев.

– А вы можете себе представить, что Ольга совсем недавно была ярая комсомолочка, верила в коммунизм? А я ее перевоспитал, и она уже по-другому думает! – хвастался Женя.

– Да! Я уже совершенно по-другому думаю, – ответила она и тут же разбесилась на свою дочку. – Ну что ты грязные руки в рот тянешь?!

– Ну, мам! – канючила та.

– А ты уже к будущему учебному году готовишься? А ты помнишь программу старого года? – пилила она свою непоседливую дочь.

– Не хочу! Не хочу! – капризничала та.

– Ну, доченька, ну будь умницей! – увещевала ее мамаша.

Глядя на всю эту мышиную возню, Рыба думала: «Да, разубедить человека в какой-то идее типа коммунизма или фашизма, что в принципе одно и то же, очень легко, так как она не так уж много для него значит. А вот разубедить его, что не нужно быть маминистом, вообще практически невозможно. Особенно если у него уже есть дети. Невозможно тупой машине, которая едет по тупым рельсам мамочкиной программы, выбраться из накатанной колеи. Вот если бы Евгений убедил свою жену не быть свиноматкой, отказаться от всех своих детей, начать вести богемный образ жизни, вот тогда бы действительно можно было бы сказать, что он изменил ее. Если бы она сама бросила бы Евгения, сдала бы ребенка в детский дом, стала бы жить в свое удовольствие, уволилась с работы, устроила себе вечные каникулы, вот тогда можно было бы точно сказать, что действительно она изменила свое мировоззрение!»

А тем временем тусовочный табор гудел и пел на все лады. Баседбаева стала рассказывать о магии.

– С детства у меня были постоянные, необычные видения. Я постоянно контактировала с разными необычными сущностями. У меня в родне были все татары и среди них многие тоже занимались колдовством. Вот и я тоже стала заниматься, видимо, это у меня в крови. И чтобы мне было не скучно одной, я постоянно разговаривала с домовым. Он у меня и по сей день живет.

– Ух-ты! Интересно! – заинтересовался Евгений. – И он у тебя не шалит?

– Да нет, наоборот, даже помогает. Любит предостерегать от несчастий, часто даже в беде помогает. А разговаривает он со мной в виде стуков.

Вот однажды, когда мой муж был в экспедиции, мне приснился сон, что он попал в какой-то смерч. И его закрутило-завертело, приподняло от земли, и он растворяется в этом вихре и уносится куда-то вверх.

Летит, кружится и исчезает.

И, когда я проснулась, это странное ощущение от сна сохранилось, причем сохранялось несколько дней. Я спросила у домового: жив мой муж или нет. Если да, то стукни один раз, если нет, то три.

Спрашиваю вслух: «Жив или нет?» А он мне три раза стукнул. Я аж вся обмерла. Стою – ни жива, ни мертва. Спрашиваю еще раз «Жив или нет?» – Домовой не стал второй раз отвечать. Молчит. Ну, думаю, точно. Сон мой, видать, неспроста был.

А через несколько дней пришло известие, что он погиб в экспедиции. Он у меня был геологом.

Так вот я осталась одна. Да еще дочка была у меня маленькая. Вот так и стали мы жить втроем: я, дочка моя и домовой.

Ночью, бывало, сплю, все тихо. Потом вдруг просыпаюсь среди ночи. Чувствую какое-то странное присутствие рядом. Думаю: это неспроста. Начинаю прислушиваться. Слышу, что домовой начинает со мною разговаривать, стучать то есть. Прислушиваюсь. А это он мне что-то сообщить хочет. Начинаю спрашивать: То или нет? Если нет – три стука. Если да, то один. И так я у него выспрашиваю, выспрашиваю и, наконец, он мне сообщает то, что хотел сообщить.

Так он меня оберегает от многих несчастий, бедствий и предсказывает удачу.

– Скажи, а днем он может предсказывать? – спросила Людка, которая тоже любила заниматься различными оккультными вещами.

– Днем – реже, но иногда бывает. С той поры, как погиб мой муж, я стала еще больше верить в магию и даже устроила в кладовой домик для домового.

Стала ставить ему хлеб, еду, воду для питья. Постоянно предлагала ему все свежее, новое. И он меня полюбил. Заплетал волосы в косички, вил локоны. Охранял дом, когда я надолго куда-то уезжала. Вот и сейчас, когда я отсутствую, он охраняет мое жилище. Я могу здесь, в Сокуре, несколько дней прожить, и я буду наверняка знать, что там ничего не случится, дочь моя будет жива – здорова, огород нетронут, а куры – целы.

– А почему ты так уверена? – спросила Людка.

– Потому что, когда я была дома, перед тем, как уехать, я его попросила за всем присмотреть, и еды ему на несколько дней оставила. И он присмотрит.

– Вот здорово! – восторженно воскликнула Людка. – Вот бы и мне так научиться!

– Ну, в общем-то, это не сложно. Я могу тебя научить. Только для этого нужно, чтобы ты ко мне домой приехала. Там у меня особая атмосфера создана. Колдовская. И в ней намного легче новенького учить. Там духи помогают! – таинственно шепнула Баседбаева и улыбнулась ведьминской улыбкой.

У Рыбы от такой улыбки мурашки побежали по коже. Несмотря на то, что татарка была очень даже миловидной, ее улыбка напоминала ведьминский оскал. А приглядевшись к ней получше, Рыба увидела небольшие черные усики. Все это одновременно и поразило и испугало Рыбу, и в то же время она начала испытывать своего рода тягу к этой загадочной магнетичной личности.

– А где вы живете? – неожиданно спросила Рыба. – Я тоже хочу к вам приехать!

– Приезжайте! – приветливо улыбнулась ведьма. – Я живу в Крахале. Вот мой адрес.

С этими словами она протянула ей записную книжку, с которой Рыба и переписала заветный адресок. Потом Светлана подробно описала, как ее быстрее найти, и даже нарисовала план.

– Скажите, а проклятье вы можете наслать? – неожиданно спросила Людка.

– Могу, – спокойно ответила та, – но я стараюсь не делать людям вреда. Я стараюсь найти общий язык с человеком или, если это не удается, обойти его, «развести дороги» то есть. Ну, уж если совсем ничего не помогает, тогда приходится применять какое-либо зло против него.

Сказав это, Светлана неожиданно замолчала. Людка пыталась еще что-то у нее выспрашивать, но все было бесполезно.

– Все, что вам нужно будет, я скажу при личной встрече. О магии нельзя говорить много, иначе духи могут стать недовольными, – лаконично произнесла она и замолчала.

Все оставшееся время, вплоть до вечера, Светлана была немногословна. Сидела она в стороночке, как бы прислушиваясь к чему-то. Было такое впечатление, что она и здесь, и не здесь. Молчание же ее было очень тяжеловесным.

Евгений и Саша Холмогорцев начали бесконечный диспут о морали и нравственности. О чем шла речь, никто из присутствующих не мог понять, да, похоже, и сами Евгений и Александр забрались в такие дебри, что вылезти без посторонней помощи им было невозможно. А единственный человек, который мог бы им помочь, Витя Варкутис со своей теорией бантика и бинтика, был уже далеко.

– Я считаю, что вся мораль и нравственность – выдуманы людьми! – утверждал Евгений.

– Ну, а если они выдуманы людьми, значит они для людей, – возражал Саша.

– Так в том-то и дело, что их выдумали одни люди, а навязывают другим.

И одни должны выполнять то, что выдумал кто-то триста лет назад, непонятно для кого.

– Ну, это и хорошо, ведь иначе бы не было порядка. И была бы полная анархия.

– Анархия – мать порядка! – встряла в разговор Рыба.

– А мы тут сами разберемся, – вежливо осек ее Холмогорцев. – Меня мама учила, что старших нужно уважать!

– Ну, пусть человек выскажется, – защищал Рыбу Евгений. – У нас тут все имеют право голоса: и старшие, и младшие, и средние. Пусть говорит, если ей хочется!

– Ну, ладно, пусть говорит, – согласился Саша. – Так на чем мы остановились? Эх, черт побери, забыл! Ах, да! О морали, кажется?

– Вот именно! – перебил его Евгений. – Я считаю, что мораль должна быть гибкой и пластичной.

Ведь все в жизни относительно. То, что хорошо, например, для дикаря, для современного человека неприемлемо и, наоборот. Вот если древние могли поедать умерших соплеменников, то для современного человека это совсем неприемлемо. Но все это – условности. Ведь если бы мы сейчас оказались в экстремальной ситуации, то мы могли бы по очереди съедать одного за другим. И ничего страшного в этом не было б!

Все присутствующие напряглись и замолчали. Холмогорцев весь аж передернулся от этой мысли и стал запальчиво возражать:

– Как так?! Есть человека? Да как можно? Это же не гуманно, не этично, не культурно! Мы что, дикие что ли?!

– Ну, я же не призываю людей съедать! Я просто об экстремальной ситуации, экстремальной! Ведь надо о выживании думать, а не о каких-то там выдуманных нормах, вы вот это поймите!

– Нет, Женя, ты как хочешь, можешь меня убеждать, переубеждать, но я с тобой не согласен! Я считаю, что если бы не было всех этих норм, ограничивающих человеческую низшую природу, тогда начался бы беспредел. Люди стали бы друг друга грабить, насиловать, избивать, убивать друг друга! Мораль обязательно нужна! Как без нее?!

– Да, это совершенно верно, но не во всех случаях жизни эти все правила являются жизнеспособными. И нужно просто разумно подходить: подходят они к жизни или нет. Тем более, повторяю, эти нормы были придуманы триста-двести лет тому назад, не пойми кем, не пойми, для кого!

– Опасный ты человек! – прищурив глаза, произнес Александр. – Ты – вольнодумец! Такие люди являются опасными для общества!

И тут же он переменил состояние, хлопнул Евгения по плечу и добродушно расхохотался. Но потом они все равно продолжили спорить. Спор шел часами напролет, до хрипоты, до дури, но никто из спорщиков не мог согласиться с другим. Спорили так, что уже даже плохо соображали, что говорит один другому, даже плохо соображали, что сами говорят. Наконец, оба выдохнулись и замолчали.

Тяжело дыша, свесив языки, они смотрели друг на друга в бессильном желании продолжать этот спор. Но оба уже измотались и эмоционально и физически настолько, что еле держались на ногах.

– Мам! Мам! А там бабушка какает! – с визгом заскочила Дианка в комнату.

– Что-о-о?! – удивилась Ольга. – Где?

– Там, на кухне! Штаны сняла и срет прямо на пол!

Ольга, Женя и вся остальная тусовка гурьбой ринулись на кухню.

Там, прямо у стола, посреди кухни стояла бабка в полуприсяде и, сняв свои вонючие портки, хезала прямо на пол. Вонючее жидкое говно растекалось под ней ровной лужицей и пачкало ее суконные сапоги. И бабка при этом ничуть не стеснялась ни спущенных штанов, ни оголенной задницы.

– Мам! Что же вы делаете?! – взбесился Женя, подскочив к своей мамаше. – Вы же не в туалете! Перестаньте немедленно! Это неприлично!

Дианка тут же отпрянула, Херман заткнул нос и брезгливо поморщился, Холмогорцев и вовсе спрятался в комнате. Ольга, Светлана и старичок–алкашок бросились помогать Жене. Хиппушки стояли и, весело прикалываясь над всей этой сценой, смотрели, что же будет дальше.

– Ну как вам не стыдно! – возмущалась Ольга. – Пожилой человек, а так себя ведете!

Бабка к тому времени уже успела опорожниться и напоследок выпустила грохочущую очередь из своего сральника. И уже было начала подтираться прямо руками. Но ее тут же оттащили в сторону, напялили, прямо на невытертую задницу вонючие панталоны и уложили на кровать. Но бабка не собиралась просто так сдаваться. Она сделала попытку встать с постели и ринуться, непонятно куда.

– Лежите, мама! – бесился на нее Евгений. – Смотрите, что вы натворили, да еще и сидеть на месте не хотите.

– Это не я! Это не я! – оправдывалась старая пакостница.

Херман не выдержал и крикнул со всей мочи:

– А кто же это? Кто, если не вы? – орал вне себя от ярости «сынуля»

– Тут бандиты и хулиганы! Они хотели похитить мои деньги и золото! – лепетала старуха.

– Да Вы совсем из ума выжили! Ну кто, кроме вас, мог такое натворить?!

– Это бандиты! Они меня ограбили!

– Как они вас ограбили?!

– Они украли деньги и золото!

– Какие у вас могут быть деньги? Какое золото? Откуда?!

– Мне их Жорж подарил на день рождения. Это все мое было. Жорж меня очень любил. А где он сейчас? Где он? – квокала выжившая из ума маразматичка.

– Да нет давно уже вашего Жоржа! Успокойтесь вы, наконец! – не выдержал Женя.

Ольга суетилась, доставала из чулана разное шмотье, чтобы вычистить бабкину дресню. Светлана тоже помогала ей убирать. Но вот беда была в том, что пол был досчатый и жидкая дресня залилась в щели и вычистить ее оттуда было практически невозможно. Все, что можно было, вытерли и утром тряпки выбросили, но вонь в квартире так и продолжала оставаться. Видимо, бабка нажралась какой-то дряни и так жидко обдристалась.

Чтобы немного устранить запах говна, было решено засыпать щели песком и на время оставить все в таком состоянии. А потом, через некоторое время, когда впитается, вычистить и убрать. Так и сделали.

Херман весело таскал ведра с песком и глумливо хихикал над старухой.

Только вся эта возня закончилась, как вдруг раздалось негромкое заунывное рыдание. Все оглянулись на старуху и увидели, что она стянула со своей седой всклокоченной головы платок и, уткнувшись в него, тихонечко рыдает.

– Мама! Мам! Что происходит? – обратился к ней Евгений. – Почему вы плачете?

– Дорогой! Жорж! Любимый Жоржик! Тебя нет! Как же так? Георгий! – причитала старуха.

– Мама, да успокойтесь же вы! Его давно уже нет, он уже давно умер.

В ответ старуха разрыдалась еще больше. Все тело ее сотрясалось от беззвучных рыданий. Из носа у нее капали капли и висела длинная сопля. Бабка стала вытирать платком слезы и размазала ее по лицу.

Всех аж передернуло! Но старуху это мало интересовало. Она была полностью занята своими переживаниями и ни на кого не обращала внимания.

Постепенно рыдания бабки стали увеличиваться. Все тело ее стало сотрясаться и стало казаться, что еще немного – и ей станет дурно.

Ее уложили, накрыли теплыми одеялами, но она не успокаивалась.

Окно было открыто и могли услышать соседи. Но, с другой стороны, надо было, чтобы запах говна хотя бы чуть-чуть выветрился. И поэтому было решено напоить бабку валерианкой.

Ольга не знала, какую дозу налить и сдуру выбухала весь флакон в стакан и, чуть-чуть разбавив его водой, подала бабке это зелье.

– Возьмите, пожалуйста, выпейте это! – стала ласково уговаривать Ольга ебанутую старуху. – Вам станет легче!

– Что это?! Что это? Что? – заквокала старуха. – Что это?

– Это вкусненькая водичка! – успокаивала ее Ольга.

– Ну, ладно, я выпью, – согласилась старуха.

Херман и Евгений бросились поднимать старую колоду. С большим трудом усадив маразматичку, ее напоили валерианкой и опять положили назад. Бабка начала своими лапами теребить бахрому на шторке, играть с нею, как младенец с погремушкой, впала в детство, заулюлюкала, а потом и подавно заснула.

– Ну, слава Богу! – облегченно вздохнула Ольга. – Ребята, пойдемте в палисадник. Уже вечереет. Пожжем костер, песенки попоем. А бабушка устала. Она хочет отдохнуть. Пойдемте, а иначе мы ее разбудим. Пойдемте, ребята!

– А что-нибудь брать с собой нужно? – поинтересовалась Баседбаева.

– А вот, берите еду, гитару и вот этот переносной магнитофон, фотоаппарат и пойдемте, – вмешался Женя.

Бабусю накрыли теплыми одеялами, на всякий случай закрыли окно, взяли свои вещи и вышли на улицу.

Вечерело. Солнце клонилось к закату. Табор Иорданского вывалил во двор и двинулся к палисаднику. Бабки, сидящие на лавочках, тут же стали обсуждать всех присутствующих. Заметив появление двух хиппушек, они еще больше оживились и тут же зацепились за них:

– Ой! Смотри какие девки у них новые появились! – говорила одна в очках.

– А какие страшнющие! А какие раскрашенные. У! Уродицы! – отвечала толстая дурица с клюкой.

– О, смотри-ка, в брюках, да еще и в рваных, а тельник-то прямо какой грязнющий на ней

– А другая-то, другая! Волосы короткие, как у пацана, а вона, смотри, пряди длинные оставила как у лошади!

Рыба не выдержала такого обращения и, повернувшись к старухе, скорчила рожу, подставила руки к ушам и шевеля пальцами, громко, с вызовом закричала:

– Бэ-э-э-э!!!

Бабки шарахнулись, не ожидая такого обращения и испуганно притихли.

Женя весело рассмеялся над этой выходкой. Ольга же покраснела от стыда и быстрее посеменила вперед.

Веселая кавалькада повалила к палисаднику и по дороге Ольга начала пилить Евгения:

– Женя, послушай, может быть не нужно этим девочкам так себя вести?

– Ну, подумаешь, Оленька, это же ведь такая мелочь! – отшучивался он.

– Нет, все равно, Женя, так нельзя. На нас и так старухи косо смотрят, а после этого еще пуще нас осуждать будут.

– Да ведь это же ерунда! Этим старухам скоро уже в могилу закапываться нужно будет. Что ж теперь постоянно на них ровняться, что ли?

– Ну ведь это же соседи!

– А мне наплевать на них! – беспечно произнес Евгений и пошел к своим друзьям.

Рыба и Людка тоже недоуменно посмотрели на Ольгу, чего мол это она на этих полуживых старух ровняется? Таки самой недолго стать такой же полуживой дурой, как и они сами!

Веселая гурьба ввалилась в калитку небольшого палисадника, где все уже было оборудовано для отдыха. В землю был врыт обеденный стол двухметровой длины, а по бокам от него – две такие же длинные скамейки. За этим импровизированным столом запросто могли разместиться десять человек. Здесь же, в двух шагах от стола рос большой тополь, к стволу которого были прибиты ступеньки, ведущие к самой кроне дерева.

– Ой! Что это такое? – с любопытством спросила Рыба и тут же бросилась к этим ступенькам.

– А это мы тут на дерево лазим, – непринужденно сказал Херман, – и даже спим там. Вешаем гамак и спим как птички в гнездышке! Ха-ха-ха!

И тут же Херман весело полез по этим ступенькам с ловкостью макаки. Все с интересом стали следить за ним.

– Ой! Женя, может, не надо ему так лазить, он же может упасть! – запричитала Ольга.

– Да он уже падал, – беззаботно ответил Евгений. – И ничего с ним не случилось.

– Как это так? – удивилась Рыба.

– Да просто он «в рубашке» родился, – хохотал Женя. – Упал и ничего даже не сломал себе. Он живучий!

А тем временем Херман весело вскарабкался на вершину дерева и, держась одной рукой за его ствол, другую приложил к бровям и стал оглядывать окрестности.

– Враг повержен и отступает! – весело пошутил он. А затем переменил руку и посмотрел в другую сторону. – Вижу приближающегося пехотинца сочувствующей армии! – громко заявил он. – Движется к нам с юга.

– Так, так, что там?! – сразу же оживился Евгений.

– Движется к месту нашей дислокации! Скоро будет здесь! Скоро будет здесь! Иде-е-ет! Херман беспокойно заерзал на дереве, выказывая крайнюю обеспокоенность.

– Херман, Херман! Осторожнее! – «кудахтала» Ольга. – Не ерзай ты так, упадешь!

– Да ничего с ним не произойдет! – беспечно говорил Евгений. – Он ловкий как обезьяна!

– Ну, как хочешь, – психанула Ольга, – в конце концов это же твой ребенок. Сам с ним и разбирайся! Упадет – сам его лечить будешь.

– Да что за него беспокоиться! – и Евгений весело расхохотался.

Тем временем в калитку ограды вошел большерослый здоровяк с рыжими кучерявыми волосами. Он радостно улыбнулся своими щербатыми зубами и радостно зашепелявил:

– О! Как я лад! Как я лад сех вас видеть!

Голубые его глазки выказывали в нем натуру веселую и незлобивую.

– А! Борис! Проходи-проходи! – радостно и гостеприимно воскликнул Евгений.

Борис протянул ему свою здоровую волосатую лапу. А затем он по очереди пожал руку всем присутствующим, кроме Хермана, который весело сидя на дереве, корчил рожицы, паясничал и кривлялся. Он был еще юн и не имел семьи и поэтому он мог так беззаботно радоваться, веселиться, смеяться, как ребенок в детстве.

А вот Ольга являла собой полную противоположность ему: озабоченная своим семейством, узколобая и тупая, она уже не была веселой и живой как в детстве. Она была уже почти мертвой. Такой ее делала семейка.

– А я сегодня буду спать здесь, в гамаке! – радостно выкрикнул Херман. – Я буду в нем качаться!

– Да ты же упадешь из него! – бесилась Ольга. – Не вздумай!

– А ты сама так пробовала?

– Нет, не пробовала.

– Ну, а что тогда говоришь?

– Да потому, что я старше тебя!

– Ну а мне на это наплевать! Вот сначала попробуй, а потом будешь говорить!

Ольга обиженно замолчала, не зная, что сказать, а Херман с ловкостью обезьяны стал спускаться вниз и уже почти у самого конца, когда расстояние оставалось чуть больше человеческого роста, он спокойно спрыгнул на землю.

– Здорово, Борис!

Борис радушно улыбнулся и подал свою волосатую лапищу.

Тусовка уже начала обсуждать Женин магнитофон.

– Смотри-ка! – говорил старичок-алкашок. – В наше время только радиолы были, а здесь-то вона чо. Мафон, понимаешь ли, да еще, поди, и японский?

– Да это же легендарный магнитофон! – бахвалился Евгений. – Я его на Дальнем Востоке двадцать пять лет назад приобрел.

– Ух-ты! – удивился Борис. – Двухкассетный?

– Конечно! Настоящий! У него и приемник есть и микрофон встроенный и выносной можно в него подключать!

– На батарейках! – вставил Херман.

– Да! Его можно где угодно слушать, где угодно включать! Он у меня и в воду однажды упал и ничего не сталось с ним. И даже в огонь попадал и не сломался. Вот видите, тут с боку он оплавлен!

И он повернул искореженную, как после пожара, поверхность магнитофона.

Все очень удивились

– Вот так! Только корпус чуть-чуть оплавился, а сам магнитофон работает, как танк!

– Здорово! Удивительно! – раздались возгласы со всех сторон.

– Он еще двадцать пять лет мне прослужит!

– Но ведь к тому времени уже такое придумают, что твой мафон будет, что сейчас для нас радиола! – съязвил Херман.

– Молчи, ты еще молодой! – осек его Женя. – Это же будет такая реликвия!

Херман насупился и обиженно замолчал. Отрешенной реакции он никогда не учился и поэтому реагировал, как тупая машина.

Женя водрузил магнитофон на край стола. Табор расселся за столом. Ольга стала потчевать гостей своими нехитрыми угощениями.

Рыба сидела и таращилась то на всех тусовщиков вместе, то по очереди. Ей было тут весело и интересно. Здесь она себя чувствовала «как рыба в воде», но толком не могла понять, о чем идет большинство споров и разговоров.

Евгений и Александр продолжали свой нелепый спор, значение которого никто не понимал, но зато каждое слово записывалось на пленку.

В перерывах между словами Холмогорцев еще и успевал строить глазки всем присутствующим самкам.

Херман и Борис разожгли костер неподалеку от стола. Табор загудел. Ольга со Светланой обсуждали свои насущные проблемы. Людка рассказывала Херману о московских йогах, с которыми она уже давно была знакома:

– Ты представляешь, в Москве есть такие ребята! Зашибись! Целая семья йогов!

– Семья? – удивился Херман. – А я вообще-то читал, что йогой должен заниматься тот, кто уже отошел от мира!

– Ну ты просто дурак! – парировала Людка. – Йоги могут быть любые: и женатые и неженатые.

– Ну это уже какой-то суррогат получается!

– А! какой же ты дурной! – махнула рукой Людка. – С тобой неинтересно разговаривать!

– Значит, они не йоги, а просто йоганутые, если пытаются и семейку и йогу объединить.

– А ты знаешь, что значит слово «йога»?

– Ну что-то такое… – Херман замялся.

– Не знаешь! Не знаешь! – радостно захлопала в ладоши Людка. – Йога означает – «единение», «союз». Союз и мирского и духовного!

Людка, задрав нос, посмотрела на него.

– А я думал, йога – это единение души и Духа! – Как ни в чем не бывало произнес Херман.

– Фу! Какой ты противный! – капризно отмахнулась от него Людка. – С тобой абсолютно невозможно разговаривать!

Она отвернулась от Хермана и демонстративно замолчала.

Вдруг из другой стороны палисадника, за оградой послышался протяжный душераздирающий детский крик.

– Ой! –е-е-е-ей! О-о-о-о-о-ой! – Доносилось из палисадника. – Отпусти! Отпусти! Отстань! Издавала его Дианка.

Огромный соседский дог схватил ее за голову и трепал почем зря. Кровища хлестала из-под зубов, девчонка, как беспомощная кукла трепыхалась в зубах у зверюги, которая при этом злобно рычала.

Весь табор переполошился. Во главе с Ольгой все бросились к собаке и стали оттаскивать ее от несчастной жертвы.

Удавалось это очень слабо. Зверь сильно стиснул свои челюсти и не хотел их разжимать. Дианка уже боялась вырываться, а только беспомощно пищала.

Ситуацию спас Борис. Подскочив к собаке, он схватил ее и с силой напрягая свои мускулистые руки, с большим трудом разжал мощные челюсти животного.

Дианка вырвалась и понеслась прочь от дикой собаки. Отбежав на приличное расстояние и оставшись в безопасности, она отдышалась, успокоилась и встала, не зная что дальше делать, как реагировать на эту ситуацию. Однако кровь прилично хлестала из ран и заливала ей глаза.

– Дианочка! Бедненькая моя! – заорала Ольга что есть мочи. – Иди ко мне, моя хорошая!

Дебильная доченька бросилась со всех ног к своей мамаше, оглашая воем все окрестности.

– О-ой! Больно!!! – Заорала она. – А-а-а!!!

Светлана одна только догадалась сбегать в дом за аптекой. Обернувшись со скоростью пули, она принесла бинт, марлю и перекись водорода.

– Вот, перевяжите, – отзывчиво произнесла она.

Ольга впопыхах не могла ничего сообразить, руки у нее тряслись, голова ничего не соображала.

Наконец Светлана взяла все в свои руки, быстро и грамотно подготовила бинты и обработала рану. Кровища залила все лицо и одежду.

Дианка, подогретая материнской «добротой», голосила на всю округу. Сбежались соседи и стали смотреть на всю эту сцену.

Светлана спокойно наложила повязку, перебинтовав голову наподобие «каски». Вид у «пострадавшей» стал очень интересный.

Херман аж не выдержал и захохотал над ней. Ольга тут же набросилась на него:

– Что ты смеешься, придурок?! – взбесилась Ольга.

– А что мне, плакать что ли? – невозмутимо возразил Херман.

– Ублюдок! Тебе бы так! Стервенец!

– А что ты так трясешься над своей Дианочкой?! – вмешался в их разговор Евгений.

– И ты туда же! – набросилась на него Ольга.

Ребенка убивают у тебя на глазах, а тебе все равно!

– Да ничего с ней не будет! Подумаешь, несколько царапин. Лицо не тронуто! Все нормально! До свадьбы заживет!

– Да, посмотрела бы я, если бы твоего Хермана так собака искусала! Чтобы ты запел!

– Да ничего бы я не запел! Мне так все равно, что с ним будет. Он уже здоровый. У него уже должна быть своя жизнь.

– Что ты за отец такой! Тебе совсем не жалко своих детей! – орала психопатка.

– А чего их жалеть! Они вон какие здоровые! У нас никого не жалели и всех воспитывали строго.

Ольга совсем распсиховалась, потеряла самоконтроль и выкрикнула:

– Цыган – он и есть цыган!

А затем схватила свою дебильную дочку в охапку и потащила в дом.

Евгений махнул рукой и вернулся назад в палисадник. И весь «табор» пошел вместе с ним.

Вот как, оказывается, по-разному могут реагировать люди! Один – нормально, спокойно, даже с юмором. Как и должен реагировать нормальный человек. А другой – отождествленно, ограниченно, убого, как инвалид. И точно так же он выращивает своих детей, уподобляя их себе. Делает их слабыми, дурными, болезненными и ранимыми.

Херман, воспитываемый цыганом, станет более жизнеспособным, менее уязвимым, чем дурная, психованная идиотка Диана. В жизни ей будет очень тяжело. Уже не будет рядом мамочки-наседки, которая будет ее опекать. А будет суровая реальность, не терпящая слабостей и нещадно уничтожающая за них. Вот как мать своей «любовью» калечит человека.

 

***

 

Погудев еще немного у ночного костра, «табор» пошел на ночлег в дом.

Ольга с Дианкой уже спали. Бабуля, налакавшаяся валерианки тоже спала беспробудным сном. Ее мерный храп раскатистым гулом распространялся на весь дом.

Гостей было прилично и поэтому пришлось вторгнуться в комнату Ольги, которая уже заняла диван за стеллажом. Другой диван раздвинули и на него улеглись сразу 4 человека, но только поперек него. А под ноги подставили табуретки и стулья. Хиппушки по привычке заняли полку над входной дверью, Херман залез на шкаф.

Женя попытался подлечь к Ольге, но получил такой жесткий отпор, что вынужден был отступить и ему пришлось ютиться на коврике на полу между пианино и диваном.

Постепенно все засопели и в комнате воцарилась тишина. Освещаемая лунным светом квартира действительно напоминала уснувший табор. Слышно было тиканье часов, храп старухи, да периодически повторяющееся ворочание Холмогорцева, который плохо спал, возбужденный нахождением рядом особ женского пола.

***

 

Наутро, не успев проснуться, Евгений и Александр начали философский диспут на предмет того, как нужно жить.

Александр, намылив лицо пеной для бритья и глядя в осколок зеркала, висящего перед умывальником, брился и между делом разглагольствовал:

– Ну я вообще-то считаю, что все должно быть в жизни на своих местах: семья – это одно, работа – это другое, а хобби – это третье и все люди тоже должны быть разные, которые к этим разделам относятся.

– А я, наоборот, хочу перевоспитать мою Оленьку, чтобы она из коммунистки стала нормальным человеком и начала бы разделять мои интересы, – возразил Женя, расчесывая свои длинные, густые с проседью волосы. – И кое-что у меня уже получается!

– А ни хрена у тебя не получается, – спорил Саша, она как была дурой, так ею и останется! И вчерашняя ее выходка – пример этому.

– Ну и что! Это только одна выходка, но в целом она меня уже понимает, иначе бы здесь не было бы столько людей!

– Ну, в этом ты, конечно, прав, но я вот так и не могу свою жену даже притащить хотя бы на один день к тебе! Все она занята, да не хочет!

– А! вот видишь! Значит, она у тебя плохо развивается. Погрязла в семейном болоте.

– А что в этом такого плохого? – удивился Саша.

– А то, что семья – она же ведь на какое-то время, а дальше надо и чему-то нормальному себя посвящать. Вот я, например, сына вырастил, он уже самостоятельной жизнью должен жить, а я уже великими делами займусь!

– О! Интересно! Какими же это? – оживился Холмогорцев.

– Я хочу начать делать сокурное телевидение.

– Вот это да! А где же ты деньги на него возьмешь?

– Ну начну сначала с рубрики в газете «Литературке», затем и «Вечерний N-sк» будет о нас печатать, ну или другая газета. Затем буду на радио передачи делать и там целыми днями гонять наши песни, стихи, рассказы, повести! И люди к нам потянутся. Будут свои произведения нам присылать, у нас выступать! И так организуется целый центр!

– Вот это размах! Здорово! – восхищался Саша.

– А на вырученные деньги мы будем делать передачи по телевидению. И так будет наша деятельность расти и развиваться! Вот что я придумал!

– Ну, ты молоток! – восхищался Александр.

– Да, жаль вот только, что сразу в молодости я этим не занялся! Много времени на семью потратил. Вот только под старость лет всем этим занялся. Да ничего не поделаешь, годы–то ушли.

Людка, сидящая на своей полке, ненароком услышала этот разговор, так обрадовалась, что обезумела и спрыгнула на пол без лестницы.

– Вы знаете, я тоже хочу в вашем центре участвовать! Я буду рассказывать о йогах, о их учении!

Холмогорцев немного удивился от неожиданности.

– А как же учение йогов может быть связано с литературой, творчеством и поэзией? – удивился Саша, чуть не порезавшись совдеповской бритвой.

– А ничего страшного! – вмешался Женя. – Мы всех признаем: и йогов и поэтов и художников! Все направления полезны. Все направления нужны! Давай-давай, будешь на нашей передаче йогу вести.

Услышав такое, Рыба тоже оживилась и, свесившись с полки (спрыгнуть она боялась), стала кричать:

– А меня, меня тоже возьмите с собой. Я тоже хочу выступать. Я петь умею!

– И тебя тоже возьмем, – подбодрил Евгений.

– У меня семейки нет, я могу прямо сейчас заняться творчеством!

Холмогорцев сделал недовольное лицо:

– Ну, ты зря насчет этого. Женщина должна исполнять свой долг! А потом уже и творчество.

Рыба заткнулась, не зная, что ответить, а сама задумалась и погрузилась в воспоминания и размышления.

Как-то раз по телевизору показывали выступление хора, в котором Рыба пела почти семь лет. Мать, пялясь в телевизор, выискивала глазами, где же стоит ее доченька. И долго ничего не понимала.

Потом все-таки найдя ее, она горделиво расправила плечи, обрадовалась дебильной радостью и тут же разревелась.

– Мама, мама, что ты плачешь? Ведь это же я пою! – недоумевала Рыба.

– Я от радости плачу, доченька!

– А я всегда так петь буду! Я хочу стать певицей. Я буду такая же знаменитая, как Алла Пугачева или София Ротару! – радостно хвасталась она. – Или буду в оперном на сцене петь!

– Ни в коем случае, не вздумай! Это очень трудная и сложная работа. Да куда тебе?

– А почему, мам?! – заныла Рыба. – Я хочу!

– Да ты посмотри на себя! Кто ты, а кто они! Они же великие певицы, а у нас в роду таких не было. Все были рабочие да инженеры. А бабушка твоя стеклодувом работала.

– Ну и что, а я буду певицей! – не сдавалась Рыба.

– Ну, понимаешь ли, – заюлила поганая, – это от природы надо очень большой талант иметь, чтобы пробиться на сцену. А у тебя он разве есть? В лучшем случае ты сможешь быть в подпевках или в хоре.

– А почему это? – не понимала Рыба.

– Ну, я же объяснила тебе, нужен большой талант, чтобы пробиться на сцену, а у тебя его нет! Иначе бы он проявился еще с детства.

Рыба обиделась, замолчала и задумалась. Она не могла понять смысла того, что говорит поганая, а только принимала все слова поганой маразматички, как чистую правду и усваивала их. На самом же деле в карьере женщины (не только на сцене) самым важным является не талант, а умение правильно выбрать того, под кого можно подстелиться. И за счет этого открыть себе путь к славе, успеху, богатству и другим благам жизни. Вот, оказывается, какой талант нужно иметь! Счастье женщины – в том, чтобы знать, с кем и как переспать.

– Мам, мам, ну я все равно хочу! – не унималась Рыба.

– Ну, знаешь, я тебе еще могу сказать, что у тех людей, которые серьезно занимаются чем-либо не все в порядке с семьей.

– Ну и что?

– А то, что они или замуж выходят поздно, или семьей своей плохо занимаются. Детей не воспитывают.

– А почему?

– Потому, что у них на первом месте дело, а семья на последнем, – психовала погань.

– Вот и хорошо!

– Глупенькая! Что же здесь хорошего? Я вот тоже в детстве хотела стать балериной. Поступала в хореографическую школу, но меня не приняли туда, потому, что у меня были кривые ноги и я плохо делала первую позицию.

– А что в этом хорошего?

– А то, – уже еле сдерживаясь говорила поганая, – что балерины пока не оттанцуют, детей рожать не могут.

– Ну и ладно!

– Как это ладно?!! Вон Майя Плисецкая, всю жизнь посвятила балету, а детей у нее вообще не было.

– Зато ее все знают.

– Ну, тогда, если бы я была такой, как она, то тогда бы не было тебя! – пустила в ход поганая свой последний аргумент. Здесь она применила сильный психологический ход, чтобы повлиять на дочь.

Рыба задумалась и испугалась. Как это так? Меня бы не было? А где же бы я была? А может, мать и права? Неужели меня бы не было?

Видя ее замешательство, поганая вовремя подловила этот момент и продолжала втирать говно в ее тупые мозгени:

– Ты пойми, дочь, что женщина должна заниматься не тем творчеством, которым занимается мужчина, а тем, которым ее наделила природа.

Поганая замолчала и слащаво осклабилась.

– А это еще каким? – не въехала Рыба.

– Понимаешь ли, доченька, женщина создана природой для того, чтобы рожать детей, выращивать их и воспитывать. В этом ее счастье!

– Я хочу петь! – не унималась Рыба.

– А тогда ты и счастливой не станешь! – пустила в ход погань еще один аргумент.

Это был еще один сильный ход. Потому что все, что невозможно объяснить логически или доказать, мыши называют словом «счастье». Детей рожать – «счастье», семейку создавать – «счастье», коммунизм строить – «счастье», за родину гибнуть тоже «счастье». Но что-то никто, кто строил коммунизм или срабатывался до костей, не стал счастливым, а только сильно заболел или просто подох.

Потому что где говорят «счастье», там кроется какая-то западня, в которую человека заманивают. Чтобы не вести силком, человека приманивают «счастьицем», «коммунизмом». И он сам охотно бежит в ловушку и гибнет в ней. Никакого счастья нет, одна только иллюзия, зато человек становится добросовестным исполнителем задач, которые навязаны извне обществом и инстинктом размножения.

– Мама! Мама, а у Аллы Пугачевой и Софии Ротару есть дети и они им не мешают, – покумекав, сказала Рыба.

– Ну и что. Зато они им мало уделяют внимания и заботы, потому что у них карьера на первом месте, а дети на последнем.

– Ну и что?

– А то, что, представь себе, что я тебя совсем бы не любила, а только и делала, что ездила бы по гастролям, – двинула погань навстречу еще один аргумент.

Рыба опять задумалась и замолчала. И тут же как опытный психолог подметив удобный момент, погань стала гладить ее по голове (устанавливать кинестетический контакт) и продолжать завнушивать:

– Вот видишь, моя Тепушка, а теперь я с тобой постоянно нахожусь и могу постоянно о тебе заботиться, держать «под своим крылышком».

Рыба растеклась и стала впитывать всю эту ересь.

Мать, проклятая погань, всячески пыталась отговорить ее от всего хорошего, нормального, светлого, чем только мог заниматься человек, а только становиться тупой машиной для размножения «пушечного мяса», тупой свиноматкой.

Спортом заниматься – «женщинам тяжелой нагрузкой вредно заниматься», «фигура некрасивая будет», «травмы получишь».

Музыкой заниматься – «голоса нет», «медведь на ухо наступил», «у тебя слуха абсолютного нет», «пальцы короткие»;

Рисованием – «таланту нет» и т. д.

Наукой заниматься – усидчивости, да ума нету.

Ну, во всем ты получаешься кривенькая, худенькая, рябенькая, да плохонькая, а как детей-то рожать, семейку заводить, так – «ты у меня особенная, дочь, тебе обязательно повезет!»

Хитро-хитро-хитро крутит мать, как карточный шулер. И так разложит, и так, и по-всякому выходит, что тебе одна судьба – заниматься размножением.

И «счастьицем» это назовет и «природным предназначением» и «долгом женщины», но все лишь бы доченька род продолжала, продолжала плодить «пушечное барахло».

Уже и так Земля перенаселена, экология страдает, люди в войнах мрут, как мухи, Индия, Китай перенаселены, но все равно матери всех стран всем своим дочерям твердят одно и то же: «Рожай – размножайся! Размножайся – рожай!» Зачем!!!

Чтобы наступил экологический кризис или третья мировая война? Об этом абсолютно никто не задумывается. И все человечество продолжает эту нелепую идиотскую игру. А корень всего этого зла – мать! С ее идиотскими программами и ничем не обоснованными решениями.

 

***

 

Рыба отчаянно просилась, чтобы ее тоже взяли в веселую передачу. Мечта ее детства стала осуществляться прямо у нее на глазах. Проклятая погань не могла ей дать ничего, а какой-то чужой дядя – пожалуйста!

Евгений спросил: «А ты можешь спеть еще несколько песен для нашей радио-передачи?»

– Конечно могу! – радостно ответила она, вспомнив, что на КСП она постоянно пела какие-то песни.

Иорданский тут же потянул ее в «студию звукозаписи», всучил ей гитару и сказал: «Пой!»

Рыба прокашлялась, взяла пару аккордов. С ловкостью тигра Евгений подскочил к аппаратуре и включил запись.

Рыба запела:

Ах, как жалко таракана!
Приходил он за едой.
Я холодной из-под крана
Окатил его водой

 

Евгений едва сдержался, чтобы не расхохотаться от таких строк. Рыба продолжала:

Несмотря на все старанья
Понесло его в трубу.
Там закончит он борьбу
За свое существованье

 

Женя держался за бока, но всячески старался не выказать своего веселья, дабы не испортить запись. Рыба продолжала:

 

Я безмолвно наблюдаю
Как он мечется в трубе
Ах, как я напоминаю
Таракана сам себе:
Несмотря на все старанья
Всех заносит нас в трубу
Там закончим мы борьбу
За свое существованье!
Ах, как жалко таракана!
Ах, как жалко таракана!!!

 

Как только песня закончилась, Женя покатился со смеху и разбудил всех остальных своих гостей. Проснулись Ольга с Дианкой и вылезли из своего закутка.

– Что тут происходит? – спросонок недовольно спросила она. – Не успел проснуться, а уже балагуришь!

– Да не переживай ты так, Оленька. Мы же ведь здесь будущее вершим. Песни для нашей будущей радио-передачи записываем!

– Какой там передачи! – отмахнулась она. – Денег на жизнь не хватает! Уж и не знаю, на что такую здоровую ораву гостей прокормить!

– Ничего! Будет день – будет пища! – оптимистично произнес он.

И тут же он, забыв о споре с Ольгой, переключился на Рыбу и спросил у нее:

– Скажи, а ты знаешь еще какие-нибудь интересные песни?

– Конечно же! Я могу еще спеть! – отозвалась она.

– Давай!

И, не теряя времени, Женя опять подсел к аппаратуре и включил ее.

Рыба запела:

Учебник жизни стар и вырваны листы.
Подумать только! – Из главы «Ответы».
Как будто там была вся мудрость света
И кто-то испугался темноты.

 

Тусовка Иорданского сидела и присмирело слушала. Им нравился философский смысл песни.

И бродят – незатейливо–чисты
Бродяги за украденным ответом.
И прячась ото всех, за ними следом
Идет счастливчик, вырвавший листы.

 

Все призадумались и замолчали. Видно было, что песня близка по духу всем тусовщикам. И даже сама Рыба не знала: кто же тот счастливчик, у которого имеются эти заветные листы. Она часто задумывалась о смысле жизни, но нигде не находила ответа на свои вопросы. И лишь только через несколько месяцев она нашла, совершенно случайно, того «счастливчика», который имел ответы на все вопросы, даже те, которые даже еще не родились в ее голове. И этим человеком стал Великий Рулон, гений всех времен и народов!

Евгений, радостно потирая руки, произнес:

– Ну вот, у меня уже три песни в твоем исполнении имеются. Ты где так хорошо петь научилась?

– Я? В клубе самодеятельной песни. У меня даже медаль за победу в конкурсе исполнителей имеется! – гордо произнесла Рыба.

– А это что еще за конкурс такой? Я что-то не слыхал о нем.

– А это конкурс «Повалиха». Я туда однажды забурилась вместе с нашими КСП-шниками и думаю: «Дай-ка, рискну». И получила медаль за победу. И весь фестиваль бегала с нею на шее, как породистый пудель.

– А почему «Повалиха»? Там вповалку спят, что-ли?

– Ну и такое, конечно, там практикуется, но фестиваль этот назвали в честь деревни, в которой он проходил. Ее так и называют «Повалиха».

И тут Рыба вспомнила одно презабавнейшее приключение, которое с нею случилось на этом фестивале.

 

***

 

Электричка мчалась на юг, в сторону величественных Алтайских гор. Но только Рыбе предстояло не увлекательное путешествие по горам. А обычный турпоход, если его таковым можно было назвать.

Рыба высунула голову в открытое окно электрички и смотрела на бегущий мимо пейзаж. Ветер раздувал ее непослушные, соломенного цвета, длинные волосы. Ее шевелюра то и дело вылетала за окно и развевалась по ветру, как знамя Рейха, но ей было все равно до этого.

Изредка она небрежно возвращала свои волосы назад, но они не слушались и все равно вылетали из окна. На деревьях уже был подернутый первыми сентябрьскими заморозками пестрый наряд. Оторваться от этого великолепия было просто невозможно!

Веселая КСП-шная компания сидела в вагоне и радостно распевала песни под гитару. Окружающие мыши реагировали на них по-разному: кто тоже веселился вместе с ними, большая часть публики была просто равнодушна, а некоторые старперы-дачники выступали очень даже недружелюбно:

– Ишь разорались – глотка лужоная! А кто же так струны-то рвет на гитаре? А гитара-то из шести всего струн! А вот в наше-то время только семиструнные гитары были. А это что? Срам да и только!

Но КСП-шникам было на все это абсолютно наплевать! Они веселились и радовались.

Ближайшая подружка Рыбы, Ленка Чудинова, по прозвищу «Чудо», приставала к высокорослому носатому блондину, которого звали Константин. Он по случаю работал внештатным сотрудником КГБ во всех неформальных организациях. Работа у него была непыльная. Ходил себе на разные тусовки, то к КСП-шникам, то к кришнаитам каким-нибудь, то к рокерам, а потом доносил куда полагается все, что там увидел и услышал. И самое интересное, что куда бы он ни пришел, везде он слыл за своего и мог легко втереться в доверие. Вот и на «Повалиху» Константин поехал с этой же целью: выведать – не будет ли какой-нибудь лихой КСП-шник в узком кругу петь какую-нибудь антисоветчину. Но Ленке, даже если бы она и знала об этом, было абсолютно похуй до этого. Ее интересовал только его генофонд. Увидев крупнокалиберного породистого самца, коим и являлся не очень-то далекого ума Константин, она совсем потеряла голову. Целыми днями напролет она вилась вокруг него как хвостик. Сама она была небольшого росточка, но выбирала именно высокорослых «жердей». До этого она с ума сходила от «Юноши Таршецкого», а теперь вот за этим «жеребцом» увязалась. Что ж, в природе и противоречия тоже бывают!

У Рыбы же в голове свистел ветер. Она все постоянно смотрела на окружающую публику и думала, что те, кто ее окружает, вовсе непохожи на того сказочного «принца», которого она себе нарисовала в своем болезненном воображении. И поэтому она все продолжала ждать, когда же он нарисуется из окружающих ее «лепешек навоза». И ничего не происходило. Жизнь шла своим чередом, вовсе не так, как ей нарисовала в башке ее тупая дура-мать.

Поезд прибыл на конечную станцию. Все пассажиры дружно вывалили на платформу. Предстояла пересадка на другую электричку, а потом и еще на одну, чтобы наконец-то добраться до конечного пункта, а потом еще и топать несколько километров пешком, чтобы, добравшись до ентой самой «Повалихи», разбить палатку и повалиться в ней дрыхнуть до утра.

Так, проделав этот утомительный путь, все участники фестиваля оказались в укромном тихом месте, где можно было делать все что угодно: петь, орать, беситься, вы-ы-ыть, свистеть, реветь и все такое прочее.

Утром весь лагерь начинал постепенно расшевеливаться и из палаток стали выбираться КСП-шники с помятыми пачками. Рыба тут же разглядела одного знакомого барда, песни которого она по глупости и юношеской зеленоротости обожествляла. Он прибыл гораздо раньше, чем вся N-skaя команда.

Высокорослый жердь с землистым лицом – вот какой внешностью обладала эта «знаменитость»!

Вся переполненная восторженных переживаний, Рыба подошла к нему и радостно спросила:

– Здравствуйте! А это вы тот самый Володя Болотин?

– Да, это я, – значительно и важно произнес он.

– А! Ваши песни я слышала и даже многие из них уже пою! Как здорово вы пишете!

– Да, я давно уже занимаюсь творчеством! – горделиво задрал нос Болотин. – Пишу музыку «для души». А тебя как звать?

– Меня – Селена! – радушно ответила она. – Скажите, а кем вы работаете?

– Я вообще-то ученый! – чванливо произнес он. – Но пока что я работаю на другой работе.

– О, интересно, на какой же?

– Ну, она не связана с наукой, – скомкал он тему

– А! Она, наверно, физического плана?! – догадалась она.

– Да уж, очень физического! – недвусмысленно ответил Болотин и замолчал.

Этот горе-ученый был никому не нужен по своей специальности и просто был вынужден колымить, вкалывая на стройке, таская кирпичи и размешивая цемент.

– А вы знаете, я с вашей песней на этом фестивале выступать буду! – восторженно выкликнула Рыба.

– Очень хорошо, отозвался Болотин. – Но только я хотел тебе предложить выступать и петь вместе.

– О! Да об этом я даже и мечтать не могла! – обрадовалась она. – Конечно, давайте!

– Но вот знаешь, есть только один фактор, который помогает людям лучше понять друг друга.

Ведь для того, чтобы петь вместе, нужно научиться понимать друг друга без слов! И без этого фактора никак не обойтись! – загадочно и туманно «мутил» Болотин.

– И что же это за фактор? – не въезжала Рыба.

– Ну, понимаешь ли, мы должны поближе друг друга узнать. Настолько, чтобы я мог проникнуть в твое подсознание и ты бы понимала всю мою душу, – «болотил» Болотин.

Рыба ровным счетом ничего не понимала, однако беззаботно произнесла:

– Ну, мы будем петь вместе, репетировать и постепенно научимся этому!

– Видишь ли, ты не совсем правильно меня поняла, – остановил он ее. – Мы именно должны сблизиться друг с другом!

Рыбе это совсем ничего не говорило и она вопросительно уставилась на него.

– Ну, понимаешь, люди должны знать друг друга не только духовно, но и физически.

– Ну, мы будем вместе находиться и узнаем друг друга. Это так прекрасно! Я всегда так любила ваши песни! Они мне так нравились!

Болотин понял, что его вряд ли удастся что-либо объяснить и крепко задумался.

Рыба не втыкала ровным счетом ни во что, чего от нее хотят. А Болотин боялся прямо ей заявить о том, что хочет ее трахнуть.

Вот так часто люди общаются друг с другом: один чего-то хочет и не может сказать напрямую, чего он хочет и ждет, что другой догадается об этом и обязательно исполнит его желание. А второй вовсе и не догадывается об этом, а если бы и догадался, то он вовсе этого не хочет. И так между людьми возникают несостыковки, недоговорки и даже конфликты.

– Скажите, а можно еще какие-то ваши песни услышать, чтобы их потом петь? – внезапно спросила Рыба.

– О да! Конечно же! Я для этого и приехал на этот фестиваль! – распушил перья «индюк».

– А как это можно сделать?

– А пойдемте к костру и я их спою!

Рыба потащила его к костру, где располагалась N-скaя тусовка. Все с интересом уставились на знаменитого в кулуарах барда. Он взял гитару, настроил ее и начал петь. Ленка Чудинова включила на запись переносной магнитофон, дабы увековечить его выступление. Болотин пел:

 

Дорога меж холмов проста:
То влево повернет, то вправо
То птицы тень мелькнет,
То тень креста.
Ту – опоздал ловить, другую – рано,
Но та и та как жизнь – длинна.

 

Все стали вникать в замысловатый смысл песни, напрягая свои мозгени.

Болотин купался в море самолюбования. Всеобщее внимание явно щекотало его центр удовольствия. Тощий, длиннопарый, бледнолицый «ученый», он не представлял собой ничего особенного. Но, как и все «умники», он очень гордился собой и своим менталитетом, как собака гнилой костью.

Под вечер собрался большой каган КСП-шников со всей Сибири и Алтая. На небольшой импровизированной сцене выступали барды и исполнители всех сортов и всех мастей.

Когда подошла очередь Рыбы, она без всякого страха залезла на сцену и сбацала одну из песен Вовы Болотина.

 

Сашенька, Дашенька или Сашуля
Пуще неволи – дитя!
Стреляла глазами – охочими пулями
И в небо попала шутя.
Попала, как в Вечность попал муравей:
Январь наступил иль октябрь.
Но в доме ее, словно в тире сейчас,
Нет цели другой и ружья.
Нет цели, но нет и ружья.

Слушатели напряженно вдумывались в мудреный смысл этих слов.

 

Качнется мишень – вековая печаль
И снова начнется дуэль.
Прицельно пиши, гениально стреляй,
Но знай, что ты взят на прицел
У Черной ли речки, в квартире ль пустой
Решалась извечно судьба:
Иль ты попадешь в чье-то сердце стихом,
Иль сам ты попал в никуда.
Ты просто попал в никуда!

 

Когда Рыба смолкла, раздались веселые хлопки и смакуя этот бессмысленный шум, Рыба удалилась со сцены с чувством самоудовлетворения.

Когда же к концу конкурса выяснилось, что она оказалась в числе лауреатов, то она была от этой мысли буквально «на седьмом небе».

Ей вручили какую-то дешевенькую медальку из алюминия, на которой было выгравировано: «Повалиха». Рыба напялила ее на себя и стала с гордостью породистого пуделя бегать по всему лагерю и кичится ею. Один КСП-шник не выдержал и захохотал над нею:

– А это ты у кого взяла?

– Я не взяла! Это моя! – обиделась Рыба.

После этого случая она зачморилась и решила отдать эту реликвию Ленке Чудиновой. Она с безразличием взяла этот кусок металла, повесила себе на шею. Но на уме у нее было совсем другое.

– Эх, если бы это был вечерний наряд или, на худой конец, колье! Тогда было бы другое дело! – разочарованно произнесла она. Рыба обиделась и отвернулась. «Как так! Она бы сама смогла заработать эту медаль?» – гневно думала Рыба. Но всем было абсолютно похуй до этого. Ленка полезла в палатку к Константину и выкурить ее оттуда был совершенно невозможно.

Рыба опять пошла шататься по фестивалю. Вечерело. Костров стало разгораться всё больше Рыба осёла возле одного из них. Какие-то начинающие КСП-шники пели песню. «Изгиб гитары желтой ». Бессмыслено таращась на пламя костра, Рыба, сквозь обиду и слёзы, стала механически подпевать: Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! Неожидано к ней подсел Болотин и тоже стал подпевать. Рыба удивилась такой неожиданой встречи и многовенно переключилась на него.

– Слушай, тут есть одно такое место! Туда только посвещённые могут попасть. Хочешь там побывать? – заговорчески спросил он.

– А что там такое ? – с любопытством спросила она.

– А увидишь сама.Там будет интересно. Вот только знаешь, туда нужно кружку с собой взять.

– А для чего это? – не въезжала Рыба.

– Ну, потом увидишь. Пошли. У меня тут еше одна кружка припасена. Ты не пожалеешь!

– Рыба с интересом пошла со своим кумиром. Её не много смущало то обстоятельство, что Болотин выглядет совсем не так, как она себе о нем навоображала, но это как-то сглаживалось мыслью о том, что она находится рядом с ним. Об этом она даже не могла мечтать!

Болотин вёл её через все костры. затем забурился в какой-то осиновый лесок, прошёл через него, вышел на полянку, где тоже горел костер, но только побольше обычных костров.

Выйдя из темноты на свет, Рыба не сразу поняла, где она находится и что происходит. Присмотревшись получше, она увидела, что у костра стоят КСП-шники, многие из которых были ей незнакомы. Среди них было много евреев. Все были в состоянии заговорщиков, затевающих какую-то пакость. Вглядевшись еще пристальней, Рыба увидела, что здесь находятся все старожилы и корифеи клубов. Она была, пожалуй, одной из новеньких, и то только потому, что ее сюда притащил Болотин. «Дядюшка Скотляр» тоже был здесь, преподобный директор N-ского клуба, которого Рыба в свое время таскала за бороду.

«Интересно, а для чего они все здесь собрались?» – подумала Рыба, оглядывая неслабую тусовку, состоящую из пятидесяти человек.

Вдруг вся толпа начала прямо без гитары петь знаменитый КСП-шный гимн:

 

«Возьмемся за руки, друзья,
Возьмемся за руки, друзья!
Возьмемся за руки, ей-Богу!

 

После того как многоголосый хор смолк, вся компания достала непойми откуда взявшиеся кружечки, стаканы, пустые консервные банки и все, что похоже на какую-либо емкость. Тут же появилось несколько человек с откупоренными бутылками водки и побежали по кругу, разливая ее всем присутствующим по стаканам. КСП-шная пиздобратия радостно восприняла сей благотворительный акт, весело подставляя стаканы.

Болотин и Рыбе сунул в руку пустую кружку, приглашая и ее тоже принять участие в сем веселом действе. Она механически взяла ее в руку, но как только очередь дошла до нее, она тут же спрятала ее за спину. Болотин, увидя такое, тут же среагировал:

– Ты что, с ума сошла, что ли? Это же ценная вещь! Ты что, ненормальная?

И тут же он выхватил у нее из рук кружку и подставил ее под долгожданную бутылку обносчика.

Ему налили дозу и в его стакан и в кружку и он тут же начал жадно пить налитое зелье. Рыба стояла рядом и презрительно смотрела на него. Ей, видите-ли, мама сказала, что пить – это плохо! И все люди, которые выпивают – плохие!

И вот теперь она с обрывающимся сердцем смотрела на своего кумира, который прямо на глазах у нее пил водку! Ай-я-я – яй-я-я-яй! Рушились все ее иллюзии, фантазии насчет того, что она себе навыдумывала, слушая его песни! Образ неземного, умного, призрачного барда, Владимира Болотина в считанные секунды нивелировался до уровня обычной подзаборной пьяни, которая пьет водку! Водку-у-у!!!

Ошарашенная всем увиденным, она впала в столбняк и не знала, что делать дальше.

– Ну а ты чего не пьешь? – удивленно спросил он, допив свои сто грамм.

– Я не пью! – гордо ответила Рыба.

– А сколько тебе лет?

– Шестнадцать! – процедила она сквозь зубы.

– Ну, ты просто пока еще молодая. Но в принципе ты можешь уже начать пробовать, – придвинул он ей кружку с водкой.

– Нет, спасибо, я не хочу! – высокомерно произнесла она и отодвинула от себя его руку с кружкой.

– Ну, не хочешь – как хочешь! – удивленно произнес он и выпил вместо нее ее порцию.

Рыба скривилась еще больше.

– Ну, пошли! – не обращая ни на что внимания, сказал Болотин. Он взял ее за руку и повел через лес назад к лагерю. Стали расползаться и все другие КСП-шники.

Лагерь уже засыпал. Песни у костров пелись все реже, все ленивее. Костры уже догорали. Многие барды уже расползались по палаткам. Рыба хотела было пойти к своим друзьям, как Болотин тут же остановил ее и сказал:

– Слушай, а пошли в мою палатку! Ты знаешь, ведь чтобы хорошо узнать друг друга, нужно слиться друг с другом – это просто необходимо для совместного творчества!

– А! У вас есть еще новые песни? – «сообразила» Рыба.

– Ну и новые тоже имеются. Но главное – не это!

– А что же?

– Мы должны стать единым организмом! Ну, понимаешь, просто слиться органично друг с другом! – с жаром стал говорить Владимир.

Рыба не врубалась ровным счетом ни во что. Но в словах пьяного ученого был какой-то скрытый смысл и повинуясь ему, Рыба пошла за Болотиным, сама не зная куда и зачем.

Они прошли какую-то полянку, а затем оказались на безлюдном месте, в темноте, где одиноко стояла одноместная палатка.

Болотин залез в нее и стал там копаться. Рыба наивно полагала, что сейчас он вытащит спички для костра и гитару, чтобы обучить ее новым своим песням. Так продолжалось минут пять, после чего из палатки высунулась посоловелая морда Болотина, стоящего на карачках и пробубнила:

– Ну, как говорится, милости прошу!

– Чего прошу? – не въехала Рыба.

– Ну, залазь сюда, ко мне, спать вместе будем!

– Я? Я?! Нет, не надо! – законючила Рыба.

– Ну я же тебе объяснял, что нужно поближе узнать друг друга. Ты была согласна. Ну, вот этот момент настал, давай, полезай ко мне!

«Снимай штаны, познакомимся!» – мелькнула в уме у Рыбы мысль, которую часто говорили школьные хулиганы.

– И этот туда же! – подумала она. – Ну и ловко же он все обставил! Что ему от меня надо? Чего привязался?!

Буря внутреннего протеста стала подниматься внутри нее. Вдруг опять раздался голос Болотина.

– Ну что ты стоишь?! Я жду!

– Вы знаете, у вас палатка маленькая. – стала отбояриваться Рыба. – Мы в ней не поместимся.

– Поместимся! Ничего страшного! Я уже ночевал так. Да в такой палатке и трое спокойно разместиться смогут! – стал уговаривать он ее.

Рыба остолбенела, не зная как все это замять. Вдруг неожиданно Болотин приподнялся на коленях, сделал шаг к ней и схватил ее за руку. От неожиданности она вскрикнула, подалась назад, и, резко выдернув свою руку, бросилась оттуда наутек, не разбирая дороги.

– Постой! Постой! – орал ей вдогонку Болотин. – А как же наше слияние душ?!

Но она ничего не слышала и неслась со всех ног.

Одна N-ская группа пела в своей песне:

 

Слияние душ!
Ты приходи ко мне в душ.
Я покажу тебе слиянье душ! Слиянье душ!
Вот это как раз про эту ситуацию и было!

 

Прибежав к своим, Рыба забурилась в палатку и заснула беспробудным сном.

Наутро она проснулась с ощущением чего-то гадливого, сама даже не помня чего. На душе было погано. Она стала вспоминать: что такое могло страшное произойти и вспомнила вчерашний инцидент и все то свинство, которое приключилось с Болотиным. Да, он был достоин своей фамилии!

А с другой стороны, ничего ведь страшного не произошло! Из-за чего было делать проблему? Человек ведь не идеал: он такой, какой он есть. А то, что закомплексованная идиотка что-то нафантазировала о нем, вовсе не значит, что он должен быть каким-то божком! Ну не хочешь ты трахаться, ну и хуй с тобой! А почему другой человек должен быть каким-то не таким, какой он есть?! Мир надо стремиться познавать, а не делить его на белое и черное, навешивая на все подряд свои ярлыки.

Просто Володя должен был четче объяснить, чего он хочет и конкретней спрашивать, хочет ли того же Рыба.

Вот и все!

Но эти придурки оба разговаривали на разных языках, оба не понимая друг друга: чего они друг от друга хотят. А ведь так поступает большинство людей в мире: один говорит об одном, другой под его словами понимает то, что он хочет услышать, а вовсе не то, что тот хотел сказать. И в результате возникает непонимание и конфликт. Люди не умеют понимать язык другого человека и даже не хотят этого делать! Вот что, оказывается, происходит во всем мире!

 

***

 

Вспомнив эту веселую историю, Рыба опять вернулась к реальности.

– Ну вот! У нас теперь несколько песен новой исполнительницы! – Радостно заявил Женя. – Мы их скоро запустим на наше радио!

– Да перестань ты ерундой маяться! – пилила Ольга. – Когда мы будем жить как все нормальные люди?

– Да не будем мы, Оленька, так жить! – весело отвечал Евгений. – Ты же с цыганом живешь! А это значит, что вокруг тебя постоянно будет табор!

– У-у-у! Да когда же можно будет спокойно пожить?

Женя в ответ на это только хохотал.

– А можно я к вам своих друзей приведу? – Неожиданно вставила Рыба.

– О-о!!! Каких еще таких друзей? – простонала Ольга. – Этого нам еще не хватало!

– Подожди, постой! – остановил ее Женя. – Какие у тебя друзья?

– А у меня есть здесь в N-skе знакомые хиппари. – Они все очень интересные и веселые люди, – уверяла его Рыба. – Это прикольные ребята! Они классные!

– Ну, приводи их сюда! – обрадовался Женя.

– Ни в коем случае! – разбесилась Ольга. – Не хватало еще каких-то хиппарей!

– Ну что ты, Оленька! Ты же ведь их даже и не видела, а уже говоришь!

– Да я устала уже от этой постоянной тусовки, которая у нас дома толчется! Как будто проходной двор какой-то!

– Ну ведь это же так интересно! Так весело! – не унимался Иорданский.

– Да! Вам весело, а мне хоть плачь! – взорвалась Ольга и выбежала на улицу.

«Странно, – подумала Рыба, – такая большая, а так себя ведет – как пятилетний ребенок! Вот, оказывается, какая у нее незрелая сущность!»

– Ну, давай, приводи своих друзей. – Уже более спокойно сказал Женя. – Можешь им и мой адрес дать. Пусть и без тебя приезжают!

Женя привык ко всем выкрутасам Ольги и уже не обращал на них никакого внимания. Казалось, он жил своим внутренним мирком, а Ольга была посторонним наблюдателем, иногда даже и помехой, которую он старался не замечать.

– Ну ладно! – сказала Рыба. – Я сейчас поеду к ним на тусовку, а потом мы к вам все вместе приедем!

– Ну, давай! Будем очень рады!

Тут в разговор встрял Херман:

– А меня вы с собой возьмете?

– Конечно! – радостно ответили девчонки. – Но немного позже.

Херман обиделся. Евгений бесстрастно наблюдал за этой сценой. Ему было все равно, уедет Херман или нет. Цыганское воспитание помогало ему спокойно относиться ко всем ситуациям жизни.

Девчонки собрались и, сказав на прощание «Пока!», без всяких церемоний пошли на электричку.

Выйдя на улицу, они увидели мечущуюся по огороду Ольгу. Вся в слезах, истеричная, она не могла найти себе места.

«И чего она бесится? – подумала Рыба. – Ничего же страшного не произошло! Ну пошла бы вместе с нами на тусовку к хиппарям, потусовалась бы. Сама бы хиппушкой заделалась! Вот бы клево стало! Или бы гребень себе выстрегла, стала бы жабой!»

И, представив Ольгу с гребнем на голове, Рыба невольно захохотала.

– Ты чего? – удивилась Людка

– Да я просто прикололась, представив Ольгу с гребнем на голове в панковской тусовке!

– Ха-ха-ха! Здорово! Пошли, предложим ей попанковаться!

– Пошли!

И обе они двинулись навстречу Ольге. Но та, увидев их, опрометью бросилась от них через все огороды, не разбирая дороги.

– Стойте! Стойте! Подождите! – Орали хиппушки. – Мы хотим вам предложить панковаться!

Мы ничего плохого вам не сделаем!

Но Ольга неслась от них наутек, не разбирая дороги и совсем ничего не хотела слушать.

– Подождите! Ну постойте же! – орали хиппушки. – Послушайте нас!

Но Ольга даже не хотела ни к чему прислушиваться и с оглушительным воем понеслась по огородам, распугивая соседских кур.

Рыба и Людка поняли, что догонять ее бесполезно и оставили эту пустую затею. Они остановились и пошли на электричку.

 

***

 

Через некоторое время подружки прибыли к старой подружке Рыбы – Энджи.

На пороге квартиры стояла невысокого росточка девчонка с удивительно гармоничной внешностью. Корейской национальности, в восточном халатике, с правильными чертами лица, раскосыми глазами, ровным носиком и маленькими губками.

Оглядев ее с ног до головы. Рыба увидела, что Энджи абсолютно лысая, в левом ухе у нее вставлена большая цыганская булавка, а руки были усеяны фенечками от запястья до локтя, пестревшими, как разноцветный орнамент. В общем, вид у нее был очень экзотичный!!!

– Привет, Энджи! Как дела?! – первой начала разговор Рыба.

– Да, ничего! – безрадостно ответила та.

– А что так? А к тебе вообще можно?

– Да, да! Конечно! Проходите, девчонки! – тут же оживилась Энджи. – Моя маман укатила к подруге, так что можно будет спокойно посидеть, поговорить между нами – девочками.

Хиппарки прошли в цивильно обставленную квартиру Энджи. Везде красовались экибаны, на полу лежали чистые коврики из натуральной шерсти, даже в коридоре. Мебель была идеально вытерта от пыли, все блистало и сияло! Энджи пригласила подруг в свою комнату.

Не успев зайти, подружки чуть не упали от шока. В Энджиной комнате одна свободная, самая большая, стена была исписана всевозможными надписями, рисунками, стихами, поздравлениями, именами друзей и прочей белибердой. Кое-где красовались отпечатки рук и даже здоровых ботинок!

– Ух, ты! Что это такое?! – удивились подружки. – Здорово! Классно!

– Да это у меня недавно ребята побывали, – обрадовалась Энджи. – Прист, Ирхапыч и Киса! Правда, маман недавно ремонт сделала. Ох и устроит, наверно, мне. А по-хуй! Пошла она на хуй со своим ремонтом! Как хочу, так и живу! Ей нравится, чтобы был ремонт, а мне нравится, чтобы было вот так весело все расписано.

– Ух, ты! Здорово! – восхитились подружки и стали разглядывать все эти веселые надписи.

Посреди стены красовалась огромная темно-синим фломастером надпись: «Энджи, мы тебя любим! Киса, Прист и Ирхапыч!». В углу комнаты, почти под самым потолком, красовалось ярко-красным:

«КГБ – РОК, РОК-КГБ»

Цитата из одной песни Егора Летова. В другом углу было черным написано:

«Рок-н-ролл мертв,

А я еще нет!»

В другом углу: «Энджи! Ты классная девчонка! Я тебя люблю! Киса».

– Ну и здорово же ты живешь!

– А хотите свои надписи оставить? – неожиданно предложила Энджи.

– Конечно хотим! – обрадовались подружки. – А вот только чем и как?

– А у меня есть аэрозольные баллончики, мелки и фломастеры!

– Вот здорово! Классно!

Рыба взяла зеленый фломастер и им на стене в свободном месте написала: «Какая Рыба в океане плавает быстрее всех?» Энджи прочитала и засмеялась!

– Рыба-рыба! А ты какая рыба? – Прикололась она.

– Я? Рыба – Бешеный Сов! – Весело ответила она и все весело захохотали над этим приколом.

Тем временем Людка, не ожидая особого предложения, взяла баллончик и стала рисовать в центре огромный знак «Анархии», а затем в другом углу – пацифик. Всем настолько понравилось это занятие, что они увлеклись и не заметили, что в квартире уже появилась погань Энджи и еще какая-то баба. Обе они были в годах, толстые и обезображенные годами семейной жизни. Погань сняла свою белую панамку и отерла пот со лба.

– Так! Что здесь происходит?! – гневным голосом произнесла погань.

– А! мам, привет! Это мы тут с девочками рисуем, – стала виновато оправдываться Энджи. – А я–то, вообще, думала, что ты еще не скоро приедешь с дачи.

Энджи замолчала, не зная, что сказать в свое оправдание и виновато «поджала хвост». Учуяв слабость, старая крокодилица бросилась в бой и с разбегу влепила ей смачную пощечину.

– Я не для этого ремонт делала в комнате, чтобы ты тут мне пакостила! – бесилась она.

– Мама! Но это же моя комната! – попыталась оправдаться Энджи.

– Здесь вообще ничего твоего в этом доме нет!

И даже ты сама – моя собственность и я буду делать с тобой все, что захочу! – бесилась бегемотица.

– Нет! Я не твоя вещь! – истерично закричала Энджи. – И я буду жить так, как захочу!

– Ты не посмеешь! – прошипела, исходя от злобы, старая уродина. – Ты не сможешь! Я тебя просто убью, если ты будешь что-то решать сама!

– Но, мама!!!

– Никаких, мама! Что это за странные образины с тобой? Кто это такие?

– Это мои подружки: Людка и Рыба!

– Они сейчас же уйдут домой! Что бы их здесь не было.

– У них нет дома! Они будут жить у меня.

– А у тебя тоже нет своего дома. Этот дом – мой! – жестко и сухо произнесла «исталовка». И ты тоже здесь будешь делать только то, что я тебе прикажу!

– Нет!

– Да!

– Не-е-ет!

– Да-да-да!

Создалось неимоверное психологическое напряжение. Воздух в комнате стал тугой и наэлектризованный. Стало трудно дышать. Все замерли в напряженном ожидании.

И вдруг среди воцарившейся тишины раздался пронзительный Энджин крик и она в приступе безумия бросилась на окно, молотя по нему руками и головой.

Стекло треснуло сразу в нескольких местах, здоровенные куски стекла стали выпадать из рамы прямо на нее. Несколько осколков ранило ее в руки и голову, но она, не обращая на это внимания, продолжала долбиться в следующее стекло. Кровь хлестала из ран и брызгала в разные стороны. Еще немного и она разбила бы второе стекло и вывалилась бы наружу и полетела бы с седьмого этажа вниз головой.

– Ну что вы стоите? – первой опомнилась Людка. – Она же сейчас вывалится!

Все вышли из оцепенения и бросились к Энджи, топча ногами осколки стекла, и оттащили ее от опасного места.

– Ничего с ней не случится! – с фашистской жестокостью произнесла мамаша. – Ну! Как вам это нравится?

Она сухо и холодно смотрела на Энджи, которая просто впала в прострацию и вообще ничего не соображала. У нее был психический шок. Зрачки расширились, глаза неподвижно застыли, ноздри расширились, дыхание стало частым и прерывистым.

Девчонки, да и сама подружка погани, были очень шокированы таким инцидентом. А самой старой бегемотице было даже радостно от этой сцены. Она, похоже, просто как вампир подпитывалась от ярких негативных эмоций своей жертвы.

Энджи уложили на диван. Более сообразительная подружка погани опрометью бросилась на кухню и принесла оттуда пузырек валерианки и стакан воды. Наспех налив немного из пузырька валерианки, она стала осторожно поить Энджи из стакана. Удивительно, но оказалось, что чужой человек относится лучше к ней, чем родная мать.

– Да что ты так с ней церемонишься! – Цинично сказала старая карга. – Чай не маленькая.

И тут она стала подталкивать стакан, якобы чтобы побыстрее напоить свою дочь. Но жидкость перелилась через край, потекла по лицу Энджи, залила нос и замочила одежду. Та захлебнулась и начала кашлять.

– Ну вот! Что, проглотить, что-ли, не можешь?! – забесилась тупая бегемотица. – У, сволочь! Убила бы!

– Ну, подожди, Маша, нельзя же так! – успокаивала ее приятельница.

– Да, если бы ты знала, что это за тварь, ты бы так не говорила! Пойдем, я тебе кое-что расскажу!

И с этими словами она взяла свою подругу за руку и потащила ее в другую комнату.

Подружки были в шоке от всего увиденного и услышанного. Энджи все так же, как бессильная птица, ударившаяся со всего маху о стекло, лежала без чувств. Видимо, психика ее до сих пор была в состоянии шока. Глаза были широко открыты, но ничего не видели, зрачки расширены.

– Что будем делать, Рыб? – спросила Людка.

– Ну для начала давай хотя бы укроем ее и пусть поспит немного.

– Ну ладно, давай!

Только подруги немного успокоились, как в дверь стала ломиться погань и наезжать на них.

– Так! Девочки, мне надоели ваши выкрутасы! Немедленно убирайтесь отсюда! Я хочу делать ремонт в квартире.

– Но ведь ночь на дворе! Куда мы пойдем?!

– Мне это безразлично! Транспорт еще ходит, у вас тоже есть родители, вот и уходите к ним.

– Но мы не можем бросить подругу в таком состоянии! – возразила Людка.

– А! ее что ли? – небрежно указала погань на нее пальцем. – Ее вы тоже можете забирать с собой! Она мне больше не нужна!

– Но ведь это ваша дочь!

– А мне не нужна такая дочь, которая трахается со всеми подряд до свадьбы! Убирайтесь!!! – орала дура. – Чтобы через полчаса вас здесь не было! В противном случае я вызову милицию!

С этими словами она хлопнула дверью и удалилась. Подружки стали тормошить Энджи. Она слабо реагировала на это. Людка порылась в шкафах, нашла шкатулку с медикаментами и вытащила из нее нашатырь. Затем она поднесла открытую бутылочку к носу Энджи. Та стала вдыхать нашатырные пары и потихоньку начала приходить в себя.

Рыба принесла из кухни стакан воды и стала водой мочить ей лицо. Энджи активно задышала и пришла в норму.

– Что тут происходит? – спросила она.

– Да вот, тебя в чувство приводим, – съязвила Рыба.

– Зачем?

– Затем, что если мы не уберемся через полчаса, то твоя маман вызовет ментов.

– Что?! Ментов? – тут же подскочила Энджи.

– Да! Так что собирайся побыстрее. Уже пять минут прошло, так что у нас осталось только двадцать пять.

– А куда мы пойдем? А! постойте – постойте, я знаю одну тусовку: у Натальи Замараевой. Там все тусуются. Айда туда!

Все собрались в мгновение ока.

– Ой! Что это? – удивилась Энджи, увидев битые стекла на полу.

– А это ты разбила, – спокойно ответила Людка.

– Как? – не въехала она.

– Да просто, вон видишь – у тебя руки все изрезаны

– Ой! Неужели? А как это произошло?

– Потом расскажу тебе. А сейчас надо сматываться! Пошли!

И все трое спокойно, крадучись, пошли к выходу.

– А! Идете?! – раздался вслед им голос погани. – Ментов испугались?

– Мама, прости, пожалуйста! – крикнула на прощанье Энджи погани.

– Я еще раз повторяю! Мне не нужна такая дочь, как ты, шалава! – хищно произнесла она. – Убирайся немедленно, прошмандовка!

Энджи поняла, что спорить с поганью бесполезно и пошла из дома, захлопнув за собою дверь.

Подружки вышли во двор и пошли к остановке. Было еще светло, но сумерки уже близились. Некоторое время шли молча.

– Слышь, Энджи. А что это мать тебя так ненавидит?

– Да, ерунда! – отмахнулась рукой Энджи. – Просто однажды она пришла с работы и застукала нас с Кисой, занимающимися любовью. И конечно, очень сильно разбесилась. Его она тут же почти голым выставила на площадку и выбросила его вещи в окно. Ну, он – панк, ему не привыкать. Подумал: «Ну значит голым домой пойду!». Благо, тогда еще тепло было.

Выходит во двор, а там его вещи валяются. Ну он спокойненько оделся на глазах у удивленных прохожих и пошел дальше.

А погань мне такую головомойку устроила!

И по щекам нахлестала и отдубасила скалкой по чем придется. Ну я стойкая, думаю: «Ради любимого я все выдержу!» А она, сволочь такая, меня еще и к венерологу потащила! В вендиспансер. Ну, в общем, натерпелась я с ней!

Конечно, никакой заразы у меня не нашли, но маман меня очень долго терроризировала.

– Это из-за траха, что-ли?

– Да! У нее, видите ли, предрассудок, что до свадьбы нельзя ебаться. А мне – хоть плачь!

И Киса трахаться тоже хочет! Ну как тут это не понять?! Эти предрассудки – пережитки средневековья. А мы уже почти в третьем тысячелетии живем. Что нам до тех дураков, которые непонятно для чего какую-то глупость выдумали? – размышляла вслух Энджи.

– Правильно рассуждаешь! – поддержала ее Людка. – Я вот тоже до брака начала и ничего страшного! Наоборот – нужно еще не жалеть всю жизнь. А я вообще решила замуж не выходить.

– А это еще почему? – удивилась Энджи.

– Да просто это очень обременительно и тяжело.

А не хочу в жизни создавать лишних проблем. Я хочу жить для себя, в свое удовольствие! А лишние хлопоты мне не нужны!

Рыба, слушая все эти откровения, стала задумываться: «А чем же она отличается от своих подружек?» Оказывается, точно так же, как и их завнушала мать этими вот самыми средневековыми установками, и она абсолютно ничем не отличается от них. Хоть мать и плела ей на уши, что она какая-то там особенная, но мыслила она абсолютно так же, как и все бабы на всей земле. И ничего особенного в ней просто нет! От этой мысли у нее возник жуткий внутренний дискомфорт.

Но кто же этот черный маг, сотворивший всех на одно лицо и обрекший на страдания? Этот черный маг – это Мать! Именно она, обнадеживая наивных доверчивых дурочек иллюзией счастья, обрекает их на новые и новые несчастья. Многие из матерей утверждают, что они ни во что не верят: ни в Бога, ни в черта. Но это не так!

Они веруют и их вера – это маминизм. Именно маминисты – это наиболее распространенная и многочисленная секта на земле. И кроме того – эта секта очень-очень агрессивна. За неповиновение или нарушение ее заповедей и уставов нарушители жестоко караются. И пример, с каким цинизмом и агрессией обращалась мать с Энджи, еще одно подтверждение тому.

Рыба неожиданно вспомнила, как в детстве она решила научить лягушку спокойно сидеть. Она стала спокойно уговаривать лягушку не прыгать, но та не слушалась и все прыгала и прыгала. Рыба стала говорить суровее и тверже, но лягушка не слушалась. Она жила по своим лягушачьим правилам. Рыба рассердилась, преследуя лягушку, и стала грозить ей, что если та не перестанет прыгать, то она ее прибьет. Но лягушка ничего не понимала. И в конце-концов как следует разозлившись, Рыба взяла здоровый кирпич и прихлопнула им несчастное создание. От лягушки осталось лишь мокрое место.

Вот точно так же мать поступает и со всеми своими детьми, особенно дочерьми. Их она завнушивает особенно тщательно. И постоянно следит, чтобы дети свято исполняли все ее «заветы». А если они не хотят следовать ее дурости, тогда она поступает с ними точно так же, как Рыба с лягушкой: она их уничтожает.

В одной презабавной газете Рыба прочитала не менее забавную статью про то, как одна мать – учительница, придя из школы домой, увидела двух своих дочерей–близняшек занимающихся друг с другом лесбиянством. Ничего не подозревающие девчонки упоительно отдавались совместным ласкам, как вдруг их мамаша схватила в руку молоток и забила насмерть обеих ударами по голове. А после этого она позвонила в милицию и сказала: «Немедленно приезжайте! Я только что своими руками убила двух своих дочерей. Если вы не приедете тотчас же, я убью и их отца за то, что он плохо их воспитал!»

Этот случай – не отклонение, а норма. Ибо если мать видит, что дочь вырастает не такая, какой она ее хочет видеть, то ей легче ее убить, чем смириться с тем, какая она есть.

Однажды к погани в гости пришла подруга, Лариса. Они уединились на кухне и долго о чем-то переговаривались. Все слова было трудно разобрать, но краем уха Рыба услышала, что Лариса ездила в Болгарию и отдыхала там, знакомясь с разными парнями.

Когда Лариса ушла, то погань подступилась к Рыбе и стала ее завнушивать:

– Если ты, доченька, будешь такой, как тетя Лариса, то я тебя убью!!!

– Какой? – не поняла Рыба.

– Ну, такой плохой, как она.

– А что плохого она делает?

– Ну, я не могу это тебе сказать. Ты еще маленькая.

Пятнадцатилетняя кобыла подумала и спросила:

– Она курит? За это?

– Нет, не за это… – сконфузилась погань.

– За то, что пьет?

– Нет, не за это. Ты же знаешь, что тетя Лариса редко пьет.

– А за что тогда? За то, что ебется? – с детской открытостью спросила Рыба.

– Не говори таких слов! Это неприлично! – взбесилась старая бегемотица.

– Мам, я угадала? Ну, скажи, угадала? Угадала? – погань злобно молчала некоторое время.

– Мам, ну скажи. Угадала? – ныла Рыба.

– Угадала!!! – взорвалась идиотка и выбежала на улицу.

Рыба осталась одна и долго думала, почему же это плохо и не могла найти ответа. Однако она очень болезненно среагировала на поведение погани и решила для себя, что ни за что ни с кем, кроме своего мужа, она ебаться не будет.

В ее голове очень крепко укоренился механизм, что внебрачные отношения с кем-то и смерть – это слова – синонимы. И с самого детства она стала смертельно бояться с кем-либо пороться вне брака.

И что самое удивительное – что мать завнушала так не только Рыбу, но и другие матери завнушали своих дочерей точно так же!

Спрашивается: зачем? почему? почему именно дочерей, а не сыновей? В чем же секрет? Ведь если парень гуляет до свадьбы, то с него никакого спросу? В чем же загадка?

А оказывается, разгадка очень проста: женщина является продолжательницей рода, ведь именно она, а не мужчина, рожает ребенка. И вот поэтому именно женщин завнушивают больше всего, что они должны выходить замуж, рожать детей, что именно в семейке они найдут свое счастье. Именно женщина должна выходить замуж девственницей. Почему? А потому что если она получит сексуальный опыт до свадьбы, да еще и не с одним, а несколькими мужчинами, то она научится уже на все смотреть по-иному. У нее будет меньше иллюзий. Она не будет впопыхах выходить за первого встречного, спьяну пробуровившего три «волшебных» слова, а выберет, кого получше. А то и вообще замуж не выйдет, а предпочтет быть любовницей у богача, а может быть, и не у одного, а сразу нескольких! А зачем это нужно? Нет! Пусть лучше она останется во тьме невежества и побольше рожает–рожает-рожает. Ведь Земле нужны войны! А для войн нужно «пушечное мясо». А если все рожать перестанут, то что тогда будет? Тогда воевать станет некому. А черти хотят питаться страданиями людей. И поэтому чем больше людей родится, тем больше будет войн и тем больше могут кормиться человеческими страданиями черти!

Вот почему мать сказала: «А если ты станешь умной, раскрепощенной, свободной, если ты не будешь биомашиной для размножения пушечного мяса, тогда я тебя прибью, дочь!». Вот как на самом деле обстоит положение дел! «Лучше умри, чем будь свободной и умной!» – Вот завет «любимой» матери!»

 

***

 

Энджи вспомнила, что в N-ске есть одна знаменитая тусовка в центре города, у Натальи Замараевой. Там вписывались все неформалы.

Через добрых минут сорок «троица» уже звонила в дверь ее однокомнатной квартиры. Было поздно. Но, несмотря на это, хозяйка, открывшая им дверь, вовсе не была заспанной. Невысокого росточка со стрижкой «карэ», темно-русыми волосами, в очках, домашнем халате и тапочках на босу ногу, она скорее была похожа на мышь, чем на жабу.22 

– Привет, Наташка! – первой прервала молчание Энджи. К тебе можно?

– Да, пролазьте, – немного недовольным голосом произнесла хозяйка. – Откуда будете?

– Да мать из дому выгнала, – пожаловалась Энджи.

– А! ну тогда проходите, – уже немного приветливее произнесла Наталья.

«Троица» ввалилась в тесную прихожую однокомнатной квартирки. В доме было темно и дымно. Подружки вошли в комнату. В полумраке ночного светильника и табачном дыму ничего нельзя было различить. Дым стоял – «хоть вешай топор»

– Ну, что остолбенели? Проходите! – повелительным тоном произнесла хозяйка.

Подружки прошли в центр комнаты и, приглядевшись, увидели, что у Натальи уже есть гости. На диване и в креслах расположилось трое «волосатых». То были Киса, Прист и еще какой-то неизвестный тип.

Киса был одет в тельняшку с оторванными по случаю летней жары рукавами и очень заношенные выцветшие джинсы, обремканные снизу, разорванные на коленках и даже на заднице. Но Кису это ничуть не смущало. Ему этот вид даже нравился. Хайры, некогда обстриженные ментами, уже отросли на его тыкве и уже стояли «щеткой».

Прист что-то поигрывал на гитаре, положив ноги на журнальный стол. Его длинные пальцы, как лапы паука, бегали по грифу. Одет он был в темные приличные джинсы и черную майку. Длинные темные волосы спадали крупными волнами до плеч. Утонченные, гармоничные черты лица придавали его внешности даже некоторую аристократичность.

Третий тип тоже был длинноволосый, очень худой, так же одетый в лохмотья. Лицо его выражало признаки глубокой депрессии и похмелья. На вид ему было за тридцать.

– Шатунян! – бодро произнес он.

– Рыба, – робко представилась одна хиппушка.

– Людмила, – высокомерно ответила другая.

– А, Рыбуля, привет! – заорал Киса. – Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами?

– Да вот, тусуюсь.

– А это еще кто? О! Энджи, привет! – неожиданно переключился он. – Иди сюда.

Энджи радостно подлетела к дивану, на котором валялся Киса. Тот неожиданно вскочил, схватил ее, повалил на спину и прямо в одежде стал целовать ее и имитировать еблю. Энджи смущалась, но ей было приятно. Ее красивое кореянское лицо раскраснелось, но похоть была сильнее стыда и она стала бездумно отдаваться напору Кисиного безрассудства. Он тем временем уже сорвал с себя тельняшку, задрал ей футболку и активно замацал ее. А затем звонко и смачно поцеловал ее. Затем уже без всякого стыда начал сдирать с нее джинсы и трусы. Постоянно раздавался звук чмокания. Это Киса смачно, взасос целовал свою подружку. Она уже плохо соображала и стала мягкой как воск. Киса одной рукой расстегнул ширинку, вытащил свой нехилый бэн, который уже стоял штопором и с размаху закиндюрил его в разгоряченную кунку Энджи. Она взвилась, изогнулась дугой, сладостно застонала и порево пошло вовсю. Своим здоровым телом Киса буквально хотел раздавить Энджи.

Наталья демонстративно удалилась на кухню. За нею потянулся Прист. Он был робок и застенчив, так как еще не имел женщин. Подружки тоже решили скрыться. Чтобы не терять времени, они зашли в ванну помыться.

Первое, что ошеломило их – это зеркальные стены и потолок. Такого Рыба не видела вообще нигде. Куда ни посмотри – ты везде видел себя. Людка тут же стала мыться, а Рыба начала строить рожицы сама себе. Финское оборудование тоже немало удивило тупую деревенщину – Рыбу.

Помывшись и накуражившись вдоволь, подружки вышли со всеми своими вещами из ванной. В комнате уже стихли звуки. Было тихо. Рыба из любопытства заглянула на кухню. Там уже сидела вся тусня.

– А! Заходите – заходите, девчонки! – приветливо пригласил их Шатунян.

Хиппушки юркнули в кухню. Здесь уже царил полумрак, еле рассеиваемый ночником. Дым стоял коромыслом.

– А мы тут Раджниша изучаем! – продолжил еврей. – Клевая штука, между прочим!

– А что он пишет? – заинтересовалась Людка.

– Вы что, ни разу Ошо не читали? – состроил он снисходительно умную мину.

– Да, нет! Как-то не приходилось.

– Да вы что! Вы очень многое потеряли! Раджниш – это вещь! – тянул резину Шатунян.

– Ну, о чем же он пишет? – не вытерпела раздразненная Рыба.

– Он говорит, что Христос – это «ебанутый парень», папа Римский – просто попка, идиот последний, а его собственное имя переводится как «Радж», – царь, а «Ниш» – тьма. В целом получается «Царь Тьмы». В общем он всех стебает, глумится над всеми, все разоблачает в пух и прах. Прикалывается над всеми, всех критикует, все мировоззрение людей переворачивает с ног на голову.

– Классно! – восторженно отозвалась Рыба.

– Да, он классный мужик, этот Раджниш! Обязательно почитайте его. Много там прикольных вещей пишется!

– А дай почитать эту книжку, – попросила Рыба.

– Я пока ее сам читаю, вот когда прочту, тогда…

– После тебя я ее занимала, – неожиданно вмешалась в разговор Наталья.

– Ах, да! я совсем забыл! Эх, голова дырявая! Извини, Наташ, извини! Ну, тогда, девчонки только после Натальи. Я уже пообещал!

Рыба и Людка заерзали от нетерпения: уж очень им хотелось почитать эту книжку. А недоступность дразнила их еще больше. И в то же время им не отказывали. Это тоже манило.

Шатунян очень верно сработал, как настоящий психолог. Он разжег при помощи интриги в них желание, а потом раздразнил недоступностью.

Ну прям как мать поступает с дочерьми, когда рассказывает им сказки про принцев.

И Рыба решила обязательно почитать этого самого Раджниша. Или позже, или раньше, но все равно почитать!

А тем временем Киса и Энджи уже закончили свое любимое занятие, оделись и завалились на кухню. Все моментально оглянулись на них:

– О! Кто к нам пожаловал! – приветствовал их Шатунян.

– Хой! Курить есть?! – весело спросил Киса.

– На, бери. – протянул Прист ему пачку. – Ну вы, ребята, даете!

– Да! Я секс-бомба! – радостно бахвалился Киса.

– Подожди-подожди, – остановил его Шатунян. – Бомба – она же женского рода, а ты вроде бы пока еще – мужского. Как же ты себя в женском роде обзываешь?

– Ах, да! Я немного спутал. Но это неважно! Неважно, как это обзывается. Я могу себя назвать секс-бомбандюром. Вот кто я такой! Это не так важно как назвать – главное – это суть. А суть – в том, что я люблю трахаться. Очень люблю. Я могу себя и трахтором назвать.

– Во, ты прикалываешься! – подбодрил его Прист.

– Да! я трахтор! Трахтор! Вот кто я такой! – весело бесился Киса. – Потому что я буду делать только то, что мне нравится. А всю эту хуйню-муйню, всю их армию ебучую, я на хую таскал и в рот ебал! И армию я тоже трахал во все дыры! Вот так! Меня не наебешь! Я сам кого хочешь наебу! Вот такочки!

– Молодец, Киса! – сказал Шатунян. – Так держать! Классный ты пацан!

– А я и сам знаю, что я классный! Мне и говорить об этом не надо, потому что я делаю всегда только то, что хочу!

Киса закурил сигарету, а затем стал выпускать дым изо рта колечками.

– Я вот взял от армии и откосил! И ебать я хотел все их порядки. Я шизоид! Шизоид, поняли! И буду им всегда! И в жопу я вас всех ебал! А вот у меня например еще штаны рваные! Потому что мне так нравится!

Тут Киса демонстративно встал и, повернувшись ко всем задницей, стал показывать свою дырку на заднице, через которую были видны его черные трусы и волосатые ноги. Все весело заржали над этим приколом.

– Во какие штаны я люблю носить! – радостно орал Киса.

– О! Где ты такие портки надыбал? – прикололся Прист.

– А вот места знать надо! – бесился Киса. – Я вот однажды в таком виде зашел в метро. А все урелы встали и на меня давай таращиться. А я им говорю всем: «Чего вы на меня пялитесь?! Зоопарк вам, что-ли? Вы думаете, вы в зоопарк пришли? Нет!!! Это я в зоопарк пришел!»

Тусовка радостно хохотала над его высказываниями.

– А я тоже давай на всех на них таращиться! А тут вдруг поезд мой подошел, – весело балагурил Киса. – Так что весь этот совок я в рот ебал и на хую таскал!

– Правильно мыслишь, Киса! – одобрил его Шатунян. – Главное здесь – не потерять свой пыл с годами. А то я многих видел, которые вначале загораются, вспыхивают, а потом также быстро угасают и становятся обычной урлотой. Смотри, и ты таким же не стань!

– Не стану! – самодовольно, с вызовом воскликнул Киса.

– Ну мы тебя проверим! А знаешь, что самое страшное?

– Что? Интересно-интересно!

– А семейка! Вот что! Знаешь, Гребень поет в своей песне: «Будь один, если хочешь быть молодым!» – вот в чем истина-то сокрыта! Если хочешь чего-то добиться, или просто хорошо, беззаботно жить, тогда не обзаводись семейкой, выродками и всей остальной дребеденью. Поверь мне, старому волку.

– Путево базаришь! – похвалил его Прист.

– А! Я уже стольких людей видел, которых сгубила семейка! Вроде бы нормальными были, а как только семью организовали, так все! Особенно когда детишки сраные рождаются. Это полный пиздец! Сразу никакими оба становятся. Как два уебища. Потому что дети, карлики эти ебаные – это могила всему! Запомните это все! Я вам это как знающий человек заявляю!

– Ну а как же насчет работы и всего остального? – вставила Замараева. – Деньги-то нужны! есть ведь что-то надо!

– Надо! но для этого совсем не обязательно устраиваться на работу! Деньги можно зарабатывать и другим путем. А устраиваются на работу только овцы, с которых стригут шерсть. А нормальный человек не должен работать «на дядю».

– А интересно, что за способы такие необычные, – опять спросила Замараева.

– Да что угодно: и фарцевать и минковать и колымить! Да мало ли чего можно придумать. А знаете, какой самый легкий и выгодный способ заработка?

– О, интересно, какой? – тут же оживились все.

– Попрошайничество!

– Ничего себе! А ну-ка, расскажи!

– А чего рассказывать? Берешь одежонку плохенькую надеваешь, берешь шапку, садишься в людном месте, а главное – вид у тебя должен быть очень жалостливый. Тогда тебе много дадут. Самое доходное место – у церкви. Там прихожане уже настроены на то, чтобы жертвовать деньги. И тебе тоже денег понадают. Знай только проси – не уставай. И дело, как говорится, в шляпе будет! Вот такочки!

– Круто! – воскликнул Киса. – Завтра же пойду на паперть побираться! Это мне маман моя – дура внушала, что побираться – это нехорошо. А мне на нее насрать! Я буду делать только то, что сам захочу, что мне будет выгодно. Пусть работает честное быдло, а я буду побираться!

Тут он вставил крышки от бутылок себе в глаза и пошел, подражая нищему коту Базилио:

– Подайте, пожалуйста, на пропитание бедному, несчастному, слепому коту!

Все радостно заржали.

– Молоток, Киса! Так держать! – воскликнул Шатунян. – А еще можно аскать.

– А это еще как?

– А очень просто. Берешь с собой герлу поприличнее одетую. Идешь куда-нибудь в людное место, например на вокзал или на площадь и начинаешь присматриваться к окружающей публике. Выбираешь какую-нибудь тетку эдакую простоватую, хорошо одетую и незлобивую. Подходишь к ней и начинаешь ей втирать, мол, приехали из другого города. Остановились здесь в гостинице и у вас украли деньги, вещи и паспорта. Говоришь, мол, не дадите ли немного денег: добраться до дому. Хотя бы рублей десять.

Вид делаешь такой несчастный и простодушный. Стараешься расположить к себе эту женщину. Ищешь ее слабую сторону. Задеваешь ее. А потом просишь денег.

– И что, дают? – скептически спросила Рыба.

– Конечно! Еще как дают! За час можно целых сто рублей нааскать! А если будешь скромно тратить, то тебе вполне этих денег хватит на целый месяц.

– Вот здорово! Завтра же попробую! – воодушевилась Рыба.

– Но тут надо не переусердствовать. – поучал Шатунян, – надо смотреть к кому подходишь, чтобы на ментов не нарваться, чтобы к одному и тому же человеку дважды не подойти. А еще желательно менять места, чтобы не натыкаться на одних и тех же людей, а иначе влипнуть здорово можно.

В общем, как говорится, «хочешь жить – умей вертеться!» – поучительно закончил он.

А еще я изредка использую такой не совсем законный способ. Но тут нужно знать к кому подходишь.

– А ну-ка. Ну-ка! Толкни нам его! – оживился Киса.

– Ну, в общем. Все делается просто: берешь, покупаешь у торговцев наркотиками хорошую анашу. Крепкую, желательно Чуйскую, с Алтая. Стоит один спичечный коробок – червонец. Потом берешь какую-нибудь обычную сухую траву или «беспонтовку».

– А что такое «беспонтовка»? – спросила Рыба.

– «Беспонтовка» – это трава, которая не действует. Конопля – «без понта». Вот что такое беспонтовка. На вид она такая же, как и чуйская, а запах у нее слабее, и она ничего не дает.

Ну вот. Берешь, смешиваешь их один к десяти, то есть хорошей травы и «беспонтовки» – десять коробков. Потом делишь все это, «месиво» на десять коробков и каждый продаешь по десятке. И так чистой выгоды получаешь девяносто рэ. Половину месячной зарплаты инженера. Во как!

– Здорово! – удивилась Замараева. – Просто класс!

– Только надо осторожней действовать. Надежных людей выбирать, которые тебя не сдадут. Иначе много схлопотать можно, – поучал еврей.

– А они не поймут, что трава-то разбавленная? – поинтересовалась Рыба.

– А она всегда дуракам продается разбавленная. А знающих людей самому нужно знать. Тогда все «в ажуре» будет. Вот такачки, ребятушки!

– Ну, ты молоток! – восхитилась Наталья.

– Дык! Елы-палы! – снисходительно воскликнул Шатунян. – Поживи-ка с мое – еще и не такому научишься. Главное – это усвоить принцип: живи для себя, не работай на дядю, а работай ради самого себя. Тогда, только тогда тебе будет хорошо!

Ну ладно, ребятушки. Покурили и будя! Пошли в другую комнату. Отдыхать.

– Ха-ха-ха! – Обрадовались Прист и Киса. – А мы вообще-то не уработались.

– И я просто то же. Мы должны всю жизнь отдыхать. А работают пусть те, те дурнее!

Все обрадованно расхохотались и пошли в комнату. «Женская половина» осталась на кухне.

– Ну что, поговорим, между нами – девочками, – подмигнула хиппушкам Наталья. – Ну, колитесь! Вы откуда будете?

– А мы тусуемся, – простодушно сказала Рыба.

– Только что из Сокура приехали, – добавила Людка.

– Откуда – откуда? – переспросила Наталья, закуривая сигарету.

– Из Сокура. Там табор одного оседлого цыгана тусуется в однокомнатной квартире. Они, кстати, всех без разбора к себе принимают. Там постоянно веселая тусовка тусуется.

– Здорово! Дай-ка мне их адрес. Мы с Шатуняном сначала в разведку туда нагрянем. Если понравится, то все туда ломанемся.

Людка дала адрес Иорданского Наталье. И даже план, как пройти нарисовала.

– А я вот хочу на Алтай смотаться, – меланхолично заметила Наталья.

– О! Классно! А куда там можно съездить? – оживилась Рыба.

– Да много мест всяких. Летом лучше всего там, где есть вода. Ну, можно, конечно, и к Телецкому озеру съездить. Но оно сильно засижено туристами всякими. И завод там к тому же хотят построить. Дураки проклятые! Но вот есть одно интересное место – это «Солнечные ванны». И оно к тому же хорошо расположено: до него добраться – нефик делать.

– О! Интересно, расскажи, пожалуйста! – с нетерпением стала приставать к ней Рыба.

– Да, очень просто. Едешь автостопом по трассе на Алтай. Дня где-то два. Та трасса, что идет на Таманту, в Монголию. Доезжаешь до селения Усть-Сема. Это то место, где река Катунь пересекается с автотрассой. Вот там выходишь, переходишь через мост и сразу там есть такая укромная дорожка налево. Она идет куда-то в горы, в глушь. Идешь по ней недолго. И как раз слева, между дорогой и рекой будут небольшие озерца. Их даже озерцами–то трудно назвать. И поэтому их называют «ванны».

– А как они там взялись? – спросила любознательная Рыба.

– Просто это естественные углубления в каменистых берегах. Весной во время таяния снегов Катунь разливается и заполняет водой эти углубления. А когда летом вода спадает, то эти «ванны» остаются заполненными. И поскольку они разных размеров, то вода в них прогревается до разной температуры. Где воды побольше, там «ванны» холоднее. А где поменьше – там теплее. Естественный природный источник. Там можно здорово отдохнуть!

– О! Девчонки, давайте туда поедем! – оживилась Энджи. Она всегда была авантюристкой.

– Конечно, поехали! Заодно и травы там нарвем! – откликнулась Людка. – Там классная трава!

– А вот трава растет немного южнее, на чуйском тракте. Это где-то в дне езды от Усть-Семы.

– Там ее целые поля растут. Там «план» собирают.

– Слышь, Натаха, поехали с нами! Ты нам все расскажешь и покажешь. Нам с тобой сподручней будет.

– Нет, сейчас пока не могу. У меня здесь в городе дела. Я потом, в сентябре за травой поеду. Она в первых числах сентября самая клевая, еще до заморозков. Вот тогда и я там буду.

– Жаль. Ну ладно. Тогда поедем сами. Разберемся как–нибудь.

– Я вообще хочу на Алтай поехать надолго. Пожить там. От всей этой суеты отдохнуть.

– А что так? Ты вроде бы неплохо живешь, – заметила Людка. – Ни мужа, ни семьи, ни детей. Свободна, как птица в полете!

– Да так-то, так! Да вот все равно заебывает все это: постоянно люди-люди-люди. Уединиться негде. Хочется один на один с собой побыть. Вот деньжат подкоплю и рвану на зиму, а то может и на годик.

– А куда, если не секрет?! – спросила Рыба.

– Все-то вам скажи! – таинственно улыбнулась Наталья. – У меня есть одна думка. Но пока сама туда не съезжу, никому говорить не буду.

– А что так?

– А просто, если ты свои замыслы рассказываешь, то они теряют свою силу. И тогда задуманное может не удастся. Вот когда съезжу, все посмотрю, что почем, тогда, Бог даст, мы еще раз встретимся и я вам все про это расскажу.

– Ну, прямо, магия какая-то! – воскликнула Людка.

– А вы как хотели! – загадочно улыбнулась Замараева. – Все не просто так!

– Скажи, а в Солнечных ваннах ты тоже сама побывала?

– Конечно! Иначе бы я вам их и не советовала!

– Здорово! А когда можно в эту самую Усть-Сему поехать?

– Да хоть завтра! Только обязательно нужно иметь с собой спички и соль. Это то, без чего ни один уважающий себя турист никуда не пойдет. Ну еще, конечно, возьмите с собой деньги, они везде могут понадобиться. Нож, сухой паек, котелок, фляжку и одеяла, теплые вещи. И еще может понадобиться здоровый кусок целлофана или полиэтилена: в горах часто случается дождь.

– А что, девчонки! – стала подбивать всех Энджи – правда, поехали на Алтай! Отдохнем. Травки наберем. Покупаемся вдоволь! Кайф!

– Я вообще-то согласна, – пробубнила Рыба. Она и сама не понимала куда ее зовут и зачем. Но за компанию она была согласна ехать хоть куда.

– Я согласна, – высокомерно, как всегда, произнесла Людка. – Надо только хорошенько подготовиться.

На том и порешили.

Потусовавшись немного, все пошли спать в комнату.

Хиппари уже раздвинули диван и легли вдвоем поперек него, подставив под ноги табуретки. Рыба с Людкой последовали их примеру и прилегли на свободное место. Наталья разложила кресло-кровать и легла по-цивильному, даже с постельным бельем. Все погрузились в сон. Храп обуял всю комнату. Киса с Энджи оккупировали кухню и долго оттуда доносились стоны, вопли и черт знает что.

 

***

 

– Киса! Поехали на Алтай! – нежно упрашивала Кису Энджи.

– Не-а! мне влом. Надо долго автостопом ехать, да еще и жить не по-цивильному. Я лучше здесь побуду. А ты через недельку приедешь и все расскажешь! Правда, Энджи?

Только смотри там, с водителями не перетрахайся. А то я ревновать буду! Ну давай, пока!

БЕЗ УМА-ТО ПЛОХО!

Безоблачным июльским днем на трассе появились три явно нестандартного вида девчонки. Одна была кореянской наружности, хотя и очень миловидна, с огромной цыганской булавкой в ухе и лысая, другая с коротко обстриженными светлыми волосами, и с длинными прядями волос: сбоку и сзади; а третья была рослая деваха в рваных джинсах, тельнике, бутсах и длинными – ниже пояса, русыми волосами.

Кореянка увидела приближающийся красный КамАз и, выступив вперед, подняла руку, как заправский автостопщик со сжатым кулаком и выставленным вверх большим пальцем.

КамАз не сразу заметил ее в туче поднимаемой им пыли, но все же, хоть и запоздало, но затормозил. По инерции его пронесло добрых метров сто вперед.

Девчонки бросились вдогонку за ним.

Троица ввалилась в просторную кабину КамАза, подсаживая друг друга, чтобы взобраться на высокое колесо.

– Привет, девчонки! – пробасил коренастый широкоплечий водила. – Куда путь держите?

– На Алтай собрались! – весело отвечали подружки.

– На Алтай! А зачем это? Уж не за чуйкой ли?

– Чуйкой? Да нет! Мы хотим на Солнечные Ванны попасть. – пояснила Людка.

– А! ну это дело хорошее! Да вот только туда ходу – не меньше двух дней. Ну ничего, вы девчата хорошие. Мне попутчики как раз нужны, а то одному-то скучно.

И водитель улыбнулся по-детски открытой улыбкой, которая сразу же расположила к себе девчонок. На вид ему было лет тридцать пять, низкорослый, кучерявый, голубоглазый, и неказистый. Однако его внутреннее состояние было таким чистым и открытым, что очень сильно притягивало к себе людей. И у девчонок невольно возник отклик на его душевное состояние. Они тут же внутренне расположились к нему и почувствовали внутренний комфорт, как будто они были у себя дома.

– Я там был в этом году весной. Но они тогда даже не прогрелись. Было холодно, как в Катуни.

– Где-где? – поинтересовались девчонки.

– В Катуни, ну то есть реке, рядом с которой находятся эти самые ванны. Она с гор течет и поэтому очень холодная, почти ледяная, переплыть ее могут только самые отважные и сильные смельчаки.

– А почему это так? – встряла Рыба.

– Потому, что в холодной воде может запросто ногу судорогой свести, а тогда и утонуть – раз плюнуть. Только отважные спортсмены могут переплыть эту реку. Да и то если «под градусом» – для согреву.

– А почему у этой реки название такое странное – «Катунь»? – опять встряла Рыба.

– А потому, что дно у нее неровное, камней много на дне и она их за собой катит, волочит. Вот поэтому и называют ее «Катунь». Она и ее сестра – «бия» – это два притока Оби, Великой сибирской реки.

Девчонки как завороженные слушали его рассказ. И сами не заметили, как постепенно проехали N-skую область.

Увлеченные новыми впечатлениями, они постепенно переехали из равнинной области, покрытой полями, перелесками и лесами – в степи, лишенные леса.

– А вот здесь уже идет степь, которая длится до Казахстана, до Семипалатинска и дальше на запад. А на юг идет Алтай, на востоке – Саяны, Тува, – поучал экскурсовод–водитель. – Вон, видите, там, на горизонте, уже виднеются холмы. Это начало Алтая.

Забыв обо всем, увлеченно слушая водителя, девчонки радостно смотрели по сторонам, как будто они попали в удивительную сказку.

Путешествие изредка прерывалось привалом, на котором Сергей, так звали их общего знакомого, угощал своих попутчиц нехитрыми угощениями. Всем было легко и радостно. И что самое интересное – Сергей ничего не требовал взамен. Он довольствовался тем, что у него просто есть с кем переброситься словом.

К вечеру путники въехали в зону невысоких холмов. Было такое впечатление, что почва начинает вздыматься, подобно волнам моря. И чем дальше, тем больше и больше, выше и выше и к концу дня солнце стало садиться за невысокие верхушки гор, поросших густым лесом. Буквально за день пейзаж изменился до неузнаваемости.

Путники устроились на ночлег. Сергей взял небольшую палатку и устроился ночевать в ней, предоставив девчонкам целую кабину в их распоряжение.

Сильно удивленные его бескорыстием, девчонки легли в уютной кабине и сладко заснули. Двое влезли на специальное спальное сиденье, а одна легла на сидячих сиденьях. В кабине было тепло и уютно. Вспоминая то, как раньше на трассе к ним приставало всякое шоферье, Рыба была сильно удивлена поведением Сергея. И объяснения всему этому она не находила.

– Видимо, мир не без добрых людей! – думала она, засыпая в кабине машины.

 

***

 

Утром, выскочив из машины, подруги оказались в густом непроглядном тумане. Через десять шагов было уже ничего не видно.

Подруги пошли в разных направлениях и растерялись. Трава, листья, мох – все было в крупных каплях росы. Воздух был холодным, каждый шаг стряхивал с росы множество капель, которые скатывались подобно капелькам ртути и проникали в обувь, делая ее насквозь мокрой.

Потеряв друг друга из виду, девчонки сначала начали аукаться:

– Ау! Я ежик в тумане!

– А я – ежка! Ау-у! Я – ежка!

А потом опять собрались вместе и, поплутав еще немного и, продрогнув как следует, девчонки снова вернулись к машине.

Там уже сидел Сергей. Он немного тоже замерз, но выглядел очень радостным.

– Нааукались? – весело спросил он.

– Да! а Вы слышали? – обрадовалась Рыба.

– Да, тут слышимость очень хорошая. Вот только слово «ежка» – это то слово, которое в этих местах лучше не говорить, – со страхом в голосе произнес он.

– А почему? – поинтересовалась Энджи.

– Просто «ежками» здесь местные алтайцы называют тех людей, которые занимаются йогой. Таких они здесь очень не любят!

– О! Это еще почему? – оживилась Людка, которая сама уже не первый год занималась йогой.

– Потому, что Алтай стал привлекательным местом для многих мистиков, кришнаитов, христиан, йогов и других ищущих людей. Их стало съезжаться сюда слишком много. Местные алтайцы стали агрессивно относиться к ним. Их национальный дух не терпел такого тесного сближения с чужеземцами. К тому же эти ищущие начали сами проявлять нездоровый интерес и даже навязчивость к ним. Так началась междуусобная война. Алтайцы стали очень агрессивны.

Жемчужина Алтая – Телецкое озеро превратилось в загрязненную, засиженную лужу. Один делец там даже решил построить свой завод!

Это переполнило чашу терпения алтайцев. Однажды изрядно выпивший алтаец вышел на охоту и столкнулся в лесу с одним из непрошеных гостей. Недолго думая, он выстрелил в него и убил наповал.

Лишь через несколько дней друзья убитого нашли в тайге обглоданный зверьми голый скелет. Опознать умершего удалось только по его личным вещам, да одежде, разорванной хищниками.

Но это, к сожалению, был не единичный случай гибели йогов от руки алтайцев. Разгневанные, они продолжали нападать на пришельцев. Будучи прекрасными стрелками, они без труда с одного выстрела могли попадать в человека с большого расстояния.

Когда у одного из них однажды спросили:

– Почему ты так поступил?

На это он хладнокровно ответил:

– За то, что он – «ежка»!

Так что вот, девчата, если хотите, чтобы у вас было здесь все спокойно, не говорите, что вы занимаетесь йогой, а тем более не показывайте этого никому! Так спокойней будет!

Хиппушки призадумались. Им это путешествие казалось увлекательной, романтической поездкой. Они даже и не задумывались, что здесь их может подстерегать смертельная опасность. Особенно была удивлена и потрясена Людка. Она давно занималась йогой и ехала на Алтай с целью начать заниматься на природе, так как она считала, что только это ей даст сильные результаты.

– Ну, ничего! В том месте, куда вы едете, деревня находится далеко от него. К тому же там рядышком находится пионерский лагерь. Так что местные будут от вас далеко. Если вы сами туда не сунетесь, то все будет спокойно, – закончил свой рассказ водитель.

Это немного сняло создавшееся напряжение.

– А если хотите, я могу через несколько дней, когда поеду назад, захватить вас на обратном пути! Мне все равно одному скучно, а тут хоть живая душа будет, да еще и не одна! И вам веселее будет!

– О! Здорово! Классно! – обрадовались девчонки.

– Говорите, когда вас забрать? Я буду пару дней до границы добираться. До Ташанты, то есть. А два дня назад. Вот дня через четыре, на пятый могу, если хотите, домой вас отвезти.

Подружки переглянулись, подмигнули друг другу и дали ему единодушное согласие.

– Ну ладно, девчата, поболтали и будя. Пора в дорогу! – заключил свое назидание Сергей, заводя мотор.

Машина тронулась и поехала. Увлекательная поездка продолжилась. Утренний туман прямо на глазах стал рассеиваться. Лучи восходящего солнца рассеяли ночную прохладу и стало даже тепло, а затем и жарко.

Чтобы девчатам было повеселей, Сергей врубил кассету «Ласкового мая». Из динамиков доносилось душещипательное:

 

Мне больше не нужно
Твоих ненужных слов:
Оставь другим – они пусть будут рады.
Мне больше не нужно
Твоих фальшивых слез.
Они – как дым – в них нет ни капли правды!

 

«Да! как же смешны и нелепы кажутся все эти проблемы, о которых поет этот «Ласковый май», здесь, в условиях дикой тайги, где бродят пьяные алтайцы и за каждым камнем тебя подстерегает смертельная опасность! – думала Рыба, слушая все это. – Как, оказывается, глупы и эфемерны большинство страданий человека! Ведь если бы он постоянно думал о смерти, тогда бы он не страдал от неразделенной любви, от зависти, что у другого кошелек туже набит и от всей другой ахинеи! Но человек так устроен, что он редко о чем-либо задумывается, тем более о смерти. А если что-то его и «встряхивает» и заставляет все-таки отвлечься от всей этой ерунды, то это ненадолго. Вскоре человек забывает обо всем и продолжает спать во сне своего невежества».

А тем временем машина уже выехала в гористую местность. Высокие, но еще не скалистые горы, покрытые лесом, стали плотнее и плотнее подступать к дороге. Вид у этой местности был уже дикий, несмотря на изредка попадающиеся здесь маленькие придорожные харчевни.

– Эх! Я бы тоже с вами оттянулся денька три на ентих ваннах, да вот беда – надо рейс делать.

– А что, без этого никак нельзя? – поинтересовалась Людка.

– Нет! Что ты! Мне обязательно до Ташанты ентой, будь она неладна, доехать надо, – отмахнулся он.

– Ну а вы скажите, что доехали, а сами отдохните денек-другой. – подбивала его Людка.

– Шутишь! – махнул на нее Сергей. – Мне там надо, чтобы печать в накладной постановили.

– А это еще зачем? – не поняла Людка.

– Как зачем? Чем больше я таких отметок получу, тем больше я денег заработаю. А они мне о-хо-хо, как нужны! у меня трое детей. Их всех кормить надо. Да еще жена на шее у меня сидит – работать из-за детей не может. Так что я один, считай, за пятерых пашу. Во как!

– Да! не завидую я вам! – присвистнула Людка.

– Да я и сам себе не завидую! – махнул он рукой. – Обженился по молодости. Сдуру детей настрогал. Эх, папа Карло я ебучий! Вот теперь и пашу я, как папа Карло. А куда теперь деваться?

– А вы возьмите и бросьте всех их. Жена пусть сама по себе живет, а детей родителям своим отдайте: пусть с ними нянчатся. Или лучше в детский дом их отправьте, – встряла в разговор Энджи.

– Да, конечно, надоело все это, до чертиков! А с другой стороны, жалко всех их. Я ж ведь обязан их обеспечивать. Я – глава семейства. Мне так положено, – тупо долдонил урод.

С ним спорить не стали, однако все притихли и задумались над всем этим. Людка сама уже залетела и собралась рожать выпиздыша. «Для себя» якобы. Энджи была «заражена» идеями о том, что нужно быть гейшей и нести людям знания, а заодно даря им свое тело – «до кучи». Поэтому Энджи была более или менее свободна от участи Сергея. Хотя в ее планах все-таки было, пусть и не столь скоропалительное, но все – же создание семейки.

Рыба была просто бессмысленна. Ей просто нравилось тусоваться. Ни о чем серьезно она не думала.

Хотя на примере Сергея все могли очень хорошо научиться, что семья это не то, что счастье, а, наоборот, большое горе, бремя, которое делает человека несвободным, связанным «по рукам и ногам», с тяжелым камнем на шее идущим на дно.

А все то, что Сергей говорил, что у него якобы какой-то долг – это все установки ума, специально внушеннные людям для того, чтобы не найдя в семейке так называемого «счастья» они бы продолжали горбатиться в ней из-за чувства долга. Вот как это все происходит. Сначала человека заманивают в семейку иллюзией счастья, а потому, что иначе никто и не будет туда стремиться. А как человек влип, ему говорят: Это долг! Это святое! Ты обязан! И тогда он уже до самой смерти вынужден «тянуть лямку», чтобы обеспечивать своих выродков. И на этом вся жизнь человека кончается. Все, чем человек увлекался, чем интересовался, изучал, читал – все это перечеркивается с появлением семьи и особенно детей! И все это тщательно скрывается от всех людей, дабы они продолжали вести такой убогий образ жизни.

Вот, например, этот Сергей. Вместо того чтобы мотаться туда-сюда в жаркой машине мог бы спокойненько в это время купаться, загорать, отдыхать на Алтае. Сам бы побывал в этих «солнечных ваннах», да что там в ваннах! Он весь Алтай мог бы облазить за это время. И не только Алтай, все горы мира. Мог бы все красивые места мира посетить! Тех денег, которые он зарабатывал на прокорм семейки ему вполне бы одному хватало на все свои нужды и еще бы много оставалось на путешествия. Но его завнушенность мешала ему хорошо жить и быть счастливым. Дурацкие представления и установки не дают людям жить хорошо и, наоборот, лишают их всякого счастья.

 

***

 

КамАз остановился перед мостом через большую, красивую горную реку.

– Ну вот, девчата! Приехали! – сказал водитель трем веселым хиппушкам. – Вам нужно сейчас перейти через мост. Я вас специально здесь высажу, чтобы вы посмотрели красоту.

– О! Какую же? – оживились хиппушки.

– Ваше место находится за мостом. А пока вот по этому мосту пройдите и посмотрите на Катунь. Это очень красивое зрелище!

Ну а там через мост перейдете, немного вперед и налево. Там увидите дорога налево сворачивает. Но долго вам по ней идти не нужно.

Вы немного по ней пройдите, метров пять-десять, а затем к реке начинайте спускаться. Там то и найдете эти самые солнечные ванны. Завидую я вам, если честно, девчата.

Ну да ладно, счастливо вам!

– Спасибо! Спасибо огромное вам! – в один голос загалдели девчонки. – Желаем удачи!

– Так за вами заезжать на обратном пути?

– Конечно! Давайте с вами встретимся через 4 дня на этом же месте в 12 часов.

– А стрелку, стало быть, забьем. Ну хорошо, годится! Значит, через четыре дня здесь, в 12 часов. Договорились! Желаю хорошо отдохнуть!

– А вам – счастливо съездить! – весело сказали девчонки и по одному выпрыгнули из огромной кабины на обочину дороги.

Машина взревела мощным мотором, выпустила облако сизо-черного едкого дыма и тронулась в путь.

Девчата шарахнулись в стороны, затыкая носы и отворачиваясь. Когда дым рассеялся и машина отъехала, подружки еще раз помахали на прощанье уезжающему КамАзу и осмотрелись вокруг.

Светило яркое солнце. Три подружки стояли на дороге, извивающейся между невысоких, не более тысячи метров, гор. Позади осталось местное селение Усть– Сема, перед коим девчонки испытывали подспудный страх, так как они знали, что там живут свирепые алтайцы. Зато впереди был мост через прекрасную горную реку.

Девчонки осмотрелись – никого не было. И веселая троица пошла по этому мосту.

Внизу, прямо под ними бурлил стремительный горный поток, несущий огромные валуны и маленькие булыжники. Вода была хрустальной. Невдалеке между гор стелился густой туман, а над головой светило удивительно яркое солнце, безоблачное синее небо.

Энджи негромко крикнула. Ее голос эхом отразился от нескольких гор и растаял в тишине. Людка крикнула следующей. Раскаты эха покатились по горным ущельям. Видя пример своих подруг, третьей закричала Рыба. Все замерли, прислушиваясь к раскатам эха.

Когда наступила тишина, все трое завопили во весь голос на все лады. Хаос звуков, отраженных от скал затопил жаркую тишину. Больше всех это занятие понравилось Рыбе. Она была самая горластая и орала больше всех. Троица медленно продвигалась по мосту и голосила на все лады. Шум стоял невероятный. Как будто те нереализованные эмоции и чувства, которые таились в них, нашли свободу для своего проявления. Все, что с детства в них подавляли родители, воспитатели, учителя и все общество в целом, вдруг вырвалось наружу в такой необычной дикой форме.

Самой сумасшедшей оказалась Рыба. Ее и без того звали «Бешенный Сов», а здесь она проявила всю силу своего безумия и идиотизма.

Подружки давно уже выдохлись и смолкли, а Рыба продолжала и продолжала орать, как безумная. Если бы кто-то услышал их из посторонних, то подумали бы, что это дурдом на выезде. Так оно, впрочем, и было.

Энджи стала пугливо оборачиваться по сторонам, но, к счастью, никого вокруг не было. Рыба вообще ни о чем не думала: настолько она была увлечена своими руладами и воплями. Чувство дикой радости и восторга просто переполняли ее и она в этот миг была на вершине блаженства! За считанные минуты она приблизилась к первобытному состоянию и стала тем, чем она и была: сумасшедшей из палаты № 6!

Через несколько минут мост кончился. Нужно было сворачивать в сторону. Рыба с большим сожалением вынужденно замолчала. Она не прочь бы была побеситься еще часок-другой, но ничего не поделаешь. Нужно было идти искать место для лагеря. И она с сожалением закрыла рот.

Огромные психические силы, которые скрыты в человеке, не могут проявиться, выразиться естественным образом. Человек постоянно подавляет свои эмоции и они не могут выразиться вовне. И поэтому они разрушают человека изнутри.

На самом деле если человек выплескивает эмоции вовне, тогда это нормально. Это хорошо! Особенно, если форма соответствует этим эмоциям. Вот если он таит все свои чувства внутри себя, не дает им проявиться, вот это и есть подлинное безумие. Человек делает вид, что все нормально, все хорошо, внутри него все кипит и клокочет, а он улыбается. Это и есть сумасшествие. Этим больны все люди. Если днем выйти на улицу большого города, то можно увидеть по лицам людей, что они идут по улице, точнее их физические тела. А их мысли и эмоции делают совершенно другие вещи: они с кем-то спорят, кому-то завидуют, осуждают, ревнуют, мечтают, злятся и многое, многое другое. Вот это состояние – когда человек делает одно, а думает и переживает другое и называется безумием! Массовым безумием.

Хиппушки свернули с главной дороги и через пять минут углубились в лес. Очень близко к дороге оказался пионерский лагерь, где томились замученные несчастные детишки. Как они завидовали трем хиппушкам, могущим свободно разгуливать по лесу!

Через еще несколько десятков метров оказалось какое-то заброшенное строение, в котором были сломаны все рамы, двери и даже косяки. Девчушки осторожно заглянули в него. Там никого не было. Пол в доме тоже отсутствовал. Очень удивившись такой находке, подружки двинулись дальше, к реке.

Бредя по берегу, оглушаемые ревом воды, они вдруг увидели каменистое место, которому сразу не придали особого значения. Вдруг Энджи увидела впереди небольшое озерцо. Где-то пять метров на три. С любопытством она пошла вперед:

– Смотрите, какое-то озеро. Интересно, что это?

Троица подалась вперед и, приблизившись к нему, увидела еще пару «озер», только поменьше, примерно три на два. А потом еще и еще. И маленькие лужицы, некоторые даже размером с лужицу.

– Ой! Что это такое? – удивилась Людка.

Тут Энджи осенила мысль:

– Дак, это же солнечные ванны! – хлопнула она себя по бритой голове. – Вот они!

– Нашли! Нашли! – закричали девчонки. – Мы наконец-то в солнечных ваннах. Ура! Ура!

Людка ненадолго замерла, задумалась, а потом сказала:

– Постойте! Но мы же еще не в самих солнечных ваннах! А ну-ка давайте-ка залезем в них! Вот что главное!

И, недолго думая, они все разделись догола и залезли в воду.

Рыба поплыла в самом большом озере. Вода в нем была прохладная, освежающая и приятная. Дно полностью было видно, каждый выступ, каждый камушек. Удивительно! Еще час назад они тряслись в душной кабине по пыльной дороге, а теперь вот оказались в таком прекрасном дивном месте!

Поплавав в одном озере, Рыба перешла в другое, поменьше. Подружки тоже стали по очереди плавать то в одном, то в другом озерце. Вода в более мелком озере была теплее. Это очень приятно удивило. В третьем озерце вода была еще теплее, так как оно было меньше. А в маленьких лужицах была совсем горячая.

– Во, как здорово! – восторгалась Рыба. – Я даже и представить не могла, что эти солнечные ванны именно так выглядят. Я почему-то представляла, что здесь какие-то железные ванны стоят посреди гор. А это просто название, оказывается, такое.

– Верно думаешь! – вставила Людка, выныривая из воды самой большой ванны. – А солнечные они потому называются, что они за счет солнца прогреваются! И его теплом напитываются.

Рыба не могла наплаваться. Она то и дело переходила из одной ванны в другую. Такого Божественного великолепия она не видела еще никогда!

Какие-то новые, глубоко запрятанные, ощущения стали возникать в ее душе. Как будто она стала каким–то зверем или даже черепахой, плывущей в реке.

Казалось, что город, цивилизация, люди – все это уже не существовало в ее жизни. Было каким-то чуждым, нереальным.

Восторгу подружек не было предела.

Вокруг – ни души. Рев реки заглушает любые звуки. Можно было беситься, орать, визжать столько, сколько угодно!

Такого Рыба еще никогда не испытывала в своей жизни! Это был полный улет!

Накупавшись до потери пульса, подружки, вылезли на берег и стали загорать прямо голышом. Это тоже привело их в бешеный восторг. Чувствовать себя непринужденно в такой обстановке! Ничто и никто им не мешал. Ты мог чувствовать себя тем, кем ты и есть: просто сущностью, телом. Не надо было показывать себя, стараться как-то выглядеть. Ты был просто самим естеством.

Веселье подружек прервал гул мотора, доносимый от дороги. По ней, медленно поднимаясь в гору, ехал здоровый КамАз. Его было все-таки слышно, несмотря на рев реки и даже видно из-за деревьев. По всей видимости, водитель не заметил подружек. Зато они его прекрасно видели. И очень испугавшись, решили для приличия хотя бы надеть купальники.

Страх немного отрезвил их и заставил немного стать ближе к реальности.

Страх-то вообще великая вещь. Потому что если человек чего-то боится, он не сделает глупость. Он просчитает все нюансы и не попадет в беду. А человек, который не боится, беспечен и глуп, он легко попадает в беду. Чтобы человеку стать по-настоящему умным, он должен очень-очень много бояться. Настоящий ум дается человеку только через большой страх, переживания и даже страдания. Почему это так? А очень просто.

Когда животное, например, наестся, в тепле, комфорте лежит, у него вся физиология, все рефлексы, весь организм настроен на расслабление, отдых.

Но как только появляется опасность, зверь тут же мобилизуется. В кровь у него выбрасываются ферменты и вещества, способные молниеносно привести всю нервную систему в состояние полной боевой готовности. Так устроила природа. А ведь если бы этого не было, то животное могло бы просто вымереть, как мамонт. Поэтому страх имеет очень большую силу. Только тот человек, который постоянно бдителен, собран, мобилизован, может стать действительно умным. А кто дурак? Беспечный, расслабленный, мечтательный, простодырый человек. Все у него из рук валится, сквозь пальцы просачивается. Деньги он теряет или их у него крадут, на него кто-то нападает, все беды и неприятности валятся на него. Поэтому, чтобы стать умным и не попасть в беду, нужно обо всем в жизни думать реалистично, представляя именно плохие стороны вещей и продумывая, как их избежать.

Если бы люди всей Земли думали, например, о семейке в негативном смысле, представляя все ее отрицательные стороны, такие как неурядицы, конфликты, драки, выяснения отношений, нехватку денег и свободного времени, психологическую усталость двух супругов, а не мечтали бы о каком-то нереальном счастьице, тогда бы уже никто не женился, не выходил замуж и все люди жили бы свободно и независимо. И могли бы быть счастливыми, как в детстве!

Если бы женщины представляли бы себя не Богородицей, рожающей Христа, а видели бы все, как есть, тогда бы они вообще не захотели рожать. Если бы они видели, что во время беременности у женщины возникает токсикоз, выпадают волосы, крошатся зубы, они полнеют, становятся отвратительными, то они бы ни за что на свете не пошли бы на такой шаг. Если бы они видели, что несут с собой роды: потеря здоровья, психические расстройства, варикоз, мастопатия, бессонные ночи с выпиздышем, а у некоторых даже и сумасшествие, если бы все это женщины видели, они бы никогда не рожали.

Вместо родов люди уже приспособились бы выращивать «в пробирках». Сейчас уже это не новость и эти случаи – уже не редкость. Сейчас даже умудрились свинью скрестить с медузой!

Бегает эдакая блестящая перламутровая чушка с «резными» ушами – лопухами. Вот весело–то! А уж обычного-то человека вырастить? Это как плюнуть! И такие опыты уже делались. И успешно! Так что скоро все человечество будет детей выращивать только таким способом. Это будет разумно и безопасно!

А пока что, увы, Людка, не зная такого великого истинного знания, находилась на первом месяце беременности. И впереди ее ждала участь обычной свиноматки.

Вечерело. С гор повеяло вечерней прохладой. Температура воздуха в горах очень сильно колеблется. И девчонки задумались о том, где они будут ночевать. Недолго думая, они наломали веток и соорудили нехитрый навес из них. Используя в качестве основы несколько рядом растущих молодых елочек, они навьючили на них ветки и кое-как скрепив их между собой, получили некое подобие крыши. Молодые «лапы» елей использовали в качестве подстилки. Получилось подобие шалаша. Достав свои теплые свитера и одеяла, они устроили ложе с «подушками» из рюкзачков.

В общем, все шло хорошо и подружки были вполне довольны своей жизнью. Жить в походных условиях им было не привыкать.

Людка предложила соорудить ужин. Все радостно согласились. Тут же был разведен костер. Воду взяли прямо из реки и вскипятили на огне в котелке. Рыба достала брикет рисовой каши совдеповского производства. Через полчаса еда уже была готова.

Девчонки с большим аппетитом набросилась на это нехитрое кушанье. Оказывается, на свежем горном воздухе аппетит приходит очень быстро. Особенно при физической нагрузке. И через пять минут от нехитрого варева ничего не осталось. Котелок помыли и в нем же сварили себе чай.

В такой простой естественной обстановке человек начинает ощущать себя первозданным существом, слитым с природой. В уме пропадают лишние мысли, суета, отступают все вымышленные проблемы и человек начинает себя чувствовать сущностью: свободной, чистой и счастливой! Он становится ближе сам к себе!

Вскоре совсем стемнело. Над горами взошла полная луна и озарила своим серебристым блеском все вокруг. Ночную тишину нарушал только рев реки, которая не засыпала никогда. Камни, деревья, блестящая вода, горы излучали Божественное великолепие и безмолвие. Подружки погрузились в созерцание.

Неизвестно сколько прошло времени, как вдруг Энджи предложила пойти на берег реки, чтобы там помедитировать. Все согласились и пошли к каменистому берегу.

У реки было одно место, где она взбиралась на небольшой приступочек, а с него падала водопадиком. А по краям возвышались огромные каменистые платформы. На одну из них и залезли подружки. Камень был еще теплым, разогретый жарким летним солнцем. Сидеть на нем было очень приятно. От реки веяло прохладой, влагой и еще чем-то таинственным, непонятно чем. Подружки приняли расслабленные позы и стали смотреть на все это ночное великолепие. Казалось, какая-то невидимая прозрачная пелена отделяла их от чего-то важного и непостижимого. Чего? Они и сами не могли это понять! Казалось, вся природа передает им неповторимый тайный опыт, который они не могут до конца осознать.

Промедитировав еще час в полном безмолвии, подруги отправились на ночлег. Камни стали уже остывать, воздух стал промозглым.

Удобно устроившись на ночлег, укутавшись втроем одеялом, подружки согревали друг друга своим теплом. Им было уютно и тепло. Убаюкиваемые шумом воды, они сладко заснули.

 

***

 

Наутро Рыба проснулась от холодного влажного воздуха, проникнувшего к ней под одеяло. Подружки уже выскользнули из ночной колыбели и их тепло медленно испарялось.

Поискав их глазами, Рыба увидела, что они уже возятся на берегу реки у костра. Рыба весело вприпрыжку побежала к ним.

– О! Здорово, Рыбеха! – радостно воскликнули они. – А мы тут уже в солнечных ваннах искупались. Хочешь, тоже сходить?

– Елы-палы! Конечно, хочу! – воскликнула она и пулей понеслась к ваннам.

Вода в них была с утра холодная. Маленькие озерца были совсем холодные, а большое чуть-чуть потеплее. Вода в нем дольше сохраняла тепло, так как ее было больше.

Рыба разделась донага и с удовольствием погрузилась в эту изумительную воду. Такое купание с утра давало великолепный тонус всему организму на весь день!

Выпорхнув из озера, Рыба быстренько оделась и понеслась к своим подружкам.

Энджи готовила в котелке гороховый суп, а Людка наламывала ветки и подбрасывала их в костер.

– Рыба! Ты уже приплыла! – обрадовались подружки. – Давай садись. Сейчас есть будем!

Все расселись у костра и начали с большим, даже можно сказать зверским аппетитом поедать приготовленную похлебку.

– Слушай, Рыб, у нас тут дрова кончаются. Надо бы еще поднарубить их, а то вчера на навес мы большую часть истратили. – сказала Энджи.

– Ладно, давайте я нарублю! – охотно согласилась Рыба. – Я люблю такую работу!

Так и порешили. Энджи осталась у костра – следить за огнем и убирать после еды. Людка пошла приводить в порядок постель. Развешивать на просушку одеяла, поправлять навес, а Рыба, вооружившись топориком, пошла на взгорок, ближе к дороге, чтобы найти сушняк и нарубить его для костра.

С пригорка было видно, как внизу течет река, у костерка сидят подружки. Рыба радостно принялась за работу. Ей легко удавалось найти сухие деревья. Она срубила пару штук и оттащила их к костру. Немного взмокнув от работы, она скинула с себя верхние вещи и осталась в одном только оранжевом купальнике.

Взобравшись вновь на пригорок, она стала опять искать сухие деревья и рубить их. Работа ей нравилась. Дело шло успешно. Как вдруг у нее за спиной хрустнула ветка.

С молниеносной скоростью она обернулась и увидела, что вплотную к ней стоит какой-то мужик. В следующее мгновение она увидела, как он надевает ей на голову черный полотняный мешок, стремясь удушить ее. С диким нечеловеческим воплем она рухнула на землю, не выпуская топора из руки.

В следующее мгновение незнакомец бросился наутек, бешено сверкая пятками. Его жирное тело неслось, не разбирая дороги. Вскоре он поднялся на взгорок и исчез из виду. А в следующее мгновение Рыба услышала рев двигателя КамАза. И еще через миг она увидела, как огромная машина отъезжает по извилистой дороге вверх, в горы.

Ужас и страх пронзили все ее существо. С болью в сердце она представила, как какой-то жирный боров душит ее мешком. Она теряет сознание. Он вместе со своими дружками тащит ее в машину и увозит в горную глушь. А затем вся лихая компания напивается. Насилует ее во все пихательно-дыхательные и после этого ее убивают и сбрасывают труп в реку. А хуже того – увозят в глушь и продают в рабство и она до конца жизни работает на плантации сбора плана, например. Или еще что-то в этом роде.

С ужасом Рыба бросилась от этого злополучного места, пугливо оглядываясь по сторонам, как затравленный зверь.

Когда она вернулась к подружкам, они с удивлением посмотрели на нее.

– Ты чего, Рыб? – удивилась Людка.

– Да, мужик на меня в лесу напал, – совершенно спокойно и хладнокровно сказала рыба. Хотя внутри у нее все клокотало от страха и ужаса.

– Прикалываешься! – усмехнулись подружки.

– Нет, серьезно, он меня мешком чуть не придушил, – легковерно, с глупой улыбкой сказала она.

– Зачем? – не въезжали хиппушки.

– Откуда я знаю?! – немного раздраженно ответила она. – у него спросите. Догоните КамАз и узнаете!

– Да хватит лапшу на уши вешать! – отмахнулась Людка. – Смеешься тут над нами!

– Дураки! Идиоты!!! – взорвалась Рыба. – Я вам честно говорю! Что не верите?

– Ну подожди, Рыб, – вмешалась Энджи, – Ты расскажи, че по чем. Ты просто это так легко и весело сказала, что мы не поверили.

– Да, не орать же мне. Я уже орала в лесу.

– О! А мы ничего не слышали! Тут такой шум от реки стоит. Это и не удивительно! Ты прости, Рыб, мы просто сразу не въехали.

– Да я на полном серьезе говорю! – взволнованно говорила Рыба. – Нам нужно сматываться отсюда! Это место засвечено!

– Да ну! Чушь какую-то городишь! – спокойно отвечала Людка, безучастно глядя на пламя костра.

– Идиотка! Дура! – бесилась Рыба. – Завтра к нам гости пожалуют, а тебе наплевать!

– Подожди, Рыб! – вмешалась Энджи. – Ты это все серьезно говоришь?

– Да я вам уже полчаса тут объясняю, что все это очень серьезно! Я еле вырвалась. Хорошо топор в руке остался, мужик испугался и убежал. А мог ведь и придушить меня. И в рабство на плантации увезти. Я говорю вам вполне серьезно: отсюда надо уходить, иначе нам хана!

Людка стала прислушиваться к словам Рыбы. Тревога постепенно передалась им обоим.

– Да, но куда же мы пойдем? Мы тут так хорошо устроились. Тут у нас шалаш, река, солнечные ванны рядом. А куда нам идти? – стала обеспокоенно спрашивать Людка.

– Да хоть куда, лишь бы побыстрей отсюда съебаться! – яростно жестикулируя говорила Рыба.

– Подождите! Подождите! – вмешалась Энджи. – Но ведь у нас есть хорошее место на примете. Мы недавно нашли заброшенный дом. Там вполне можно жить. И солнечные ванны будут поблизости. Там прекрасно можно устроиться!

– Знаете, мне и здесь не плохо! – спесиво произнесла Людка. – Мало ли что тебе в голову взбредет!

– Ну и оставайся здесь! – плюнула на нее Рыба. – Можешь так и оставаться здесь!

С этими словами Рыба встала и пошла к шалашу собирать вещи.

Энджи спокойно и убедительно стала разговаривать с Людкой:

– Послушай, мне кажется, что Рыба не врет – на нее действительно напали.

– Да так-то так, но она так беспечно сначала об этом сказала. Так спокойно.

– Ну просто человек был в состоянии шока. Неудивительно, что она так неадекватно проявилась.

– Да, я согласна с тобой. Просто все так неожиданно, – продолжала по инерции Людка, но в ее голосе слышались уже примирительные нотки.

– Еще неизвестно как бы мы среагировали в такой ситуации. Может вообще дар речи потеряли бы.

– Да уж! Не хотела бы я попасть в такую ситуацию, – вздохнула Людка.

– Послушай, Люд! Может, не стоит рисковать, – продолжила Энджи, видя, что нашла с Людкой общий язык и та ей не перечит. – Может, все-таки стоит переехать. Кто знает, может, эти люди еще вернутся сюда и опять нападут на нас. Это же в наших интересах – подумать о своей же безопасности. В конце концов, хуже нам от этого не будет!

– Да, ты права, Энджи! – согласилась Людка. – До меня только сейчас начинает доходить весь ужас ситуации, в которой мы находимся. – Надо что-то сейчас же предпринимать! Надо бежать отсюда!

– Дак тебе же про это и толкуют. И место мы уже нашли, – рассмеялась дружески Энджи.

– Какое? – как в первый раз услышала Людка.

– Заброшенный дом, дуреха! – ответила Энджи.

– А! Ну так бы и сказали сразу! Дак давайте туда быстрее пойдем, пока нас здесь не поймали.

– Давай-давай! – эхом отозвалась подоспевшая Рыба. – Я ей уже полчаса об этом говорю, а до нее как до утки на десятые сутки..

– Ну ты, вообще, и шутница, Рыба! О таких вещах и так спокойно говоришь. – подколола ее Энджи.

– Ну ладно, давайте соберем вещи и пойдем отсюда. Я там уже кое-что сделала!

Подружки пошли к шалашу, похватали свое шмотье, рюкзаки, полиэтилен сняли с навеса и потушив на прощанье костер, пошли на новое место жительства.

 

***

 

Стоял жаркий июльский полдень. Трое хиппушек подошли к странному жилью без окон и дверей и осторожно заглянули в это строение. Там не было никого, если не считать трех бродячих запуганных собак, которые, увидев людей, тут же соскочили со своих насиженных мест и, поджав хвосты, тут же убежали.

Подружки тут же обрадовались этому и вошли в дом. Вокруг никого не было.

Единственное неудобство было в том, что пол был абсолютно голый – одна земля, да к тому же еще и неровный: весь в качках и ямках.

– А как же мы будем спать на таком полу? – спросила Людка. – Тут же одни неровности!

– Да-а! Влипли мы! – стала чесать голову Рыба.

– Вы знаете, а у меня есть идея! – оживилась Энджи.

– Какая? – устремили все на нее свои взоры

– А очень простая. Возьмем травы, натаскаем сюда – вот и будет нам ложе.

Гениально! – вскричали трое в один голос.

И тут же подружки бросили свои вещи в домике и побежали на полянку, находящуюся неподалеку от этого места.

Было жарко. Кузнечики стрекотали в траве. Зной размягчал и призывал к отдыху, купанию, расслаблению. Утренний туман совсем рассеялся. Он как легкая пелена взлетел вверх и превратился в облачко. А затем совсем испарился, уступив место безоблачному небу и полуденному зною.

Но долго работать подругам не пришлось: вскоре прямо на этой полянке они нашли свежескошенную траву и решили ее позаимствовать у ее хозяина. Свернув траву в огромные охапки, они потащили ее в дом. Тут же образовалась здоровая лежанка, которая сразу же выровняла все неровности и дала возможность удобно отдыхать на ней. Сверху травы девчонки положили одеяла и радостно расселись на них.

– Здорово, что так быстро мы обстроились! – обрадовалась Энджи.

– А мне даже нравится наше новое место! – весело отозвалась Рыба, – тут настоящая крыша есть над головой!

– Только вот река далековато! – хмуро отозвалась Людка. – А так, вообще-то, ничего!

– Ну, это ничего страшного. – сказала в ответ Энджи.

А если мы тут долго проживем и нам тут понравится, тогда можно будет рамы и двери вставить, печь подделать и зимовать здесь! Красота!

– Слушай, мне нравится эта идея! – обрадовалась Рыба. – Можно сюда и Кису и Приста и Ирхапыча привезти. И Наташку Замараеву. Она как раз хотела на Алтай попасть. А мужики тут могут несколько домов еще построить и тут будет целое поселение.

– Здорово! Мне нравится эта идея, Рыб! – радостно подхватила Энджи. – Мы построим здесь поселение и будем тут жить.

– Ха! Размечтались! – резко вставила Людка. – Он, твой Киса, даже на три дня поленился сюда приехать летом. А ты хочешь, чтобы он сюда зимой приехал, да еще бы несколько лет здесь жил! Фантазерка же ты, Энджи!

– Ну он ведь просто не знал как здесь клево, – возразила Энджи. – А вот я ему расскажу. Он поймет, съездит сюда и тогда приколется.

– А! ерунда все это! Я в это не верю, – критично сказала Людка и замолчала.

– Ну и не верь, – махнули на нее рукой подружки

– Слушайте, девчонки, а давайте лучше пыхнем, – неожиданно предложила Энджи.

Все немного опешили от ее предложения и замерли, обдумывая его.

– А вообще-то мне эта идея нравится! – первой отозвалась Рыба. – Я слышала, что по обкуру рисовать здорово получается.

– Ну я тоже не откажусь, – чванливо произнесла Людка. – А у тебя есть?

– Конечно есть, иначе бы я не предлагала, – сказала Энджи.

Тут она порылась в своем рюкзачке и извлекла оттуда пачку папирос, спички и спичечный коробок без этикетки.

– Энджи, ты просто золото! – обрадовалась Рыба.

– А я это знаю! – без скромности ответила она.

Рыба стала доставать свои кисточки, краски, альбом для рисования. Энджи тем временем выпотрошила папироску, смешала половину табака с такой же частью травы и стала аккуратно набивать ее этим содержимым. Работа была долгой и за это время Рыба успела сбегать за водой на реку.

Энджи осторожно черпала траву полой стенкой папироски, а другим концом постукивала по ладони чтобы утрамбовать ее. В конце работы получилась плотно набитая папироса.

Недолго думая, подружки принялись ее курить, пуская по кругу. Рыба не умела курить и тут же закашлялась. Подружки весело прикалывались над ней. Вид у нее был очень смешной – как у мокрой курицы. Но вскоре она привыкла, перестала кашлять и постепенно забалдела. Приход начался и у остальных.

Папироса таяла на глазах. Людка старалась как можно дольше задержать дыхание на вдохе, чтобы кайфа было больше. Оказывается, даже в этом йога пригодилась!

Девчонки расслабились, приняли вольготные позы. Внешний мир для них стал казаться каким-то жидким вязким маревом, колеблющимся и нереальным. Неожиданно стало появляться ощущение, что все становится ясным, понятным и простым. Горы, видимые из пустого проема окна, находящиеся от них очень далеко, стали казаться очень близкими, еще более реальными, еще более прекрасными, чем обычно казалось, расстояния вообще не существовало. Краски стали в несколько раз ярче и насыщеннее, чем в обычном состоянии.

Неожиданно всеобщее расслабление нарушили посторонние шумы с внешней стороны дома. Подружки замерли и напряглись. Чтобы это могло значить? Вскоре в дверном проеме появились трое мальчишек лет десяти – одиннадцати. Они не ожидали здесь в такой час кого-то застать. Испугавшись от неожиданности, как испуганные воробьи, они бросились наутек и скрылись из поля зрения.

Девчонки ничего не успели понять, как мальчишек уже не было. Опять наступило всеобщее расслабление. Но не на долго.

Через некоторое время мальчишки – воробьи опять набрались смелости и, подстрекаемые любопытством опять подкрались к дому. Но теперь уже стали осторожно заглядывать в окна.

– Смотри – смотри, – говорил один шалопай другому, – вот тетеньки тут сидят.

– А чего они тут уселись?! – отвечал второй, пожирнее. – Это дом моего дедушки. Они сюда без спроса залезли, сволочи.

– А твой дед давно уже умер, – вставил третий высокого роста мальчишка.

– Ну и что! Дом все равно не их. Я все отцу расскажу. Будут знать, как не к себе соваться,. – бесился маленький чертенок.

Тут девчонки вышли из состояния забытья и поднялись посмотреть, кто беспокоит их. Увидев это, мальчишки бросились врассыпную.

Вдогонку им никто, конечно, не бросился. Пацаны больше не появлялись. Хиппушки успокоились, хотя заявление маленького бесенка сильно взволновало их и запало в душу…

Однако обкур уже начал делать свое незаметное дело.

В сознании у Рыбы все изменилось. Казалось, то, что она видела и воспринимала в своем повседневном восприятии, было всего лишь какой-то внешней оболочкой. «Травка» открыла ей двери в новое, необычное восприятие. Предметы вокруг казались какими-то вязкими и липкими, как будто вот-вот в них можно было провалиться. Голоса подруг и окружающие звуки проникали куда-то внутрь существа и оказывали настоящее магическое действие. В этом неземном состоянии все сразу становилось ясным и понятным. Вещи, которым когда-то были даны названия и определения, казались абсолютно новыми и непознанными. Все это очень сильно удивляло Рыбу. Долго и тщетно пытаясь найти определение всему происходящему, она наконец оставила дурацкие попытки и просто отдалась этому необычному состоянию и погрузилась в него полностью.

Но чтобы использовать такое необычное восприятие мира, Рыба решила заняться творчеством. Взяв краски, Рыба выбрала удобное место, с которого открывался прекрасный вид на горы. Рыба принялась за рисование.

Находясь в необычном состоянии, она мало задумывалась о сохранении каноничности стиля живописи, реалистичности красок. Ее интересовала больше глубина восприятия, ее состояние, которое она пыталась выразить в рисунке. Стиль был абсолютно не таким, как их учили в доску заученные педагоги худграфа. Сам процесс доставлял Рыбе огромное удовольствие.

Подруги Рыбы тоже пребывали в новом восприятии. Энджи пыталась записывать те откровения, которые приходили к ней. Людка занималась йогой так как она считала, что занятия в измененном восприятии дает очень высокие результаты!

На некоторое время Рыба отвлеклась, меняя воду в стакане. Неожиданно поднялся ветер и нагнал легкие облачка. Они заслонили солнце и весь вид совершенно изменился. Рыба озадаченно стала думать, что же делать дальше. Несмотря на резкие изменения, она все-таки докончила картину. Удивительно, но рисовать в таком состоянии оказалось гораздо легче и намного продуктивнее, чем в обычном. Впоследствии Рыба сравнивала те картины, которые она писала в обычном состоянии и в измененном. Оказывалось, что в измененном состоянии картины были на десять порядков выше, чем те, которые были написаны в обычном состоянии.

 

***

 

Вечерело. Сумерки в горах приходят неожиданно. Солнце медленно катится к горам, а потом садится на них. Последние его лучи еще освещают вершины гор, а потом наступает полная темнота. Сразу резко холодает. И хочется погреться у костра или закутаться в теплое одеяло.

Девчушки разожгли костер и стали на нем готовить себе ужин. Поднимающиеся от костра искры в темноте казались какими-то фантастическими созданиями, соединяющими мир земной и небесный…

После ужина организм как-то по особенному активизировался, кровь стала активней двигаться в жилах и действие травы стало усиливаться. Видения и голоса стали усиливаться. Рыбе казалось, что из огня то и дело выходят какие-то необычные существа – дочери огня. Луна на небесах тоже была живой, она как будто бы звала и притягивала к себе. Ветер каждым дуновением давал какое-то знание, которое Рыба не могла выразить словами. Бездушные, казалось бы, камни обладали особенной непонятной жизнью. А уж деревья и подавно – они несли в себе дух той местности, где они произрастали.

Еще в детстве, оказываясь в разных уголках страны, Рыба четко ощущала, что деревья, растущие в данной местности обладают какой-то невидимой душой. И вот теперь это ощущение усилилось, обострилось и стало особенно явственным.

Все вокруг было мистичным, непознанным, таинственным. Говорить совсем не хотелось. Все погрузились в созерцание. Людка делала пранаяму у костра, а Энджи подкидывала веточки в огонь. Все было совершенно тихо и спокойно.

Посидев еще около получаса, девчонки собрались идти назад в дом. Вдруг у Рыбы возникло странное неприятное предчувствие. Под ложечкой засосало. Она отмахнулась от него, успокаивая себя мыслью, что это – последствие пережитого нападения. Но предчувствие не было ошибочным.

Через десять минут вдалеке раздался шум машины и появились огоньки фар. Машина ехала по дороге, ведущей к дому девчушек. Они очень сильно перепугались и стали быстро тушить костер. А затем быстро собрав вещи, укрылись в доме. Замерев, прижавшись друг к дружке, они с замиранием в сердце вслушивались в приближающийся шум машины.

– Наверное мимо едет, – попыталась всех успокоить Людка. – Но что так поздно?

Все напряженно стали вслушиваться в звуки машины.

Они нарастали и приближались. Шум был такой, как будто едет большая машина.

– Сюда! – вырвалось у Энджи. – Не дай Бог!

– Девчонки, надо бежать! – вырвалось у Рыбы.

Наученная горьким опытом, она еще не могла оправиться от предыдущего шока. И это поддерживало в ней полезное чувство страха, которое было ей заменителем разума и делало ее предчувствия и решения умными.

– Да сиди ты! – заткнула ее Людка. – Куда мы сейчас пойдем-то, на ночь глядя?!

– Эх, зря, девчонки! – не утихала Рыба. – Чует сердце, что не к добру все это!

Не успела она это сказать, как тут же к окнам дома вплотную подъехала огромная машина и светом фар осветила все, что происходит внутри дома. Трое хиппушек стали видны как на арене цирка. Они еще больше сжались и придвинулись друг к другу, как бы ища в этом защиту.

Раздался звук открываемой дверцы машины и через несколько секунд на пороге дома появилось трое мужиков подпитого вида. Все они были русские. У одного был синяк под глазом. Все трое были в кирзовых сапогах и телогрейках. Морды у них были помятые и недоброжелательные.

– И що?! Енто и есть те девки, которые в мой дом залезли? – спросил самый коренастый из них, жуя зубами сигарету.

– Слушай, а может они к тебе в гости пришли, а не залезли? – подначил другой, внимательно разглядывая подружек глумливым взглядом.

– А они вроде бы ничего, – поддержал его третий с синяком в четверть лица, – может, я ошибся?

Все весело переглянулись, обменялись гадливыми улыбочками и обратились уже к подружкам:

– Эй! Вы! Ну, чо так уныло тут сидите? Вы к нам в гости пожаловали, а такие скучные. Давайте познакомимся для начала.

Девчонки молчали в ответ, сохраняя партизанскую стойкость. Это немного подзадорило и разозлило пришельцев.

– Эй, ну чего надулись, как мыши на крупу?! – Продолжал домогания «хозяин». – Мы же к вам не с пустыми руками пожаловали! Эй. Ну, чаво молчите? Отзовитесь!

– А может они глухонемые? – глумливо выкрикнул коротышка с подбитым глазом.

Все гадко захохотали гнусавыми, пропитыми голосами. Затем наступила небольшая пауза.

– Слушайте, ребята, айда принесем бухло и закусон. Может, они тогда разговорятся?

– Обязаны. Они же гости, а мы – хозяева! А поэтому мы здесь будем делать все, что захотим.

– И с кем захотим! – добавил коротышка.

Все гадко заржали над его словами и скрылись в темноте. Через несколько секунд послышалась возня в машине и невнятные голоса.

– Бежим! – отчаянно шепнула Рыба подругам. – Быстрее!

– Ты что, с ума сошла! На ночь глядя! – стала сопротивляться ей Людка.

– Я не хочу, чтобы эти подонки ко мне приставали! – бесилась Рыба.

– Да они не будут к нам приставать! И тем более нас трое и их трое. Что они нам смогут сделать?! – убаюкивала ее Людка.

– Нет! Я здесь оставаться не собираюсь! – решительно сказала Рыба и встала. – С меня довольно нападения того долбоеба. Я больше не хочу приключений!

– Рыба! Постой! Хорошо подумай. Куда ты пойдешь? – мягко отговаривала ее Энджи.

– Нет, я не останусь!

С этими словами Рыба взяла рюкзак и выскочила из дома. Ее обступила темнота.

Сзади слышался какой-то шум, разговоры, какое-то «веселье», но о чем идет речь, уже было плохо слышно. Сама не зная почему, Рыба двинулась к предыдущему месту, где до этого у подружек была остановка.

Двигаясь быстро, почти наощупь в темноте, она стала ощущать себя просто зверем: осторожным, бдительным, мобилизованным до предела. Глаза постепенно привыкли к темноте, а лунное сияние помогало найти дорогу, освещая все слабым мерцающим светом.

Голоса давно уже смолкли, дома не было видно. Природа в лунную ночь была очень красива, но Рыбе сейчас было не до этого.

Осторожно двигаясь в темноте, она нашла старое место. Там было тихо и спокойно. Кроме постоянно шумящей реки не было больше никаких посторонних звуков.

Рыба села на лежанку из веток. Потом расслабилась и прилегла, кое-как укрывшись своей курткой. Вокруг было тихо. Ей захотелось заснуть, но сон никак не шел к ней. В голову постоянно лезли какие-то мысли. А самое страшное – она не представляла, что делать дальше…

Это является основной ошибкой не только Рыбы, но и вообще всех людей. Большинство людей в решающих ситуациях своей жизни поступают импульсивно, полагаясь на сиюминутные решения, не просчитывая того, что будет дальше. Глупость человека в том, что он поступает «как все, как у всех», абсолютно не думая надо ли это ему самому лично. А на переломных точках поступает очень взбалмошно и убого, как ребенок пяти лет.

Если бы человек по-настоящему мог думать, то он не делал бы ни того, ни другого. Он всегда бы поступал продуманно, взвешенно, понимая, что нужно ему самому, а не природе и обществу и как себя вести, как проявляться, чтобы этого добиться. Но и то и другое присутствует лишь у единиц, о которых мы очень мало знаем. Поэтому человека нужно называть не «человек разумный», а «человек дурной»!

 

***

 

Кимаря, Рыба напряженно вслушивалась в окружающие звуки. Пытаясь почуять есть ли ей какая-то опасность. Это еще часто называют «кошачий сон».

Сквозь дрему она услышала, к ней начинают приближаться какие-то звуки, шорох травы, треск сучьев и какие-то невнятные голоса. В некоторые моменты ей даже начинало казаться, что кто-то зовет ее: «Рыба! Рыба!» Но она отметала эти мысли в сторону. Кто мог в такой час здесь звать ее? Это ей казалось нереальным. Она объясняла себе это тем, что, видимо, «кайф» еще не совсем выветрился из нее и дает о себе знать в такой странной причудливой форме.

Рыба продолжала кимарить. Вдруг со всей отчетливостью она услышала звуки приближающихся шагов, идущих по камням. Она встрепенулась и села на своей лежанке, напряженно вглядываясь в темноту ночи. В сером полумраке она отчетливо различила две темные фигуры, приближающиеся к ней. Вся напрягшись, она стала ждать что же будет дальше. Фигуры шли прямо к ней. Вся, наполнившись страхом и ожиданием чего-то плохого, она обречено смотрела вперед.

Фигуры приблизились вплотную и остановились напротив нее. Кто были эти люди сразу Рыба не смогла разглядеть. Зато свет от Луны падал на ее лицо и хорошо «выдавал» ее непрошеным гостям. Наступила пауза молчания…

– Рыба! – неожиданно раздался Энджин голос. И тут же в нее полетела Энджина кепка. От неожиданности и страха Рыба резко вздрогнула и подскочила. Кровь долбанула ей в голову. В теле возникло характерное резкое ощущение выброса в кровь адреналина.

– Ты, почему не отзывалась?! – орала на нее вышедшая из себя Энджи.

– Да тут шумно. Я ничего не слышала. Я спала, – мямлила Рыба.

– Спала! – не успокаивалась Энджи. – Мы тут за тебя беспокоимся, ищем тебя, а ты спишь. Мы же не знаем: а может, с тобой что-то случилось?! Тут запросто заблудиться можно! Мы тебе кричали кричали.

Энджи выпалила тираду и на пике страстей сорвалась и стала тузить Рыбу по чем придется. Та неуклюже закрывала голову и лицо и невнятно бормотала:

– Девчонки, простите! Я этих мужиков испугалась и поэтому побежала оттуда. Не сердитесь на меня, пожалуйста!

Энджи не могла сразу успокоиться и продолжала нести все, что было у нее на уме:

– Ты нас бросила, оставила одних! Предательница! Мы по всему лесу тут бегаем, тебя ищем, а она, видите, ли спит! А, может, тебя давно уже хищники сожрали, а мы ничего не знаем! Я же беспокоюсь, в конце концов.

Энджи не выдержала, сорвалась и заплакала навзрыд. Тут пришла очередь Рыбы утешать Энджи:

– Ну, успокойся, перестань плакать. Ничего же ведь не случилось, – приговаривала она. – В конце концов, я же тоже боюсь, я никогда бы просто так не сбежала! Я после первого инцидента еще никак отойти не могу, а тут еще эти дураки нагрянули. Да, кстати, а что у вас там произошло? Как вы-то отвертелись? – очень «своевременно» вспомнила о подружках Рыба.

– Да немного они там повертелись-повертелись и отстали. Ну, конечно, выпить с ними предлагали. Мы отказывались и помалкивали. – Стала объяснять Людка. Энджи была в трансе и не находила слов, чтобы что-либо объяснять. – Ну, потом они увидели, что с нами «каши не сваришь» и отстали. Конечно, помотали нам нервы где-то часа полтора, но все-таки уехали. Зато завтра обещали в это же время прийти. Может мы сговорчивее будем? Ну вот мы и ушли оттуда чтобы с ними больше не сталкиваться. Вот что произошло.

Рыба грустно вздохнула и опять обратилась к Энджи:

– Энджи, да ты так не переживай! Все ведь нормально! Я ведь сразу сказала, что надо уходить. Да вам еще повезло, что они были трезвые.

Энджи ничего не говорила в ответ, а просто глотала воздух как рыба ртом.

Не зная, как себя вести в такой ситуации, она просто предложила подружкам лечь спать. Все были очень вымотавшиеся и усталые. Как попало вповалку они рухнули на еловое ложе, укрылись одеялами, пригрелись, прижавшись друг к другу и стали засыпать. Энджи била мелкая дрожь. Она долго не могла успокоиться, но тоже постепенно заснула.

Такое отношение ко всему Энджи, конечно же, ей привила ее мамочка. Нормальный человек на ее месте не стал бы так отождествленно реагировать на эту ситуацию. Он, во-первых, не проявил такой беспечности и похуизма в ситуации с этими мужиками.

Он сразу же, как только услышал от пацанов о том, что они собираются все рассказать родителям, сразу же продумал план отступления. Подготовил бы место для того, чтобы там укрыться. А когда услышал бы шум машины, тут же пулей вылетел вместе со всеми своими вещами и убежал еще до того, как машина успела подъехать к дому. Он не стал бы беспечно относиться ко всему. И уж, тем более, не сидел бы пассивно, когда к нему кто-то пристает и не отмалчивался бы.

И, во-вторых, нормальный человек не стал бы так по-дурацки относиться к исчезновению человека. Так реагировала только дура-мать. Она привыкла постоянно «хлопать крыльями» и «квокать» при любой возможности. Постоянно тряслась над своими выпиздышами и делала их моральными уродами. И более того – она приучила и детей своим примером реагировать так же, как она.

ВСТРЕЧА. УРОК ДЗЕН.

Герман, сидя на диване в своей комнате, разглядывая меня, заправил свои засаленные длинные волосы за уши и с умным видом молвил:

– Тебе, Рыбуль, надо чем-то интересным заняться.

– И я про то же, – тупо ответила я, глядя сквозь Германа в окно. – Да я только сама не знаю, куда мне податься. Вроде бы и рисовать люблю и общения мне хочется интересного. Ничего не понимаю.

– Да, – эхом откликнулся Герман, – много разных хороших направлений. Выбирай сама, что по душе. Есть лекции ушу, каратэ, ну там, христиане, кришнаеды всякие. Я ничего тебе навязывать не могу, выбирай сама. Есть еще йоги такие – братья Рулоновы. Они кришнаеды – ты к ним никогда не ходи!

– А что у них такого плохого? – с любопытством спросила я, помня, что запретный плод слаще.

– Они людей в свою секту затягивают. Мантры там свои поют. Это очень страшные люди, – фанатично тараторил Герман.

– Неужели?! – еще больше заинтересовалась я.

– Да, все эти кришнаеды – они в своего Бога верят. В Крышну. И все они там вампиры, – молол Германикус перемешивая божий дар с яичницей.

– А как это?

– Да очень просто! Они живут в замкнутой системе и проповедуют отход от мира. А где им энергию брать? Так они к себе в систему затягивают новых людей и их высасывают. Про Харе Кришна там лапшу на уши вешают. Человек их слушает, а потом сам начинает их мантры петь и втягивается в их систему. А когда он там 3-4 года пробудет, то всю энергию из себя отдает и сам становится вампиром. И других людей с улицы выцепляет, и в кришнаитскую систему тянет за собой, как в болото. С ними лучше не связываться! – подытожил он, глубоко вздохнув после такой длинной тирады.

– А что, эти Рулоновы, они тоже в Кришну верят? – не унималась я.

– Да, и в Кришну тоже. У них какая-то там своя система. Я знаю, где живет один из них. Он меня в гости приглашал. Его зовут Состис, – загадочно шепнул Герман. – Однажды я приехал туда. Подошел я к квартире, а за дверью слышу, он сидит там у себя и мантру поет: «Ом, ом, о-о-о-о-м-м-м-м…» Я прислонился к двери, а она аж дрожит. Я испугался, да как побежал! Со всех ног!

– А чего побежал-то? – недоуменно спросила я.

– Да кришнаеды ведь это! Ну, в общем, страшно стало – и все! – Герман продемонстрировал, как ему страшно было.

Все, сказанное им, еще больше заинтриговало меня и всколыхнуло во мне женское любопытство. Я решила, что, наоборот, во что бы то ни стало, я доберусь до этих Рулоновых и сама разберусь с ними.

– Ну, в общем, это! – подытожил Герман. – Я тебе дам все ихние телефоны, ты сама к ним позвонишь и выберешь, что тебе понравится: ушу, каратэ, христиан или йогу. Я давить на тебя не имею права, тем более, что они и так уже свою рекламу везде вешают.

С этими словами он всучил мне записную книжку с телефонами. Быстрехонько переписав их в свою, я поблагодарила Германикуса и повалила к себе.

В этот же вечер, с трудом найдя работающий телефон-автомат, я дрожащими руками набрала номер братьев Рулоновых. Через несколько секунд в трубке послышался уверенный доброжелательный мужской голос:

– Да! Слушаю!

Я стала бекать и мекать, объяснять, мол, че-то мне тут интересно, сама не знаю че, но придти, мол, хочу, сама не знаю куда.

На это мне все тот же голос назвал адрес, куда и во сколько надо приходить. А потом спросил, откуда я узнала про ихнюю секцию. Я ответила, что мне дал телефон некто Герман.

– А! Герман! Вот как неожиданно! А чего вы ждете от этих занятий? – так же бодро спросил этот голос.

– А я и сама не знаю. че-то вот хочется, сама не знаю чаво.

– Ну, тогда приходите. На месте разберемся, – ответил мне «кришнаед», – и захватите с собой коврик, спортивный костюм и чешки.

В этот день, перед приходом в секцию, у меня было поломоечное дежурство на работе, на которой я всю оставшуюся жизнь должна была проработать до смерти. На эту работу меня, по случаю, устроила поганая, объясняя, что тут по времени меньше работаешь. Самой же мне было все равно, где, когда и кем работать. Меня просто заставляли это делать, а я тупо слушалась дураков, как овца. Вот и все! Меня не спросили, хочу ли я вообще убивать время на работе.

– Так делают все, – объясняла погань, – значит и тебе так надо. Иди, паши! И я тупо шла и работала.

Моя полы и выгребая мусор из корзин, я мысленно разговаривала с Рулоновым, доказывая и приводя всевозможные доводы, что секция мне нужна и попала в нее именно неслучайно. Хотя недавно по телефону не могла сказать ни бе, ни ме, ни ку-ка-ре-ку. Но сейчас я молола и молола в своей тупой башке все подряд, начиная от Фрейда и кончая собственной неординарностью. Когда уборка была окончена, я оглянулась вокруг. Никого не было, только пустые комнаты.

«А с кем же я так громко разговариваю? – подумалось мне, – ну, это потому что я умная – поэтому у меня в голове много мыслей», – ловко оправдалась я перед собой, развешивая вонючие тряпки на батарее.

Найдя секцию, я зашла в спортивный зал, где уже разместились учащиеся. На ковриках и циновках расселся всевозможный сброд. Были здесь и старики с бородами, прям, как на картинках в книжках про Индию, и люди помладше, но тоже солидно выглядящие, и молодые пареньки, и домохозяйки, и студентки – человек сорок в общей сложности.

Не зная, что делать я сняла с себя кофту и, расстелив ее на полу, уселась, подражая окружающим. Началось занятие. В зал зашли два молодых человека абсолютно не похожих друг на друга. Один со светлыми волосами, а другой с темными. Оба в кимоно.

«Вот они: братья Рулоновы! – пронеслось в моем мозгу. – Но почему же между ними такое различие?» – подумала я. Ответа не последовало.

И сразу же один из них – светловолосый, сел на коврик в центре зала.

– Давайте начнем, – просто и ясно сказал он. – Примите позу Ваджрасана, – его голос звонким эхом отзывался в стенах зала.

Вся группа тут же начала выполнять упражнения. Второй брат сел на коврик рядом и стал повторять за ним асаны. Через некоторое время он встал и пошел по залу, помогая тем, кто с трудом делал сложные позы йоги, путая куда руки, куда ноги.

В общем, первое впечатление было приятным, хотя упражнения давались мне с трудом. Позы, упражнения, пранаямы менялись одна за другой, так, что у меня стало путаться в голове. Я чувствовала себя не в своей тарелке.

«Все это может быть интересно для кого-то, – невольно подумала я, – кто этим занимается давно. Ну а мне-то это зачем?! Нет! Наверное, на следующее занятие я не пойду. Тут чаво-то гнуться нужно, корячиться».

Рассматривая свои прежние мысли, я теперь вижу, насколько же произвольны были все мои выводы, решения и действия. Насколько случайно все было в моей жизни, насколько я не владела собой и ситуацией. Подобно мячику, бросаемому воинами жизни, а вернее было бы сказать – подобно куску говна, плывущему в канализации.

Не понимая, что же я здесь забыла, я решила досидеть до конца занятия, потому что мама мне внушила, что уходить с середины урока не хорошо.

Потом сказали делать стойку на голове. Я подумала: «Ну, уж это-то у меня точно не получится!» решила сесть сложа руки. (Как часто в жизни я говорила себе то же самое и садилась сложа руки). Но обаятельный молодой человек, ведущий занятия сказал, что новички могут делать эту позу у стены.

Я подошла к стене и стала пытаться, но у меня ничего не получалось. Темноволосый ассистент подошел ко мне и стал, хватая меня за ноги, помогать вставать на голову. Одна попытка, вторая, третья – и все не удачно.

Краем глаза я заметила, что его брат – ведущий, тоже приближается ко мне. Из последних сил задрыгала ногами, пытаясь показать, что сейчас встану на голову, и помощь мне не нужна.

Черноусый ассистент уже махнул на меня рукой и вслухзаявил своему брату:

– А! Не получится!

Это меня просто разозлило. В голове у меня молнией мелькнула мысль: «Точно, не пойду больше сюда! Эти люди плохие!» Но молодой йог приблизился ко мне, спокойно взял меня за ноги и велел поясницей прислониться к стене. Я покорно повиновалась ему. Его доброжелательный и спокойный тон вызывал чувство доверия. Затем он взял мои ноги и легко поставил меня на голову.

Вот какой была моя первая встреча с Учителем. И подобно тому, как он перевернул мое физическое тело, так же он перевернул в последствие все мои представления о мире и о себе, и о смысле жизни. Продержав меня, где-то пол минуты в таком положении, он так же аккуратно вернул мое тело в первоначальное положение. Затем он вернулся на свое место, а черноусый «сидор» остался стоять рядом со мной и назидательно поучал, потрясая пальцем в воздухе, тому, что вставать сразу после Сиршасаны не следует. Этим он вызвал еще большую озлобленность против себя.

Вскоре мучительные позы кончились и началась медитация. Что это за хреновина такая, я не понимала, но уже была рада тому, что пытка позади. Мы сели на пятки, нам сказали закрыть глаза и представить, что мы сидим в здоровом лотосе, покоящемся на водной глади. Я представила на пять секунд, а потом подумала: «А чавой-то глаза закрывать-то надо?» Открыла глаза и стала таращиться по сторонам. А вядущий-то и говорит, мол, дальше представляйте таких же вот лотосов бесконечное множество вокруг. И я, ну все это представлять! Вначале вроде бы стало получаться, три секунды, а затем опять зеньки выпялила и думаю: «А почему эти Рулоновы такие молодые? И почему у них нет бород? Я где-то слышала, что учить может только старый и с бородой, а молодой не может». А потом ведущий-то парень как скажет:

– Испытайте любовь, добро, благодать ко всем людям, ко всем живым существам!

А я-то и думаю: «Ну, я-то ведь добрая! Я где-то в книге читала, что кто всех любит, тот хороший мальчик (или девочка). Значит я всех люблю!» А тут у меня ноги затекли и муравьи кусать их начали. А я думаю: «Неудобно как-то посреди упражнения-то позу менять». А ведущий говорит:

– Вы любите весь мир!

А ноги еще больше загудели и неметь начали. Но я, вишь ли, пятую точку на ноге сместила, тут вроде бы ногам полегче стало. А на чем остановились? А? А тут вдруг говорят, мол, выйдете из состояния медитации и пропойте вместе со мной мантру: «Аум!» Ну, я пропела и все прошло, а была ли медитация? А? Сама не поняла.

И вот уже занятие окончилось, и все стали собираться по домам. И я тоже стала. А тут вдруг несколько человек подошли к ведущему пареньку и стали его вопросами осыпать. Ну и мне любопытно стало о чем там гутарют.

Я подошла к группе людей. Смотрю, такой розовощекий молодой человек в черном кимоно стоит передо мной. Симпатичный, энергичный. Но вдруг я подумала: «А как у йогов с семьей?» А он стоит с ковриком, скатанным под мышкой, и рассуждает, да так складно, как по писанному. Сама не знаю почему, но я стала подспудно испытывать к ведущему чувство симпатии. Я даже не могла подумать, что эти чувства во мне были вызваны вполне четкими и целенаправленными действиями Мастера. Сама же я, повторяю, еще совсем недавно хотела больше не приходить на занятия. Я никогда не стремилась найти Учителя. Придя в секцию, даже и не понимала, зачем, почему, для чего я туда пришла. Уже хотела ломануться оттуда, но сила намерения Учителя, намерение притянуть учеников, была сильнее моей разбросанности, расплывчатости, тупости и непонимания чего же я хочу. Но об этом намерении, я ничего не подозревала и думала, что полностью осознаю и контролирую все свои поступки и решения.

Вдруг второй брат подошел к нему и заторопил его. А он объявил, что на следующем занятии будет производиться набор в группу второго уровня. Это меня жутко заинтересовало.

– А позы там будут? – спросила я откровенно.

– Нет, – ответили мне, – там будут энергетические практики и философские беседы.

– А! Ну, это другое дело! – сказала я.

В процессе беседы выяснилось, что обаятельного молодого человека звали Состис, а его нетактичного брата Сергей.

Вскоре все толпой двинулись к выходу.

– Нет ли у кого свободной комнаты? – Сергей на ходу спросил у присутствующих, – чтобы в домашних условиях проводить эти занятия.

Никто не отозвался, но у меня в мозгенях сразу же возникла мысль: «А что бы занятия у меня сделать?» – но в слух я ее не высказала. А сама решила, что еще подумаю до следующего занятия. Мысли Германа об осторожности все еще крутились в моей тупой тыкве.

Выйдя из школы, я направилась к себе домой. По дороге я шла и пела во весь голос. Падал пушистый снег, одиноко горели фонари. На улицах было пустынно, на душе легко и радостно. И я голосила от радости на все лады: «А-а-а-а-а!!!»

Хорошо, что меня никто не слышал, а то не известно чем мог бы закончиться мой стихийный вокализ.

Придя домой, я приступила к долечиванию своего триппера, заработанного мною на трассе. Поганая уже дрыхла и тем лучше. Я забаррикадировалась холодильником на кухне, засунула шприц в кипящую воду. Когда он «сварился», я засандалила себе в ляжку гонококковую вакцину.

«Эх, мать! Дура набитая, – подумала я. – Ничему-то ты меня не научила. Ни как гандон надевать, ни как мужика приличного выбирать. Даже как триппер вылечить, и то я у подружки спрашивала, а не у тебя! А еще говоришь, что мне добра желаешь! Ах, ты сволочь, ты поганая!»

С этими мыслями, я развернула бумажку со схемой лечения и стала смотреть, сколько дней мне еще нужно долечиваться.

Лечение триппера делается путем, сначала, провокации болезни посредством вакцины, а затем антибиотиками производится лечение. Причем в середине курса провокация и лечение идут синхронно друг другу. А под конец только лечение. Вначале человек чувствует себя плохо. Ведь болезнь из хронической переходит в острую. У него поднимается температура, иногда знобит. А антибиотики уничтожают микроб, который порождал болезнь, и человек становится здоровым.

В последствии я узнала, что точно так же лечатся и другие болезни, но уже не физические, а духовные. Как выяснилось уже позднее, человек болен с детства. В него внедрен комплекс мамкиной лжи, которая никак не стыкуется с реальностью. И человек настолько сросся с ним, что уже не замечает где правда, где ложь. И если триппер не лечить, то человеку может стать от него плохо. Точно так же, если человек сжился с ложью, то это вовсе не значит, что когда-нибудь ему жизнь не даст здоровым кулаком по тупой репе. Но уже может оказаться поздно.

Мастер тоже делает провокацию.

Он взбалтывает в человеке все говно, которое тот тщательно скрывает от людей и от самого себя, и говорит ему:

– А, вот! Посмотри-ка ты. Какая ты есть говняная конфетка! Понюхай, как ты воняешь! Какие гнилые мысли сидят внутри тебя.

А затем Мастер лечит ученика, говоря ему:

– А теперь вот осознавай, что все эти мысли могли бы тебя завести в болото, из которого ты бы никогда не выбрался и там же и подох бы! Осознал? А теперь растождествляйся со всем этим и пойми, что все это есть не ты, все это – ложь, а ты – нечто совершенно другое, никак со всем этим не связанное.

И как только тот осознает и растождествляется со всем этим, так сразу же ему становиться так легко, так свободно, как в детстве, когда он был еще здоров. Во как! Наколовшись пенициллином, я пошла спать.

На следующее занятие я пришла уже в более заинтересованном состоянии. Мне было интересно самой побазлать с Рулоновыми.

Занятия все в этот раз вел Сергей. Это меня немного удручило, но делать было нечего и я расстелила свою грязную кофту на полу, расселась на ней, пялясь то по сторонам, то на Сергея. Занятие началось. Я чувствовала себя как в тарелке инопланетян. Сергей, увидев, что я опять пришла без коврика, встал, демонстративно взял свой коврик и дал его мне.

– В секцию надо ходить с ковриком, – строго сказал Сергей.

– А как же Вы без коврика? – наивно спросила я.

– Ничего, – парировал Сергей. – Мы, йоги – неприхотливые.

И тут же пошел на свое место. Занятия Сергей вел неплохо, но до Состиса ему было еще далеко. В зале сидели все те же почтенные йоги, бородатые старики, которые казались мне сказочными пришельцами из других миров. Эти старики лучше всех делали причудливые позы, стояли на голове без стены (в отличие от всей группы), а когда делали пранаяму, то свист стоял на весь зал. На занятии делали разминку, затем, комплекс на подъем Кундалини.

А в завершении надували шары. И хотя я большую часть происходящего не понимала, мне все равно понравилось. Может и потому, что такого я нигде не видела. Когда занятие окончилось, я вернула коврик Сергею.

И тут вдруг в зал вошел Состис. Я радостно подбежала к нему со своими вопросами, но не тут то было. Желающих поговорить с ним было предостаточно. Один бойкий парнишка подбежал первым и уже завладел вниманием Состиса. Тот так же спокойно, уверенно и ясно объяснял сложнейшие вещи, так, что их мог бы понять даже ребенок. Только я открыла рот чтоб спросить о своем, а тут еще один мужчина стал перебивать меня. Ну, меня это разозлило и как только прозвучал ответ, я тут же выпалила свой вопрос о том, что вижу какие-то контуры вокруг предмета. Состис внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Это видение эфирных тел предмета. Начальная стадия раскрытия третьего глаза. Обязательно над этим нужно поработать. Способности необходимо развивать!

Не успела я рта раскрыть, как уже еще кто-то встрял со своими вопросами.

Я решила переждать, когда же кончится наплыв вопросов и отошла в сторону. И, вдруг, совершенно случайно увидела одного знакомого паренька из КСП.

– О! Привет, Витек! – обрадовалась я.

– Здорово! А ты как сюда попала? – удивился он.

– А я из интереса сюда пришла, – простодушно ответила я. Случайно. А ты?

– А я по объявлению, – важно сказал он. – Но мне здесь не все понравилось. Здесь нет материального подхода, – заважничал чадос в очках.

– Но ведь это же йога! – запальчиво воскликнула я.

– Вот именно. А я привык все взвешивать и просчитывать, – не унимался физик-ядерщик. – Понимаешь, мне все нужно пощупать своими руками, а верить на слово людям, которые мне ровесники – я не могу.

– А разве это имеет значение? – удивилась я.

– Для меня – да, – важно ответил он. – Ты же знаешь, у меня в жизни все распланировано и разложено по полчкам: сначала я отслужу в армии, затем кончу институт, поступлю в аспирантуру, защищу диссертацию, потом устроюсь работать в ИЯФ (институт ядерной физики), затем женюсь. Потом подумаю о детях, внуках, потом на пенсию.

Тут он замолчал.

– А потом что? – спросила я презрительно глядя на него.

– Как что? – непонимающе посмотрел он на меня.

– Что? Что? – передразнила я его. – В могилу! Вот что! – злобно выпалила я.

– Ну, все мы там будем, – философски изрек Витек, испуганно хлопая глазами.

– Вот и я про то же! – парировала я. – Тогда зачем все это.

– Что это?

– Ну, институт, аспирантура, семья!

– Ну, надо же для чего-то жить, – непонимающе развел он руками.

– Да! Надо! Но я считаю, что жить нужно для себя. И я буду использовать любую возможность чтобы узнать в жизни что-то интересное, полезное, то, что выведет меня из того тупого и невежественного состояния, в котором я была обречена быть всю свою жизнь!

Витя, как очкарик сник под напором моих слов, а я, не давая ему опомниться, добавила:

– Можешь оставаться со своим псевдонаучным подходом! Желаю здравствовать!

И развернувшись, я прямиком направилась чтобы послушать беседу Состиса с учениками.

Но это была не последняя моя встреча с Витьком. Через 10 лет я встретила его на улице. И узнав его, я ужаснулась от того, как он изменился. Осунувшийся, бледный, уставший с потухшим взглядом. Очки стали еще сильней. Но самое ужасное было не это: приглядевшись повнимательнее, я увидела, что у Витька нет ни единого волоса на лице. Ни бороды, ни волос, ни бровей, ни ресниц!

– Привет Витек! – удивленно сказала я.

– А! Привет! – как-то безучастно отозвался он, глядя на меня почти не видящим взглядом.

– Как живешь? – не унималась я. – Как твоя карьера?

– Да никак! – бросил он.

– Почему? Ведь у тебя же все было расписано! – спросила я.

– Расписано-то, расписано, да не все.

– А что случилось? – в моем голосе чувствовалось сочувствие старому другу.

– Да вот, понимаешь ли, – сказал он чуть дрогнувшим голосом, – армию отслужил, институт, аспирантуру кончил, семью завел, ребенка родил, в ИЯФ попал, а там… Ну, в общем, облучился я. Оборудование подвело. Зрение ни к черту стало. Меня понизили в лаборанты. А потом, когда перестройка и сокращение начались, меня первого же от туда турнули. Теперь вот устроился дворником. Не знаю как семью прокормлю.

Я не стала больше ни поучать Витька, ни сочувствовать ему. Я знала, что человек должен сам пытаться избавиться ото лжи, навязанной ему обществом. Иначе, если он не расстанется с ересью, то все объяснения ему будут что коту упряжь.

Не дожидаясь дальнейших расспросов, Витек попрощался и пошел дальше. Через минуту он уже растворился в толпе. С тех пор я больше его не видела.

Но вернемся же к тому, что было в секции. Сотилиан стоял, окруженный толпой учеников, наперебой задающих вопросы. Почтенные йоги подошли к своему наставнику и внимательно слушали, стараясь не пропустить ни одной детали. Разговор шел об энергиях, подъеме Кундалини, каналах и прочих тонкостях, которые я, к сожалению, не понимала. Но мне все равно было интересно. Чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание, я, перебивая всех выпалила:

– А знаете, я хочу предложить вам: давайте занятия сделаем у меня!

Все немного оторопели, а Состис радостно посмотрел на меня и одобрительно добавил:

– Это нужно обсудить. Останьтесь. Я скоро освобожусь.

Гордая тем, что могу персонально побеседовать с наставником, я стала одеваться, не дожидаясь конца вопросов.

Как только поток учеников схлынул, я, Состис и Сергей, втроем вышли из зала.

Они оба пошли провожать меня до остановки. По дороге я рассказала как пришла в секцию. Оказывается они Германа оба знали. Я рассказала где живу. Они внимательно слушали. Состис сказал, что надо бы ему самому приехать и посмотреть, где находится квартира. Я радостно согласилась. «Интересно, ведь никогда еще живые йоги не были у меня в гостях! Какие они в близком общении?» – так думала я, но вслух свои мысли не высказала.

Когда мы встали на остановке в ожидании автобуса, Сергей тут же заерзал, заторопился и стал беспокоить Состиса: пойдем, мол, домой. Она человек взрослый, сама доберется. Но тот невозмутимо ответил, что нужно меня сначала посадить на автобус, а то уже поздно.

Хотя в то время я выглядела так, что люди не то чтобы приставать ко мне боялись, но обходили меня подальше, стороной, потому что проездив год по трассе, я привыкла месяцами ходить в грязной, вонючей, не стираной одежде; совсем не следила за собой, не мылась, не причесывалась, не красилась. Все на мне было рваное: и одежда, и обувь. Потому что в среде хиппарей это считалось хорошо. Вот в каком виде я предстала перед своим Учителем.

И все же мне было приятно, что мне уделяют внимание. Только я, было, обрадовалась этому, как неожиданно подъехал мой автобус.

Я не зная, как прощаются у йогов, спросила об этом у Состиса. Он сложил руки перед грудью и сказал: «Ом!». Не долго думая, я сделала так же и заскочила в автобус. Стоя напротив раскрытых дверей, я помахала ему рукой. Состис тоже помахал мне и я уехала.

Автобус ехал медленно, видимо собирал последних пассажиров. Проезжая под железнодорожным мостом, раздался грохот. Над нами пронесся пассажирский поезд, унося своих пассажиров куда-то вдаль. Приехав на свою остановку, я помахала водителю рукой и весело размахивая руками побежала домой. На душе было радостно.

И во второй раз мне понравилось общаться с этими людьми, особенно с Состисом. Он мне казался каким-то сказочным инопланетянином. Особенно меня удивлял его внимательный взгляд, который, как мне казалось, замечает и понимает абсолютно все. Тогда я и не знала, что это свойство было присуще только ему. Он понимал каждого человека лучше, чем он сам себя.

И опять я не знала, зачем иду на секцию, зачем я даю свой адрес, зачем с кем-то встречаюсь. Мне просто было интересно. Я даже сама не знала, нужно ли мне все это.

В отличие же от меня Учитель очень четко знал, зачем он идет в секцию, для чего он кого-то провожает, идет к кому-то в гости и прочее. Я же все это воспринимала, как обычное волокитство, не понимая, какую же ловушку мне устроил Дух…

На следующий день, я решила навестить своего старого знакомого Хэвика.

– А, Рыбёха притаранилась! че надо? – развязно спросил долговязый кудрявый чадос с серьгой в ухе.

– Да я просто в гости, – промычала я.

– А в гости по понедельникам не ходят! – жуя жвачку и держа руки в карманах, сказал Хэвик. – Ну ладно, проходи, коль приперлась! – и шаркая тапками, он пошел в комнату. – Ща подожди, я поем, – и Хэвик стал наворачивать пельмени. – Ну, ты я вижу сытая. Тебе хавать не надо! – прошамкал он с полным ртом.

Я скромненько сидела в уголочке кухни и смотрела, как один за другим тают пельмени, и глотала слюну.

– Ты особо-то не оседай. Ища мы к Ксюхе в гости попремся, сказал он и смачно рыгнул. – Мамаши дома нет, так мне лафа. Убираться не надо, иди куда хочешь. Кайф просто! – произнес балбес и стал длинным ногтем мизинца ковырять в зубах.

Я наивно и радостно смотрела ему в рот.

– Ну все, пошли. А то еще ПРНТа (предки, пращуры, родители – прим. автора) припрутся.

Мы быстро оделись и вышли из квартиры. Хлопнув дверью, мы стали спускаться по лестнице, как неожиданно долговязый чадос замер.

– Стой! Это, кажется, моя мамаша! Прячься! – и мы забежали на верхний этаж и спрятались за мусоропроводом.

Оттуда мы услышали, как по лестнице поднимается погань Хэвика со своей подружкой и громко что-то базарит. Увидев ее, Хэвик ещё сильнее забился за мусоропровод, чтоб его никто не видел. Когда обе подружки зашли в квартиру, Хэвик бросился к лифту. Я тупо побежала за ним. Через несколько мгновений мы были уже на свободе.

– Ну неужели нельзя было спокойно пройти мимо твоей матери? – пристала я.

– Да рядом с ними умереть спокойно нельзя, не то, что бы просто пройти, – завелся с пол оборота Хэв. – Можно подумать, что у тебя все хорошо и спокойно!

Я задумалась, и через минуту меня осенило: да у меня все то же самое, только я не вижу этого. И со мной делают все, что захотят. Вот почему я выросла такой дурной и безответной.

Вскоре мы подошли к дому Ксюхи. Завалив к ней домой, мы увидели, что там уже сидит честная кампания. Одноклассники любовно пришли проведать подругу.

– А! Здорово, Ханурик! – смачно хлопнул по плечу Хэвика жирный мордоворот. Как живешь, как живот? – и верзила слегка двинул Хэвика под дых.

– Нормально, – беззвучно прошептал Хэвик побледневшими губами.

– Ну ладно. Раз хорошо, тогда проходи. А это, что с тобой пришло? – спросил свинопляс, указывая в мою сторону мизинцем.

– Да, это Рыба. Хиппуется, – бросил Хэвик, уже приходя в себя.

– А какая это рыба? – подступился один черноволосый пронырливый ублюдок. – Камбала? – и, видя мою безответность, добавил. – Нет, это не камбала, это рыба «ёбаный карась»! – заорал он и вся компания гадко заржала.

От всех разило винищем. Я уже развернула лыжи, чтобы убегать.

– Ну, что пристали к девушке? – вдруг сказал верзила. – Успокойтесь все! Нехай проходить!

И все, как по команде отвернулись и занялись своими делами, и больше ко мне почему-то не приставали.

Вскоре вся компания повалила на кухню, где находилась хозяйка квартиры. Красивая девчонка, почти ровесница мне с белыми волосами и мягкими чертами лица робко стояла посреди кухни, не зная, что сказать.

– Да ты не стесняйся! – бросил один рыжий пидорасовидный ублюдок. – Чувствуй себя, как дома! А пожрать чаво у тебя есть? – и придурок полез в холодильник, как в свой собственный. – А ну-ка давай нам готовь! Мы жрать хотим! Быстрее! Быстрее!

Я с удивлением смотрела, как «хозяйка» безропотно достает продукты из холодильника, как шустрит перед подонками, готовит, бегает, все делает.

Когда все было готово, распрекрасная компания уселась, кто за стол, а кто и на пол. Ели прямо руками. Чавкали, рыгали, пердели, пили какое-то пойло. И хозяйку напоили. К концу «обеда» Ксюха еле лыко вязала, упилась в сиську: хоть режь её, хоть вешь её. Ну, а подонки тому и рады. Повели ее да под белы руки, да давай её во все дырки драть. Она даже плохо понимала. Что же происходит. Вот дуреха. А они ею, как надувной куклой балуются. Только один кончит, уже другой со своей пипеткой пристраивается. Только этот отпадет, как клоп, а уже другой сверху жопой на лицо насаживается. Один за одним.

У одного не вставало.

– Соси, пока по еблу не надавал тебе! – заорал он на деваху.

Она, ну, давай стараться. Стра-а-а-шно стало! Ну, в общем, перестаралась так, что ее вырвало.

А шпана даром времени не теряла.

– А это че такое? – любознательно прикоснулся рыжий к собранию сочинений Ленина.

– Да этмо же дедушка Лукич. Ты знаешь сколько он будет стоить на балке? Бери! Классная вещь. Будет на что бухнуть, – учил толстый.

– А это чаво? – не унимался рыжий.

– А это «Нюрнбергский процесс», понимаешь ли. Бери, тоже пригодится.

– А чугунные часы с охотниками?

– О, это тоже классная вещь.

Через пятнадцать минут квартира подруги-одноклассницы приняла мягко скажем более скромный вид. А заранее заготовленные котомки гостей, явно увеличились в размерах.

Ксения уже валялась в отрубе. Придурки завалились дрыхнуть. А я решила сваливать до дому. Хэвик тоже был в сиську пьян. На последок я окинула взглядом комнату.

Подонки валялись кто где, в разных позах: и на полу, и на кровати, и на креслах. Картина напоминала побоище.

Посмотрев в лицо «спящей красавице», перемазанным спермой, я подумала: «Как, оказывается, мало значит в этой жизни красота! А я и не догадывалась об этом». Я думала, что для красавицы все будут делать, потаранят её на руках, будут осыпать её цветами, говорить с ней стихами. А она просто будет красивой и не будет прилагать никаких усилий, будь она и глупой и слабой. Я и сама завидовала красивым бабам. Но теперь меня вдруг осенило, что красота, оказывается, это ноль. Пустое место. Если человек красивый, но безвольный и слабый, это просто тряпка в руках других людей, более агрессивных и властных.

Позднее Учитель объяснил мне, что главным должна быть в человеке не красота, а властность, воля, умение подчинять других себе, личная сила человека. Без этого просто красота – это ноль без палочки. Пусть человек будет не очень красивым, пусть он будет даже уродом – это роли не играет, но, если он властный и жесткий, если он однозначный и стремится к поставленной цели, то это по-настоящему великий человек.

Однажды я прочла книгу «Анжелика». И там говорилось о предводителе мафии, Жаннине – «деревянном заде». У этого человека не было ног. Он передвигался при помощи рук, восседая в огромной «тарелке» и елозя в ней по полу. Но, не смотря на то, что тело этого человека имело такую уродливую форму, дух его был активен и несгибаем. И этот человек управлял не только парижской чернью, но и держал в своих руках нити управления Версалем и самим королем. А что могла бы сделать красивая, но безвольна кукла?! Это просто смешно.

«Красота увянет. Счастье не обманет», – поется в песне. А мы секористы, говорим: «Красота увянет. Сила не обманет!» Этим все сказано.

Через три дня наконец-таки состоялась встреча с братьями Рулоновыми у меня дома. Я сидела и думала, кто придет первым на встречу. И каково же было мое удивление, когда первым появился именно Состис! Он приветливо поздоровался со мной и прошел в комнату для занятий. Сразу же он достал пластинку с индийскими ритмами и включил её. Меня до глубины Души поразил голос певца, исполнявшего их. Казалось, что я слышала все это не в первый раз, хотя ум говорил мне, что раньше такой музыки я нигде не встречала. Голос был глубокий и проникновенный. Я замерла.

Состис достал благовония и зажег их. По комнате разнесся удивительный аромат. Казалось он попадал в унисон с индийскими рагами.

Я предложила вести беседу вместе с чаепитием, на что получила одобрительный ответ. Состис окинул взглядом комнату. До его прихода, заранее, я вынесла из своей комнаты развалившееся кресло. На полу были настелены коврики, а в углу лежала думочка на которую, я мысленно представляла, сядет Состис.

– А это для кого? – спросил он.

– Это для Вас. Вы ведь Учитель!

Состис ничего не ответил. У него не было ни гордости, ни ложной скромности. Он просто сел на думочку в позу лотоса. Я стояла, не зная, что сказать, как вдруг в дверь позвонили.

Когда я открыла дверь, там уже стояла вся наша группа в сборе. Мы прошли в комнату. Состис уже делал пранаяму, по прежнему сидя в позе лотоса. Он не сразу обратил на нас внимание, так как делал задержку на вдохе. Глаза его были закрыты, голова опущена. Через мгновение он поднял голову, плавно выдохнул и открыл глаза. В них был непонятный свет и покой. Сама не зная почему, но я вдруг мысленно отметила, что Состис очень сильно отличается от всех людей, которых я знала раньше. От него шла какая-то очень тонкая вибрация, понять которую я не могла.

Все люди прошли в комнату и расселись на приготовленные коврики. Некоторые стали разглядывать стены, кто-то посмотрел в окно на заходящее солнце. Чувствовалось, что здесь в квартире на много уютнее, чем в спортивном зале.

Все люди из моего прошлого казались мне теперь какими-то грубыми, примитивными и тупыми по сравнению с Состисом. Еще меня удивляло то, что он был прост. Нет, не в том смысле, что простоват. Нет! Он был естественен, ничего не пытался из себя показать, вымудрить. Он всегда все делал очень взвешенно, спокойно и точно. И, хотя внешне он казался спокойным, внутри него кипела какая-то только одному ему понятная жизнь. Взгляд его был остр и быстр. Казалось он знал о человеке на много больше, чем сам человек о себе.

– Давайте начнем! Приступайте к чаепитию, – прервал мои размышления голос Состиса. Сегодняшняя наша беседа посвящена устройству мозга, а вернее было бы сказать, восприятию окружающего мира нашим мозгом.

Оказывается мы познаем мир через наш ум. Ум, на санскрите «манас», познает окружающий мир посредством органов чувств «врити».

Реальный мир и то, как мы его воспринимаем – это не одно и то же. Оказывается, органы чувств, воспринимая информацию из внешнего мира, передают её в мозг, и она там оседает в виде мыслеобразов, мыслеформ. В мозгу каждый из образов складывается из различных сочетаний нейронов. Таким образом, каждая вещь, каждое событие, человек и так далее, занимает в нашем мозгу определённую часть. Вот почему все древние учения говорили о тождестве мира внешнего и внутреннего, макрокосма и микрокосма. В мозге каждая группа клеток в определенном сочетании друг с другом отражает тот или иной предмет, вещь, событие, человека. Причем, чем больше мы соприкасались с определенными предметом, тем более устойчиво и более обширное сочетание возникает у нас в мозгу.

Например, образ наших родителей представляет достаточно большое сочетание. А образы, которые нас мало затрагивали или не затрагивали вовсе, могут создавать слабые сочетания, подверженные разрушению с течением времени.

Большее количество времени человек находится в мыслях о себе, своей персоне, своей личности. Поэтому та группа клеток, которая образует этот образ, имеет наиболее стойкое и самое сильное сочетание в мозгу. Он является центральным в нашем мозге. Этот образ, естественно состоящий из воображения, во внутреннем диалоге взаимодействует с другими образами. На эту пустопорожнюю болтовню в нашем мозгу уходит примерно 95% всей энергии человека.

В нашем внутреннем диалоге идет постоянное взаимодействие одних групп клеток с другими. И даже когда никого рядом нет, мы все равно мысленно разговариваем с кем-то, враждуем, кому-то что-то доказываем. Наш ум работает как испорченная машина. Никого рядом нет, а мы с кем-то мысленно разговариваем, злимся, чего-то боимся. Это выглядит очень нелепо. Все равно, чтобы заяц сидел один в комнате и вдруг бы подумал, что рядом есть волк. Никакого волка на самом деле нет, а заяц боится, бегает, мечется по комнате, как больной! Вот только заяц ничего не воображает. Есть волк – он убегает. Нет волка – он сидит спокойно.

Но человек не только боится, когда никого рядом, но он также и бесится, и злится. В его голове идет война! Война одних групп клеток с другими. И одна группа уничтожает другую группу. Энергия выплескивается наружу. Она вся идет на внутренний конфликт. И человек практически уничтожает сам себя. Если бы человек хоть как-то пытался проявить свою энергию вовне, то ему было бы легче, он бы разряжался физически. Например, если он боится, он должен убегать, если злится, должен кого-то начать бить. Тогда война в голове не понадобилась бы. Вот почему в Библии сказано: «Око за око, зуб за зуб». Это касается внешних действий человека. Если вы не можете на людях проявить свои эмоции, тогда уединитесь дома или в лесу и проявляйте их сколько угодно.

Если вы злы, то начинайте бить подушку, можете даже ее зарезать. И тогда вы увидите, как скопившееся напряжение выходит вовне и вам становится легче. Если боитесь чего-то, устройте день труса. Забейтесь под диван или залезьте под стенку, забаррикадируйтесь шифоньером, накройтесь паласом и тряситесь, бейтесь, дрожите от страха, клацайте зубами, трясите головой, всем телом. Тогда страх выйдет из вашей головы через физическое тело и вам станет хорошо.

Но человек слишком много вещей делает внутри себя. Это началось еще со времен Христа и даже раньше. И тогда Христос принес людям учение: «Любите врагов ваших, молитесь за проклинающих вас». По сути «враги наши» и «проклинающие нас» – это части нашего мозга. И когда мы молимся за проклинающих нас, любим их, мы, по сути, любим части нашего мозга, мы любим свой же собственный мозг. Мы любим самих себя. Внутри нас воцаряется мир, покой, благодать! Вот о чем учил Христос, когда говорил: «Если тебя ударят по одной щеке, подставь другую.»

Тут в группе началась сумятица и недовольство. Все злобно зашипели подобно змеям, а одна женщина гневно выкрикнула:

– Ну как же так? У меня такая тяжелая жизнь, а я еще щеку буду подставлять.

– А что такое? – приветливо и безмятежно спросил Состис.

– А то! – так же злобно орала женщина, – что я живу со своей старухой и она мне житья не дает. Кормлю ее, пою, хожу за ней!

– А что в этом страшного? – удивился Состис.

Как бы не слыша его, женщина заорала еще громче.

– У меня личной жизни нет, во всем себе отказываю. Да она еще меня пилит, мол, и то не так, и это не эдак!

– Ну а вы-то сами чего хотите? – напрямую спросил ее Состис.

– Ну как чего хочу? Надо мне престарелую мать выхаживать. Я ведь должна, – забесилась опять она.

– Надо! Должна! – эхом отозвался Состис. – А вы себя спрашивали: вы-то на самом деле хотите этого?

Некоторое время Зинаида, так звали эту женщину, не могла понять о чем её спрашивают. Она отряхнулась, подобно собаке от воды.

– А кто меня спрашивает? Мне так внушили.

– Внушили! А вы этого хотите?

– Нет, конечно. Надоело мне все это. Давно бы ее в дом престарелых сдала, – откровенно призналась Зина уже более спокойным тоном.

– Вот видите! – сказал юный мудрец. – Вся Ваша беда в том, что Вы только внешне показываете, что у Вас все хорошо, что Вы кого-то любите, а на самом деле внутри себя Вы ненавидите этого человека, желаете от него избавиться! От этого внутреннего конфликта Вы и страдаете.

– А, что же мне теперь делать? – нервно выкрикнула Зинаида.

– Вы должны внутри себя, внутри своей головы убрать этот конфликт. Внутри головы Вы должны любить весь окружающий мир, своих ближних. А во внешнем мире Вы должны действовать так, как считаете необходимым. Так, как будет лучше для Вас. Таким образом, устраняя внутренний конфликт, вы устанавливаете гармонию внутри себя. А устраняя то, что мешает вовне, вы создаете гармоничную обстановку вокруг себя.

– Но ведь я не хочу быть эгоисткой! – оправдывалась Зина.

– Что значит эгоисткой! – неожиданно встрял Сергей. – Все это вполне нормально. Есть ведь дома престарелых. И они официально разрешены. Что в этом плохого?

– Все правильно, – согласилась Зина, – но я не хочу быть не как все.

– Не как все, – продолжал поучать Сергей, – а что же, Вы, при этом страдаете? И даже не любите по-настоящему свою мать.

– Ох уж, какая там любовь! Тяжело мне с ней! Устала!

– Вот видите, – продолжил Сергей, – Вы только внешне пытаетесь что-то показать, а на самом деле все это не так. Хватит обманывать себя.

Зинаида что-то ещё хотела спросить, как вдруг её перебил один парнишка.

– А я вот изучал в школе, что мозг делится на два полушария, одно из которых отвечает за образное восприятие, а другое за логическое мышление, а здесь совершенно другой подход.

– Одно другому не мешает, – сказал Состис.

Вся группа тут же повернула головы в его сторону и с жадностью начала слушать.

– Дело в том, что каждый образ отражается в обоих полушариях головного мозга. И мы воспринимаем его в левом полушарии как набор мыслей и представлений о человеке, т. е. как личность. А в правом полушарии – как определенные эманации и чувства к этому человеку, т. е. как к сущности. Между полушариями существует перемычка, через которую информация переходит из одного полушария в другое. Но этот образ в нашем мозгу не есть сам человек – это всего лишь образ, а точнее было бы сказать, сплетение нейронов.

После сказанных Состисом слов, в комнате воцарилось молчание. Все, казалось, оценивали услышанное ими только что. Знание нового переполняло умы людей. Никто не решался задать вопросы. Знание сталкивалось в умах людей с тем, что они воображали о жизни. Это столкновение и создавало напряженное молчание. Тишина подчеркивалась звуком, капающей из самовара в чашку, воды. Чтобы прервать неловкое молчание, Состис сказал:

– А теперь я предлагаю всем провести такую практику. Мы все по очереди будем рассказывать о себе.

– А это как? – спросил долговязый парнишка, дожевывая бублик.

– Нужно сказать как вас зовут, род занятий и то, как вы попали в секцию, – пояснил Состис.

– А так же нужно сказать, что вы хотите получить, чего достичь на занятиях, – добавил Сергей.

Все радостно оживились.

– Начнем с Вас, – сказал Состис одному мужчине, сидящему слева, – по часовой стрелке.

– Меня зовут Владимир, фамилия Булдаков, – сказал высокий, с прямоугольным лбом, средних лет мужчина. – В секцию пришел по объявлению, увидел на улице. По профессии я инженер. Хочу познать секреты индийских йогов и, овладев этими тайнами, хочу сам научиться делать фокусы. Ходить по воде, летать по воздуху, из воздуха делать замки и все такое. Ну, в общем, хочу научиться делать чудеса, – закончил Владимир, отирая пот со лба.

– Чудеса? Это хорошо! – ухмыльнулся Состис. – Но самое главное чудо из чудес будет заключаться не в том, что мы создадим замки из воздуха, а в том, что мы уберем из своего ума все воздушные замки, все те образы, созданные болезненным воображением, фантазиями, не имеющими ничего общего с реальностью. Вот это будет подлинное чудо. При том этого мало. Для того, что бы он мог делать фокусы и творить чудеса, он должен стать господином самого себя.

– Не понял, – сказал Владимир.

– Стать господином самого себя, – отвечал Состис. – Это значит, победить свое болезненное воображение с его надуманными нереальными фантазиями, с теми монстрами, которые сидят в его голове. Если человек обретет власть над воображением, не будет давать ему власть над собой, то это уже будет начало подлинной работы над собой.

Следующим выступал долговязый паренек с простодушным лицом – Вадим. Не зная, что сказать, он стал говорить стандартные фразы.

– Меня зовут Вадим. Мне девятнадцать лет. Хочу побывать на Алтае. Читал Агни-йогу. Люблю гулять в лесу один, – сказал он и замолчал, не зная, что сказать, а потом добавил. – Про секцию я узнал от своего друга.

Состис некоторое время сидел молча, как бы обдумывая слова ученика, а затем начал с совершенно неожиданной стороны.

– Человек в действительности ничего не знает и ничего не может делать. В его жизни все механично, все случается, потому что сам человек в этот момент спит. Он действует абсолютно неосознанно. Случайность – вот основное, что присутствует в жизни каждого человека. Тут его слова прервал резкий и громкий голос Зины.

– Как это так!? Случайно? Как это нет воли?! У меня все в жизни не случайно и у меня есть воля! Я не согласна с Вами. Состис ничуть не удивился такому резкому выпаду. Видимо раньше он не раз принимал участие в философских «баталиях».

– А Вы уверены, что это так? – мягко спросил он.

– Да, я полностью уверена! – орала во всю глотку Зина. – Я полностью все в своей жизни контролирую!

Вдруг с другой стороны на неё напала ещё одна женщина.

– Почему Вы так громко кричите? Мы не глухие!

Зинаиду этот выпад застал врасплох.

– Ну, у меня бабка глухая, нихрена не слышит. И, что бы она меня слышала, я на нее ору. Ну а здесь я так громко кричу по привычке.

– По при-ивы-ычке, – эхом отозвался Сергей. – Вот видите! Вы сами сказали, что действуете так, как привыкли, а не осознанно, прилагая волю!

– Ну и что?! – парировала Зина таким же громким голосом. – Это же мелочь какая-то! Что в этом такого страшного?

– А то, что если человек не может хотя бы контролировать громкость голоса, – продолжал нападать Сергей, – то это значит, что уж судьбу-то он тем более не может контролировать.

– Ну, это Вы зря так говорите, – голосила Зинаида. – Я полностью контролирую свою судьбу!

– Каким образом? – ещё больше подначил ее Сергей.

– А вот таким! – с обидой выкрикнула Зина. – Что хочу, то и ворочу!

Сергей удивленно развел руками, не зная, что сказать. Тут в спор вмешался Состис.

– А всегда ли человек делает именно то, что он хочет, – своим умиротворенным голосом сказал он, – или это ему навязали из вне?

– Ну, это нельзя так точно сказать, – защищалась Зина.

– А как это понять? – встряла женщина в очках.

– Ну, например, Вы ходите каждый день на работу. Вы сами этого хотите?

– Нет, но ведь все так делают, – защищалась женщина в вороньих очках.

– Все так де-ела-а-ю-ют, – повторил Учитель, – а вы сами этого не хотите. Так разве это Ваше собственное желание?

Ответом мудрецу было молчание.

– Значит, это желание было нам навязано, – молвил он далее, – из вне, окружающей средой, обществом, родителями.

– Но ведь жить-то на что-то надо! – уже тише сказала Зина.

– Надо жить. Значит, в нас был вмонтирован страх смерти, голода, жажды и прочие вещи, которые вынуждают нас искать пищу, питье, кров, заставляют бояться смерти и т. д. но это еще полбеды. Голод, жажда, страх смерти – это те вещи, которые присущи нашему телу. А вот те формы и способы добывания средств существования, которые нам навязало общество, являются полностью извращенными, неестественными и даже опасными для нашего здоровья.

– Правильно! – встряла я, желая помочь Состису. – У меня дед всю жизнь на заводе урановые болванки точил, пока лучевую болезнь не заработал.

– Вот как! – немного удивился Учитель. – И это самое страшное! А так же все наши выдумки и представления о жизни. Это то, что делает нас духовно мертвыми.

– Ну, что вот Вы мне скажете? – пристала Зина. – Что мне надо делать вообще?

– Вы должны больше прислушиваться к своей сущности, к тому, куда же вас влечет ваша индивидуальность. А не опираться на выдумки вашего ума. Заранее можно сказать, что они все иллюзорны и приведут нас к беде, как дедушку Селены с урановыми болванками. И, чтобы нам не облучиться в жизни, мы будем учиться действовать творчески, спонтанно, так, как хочет этого наша индивидуальность, без ложных выдумок, которыми напичкан наш ум.

После сих слов все замолчали, не зная, что и сказать. В воздухе повисло напряженное молчание. Казалось люди не могли понять суть услышанного и изо всех сил напрягали свой ум, чтобы «переварить» полученное знание.

Тут неожиданно раздался звонок и залаяла собака в соседней комнате.

– Звук только подчеркивает тишину, мысли только подчеркивают пустоту ума, – неожиданно, как гром среди ясного неба, раздался голос Учителя.

Все вздрогнули и, как бы, очнулись. Во всем, что делал и говорил Мастер, было какое-то неповторимое обаяние.

Я встала, чтобы открыть дверь. Все стали допивать оставшийся чай и доедать последние калачи.

Каково же было мое удивление, когда я увидела на пороге дома двух подружек с тусовки, случайно забредших ко мне в гости. Это были Энджи, миловидная кореянка и Ленка Ермакова, старая тусовщица, выходка из детдома.

– Привет, Рыбёха! – развязно бросили мне герлы. – Как поживаешь?

– Нормально, – слегка обиженно ответила я, не решаясь их впускать.

– К тебе можно? – подколола Ермакова. – Мы, как никак, друзья ведь тебе.

– Да, проходите, – неуверенно сказала я. – У меня, правда, тут еще одни люди сидят.

– А, что за люди? – спросила Энджи.

– А это йоги.

– Йоги!? – присвистнула Ермакова. – Это те самые, о которых наш Герман рассказывал?! Ты все-таки с ними связалась?! – разозлилась подруга.

– А, что в этом плохого? Хорошие ребята, – канючила я.

– Хорошие!? – бесилась Ермакова. – Они людей зомбируют!

– А ты сама это знаешь? – уже увереннее спросила я. – Ты их сама-то знаешь?

– Нет! – осеклась Ермакова. – Но если ты нас запустишь, то мы обязательно на них посмотрим.

Я мгновение колебалась, не зная, что делать.

– Ну, ладно. Валяйте, – вырвалось у меня.

Обе тусовщицы в бомжово-расписном виде ввалились в комнату.

– Елена! – заносчиво бросила Ермакова и по-мальчишески шмыгнула в угол.

– Анжела, – спокойно и приветливо произнесла кореянка и последовала за подружкой.

Все присутствующие миролюбиво кивнули головами и вновь устремили взоры на Учителя.

– Давайте продолжим наше знакомство, – чистым и ясным голосом произнес он.

И я ещё раз убедилась, насколько же необыкновенен был этот голос.

Следующей по кругу была женщина еврейской национальности в вороньих очках. В темноте при свете свечей эти очки блестели очень ярко и поэтому самого лица почти не было видно.

– Меня зовут Лилит, – официально произнесла она. – Я прочитала объявление у нас на заводе и пришла в секцию, чтобы стать экстрасенсом.

– Экстрасе-е-енсом, – задумчиво повторил Состис. – А Вы не задумывались, почему Вы хотите стать экстрасенсом? – обратился он к ней.

– Ну, для того, чтобы лечить людей, помогать им, – немного растерялась Лилит.

– Лечить людей, помогать им, – серьёзно проговорил Мудрец. – А для чего Вам это?

Его слова вызвали ропот удивления у присутствующих.

– Ну, как для чего? – тоже удивленно развела руками Лилит. – Для того, чтобы получать удовлетворение от своей работы. А что в этом плохого?

– Ничего. Просто мы с Вами пытаемся заглянуть в корень этого процесса, – успокаивающе произнес Состис. – А для чего Вы хотите испытывать удовлетворение именно от работы экстрасенсом? – уточняюще спросил Состис.

– Ну, именно такая работа экстрасенсом дала бы мне ощущение, что я все могу. Что я могу то, чего не могут другие, – энергично выпалила Лилит.

– А дальше, что? – вел ее размышления Состис.

– Ну, просто именно от этой мысли я буду ощущать себя счастливой! – выдохнула Лилит и оглянулась на окружающих.

Похоже, все остальные тоже плохо соображали о чем идет речь.

– Вот! – радостно воскликнул Состис. – Правильно, чтобы быть счастливой! И в этом нет ничего плохого. Все живые существа стремятся к счастью! Но только каждый представляет себе это счастье по разному. Кто-то хочет стать экстрасенсом, кто-то хочет полететь в космос, кто-то хочет стать великим спортсменом, кто-то хочет найти достойного спутника жизни и т.д. Но если мы вспомним, какими мы были в детстве, то мы поймем, что, оказывается, мы могли быть счастливыми без всего этого.

– Но ведь мы же уже не дети? – возразила Лилит.

– Правильно! – продолжил Состис. – Но для чего мы обо всем этом говорим? Мы сказали, что в детстве все были счастливы без образов о самом себе. Но со временем нам связали центр удовольствия, в котором мы испытывали счастье с конкретными формами, в которых мы можем его испытывать. А в других формах нам сказали, что мы счастье испытывать не можем. Таким образом, состояние счастья в нас с детства обусловили. В детстве у нас не было этой связи, и мы были счастливы сами по себе, без форм. Но теперь эта связь появилась, и поэтому мы вынуждены делать многие вещи порою даже противоестественные, чтобы получить состояние удовлетворения, комфорта. Вот, например, твой дедушка работал, точил урановые болванки? – обратился учитель ко мне.

– Да, – простодушно ответила я.

– А для чего он это делал? – спросил он.

– А для того, чтобы его харя на Доске почета маячила. И когда он мимо нее идет, чтобы ему гордо становилось! – злорадно усмехнулась я.

Все весело захохотали над моим простодушным ответом.

– Вот видите, чтобы человек мог испытывать счастье, только в тот момент, когда он чем-то гордится, как, например, этот дедушка. Но то, что человек всю жизнь работал во вредном цеху, сгубил лучшее время своей жизни, молодость, потерял здоровье и остался никому не нужным под старость лет – вот плата за это мнимое удовольствие. Но задумайтесь хорошенько не делаете ли вы тоже таких глупостей и не придется ли вам расплачиваться за свои выдумки, которые не были вам присущи с рождения, которые вам навязали из вне?

– Но как же мы будем жить без чего-то приятного? – разочарованно произнесла Лилит.

– А никто вам и не говорит, что вы не должны испытывать что-то приятное! – мудро ответил Состис. – Пожалуйста! Испытывайте! Но и не связывайте это с какими-то внешними формами. Помните: источник счастья находится внутри нас, а привязанность к внешним формам нас обуславливает и делает глубоко несчастными! Просто радуйтесь солнцу, небу, деревьям, хорошей погоде. Дождь – тоже радуйтесь! Но помните: как только вы обусловите счастье, вы тут же его потеряете!

Все сидели и заворожено слушали Мудреца. И когда звук его речи смолк, никто не смел нарушить молчания: настолько глубоким и всепоглощающим было переданное им Знание.

– Ну, хорошо, на сегодня достаточно, а в следующий раз мы продолжим нашу с вами беседу, – сказал Учитель и все стали неохотно собираться домой.

Мои подруженьки подошли ко мне и сказали:

– Пойдем покурим!

– А я не курю! – гордо сказала я.

– С каких это пор?! – возмутилась Ермакова.

– А с тех пор, как попала в секцию!

– А-а-а! Так вот оно что?! – злобно прищелкнула языком Ермакова.

– Да вот! – хвастливо сказала я.

– Ну, все равно пойдем. Просто поговорим, а поговорить есть о чем.

Я не очень хотела идти с ними, но отказать не могла. Это было всегда моей проблемой: то, что я не могла сказать «нет» тогда, когда мне не хотелось что-то делать. Да и сама четко я не знала, чего же я хочу на самом деле. Эта расплывчатость и неопределенность не давала мне сконцентрировать свою энергию и направить ее на одну определенную цель.

Я виновато сказала Состису, что минут пять посижу с подружками на кухне. Ученики не спешили расходиться: они продолжали задавать вопросы, подойдя ближе к Мастеру.

Придя на кухню, подружки закурили. Одна уселась на пол, другая села на стол и свесила ноги.

– Ну, что, Рыбеха? – первой напала Ермакова. – Совсем я вижу тебя зазомбировали эти кришнаиты?

– Что значит зазомбировали? – оправдывалась я.

– А то, что Герман меня уже предупредил, что ты с ними связалась и теперь тебе крышка. Я же вижу, как он людей к себе заманивает, как он тебя уже заманил. Вот, уже к тебе в гости приперся.

– А вы что приперлись ко мне? – уже немного разозлившись сказала я.

– Ах, вот как ты с друзьями! – забесилась детдомовка, тряся пепел на пол.

– А как вы с моими друзьями! – парировала я.

– Подождите, подождите! – вмешалась Энджи. – Давайте просто спокойно разберемся. Я вот читала Агни йогу, и там, кажется, было сказано, что учить может не каждый человек. А только старик с бородой. Вот только он может быть Гуру, – сказала она покачивая лысой головой и делая многозначительные жесты.

Я вместо ответа указала на картину маленького Кришны.

– Ну и что ты нам это показываешь? – не унималась Ермакова.

– А то, – ответила я, – что учить народы может не только старик, но и пятилетний ребенок, как Кришна. Все ведь зависит только от того духовного опыта, который имеет человек от прошлых жизней, а не от его возраста и длины бороды. Если человек в прошлой жизни был бараном, то чему он может кого-то научить, он ведь сам и не умнее барана, будь он и очень старым. А борода может быть длинной и у козла.

– А! Все это бред кришнаитский, – не унималась Ермакова. – Я вижу, что тебя зазомбировали.

– Ну, раз бред, то мне и разговаривать с вами не о чем, – оборвала ее я.

– Ах, так! – гордо вскинула голову Ермакова. – Ну, тогда мы пошли! Пошли, Анжика!

– Скатертью дорожка! – разозлилась я.

– Ребята, подождите! Нельзя же так. Мы ведь как-никак друзья?! – встряла Анджи, пытаясь нас помирить.

– Мне такие друзья не нужны! – выпалила Ермакова. – Пошли!

– Рыб, ну скажи ты ей! – сделала последнюю отчаянную попытку Энджи.

– Я не игрушка на побегушках! – завелась я. – Не ей указывать, что мне делать! Что захочу, то и буду делать! Кто она мне такая, чтобы указывать?! Пошла вон отсюда!

Ермакова не ожидая такого обращения, пулей ломанулась к выходу. Анжелка побежала за ней с криком: «Ну куда же ты?!»

– Пошли отсюда, нам здесь нечего делать! – дернула ее за руку Ермакова.

Та вопрошающе посмотрела на меня. Но я мириться с этой детдомовской швалью не собиралась. И обе подруженьки быстро одевшись, двинулись на выход.

– Ну ты приходи, на тусовку-то к нам, – виновато сказала на последок Энджи.

– Конечно, приду! – злобно ответила я.

С этим дверь за ними закрылась, и я облегченно вздохнула: «Наконец-то свалили, Слава Богу!»

Как только дверь за дураками закрылась, сразу же я вспомнила об Учителе и пошла к нему. Все ученики к тому времени уже разошлись, и он был один в комнате. Я сразу же рассказала ему обо всем случившемся. Я и сама не знала правильно ли я поступила, просто гонор и категоричность Ермаковой меня вывели из себя.

– Все было сделано верно, – ободрил меня Мудрец. – Все ведь не могут принять Истину.

– Да, но ведь они были мне друзьями! – удивилась я сказанному мною.

– «Друг!» Друг – это тот, кто разделяет с нами определенные взгляды и интересы. Но дело даже не в этом! – говорил Учитель. – Существуют определенные общности людей, объединенные одинаковыми взглядами и интересами. Эти общности называются эгрегорами. Они в тонком плане выглядят, как определенные энергоинформационные поля, накаченные энергией преданности людей, входящих в этот эгрегор.

– Как это понять, Учитель? – спросила я.

– Ну, допустим, марксистский эгрегор. У него существует центральная идея коммунизма. Есть свой гимн – интернационал. И все люди, которые верят в коммунизм, подключены к этому эгрегору.

– А! это чем-то похоже на соты: пчел много, а соты одни! – сравнила я.

– Да, можно и так сказать.

– Учитель, а чем один эгрегор отличается от другого, – полюбопытствовала я.

– Теми идеями, на которых они основаны. Некоторые идеи высоко вибрационные, как, например, религиозные эгрегоры. А есть эгрегоры низко вибрационные, как, например, эгрегоры воров, бомжей, в общем-то, и социальный эгрегор тоже относится к таковым.

– А у хиппарей, тоже есть свой эгрегор? – спросила я.

– Конечно, ведь они же объединены одной идеей!

– Интересно! Что у них за идея такая! – заинтересовалась я. – А! Подождите, кажется, я догадалась! У них идея противопоставления себя социуму! Правильно?

– Ты верно догадалась! – одобрил мои домыслы Мудрец.

– Но как же так? – удивилась я. – Только что, вроде бы я была вместе с ними, а теперь я с ними поругалась. Что это значит? – и я недоуменно посмотрела на Учителя.

– Очень просто! – ответил он. – В тонком плане постоянно идет война эгрегоров. Все в этом мире борется за свое выживание. Постоянно идет взаимодействие разных сил. Активной и пассивной. И активные эгрегоры побеждают пассивные, нежизнеспособные. Например, социалистический эгрегор оказался не жизнеспособным и вот теперь на лицо тот факт, что перестройка это процесс умирания социализма и переход его в капитализм.

– Да-а-а! – протянула я. – Сейчас мы смеемся над этим, а вот еще в школе, я не смеялась. Когда я вступала в ВЛКСМ, я верила в коммунизм, а Ленин был для меня почти Богом, – удрученно сказала я.

– Вот так! Да, самое главное – это вера людей! – ответил Учитель – Дело в том, что каждый эгрегор для того чтобы он был жизнеспособным, должен быть накачен энергией преданности, восторга, энтузиазма тех людей, которые в него входят.

– А как это? – не понимала я.

– Ну, вот, например, при Сталине, все держалось на патриотизме людей, их преданности, самоотверженности и так же на страхе и жесткой палочной дисциплине. Опоздал – враг народа. Сделал брак – садят. Свои вольные мысли высказал – расстрел! Зато все радостно верили в светлое завтра, в отца народа – Сталина. По телевидению, по радио, в газетах – везде шли только радостные фильмы, которые воодушевляли людей на работу. Таким образом, две сильные эмоции: энтузиазм и страх, очень сильно накачивали эгрегор. И за счет этого строй развивался и, экономика шла в гору. Тогда, при Сталине, Россия мало в чем уступала Западу, а по некоторым параметрам, например, в военной промышленности, шла впереди.

– А! Да! – перебила я. – Кажется, тогда доллар равнялся 60 копейкам, а в магазинах не только черную икру продавали, но и живую лосось из огромных аквариумов сачками здоровыми вылавливали.

– Вот. То есть мы видим, что за счет большой эмоциональной силы эгрегор развивался и жил.

– Да! Да! – опять встряла я. – Именно, всегда я слышала: «Эх, был бы жив Сталин», – он бы вам показал!

– Правильно! Именно на Сталине и держалась вся дисциплина. Весь строй сохранялся за счет его усилий сохранить его. Эгрегор накачивался энергетически, и за счет этого расцветал. А как только Сталин умер, то сразу же все стало ослабевать и разваливаться. Потому что не нашлось такого же сильного лидера, как он.

Сразу же начали появляться анекдоты про Ленина, Василия Ивановича, Петьку и так далее. И у людей уже пошатнулась вера в социалистический строй, в коммунизм. Такой же массовой истерии, как раньше, у них не было. Появилась расхоложенность и небрежное отношение к работе. Эгрегор стал энергетически хиреть и началась эпоха застоя.

Ну а известно, что есть только два пути: либо вверх, либо вниз. Если какой-то процесс не развивается, значит, он останавливается и начинается распад. То же самое произошло и здесь. Эгрегор застоя привел коммунистический эгрегор и государство в целом к развалу. Но именно, когда вера в коммунистические идеалы пропала, эгрегор захирел и неизбежно началась перестройка. Причиной же развала был не развал экономики, а ослабевание духа эгрегора. Люди плохо жили и в войну, и в революцию, но их вера была сильна.

– А, так вот оно что?! – радостно воскликнула я. – А я не знала о таком!

– Конечно, ведь Истинное Знание всегда спрятано и не может быть доступно каждому.

– Учитель! А нельзя ли узнать какие еще есть подобные эгрегоры? – спросила я.

Несколько секунд Учитель сидел безмолвно, как бы анализируя некий опыт, а затем молвил.

– Похожий же процесс происходит сейчас в традиционной православной церкви. Период гонений и репрессий закончился и церковники расслабились. Теперь они свободно под рясой носят джинсы, разъезжают на машинах и так далее.

– А! Точно-точно! – удивленно воскликнула я. – Недавно я была в Академгородке в церквушке. И там в «святая святых» я увидела розетку и кофеварку!

– Вот, все это говорит о том, что к религии у самих попов появилось расхоложенное отношение.

– А один мой одноклассник рассказывал, что он тоже ходил в церковь, а когда пошел назад домой, то проехала поповская Волга и его грязью облила.

Учитель весело рассмеялся.

– Так он после этого, – продолжила я, – в церковь никогда больше сам не пойдет, да еще и всех своих знакомых отговорит!

– Да, вот что происходит! – назидательно сказал Мудрец. – Для того, чтобы эгрегор мог расти, он должен постоянно накачиваться энергией преданности, любви, самоотдачи и другими сильными эмоциями тех людей, которые в него верят. Но у церковников этого нет. Они вот сейчас начали по телевидению делать свои передачи с так называемыми «богослужениями». Но ведут они их очень скучно и сухо, так что это эмоционально не затрагивает их. А значит, и те, кто увидит эту передачу, не испытают никаких религиозных эмоции и, не включатся в эгрегор. Более того, – продолжал Мудрец, – когда эти проповедники «начитывают», как пономари, то они как бы взывают к разуму человека, к его интеллекту. А это предполагает, что человек сразу же автоматически станет критичным, и будет придирчиво оценивать все, что ему говорят, а не слепо верить, как это делается у протестантов.

– А в чем у них отличие? – поинтересовалась я.

– В том, что все протестанты, евангелисты, пятидесятники, неохристиане – на своих проповедях говорят очень эмоционально, убежденно ярко. Так, что от них идет активная эмоциональная энергия. Эта энергия с большой силой эманируется всеми проповедниками и заводит прихожан, попавших на их проповеди. Многие из них активно жестикулируют, кричат, бесятся, рассказывая анекдоты и забавные истории. Получая сильный эмоциональный импульс, они невольно начинают симпатизировать учению, а затем и становятся его последователями. И поскольку они активны, эмоционально ведут людей, накачивают эгрегор, то их эгрегор развивается и растет. А традиционные попы в православной церкви своей расхолаженностью сами начали ослаблять эгрегор и фактически разваливать его. Потому, такой эгрегор обречен на вымирание.

Тут наш разговор неожиданно прервала поганая. Она резко без стука ввалилась в комнату прямо в шубе.

– А это еще кто у тебя сидит? – беспардонно спросила она.

– Это Состис, мама. Мы чай пьем, – запуганно сказала я.

– А ты знаешь, уже который час, дорогая моя? – напала старая крокодилица.

– Ну, положим, что знаю, – стала раскачиваться я. – А тебе то что?

– А то, что скоро уже последний автобус уйдет. А мне твои гости тут не нужны! – и не дожидаясь никакого ответа, она напала на Состиса. – Молодой человек, вы знаете который час? Вам пора ехать домой!

– Мама, но он ведь далеко живет! Куда он пойдет на ночь глядя? – заступилась я.

– Ах далеко?! – забесилась старая бегемотица. – Тогда надо было раньше выходить, чтоб добраться до дому, – заявила погань.

Видя мою пассивность и безответственность, погань подступила к Учителю и напала на него.

– Состис! Уходите!

Мудрец сидел сохраняя отрешенность и умиротворенно глядя на нее.

– Состис, вы слышите?! – бесилась старое говно. – Время позднее, вам пора уходить. И не улыбайтесь мне так, ваши улыбки на меня не подействуют.

Я стояла, как овца в нерешительности и не знала, что сказать в защиту Учителя. Как я ненавижу себя за свою бесхребетность!

– Состис, уходите! Я не отступлюсь, пока вы не уйдете! Я буду так стоять всю ночь! – выла старая дура, уперев руки в бока.

Неожиданно Учитель «ожил» и встал со своего места.

– Хорошо, я уйду! – сказал он и направился к выходу.

Я опрометью бросилась за ним.

– А ты куда? – удивилась погань.

– Не твое дело! – бросилась я догонять Учителя.

– Ну, ты домой то хоть придешь? – уже растерянно спросила она.

– Отстань! – бросила я, на бегу застегивая шубу.

Мы вышли на улицу, и я пошла провожать Учителя до остановки. Когда я взглянула на него, то сама удивилась, каким необычным было его состояние. Он не был обижен или разозлен на дуру, не было у него и оскорбленного самолюбия или трусливости. Его взгляд скорее выражал иронию к этой ситуации и в то же время смирение перед чем-то таким, чего я не знала и не понимала. В этот миг я еще раз удивилась на сколько же Он отличается от всех людей, которых я раньше встречала. В нем было что-то очень не похожее на всех остальных людей.

– Я что-то сделала не так? – первой я нарушила молчание.

– Нет, все так! – отрешенно ответил Мудрец, не выходя из своего состояния.

Я не знала, что сказать дальше и бессмысленно плелась рядом, чувствуя неловкость.

– В мире постоянно идет борьба разных сил, – неожиданно сказал он. – Эти силы представляют собой эгрегоры, живые существа, находящиеся в тонком плане.

Я была сильно задета происшедшим и поэтому плохо соображала о чем идет речь.

– Все что сейчас произошло, это тоже проявление борьбы эгрегоров, – как бы читая мои мысли сказал Мудрец.

– Каких? – как сквозь сон, плохо понимая о чем идет речь, я направила свое внимание на разговор.

– Я и твоя мать – это представители разных эгрегоров. Твоя мать представляет социальный эгрегор, в котором находится большинство людей. Они в своей жизни идут путем деградации, инволюции.

– А это как? – непонимающе спросила я.

– Они все лучшее время своей жизни тратят на реализацию своей социальной программы, на которой зиждется социальный эгрегор. – ответствовал Мудрец.

– А что это за программа? – спросила я.

– Программа: институт-семья-могила.

– Ха-ха! Как весело! – обрадовалась я.

– Весело-то, весело. Да только, из-за этой программы человек губит все свое лучше время, силы, здоровье. А старость и худшее время, он вроде бы пытается посвятить себе, но уже не может выйти из привычной натоптанной им колеи и так и умирает, ничего не поняв в этой жизни.

– Как это все страшно – с ужасом воскликнула я.

– В этом то и дело! – отозвался Мудрец. – И поэтому существуют еще различные эгрегоры, которые либо как-то отвлекают человека от этой глупой программы, либо напрямую говорят, что есть путь спасения от такой губительной участи, которой удостаиваются большинство людей в этой жизни.

– Так, стало быть, Вы, Учитель, относитесь к какому-то другому эгрегору? – удивленно спросила я.

– Ты правильно догадалась, – отозвался Мудрец, – я просто – инопланетянин, – сказал он, нисколько не смущаясь.

– Как это так? – немного удивилась я, чуть не поскользнувшись на ледяной дороге.

– Очень просто! У меня своя цель в жизни, свое предназначение на Земле. Я призван для того, чтобы вывести людей к совершенству, к Истине.

– Каким образом? – удивилась я.

– Путь этот лежит через переосмысление всего того, чем является человек, того воспитания, которое ему было навязано социумом. А дальше путь идет к полному освобождению от всех привязанностей к этому миру.

– Немного не понятно, но все равно интересно, – сказала я. – А почему произошел этот конфликт с поганью?

– Потому, – ответил Мудрец, – что, как я уже говорил, эгрегоры борются между собой. Каждый из них стремится «захватить» как можно больше пищи.

– А что является пищей? – поинтересовалась я.

– Преданность людей. Их самоотверженное служение идеалам, которые несет в себе эгрегор.

– Но какое преданное служение у поганой, например, – не унималась я, – мне кажется, она очень ленива и самоотверженно служить ничему не собирается.

– Не собирается? А как рьяно сегодня она выгоняла меня! Это только кажется, что она ленива. Если каким-то образом затронуть ее представления о жизни, о мире, она тут же приложит все усилия, чтобы их восстановить и сохранить. Она будет молиться своему социальному эгрегору всю вою жизнь, пока не сдохнет, – сказал он.

В его голосе не было ни злобы на погань, ни страха перед смертью. Казалось, он просто радовался чему-то, понятному только ему.

– Но просто так существовать два разных эгрегора не могут. Между ними обязательно начнется война. И поскольку теперь вы в разных эгрегорах, вы уже не сможете спокойно жить рядом друг с другом. Обязательно один будет притеснять другого, порабощать его, чтобы тот ему подчинялся, – сказал Состис.

– Да! – перебила я. – Я и раньше замечала, что погань не давала мне заниматься тем, что именно мне было интересно и затягивала меня на какую-то хуйню: то на огород, то в оперный театр. Ну, я стала со временем от нее вырываться, а она тогда меня врагом считать стала.

– Правильно! – ответил Учитель. – Если не хочешь, чтоб тебя подчинили себе и не заставили возиться в грязи, то ты должна вырываться всеми своими силами. Но этого мало: ты должна начинать еще войну в астральном плане.

– А это как? – непонимающе спросила я.

– А очень просто! – Повесь дома мяч и начинай бить по нему, и представляй, что это рожа твоей погани. И начинай лупить по ней со всей силы. И при этом выделяй злобу и чувствуй, что с каждым ударом ты уничтожаешь злобой своего врага.

– Вот здорово! – обрадовалась я.

– Сегодня она выгнала меня. Ты была пассивна, а завтра она может начать выгонять и тебя, если ты не станешь злой и непремиримой! – предостерег меня Мудрец.

К сожалению, его слова оказались для меня пророческими.

Вскоре мы подошли к остановке. Состис, прощаясь со мной, не проявлял никаких сентиментальностей и не порол светской чуши.

– До встречи! – сказал Учитель и сев в Икарус, уехал.

Я, бредя домой, уже начала готовиться мысленно к астральной войне с поганью, и уже поносила ее самыми последними ругательствами. Я уже хорошо изучила ее повадки. Сердце ныло в предчувствии какой-то пакости.

Через день я решила сходить в гости к своим друзьям, осеменившимся хиппи Климовым. Зайдя в их обшарпанную двухкомнатную квартиру, я застала там своего знакомого – армянского еврея, по фамилии Шатунян.

Хозяйка – толстая, немолодая бабища с хвостиком на башке и в фартуке, и «Шатун» распивали самогон.

– А где хозяин? – поинтересовалась я.

– Почту разносит!

– Что?! – удивилась я.

– Работает человек, надо же как-то жить, детей кормить, – раздраженно сказала бывшая хипповка.

– А-а! – удрученно протянула я.

– Садись, выпей с нами! – хлопнул меня по плечу Шатунян.

– Ой, я не буду! – зачадосила я.

– Ну ладно ты! С друзьями-то немножко можно! Пей! – и он протянул мне стакан самогона.

Я мгновение колебалась, а затем, все-таки выпила. Я и сама не знала надо мне пить или нет. Если человек не конкретен, то его легко можно заставить делать то, что он и не хотел делать.

В следующий момент в дверь постучали (так как в квартире не было звонка). Хозяйка открыла дверь и перед моими глазами возник не молодой длинноволосый чадосоватого вида мужик в очках.

– Кто там? – спросила его жена.

– Это я, почтальон Печкин. Принес.. О, привет, Рыбуля! – сказал он, заметив меня.

– Привет, как поживаешь? – ответила я.

– Ну ладно, хватит болтать, – ревниво оборвала его толстуха.

– На, выпей! – и протянула ему стакан самогона.

Тот обмяк и выпил. Вытерев рот рукавом, он смачно рыгнул и уставился на таракана, спокойно расхаживающего по столу.

– Деньги принес? – напала на него жена.

– Да вот, еще не выплатили, – виновато проскулил телепень.

– Эх ты! Я так и знала! – забесилась жабища. – Ну ладно, проваливайте в другую комнату, а то мне еще еду детям готовить. Берите свой выпивон, закусон и шуруйте от седа! Только смотрите, детей не разбудите! – наседала противозина.

Мы втроем пошли в зал. Убожество и нищета плюс десять лет без ремонта, прокуренные стены и натянутые веревки с пеленками – вот что представляло собой их «жилище».

– А ты, Рыбуль, чем занимаешься? – ласково спросил меня Климов.

– Я? – немного задумалась я. – Петь люблю.

– О! Вот это здорово! А я вот музыкой увлекаюсь, сочиняю песни. Ну, разные, в общем. Ты бы хотела петь мои песни? – спросил он меня.

– Можно попробовать, – сказала я неопределенно.

– Можно попробовать, – эхом передразнил меня Климов, – а сама то ты этого хочешь?

– Не знаю, – промычала я.

– Не знаю, – отозвался Климов. – Ну ладно давай разучивать песню.

И детина забазлал какую-то песню про ресторанную шлюху – «ночную бабочку», при этом подыгрывая себе на старом раздолбанном пианино. Я стала радостно подпевать и когда песня кончилась, он сказал.

– У нас неплохо выходит дуэтом. Вот только тебе надо себя чувствовать немного повальяжней. Ведь ты же не в пионерском хоре. Ты же про ресторанную жизнь поешь! – назидал «почтальон».

Я бессмысленно хлопала глазами. Климов желая растормошить меня, начал активно жестикулируя, убеждать меня.

– Ну представляешь: ты – и знаменитость! Ты выступаешь на сцене, все тебя знают, ты популярна.

Я внимательно слушала его.

– Вот, давай! Сейчас мы с тобой договоримся: ты будешь делать все, что я тебе скажу, а я тебя сделаю знаменитой! – разбазлался «почтальон Печкин». – Хочешь, чтоб было так? – уже настойчиво спросил он.

– Нет, – неожиданно для него сказала я.

Тот, аж руками всплеснул. Столько репетировал, столько распинался и все бес толку!

– Ну, на нет и суда нет, – удрученно ответил он и обмяк.

Уже много лет позже я поняла, что если у человека нет никакой конкретной цели, или сильной ведущей эмоции, которая бы заменяла эту цель, то человек ничего не добьется в жизни. Например, если у Гитлера была цель завоевать весь мир, то соответственно этой цели он и получал энергии. Если у какого-то человека есть большое честолюбие, желание прославиться, то соответственно при помощи целенаправленных усилий, человек может стать знаменитостью, как, например, Мадонна или Алла Пугачева.

– Эй, ребята! Уже пора спать! – влезла в комнату жена неудалого продюсера.

– Хорошо, хорошо, Женечка, мы уже готовы! – покорно и боязливо произнес чадос.

– Вы идите в детскую! – властно скомандовала она мне и Шатуняну. – Ну а ты, – бросила она мужу, – быстро в койку!

И пока подкаблучник раскладывал диван и постель, я занервничала и стала собираться домой. Но не успела я направить свои лыжи к выходу, как уже пьяная скотина Шатунян, догнал меня и расставив свои грабли, начал обнимать меня ими. Не зная, что делать, я начала пятиться назад от дурака и оказалась в детской, как мышь в западне. Качаясь на ногах и плохо контролируя свои движения, я прыгала по комнате стремясь отделаться от пьяных приставаний Шатуяна.

Он хоть и выпил больше меня, но лучше себя контролировал и двигался гораздо ловчее и проворнее меня. Наконец, мне все это надоело, и я стала звать на помощь хозяйку квартиры. Но все было тщетно: Женя не хотела вмешиваться в чужие дела.

Тогда я решила пойти на мировую.

– Давай, мы просто будем с тобой спать! – сказала я еврею.

– Давай! – ответил он, то же затаив какую-то пакость.

– Давай, ты первый ложись, а я после тебя, – сказала я.

– Хорошо, – неожиданно спокойно сказал он и улегся на диван.

Думая, что гроза минула, видя, что «Шатун» улегся мордой к стенке, я вздохнула свободно. А зря! Как только я раздевшись прикорнула с краешку дивана, он тут же напал на меня, как паук на свою жертву. Дальнейшее описывать не имеет смысла... что можно сказать о пьяной случке!.. Насосавшись, как голодный клоп, еврей отпал и повернувшись на другой бок захрапел. Я радовалась только одному, что триппер я уже к тому времени вылечила и ко мне не будет претензий.

Уединившись в ванной, я стала думать: «Как же так! Вот уже шестой мужик меня ебет, а я с ним ничего не испытываю. Какой же он должен быть этот оргазм? Говорят, что бабы испытывают его только с какими-то особенными мужиками. Интересно, с какими? – думала я. – А может я вообще фригидная? Постой-ка, а ведь вчера, когда я при помощи душа горячей водой так сама с собой делала, то испытывала оргазм до тридцати раз. Нет! Значит, что-то здесь не то. Значит надо хорошего мужика искать! Вот только где?» Ответа на этот вопрос мне никто не давал. Все только говорили, что нужно искать поебень, а все остальное не важно. Все это хуйня!

Затем мои воспоминания перенеслись в период, когда еще мамкина хуйня не забила мне голову. Тогда я прочла где-то, что Марию Магдалину уделывала целая рота солдат. И мне эта мысль очень понравилась. Я и сама была бы не прочь оказаться на ее месте. Но позднее уже мне мамашка набила так много говна в башкень о своем сраном счастьице, что я стала полнейшей дурой.

На утро, пока еще Шатунян дрых, я вышмыгнула из двери квартиры и поперлась к себе на работу. Таская ведра с водой и моя пол, я размышляла сама с собой: «Как же вот так? Мать мне внушила, что если тебя будут любить, то только тогда ты будешь желанна. Значит, он, наверное, меня любит!» Вот, что я надумала своей тупой тыквой и решила сама убедиться в том, так ли это на самом деле.

В этот же день, я поперлась к Замараевой домой, зная, что Шатунян будет там, чтобы проверить его!

И вот вечером я уже приперлась к подруге, которая давала мне рецепты от триппера. Там уже сидела вся веселая тусовка, в том числе и Шатунян, теперь уже трезвый. Поприветствовав хозяйку дома, я стала вызывать еврея на «серьезный» разговор. Тот хотел отмазаться от меня, но я пристала еще сильней.

– В чем дело? – заподозрила Наталья неладное.

– Да нам тут побазарить надо, – сказала я.

– А, так значит, у тебя с нею было?! – зашипела Замараева на Шатуняна.

– Натали, ты извини, я выпимши был! – начал оправдываться он.

– А какого черта ты вообще из дома ушел?! – бесилась собственница.

– Дав ты ж ведь сама разрешила. Ну, Натали! Ну, успокойся! – мямлил дурак.

– Разрешила! Разве я думала, что там эта подстилка окажется?! – указала она рукой в мою сторону.

– Да я и сам не знал. Она случайно туда пришла! Ну, понимаешь, случайно…ну, выпили мы…ну, в общем, так получилось, – оправдывался здоровый верзила.

Но она не став его слушать, бросилась наутек в ванну и закрылась в ней.

Шатунян, захваченный этой сценой, совсем забыл о моем присутствии. Он нервно вздохнул и закурил. Не успел он опомниться, как тут же с другой стороны к нему подступилась я. Мне не давал покоя мой вопрос: «Да или нет!» И с ним я и подошла к нему. Он, как бы очнувшись из какого-то забытья, воскликнул:

– А? Поговорить? Подожди, тут не до тебя.

Но я была настойчива и не отступалась.

– Ну, тогда пошли на лестничную площадку поговорим! – сказал он.

Мы уселись на ступеньках подъезда. Он продолжал курить нервно теребя сигарету. Я беззвучно сидела напротив и в упор смотрела на него. В воздухе висело напряженное молчание. Шатунян первым нарушил его.

– Ты от Климовых когда ушла? Я что-то не заметил.

– Я утром, – обронила я.

– А я ближе к двенадцати проснулся. И ничего понять не могу. Начал вспоминать, что же было? Долго вспоминал. А потом вдруг вспомнил! – и при этих словах, он закрыл глаза рукой и тихонько захихикал.

Чего-чего, но именно такой реакции от него я не ожидала! Этот жест и этот смех поразили меня »в самое сердце». Дальнейшие расспросы были излишни! Я резко встала.

– Эй, ты чего? – удивился он.

– Ничего! Мне пора! – бросила я.

– А ты из-за Наташки что ли? – догадался он.

– Нет. Мне пора, – сказала я и ломанулась вниз по лестнице, оставив недоумевающего Шатуяна «докуривать» одного на лестнице.

Этот пример мне еще раз ярко показал, что с сексом не связана никакая любовь, поебень, мечты. Вся эта любовь – это большая жопа. И, чтобы не измазаться в говне, нужно отделить любовь и секс. Секс и мечтаньица. Потому что секс, как таковой может существовать в любых формах: могут ебать шлюх, мертвецов, коров, кур, друг друга, дрочить в кулачок, даже садить мух себе на хер. Это ничего не значит. Что ебать, что срать – нет никакой разницы! А то, что это связали с какими-то там мечтами! Так на то ведь они и мечты!

 

***

 

На следующее занятие секции йоги я пришла в надежде увидеть Состиса, но к своему огорчению я увидела, что вместо него занятия проводить пришел Сергей.

– А что случилось? Где Состис? Почему его нет? – удивленно спросила я.

– Ничего особенного, просто сегодня занятия буду проводить я, – ответил Сергей, скрывая обиду в голосе.

– А! Ну ладно! – сказала я, повесив голову.

Наступило время каникул и большая часть учеников на занятия не пришла. Многие занялись огородом и поэтому в секцию пришло только три человека.

– А почему вас так мало? – спросил Сергей у собравшихся.

– Да мы и сами не знаем, ответили они ему.

– А ну раз так, – высокомерно поднял брови Сергей, – то сегодня, значит, занятий не будет. Подождем следующего раза, пока все не соберутся.

– Но ведь они и в следующий раз могут не собраться, а мы уже сейчас заниматься хотим, – вскочила женщина в вороньих очках.

– Ну и что?! – обрезал Сергей. – У меня жена и ребенок, меня в гости ждут, – и уже начал собираться.

– Но как же так? – подбежала она к нему и энергично потрясая своими руками с растопыренными пальцами, закричала ему прямо в лицо. – Мы все хотим заниматься, а вы нас лишаете последней возможности!

– Ну, это вопрос не ко мне! – безапелляционно ответил Сергей.

– А к кому же?! – взбесилась она.

– Надо было вам всем на занятия собираться! – разозлился Сергей. – А с тремя человеками, я заниматься не собираюсь! – и хлопнув дверью, Сергей вышел из зала.

Все так и обмякли.

– Вот он как оказывается к нам относится! – забесилась все таже женщина, тряся руками у нас перед лицами.

Мы ничего не понимая, хлопали глазами и переглядывались друг на друга, как дураки. И вдруг молодой парень с черными усиками сказал.

– А знаете, сегодня, я вспомнил, у Состиса еще занятие, правда, в другом месте.

– Так что же ты молчал? – чуть не набросились на него мы. – Немедленно веди нас туда!

И через пол часа мы уже были в другом месте, где вел занятия Состис. Приближаясь к его дверям, мы услышали его громовой голос, зычно отдающийся в стенках зала. А затем прозвучала мантра «АУМ!» и когда она смолкла, среди наступившего молчания мы осторожно приоткрыли дверь и проникли в зал, но какого же было наше удивление, когда вместо группы учеников, мы увидели пустые стены.

«А с кем же он ведет занятие?» – невольно подумалось мне. А занятия он вел сам с собой. Вот фишка! Вот это полный пиздец! Такого я еще никогда не видела!

Как завороженные мы смотрели, за тем, как Состис безупречно исполняя позы, объяснял стенам их тайный эзотерический смысл и попевал при каждой позе мантру.

Осторожно, чтобы не мешать ему, мы прокрались на цыпочках в зал, сели на коврики и стали заниматься. Сначала его глаза были закрыты, но когда он открыл их, он никаким образом не отреагировал на появление учеников. Отрешенно окинув их взором, он продолжал дальше свое занятие, как истинный йог, коим он и был по призванию. Но поняла я это не сразу.

По окончании занятия, мы пропели мантру «АУМ» с надеванием шара. Как только ее вибрация стихла, он мягко улыбнулся и спросил.

– А что же вы опоздали?

Мы все как есть, рассказали ему, как Сергей распустил занятия.

– О! Вот это йог! – с удивлением воскликнул он. – Если он и дальше так будет ценить свою проклятую семейку, то он влипнет в нее, как жук в смолу и навсегда уже «застынет» в ней!

– А как ему надо было поступить? – спросила я.

– Ему надо было не смотря ни на что продолжать вести занятия, даже если бы был только один человек. Я вон смотрите пришел вот на эту секцию первый раз и вижу нет никого. Ну, думаю, реклама не сработала и люди еще не пришли. Ну ничаво, думаю. Буду-ка я вести занятия с пустотой. Я буду служить Богу.

– А это как? – непонимающе вылупилась на него женщина в вороньих очках.

– А очень просто, – ответил Учитель, – просто я вел занятия для Бога и молился ему: «Господи, На все воля твоя. Я буду просто преданно служить тебе, и если надо, то ученики появятся!» и вот так я молился Богу, создавал намерение, и видно Бог услышал мои молитвы, и вы пришли на мое занятие.

– Да! Это точно! – сказал черноусый парень. – Мы все очень хотели заниматься, а Сергей ушел и бросил нас.

– В этом ничего странного, ибо у Сергея намерение маяться мирской дурью намного сильнее, чем заниматься Истиной, – отвечал Мудрец. – Беда Сергея в том, что он не до конца целостен, в том что делает. Ода часть его была не против вести секцию, а другая часть хочет маяться семейкой. Если он не решит, что дело для него является самым важным, то он сам себя обретет на провал. И не важно, что это будет за дело: будь то ведение секции, открытие кооператива или какой-то фирмы. Все великие люди, которые чего-то достигали, были целостны и очень однозначны. Они не двурушничали, как Сергей, вот почему это великие люди. Так что если вы хотите достичь какой-то цели, то поставьте ее самым главным в своей жизни и идите к ней и никуда не сворачивайте. Так вы станете великими людьми!

Поговорив с Учителем еще немного, мы хотели уже было идти по домам, но он сказал что вскоре у него будет день рождения, и пригласил всех нас. Мы радостно приняли его. Я не сдержала любопытства и спросила его.

– А сколько вам исполнится?

– Я очень древний, – сказал он в ответ и загадочно засмеялся над этим.

Мы не поняли, но тоже радостно засмеялись. Я подумала: «Интересно, а как йоги встречают свой день рождения?» и с нетерпением стала ждать этого праздника.

 

***

 

На следующий день я пошла в гости к своей подруге Ольге, которая уже скоро как год находилась в декретном отпуске. До того, как она родила ребенка, она играла в театре, имела успех, режиссеры предлагали ей новые роли, все было прекрасно. Но теперь…

Когда хозяйка открыла мне дверь, я увидела ее с темными кругами под глазами, в смятом халате и засаленными волосами.

– Как живешь? Привет! – весело сказала я.

– А, Рыбуля? Ну заходи! – обронила хозяйка. – У меня, правда, много работы, но проходи, проходи. – И не слыша ничего больше, она пошла в дальнюю комнату, как бы приглашая меня за собой.

Я разделась и пройдя через зал, наклоняясь под гирляндами развешенных пеленок, оказалась в дальней комнате. Здесь было душно, окна запотели. И в этой комнате тоже висели гирлянды пеленок. В углу стояла детская кроватка.

– Ты заходи, Рыб. Я сегодня не выспалась. Ночью малыш орал. Генка сейчас на работе, и родители тоже не высыпаются. Они тоже спят, – как в бреду, несчастная Ольга перечисляла какие-то бытовые проблемы, сама не видя перед собой ничего, как в каком-то чумном сне.

Вдруг в дверь позвонили. Она пошла открывать, цепляясь головой за все те же неизменные гирлянды.

Оставшись наедине с собой, я призадумалась: «Зачем человек так себе насвинил? Что ей не жилось спокойно? Чего понадобилось рожать выродка! Но нет, ведь не жилось ей, не игралось спокойно в театре. А вот теперь так у нее будет всю жизнь. Увы!»

Мой взор невольно упал на фотографию, висевшую на стене. На ней Ольга была очень красивая, ухоженная, в необычном платье на сцене, лицо ее играло и выражало яркие живые эмоции.

«Вот каким человек был всего год назад – ярким, молодым, активным. Но теперь… Это был совершенно другой человек: с потухшим взглядом, уставший и не выспавшийся, уже не думающий ни о чем кроме пеленок, постоянно бубнящий всякую чушь. Вот к чему привела ее ересь. Вот чем она обернулась для нее».

Но мои мысли были известны только мне. И когда хозяйка вернулась она стала опять что-то бормотать.

– Ну, вот, скоро из декретного отпуска выйду, и опять работать пойду, в театр! На сцену! Вот только ребенка в ясли отдам и сразу же продолжу! – бредила «актриса».

– Оль, а кто приходил-то? – перебила ее я.

– Да это Миша. Ну, Рыжий. Астролог.

– Во интересно! – подпрыгнула я. – Астрологов, да еще и живых, я еще не разу в жизни не видела.

– Сейчас увидишь! – ответила Ольга и потащила меня на кухню.

Как только мы зашли туда, я увидела невысокого щуплого человека лет тридцати, с короткими вьющимися волосами. Он бросил на меня небрежный взгляд прищуренных глаз и, никак не отреагировав, уселся в удобный уголок кухни и попросил себе чаю.

Ольга стала шустрить по кухне.

– Заодно и кашу моему сыночку сварю! – проговорила, как робот она.

– А меня кашей накормишь? – вдруг спросил Миша.

– А тебе каша зачем? – удивилась Ольга. – Ты уже взрослый!

Миша ничего не ответил. А затем неожиданно встал и сказал ей.

– Вот сядь на мое место!

– Зачем? Что ты опять задумал? – заупрямилась Ольга.

– Садись-садись! – схватил ее за руки Миша и силком усадил в угол.

– Ты знаешь, Ольга, – продолжил он, не давая ей вставить ни одного слова, – смотрю я на тебя и думаю: какая же ты все-таки дура-а-а! – поставив ей палец к виску, он покрутил им.

Та невольно шарахнулась. У меня округлились глаза.

– Что ты говоришь? Ты совсем спятил!

– Спятил, не спятил, но детей, как ты рожать не собираюсь! У меня есть более великие интересы! – чеканя каждое слово, он подставил свою наглую морду к ее помятой испуганной пачке.

– У меня тоже есть интересы, – оправдываясь сказала она и хотела отодвинуться, но было некуда.

– Херня! – «выстрелил» Рыжий. – Никаких интересов у тебя уже не будет, особенно великих.

– Но почему же? – не сдавалась Ольга. – А мой театр? А сцена? А спектакли?

– Театр, сцена, спектакли, – гнусавя, передразнил ее Рыжий, – фигушки, ничего уже у тебя не будет. Ты уже все роли забыла. Год целый просрала и еще больше просрешь. Ребенок – это тебе не кукла! Пойми! Просто так тебе никто твое место в театре не вернет.

Догадываясь, что Миша прав, она все-таки не стала его слушать, и подскочив, чуть не ударилась о его лоб. Но тот ловко увернулся и она тут же начала варить кашу.

– Ну, в общем, я тебе все сказал! – заключил Миша.

И как только каша сготовилась, Ольга пулей вылетела из кухни к своему ребенку. Мы уселись на кухне.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – эхом беззвучно отозвался Миша.

– Ты, правда, говорят, великий астролог? – польстила ему я.

– Ну, великий, не великий, а астрологией занимаюсь, – завыебывался Миша.

– А с Ольгой вы давно знакомы?

– Да уж пять лет, – сказал Миша и уставился в окно.

– А что такое астрология? – глупо и наивно спросила я.

– Астрология – это вся наша жизнь, – загадочно произнес Миша.

– А как это? – не въехала я.

– А так! – назидал он. – У нашей жизни есть расписание, и все идет по нему. В положенный нам час мы рождаемся, в положенный час умираем.

– Как это так? – спросила я, испугавшись смерти.

– А вот так, нами руководят планеты, и как эти планеты распорядятся, так все и случается в жизни человека. А человек, как безвольная кукла на веревочках дергается.

– А что же делать?

– Что делать – что делать, – эхом отозвался Миша, – для начала надо хотя бы понять. Вот, например, эта Ольга. Ну, что ей, казалось бы, не жилось на спокойно. Сидела себе в театре. Нет ведь, ей далось родить этого выродка проклятого! А теперь мается. Но все это было уже давно запрограммировано планетами и эта программа в ней сработала. Вот оно как!

Я задумалась, не зная что сказать. А потом спросила.

– Ну, а как же ты? Разве ты не собираешься жениться?

– Представь себе, нет, – равнодушно ответил Рыжий.

– Ну а как же любовь? – изумленно воскликнула я. – Неужели, ты никого не любишь?

– Любовь? – загадочным тоном переспросил Миша. – Это слишком сложная вещь, чтобы ее можно было найти в этом плотном мире.

– Ну как, ведь есть идеал, – не унималась я. – Мы же должны его искать, пусть даже всю жизнь надо будет потратить на это.

Миша некоторое время помолчал, затягиваясь и выпуская дым кольцами изо рта, глядя, как он растворяется в воздухе. Через минуту он вымолвил, глядя мне прямо в глаза.

– Ты никогда не найдешь идеал в этом мире – никогда!

– Нет! Не может быть!

– Я знаю только то, что мой идеал находится в тонком мире, и когда мне нужно, я его могу вызвать, а когда не надо – назад отправить.

– Нужно – что? – недоуменно спросила я.

– Ну, это самое. Самое простое, в общем.

– Ой, как интересно! – воодушевилась я. – А как это у тебя происходит?

– Ну, в общем, я лежу ночью, и вдруг чувствую, что что-то начинается. Сначала она возникает, как чувство присутствия. Затем, я начинаю видеть, что она летает вокруг меня, машет крыльями. Я слышу, как она шепчет мне ласковые слова. Потом вдруг ласкать она меня начинает, а потом хер мой насасывает. И он встает колом так, что одеяло приподнимается. А потом я, как давай-давай-давай ее кадрить да наяривать. А потом из моей пипетки фонтан как ебанет-ебанет, до самого потолка. И, в общем, кайф я испытываю такой! Какой ни с одной бабой живой не могу испытать.

Я позавидовала Мише, что он так может делать, а я нет. И втихаря решила так попробовать.

– Дальше, – молвил Михаил, – я ее отпускаю до следующего раза. А мне лафень, не то что с женой или шлюхой. Шлюхе деньги надо платить, а с женой сидеть нос к носу, да она тебе еще и спину грызет, мол, работай. А хуй вам всем! Я буду просто валяться на диване и бить баклуши. А работают пусть те, кто дурнее!

Тут пришла в доску разобиженная Ольга, и сказала, что ей некогда принимать гостей, так как ее выпиздыш проснулся.

Мы с Мишей оделись и вышли из дома Ольги.

– Тебе куда? – спросил Миша?

– Да на тот берег, – промычала я.

– А! – протянул Миша. – А я думал, что на тот свет, – и расхохотался.

Я сначала не поняла, но потом почему-то смеяться не стала.

– Ну ладно, в общем, это, покедова! – и Миша, набросив на голову капюшон, как плащ Апполония, поплелся по улице и вскоре растворился в толпе.

 

***

 

Идя на день рождения Учителя, я думала: «Интересно, как же живут йоги? Наверно, у них совсем нет мебели, и спят они на циновках. Пьют только из глиняной посуды, и едет один только рис». Такое мнение бытовало о йогах среди мышей.

Подойдя к двери, я подумала: «Вот она дверь про которую мне рассказывал Герман». И невольно состояние неподсудного страха подкатило волной и подступило к сердцу. Я стала прислушиваться, что там происходит. И, вдруг, неожиданно почувствовала, что все мои страхи не обоснованы, а в груди возникло мягкое состояние симпатии и расположения, кои я испытывала на самом первом занятии в секции. И уже ни о чем не раздумывая, я позвонила в дверь.

Мне открыл Состис, веселый, приветливый и светящийся. От него, как и всегда, исходило какое-то невиданное обаяние и покой. Я прошла. В комнате уже собралась компания из нашей секции. Приперся и Сергей. Я окинула взглядом комнату и невольно удивилась: ничего, о чем я представляла не было. Ни циновок, ни пустых стен. Комната была хорошо обставлена. Современная стенка, много разной музыкальной аппаратуры, сервизы, люстра, а главное там был диван и два кресла. Такой обстановки я никак не ожидала увидеть у йога. Все блестело и сверкало.

Все радостно поедали яства, мало чем похожие на дурацкий кришнаитский просад. Играла приятная, но в тоже время современная мелодия. Женщина в вороньих очках подарила имениннику бутылку рижского бальзама. Тот с интересом осмотрел ее.

– А давайте ее попробуем! – сказал Учитель.

Такого шага никто от него не ожидал. Все представляли себе йогов аскетами, которые не употребляют алкоголь. Но Мастер знал мысли и представления людей, и поэтому решил устроить им ситуацию на Просветление. И это было только начало.

Когда бутылка была открыта, все налили себе по ма-а-аленькой чайной ложечке и разбавив ее чаем, стали осторожно прихлебывать из чашек.

Сергей категорично отказался от бальзама. Один чадос, с большим шрамом на лице и шее (подпольная кличка «косорожий») стал разглагольствовать на тему, что если бальзама мало, всего только одна ложечка на чашку чая, то это не является спиртным, но лекарством. Все облегченно вздохнули и закивали головами в знак одобрения.

Видя такой оборот дела, что ученики уходят от дискомфорта, коий у них был вызван распитием спиртного, Мастер решил «подлить масла в огонь».

– А сейчас мы займемся настоящим распитием спиртного, – с этими словами, он схватил бутылку со стола и начал пить из нее бальзам здоровыми глотками, булькая и смачно причмокивая при этом.

Затем, он поставил бутылку на стол, утерся рукавом и отрыгнул. Все присутствующие так и обмерли. Все молчали, не зная что сказать.

Видя такой расклад, Мудрец напал на них.

– Ну, что менжуетесь! Что скуксились? Знаю, что в ваших тупых тыквах шевелится. Вы думаете, что, мол, для йога это нехорошо. Все это бред сивой кобылы! Мандовошки вы сраные! Сколько б человек не выпил, если он не отождествлен с этим, не привязан к этому, то это все хуйня! А если вы даже и не пьете, но сами отождествляетесь с любым своим импульсом, гормоном, чувствишками, то вы есть спящие чурки с глазами и никакая «трезвенность» вам не поможет. Если вы хотите совершенствоваться по-настоящему, то вы должны стать трезвыми по большому счету, научиться никогда не пьянеть от всех своих импульсов, гормонов, желаний. Вы должны отделить сознание от своего сраного ума, напичканного дурацкими представлениями и мнениями о себе. Только тогда вы станете настоящими йогами, ибо йога – есть не лечение гастрита при помощи асан и прочих выкрутасов, – балагуря, объяснял Мудрец, – а освобождение своего ума от дурацких социальных отождествлений. Вот что такое настоящая йога.

Конечно, неплохо поразмяться, подышать, сделать парочку промываний, – бесился Мастер, – но все это для нашего физического тела, но не для нашего ума. Для того, чтобы ваш ум освободился от внушенных вам с детства представлений, – рычал сибирский Бодхидхарма, – вы должны выбить из своей башкени, все свои дурацкие представления, и прочую хуйню, – выкрикнул разбесившийся Состис и ударил кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки. – И вот этим мы сейчас с вами займемся.

И тут он вскочил, отодвинул стол и пустился в пляс. Все ученики стояли, переминаясь с ноги на ногу, не зная что делать, жались по стеночкам.

– Ну, что стоите, пидорасье? – выкрикнул им Мудрец. – Давайте тоже пляшите со мной, что боитесь, трясогузки вонючие.

И тут он схватил женщину в вороньих очках (то была Лилит), и пустился с ней в пляс. Она, не зная, как отреагировать, радостно засмеялась и тоже стала выплясывать на своих старомодных каблуках.

– А вы что стоите? – балагурил Мудрец, – давайте, с дуростью-то расставайтесь, тоже пляшитя.

Все по очереди, один за другим стали выходить на середину комнаты, и тихонечко пританцовывать.

– Ну, что боитесь, будто у вас шило в пятке! – заорал Состис. – Давайте плясать, так плясать! Смотрите, во как надо!

И с этими словами, он пустился в пляс так, что его партнерша еле поспевала за ним. Тут народ начал раскачиваться, глядя на выкрутасы Состиса.

Сергей же, сидя в своем строгом костюмчике, не мог даже сдвинуться с места.

– А ты чего не пляшешь? – напал на него Состис. – Смотри, к пиджаку прилипнешь!

– А я медитирую, – заносчиво ответил Сергей и закрыл глаза.

– А сейчас мы его проверим, – заявил Учитель шепотом, и подмигнув мне и «вороноокой» (Лилит), отозвал нас в сторону.

Он дал нам плакат с женщиной, развалившейся в сальной позе. Мы подкрались к Сергею и подставив плакат к его носу, тихонько стали наблюдать за ним.

Сергей, думая, что за ним никто не наблюдает, тихонько приоткрыл глаза и сразу же увидел перед собой большую жирную жопу. Наблюдая за его реакцией, все поняли, что он смутился, и увидели, что он вовсе не отрешен, а просто притворяется, и корчит из себя «Святого».

– Ну кто ж так медитирует? – разозлились все присутствующие. – А нам про святого заливал в уши.

Всех просто перекосило от такой медитации. Сергей неловко заерзал и понял, что его рассекретили. Но танцевать с нами он все-таки не стал. Видимо, его представления о святости шли в разрез с той духовностью, которую нам дарил Мудрец. А он приплясывал и кричал нам.

– Осознанным нужно быть не только, когда мы сидим в Падмасане, но и когда мы пляшем, едем, бежим, совершаем повседневные дела. Вот это будет настоящая осознанность!

Все понимающе кивали головами.

– А теперь, мы будем танцевать танец пьяного! – заявил Состис. – И при этом мы будем полностью осознаны! Зачем он нужен? – переспросил Мудрец, читая наши мысли. – А затем, чтобы вы осознали, что вы являетесь скованными с детства. Вас с рождения пеленали, вас заставляли сидеть за партой, как роботов, бляха-муха! Вы сидите всю жизнь неподвижно, боитесь лишнее движение сделать, зомби вы проклятые! Ну, ничего, вы же не по своей воле такими стали, вас такими сделали ваши придурки-родители, воспитали учителя. А сейчас мы с вами все это преодолевать будем, чтобы уже не быть зависимыми от всего этого.

Вот сейчас мы будем культивировать с вами состояние разбитного веселья, чтобы уже не быть такими закрепощенными. Ведь от закрепощений тела появляются болезни, застой и все, что ускоряет вашу смерть. Если вы преодолеете эту зажатость, скованность в вас, тогда вы выздоровеете, избавитесь от всех болезней. Но этого мало, ведь вы еще закрепощены и психически. Ваши эмоции действуют по определенным шаблонам, стереотипам. Поэтому вы не можете ничего достичь в этой жизни. Достигает лишь тот, кто действует творчески, спонтанно, не опираясь на шаблоны, в ком они разрушены. А теперь для этой цели проведем танец пьяного, танцуйте раскованно, совершайте любые спонтанные движения какие только придут вам в голову. Ни в чем не сдерживайте и не сковывайте себя, и будьте в то же время хозяином своих движений.

И тут он стал движениями изображать пьяного. Мимика его лица, движения его тела, все стало изображать пьяного. Все невольно переглянулись.

– Ну чаго менжуетесь! – забесился Мудрец, увидев реакцию учеников. – Давайтя, вместя со мной танцуйте!

Все, увидев что за ними наблюдают и видят, что их просекают, как облупленных, стали делать робкие попытки, подражая пьяному.

– Ну, что вы так слабо танцуете, сморчки! Смотрите! Во как надо!

И Состис стал еще сильнее, еще утрированнее и безбожнее раскачиваясь на полусогнутых ногах. Шататься от стены к стене, спотыкаться, припадать на одно колено. Всех это развеселило и народ стал смелее косить под пьяных. А затем все стали пьяным хором распевать вместе с музыкой: «На горе стоит козел – золотые рожки. Парень девушку ебет за ведро картошки». Народ забалдел.

Кто стоял, как прямая палка и раскачивался из стороны в сторону, падая на присутствующих; кто строил рожи, кто ходил петлями. Один парень напялил на себя кепку и подходя ко всем по очереди, приподнимал ее и говорил: «Здрасте, я ваша тетя!» Один здоровенный детина стал на четвереньки и стал бормотать бессвязные слова, мычать и тыкаться головой во всевозможные предметы. Народ веселился и балагурил. Со стороны создавалось впечатление, что собралась пьяная компания и бесится кто во что горазд.

Неожиданно посреди комнаты раздался грохот и все увидели, как Состис лежит на полу в невменяемом состоянии и мотает головой. Лилит тут же бросилась к нему и закричала.

– Ему плохо! Ему нужно срочно скорую! – и щупая пульс на его руке, добавила. – Убился в доску!

Но Мудрец ничуть не был пьян. Лежа на полу, Мудрец открыл один глаз, другой же держа закрытым – смотрел внутрь себя, а открытым быстро водил по сторонам и наблюдал за всеми вокруг.

А все думали, что их никто не видит и не понимает, особенно Лилит.

– Валерьянку! Скорее валерьянку! Человеку плохо! – кричала она во все горло.

Все бросились искать кто что. Один вытащил камфорный спирт, другой накапывал какие-то капли в стакан. Кто-то бил Состиса по щекам, один парень вытащил медицинский скальпель и уже решил сделать кровопускание.

– Таз! Таз! Принесите таз! Быстрее! – орал он.

В суматохе кто-то уже начал вызывать скорую помощь.

Тут неожиданно Мудрец вскочил на ноги и встал в стойку с резким криком «ХА!». Все резко застыли на месте, не понимая, что же на самом деле случилось, а затем уставились на Состиса.

Он громко расхохотался прямо всем в лицо и выкрикнул.

– Ну, что, сосунки, вы подумали, что я пьяный? А хрен вам! Это вы все пьяные. А я, сколько б не выпил, я всегда буду трезвым. Всегда! А вы всегда пьяны от своего болезненного воображения, даже если и не выпили ни капли.

Все испуганно смотрели в боголепном трепете на разбесившегося Состиса.

Красный, как рак, с вздувшимися венами на шее, брызжущий слюной, как дикий лев, он рычал.

– Хватит возиться в своем воображении, как навозные жуки! Хватит в говне пачкаться. Довольно! Стряхните с себя этот говняный сон! Хватит вам обманывать самих себя! Куски грязи! Болезненное воображение – вот ваш наркотик, коим вы все время одурманиваете свои мозгени. Полно вам! – видя, что ученики забито жмутся по стеночкам, боясь шелохнуться, он уже дружелюбнее сказал им. – Ну, чаво скурвились? Харэ трястись! Давайте мядитировать! Садитясь на пол.

Народ однако, не решался. Тогда Мудрец сам сел на пол, за ним я, потом Лилит, а потом и все остальные.

Заиграла спокойная мелодия.

– Представьте себя безликим океаном энергии. Почувствуйте, что ваше тело становится маленькой песчинкой в этом океане, – говорил Учитель, под раскатистое пение мантры «Ом Мани Падме Хум». – А теперь, растождествитесь со всем, что вы называете собой. Как вас зовут, сколько вам лет, какая вы, уважаемая всеми презентабельная личность. Забудьте обо всем этом, растворитесь в потоке Великой энергии!

Слушая его глубокий, раскатистый голос, я теряла ощущение своего обыденного маленького «я» и погружалась в состояние полного блаженства и покоя. Вдруг стало так легко и свободно! И я вдруг подумала: «Как же все это мне обрыдло: думать о себе, беспокоиться, как тебя воспримут окружающие люди, и о всякой дребедени!» Я увидела, что все, что я называю собой, вовсе не являлось мною, а всего лишь навсего комком нелепых внушений и противоречий, дурости и мишуры. Это видение было абсолютно новым и непонятным для меня, но в то же время с его появлением, я стала чувствовать себя свободнее и раскрепощеннее, естественнее и новее.

– А теперь, – раздался голос Учителя, – Медленно и плавно выйдите из состояния медитации. Почувствуйте обновление и свободу внутри себя. Оботрите лицо руками. Сделайте вдох-выдох. И встаньте. На этом наше занятие окончено.

Все встали, но никто не хотел уходить. Было как-то непонятно: как это так? Мы шли на день рождения, а попали на урок Дзен.

 

***

 

Когда все разошлись, мы остались вдвоем. Состис включил тихую спокойную музыку. Включив светомузыку, он потушил свет. Вся комната стала переливаться таинственными огнями. Я сидела в кресле и не решалась первой начать разговор.

– Ну, как тебе понравилось сегодняшнее занятие? – первым начал разговор Состис, садясь на журнальный столик рядом со мной.

– Здорово! – восторженно воскликнула я, с обожанием глядя на своего кумира.

– Знаешь, у меня в жизни всё складывается, как я хочу, – издалека начал он свой разговор. – Я мечтал не работать, быть свободным и ни от кого не зависимым, иметь средства к существованию и заниматься любимым делом.

– Интересно! – радостно воскликнула я, ведь это было очень близко и к моему образу жизни. Работать на кого-то и получать при этом три копейки мне не нравилось.

– Вот уже половина моих замыслов сбылась, – продолжал он. – Все, о чем я мечтал у меня есть. Но вот только одного мне не хватает, – добавил он немного грустно и замолчал.

– Чего же? – задала я закономерный вопрос, сгорая при этом от любопытства.

– Мне не хватает Шакти, которая бы проводила через себя мою волю и помогала бы мне во всех моих начинаниях, – горестно молвил он и замолчал.

– А что такое Шакти? – поинтересовалась я.

– Шакти, – ответил Учитель, – это активная творческая женская сила, проявляющая волю своего Шивы, мужского начала, через себя.

– Но что для этого нужно, чтобы стать ею?

– Для этого, прежде всего, человек должен поставить духовное устремление превыше всего. Поиск истины и путь самосовершенства должны стать для него самым основным.

Я призадумалась немного. Затем Состис добавил:

– Либо у ведущего человека поиск истины, стремление к совершенству должны быть главным и он уже взаимодействуя с ведомыми, передает им свою волю и наделяет знанием.

– А что, ведомых человек может быть несколько? – немного обиженно спросила я.

В этот момент во мне сработал блок мамочкиных установок, внушенных с самого детства.

– Да, в основном несколько более слабых человек подключается к более сильному и создают совместное энергополе, – ответил Мудрец.

– А от чего зависит то, сколько человек должно подключиться? – немного ревниво спросила я.

– От личной силы ведущего! – ответил он. – От того энергетического числа, которое дано человеку, – невозмутимо ответил он, подмечая мою реакцию. – Например, у одного может быть число 2, у другого 3, а у другого 10, но точнее было бы сказать так: у лидера группы существует определенное количество энергии, например 100 единиц. Значит, у тех, кто будет в его группе, количество единиц в сумме должно составлять тоже 100 единиц. Ну, например, может быть 3 человека по 30 единиц и один – 10. Или другое любое сочетание. Чем сильнее члены группы, чем больший энергетический потенциал они будут иметь, тем меньше их будет в группе. И, наоборот – чем меньше энергии будут иметь ученицы, тем больше их будет в группе. Например, 10 человек по 10 единиц или 1000 по одной. Чем больший энергетический потенциал имеет лидер группы, тем больше человек он может к себе подключить.

– Скажите, а не похоже ли это на строение гаремов? – с любопытством спросила я.

– Да, действительно, гаремы основывались на этом же тантрическом принципе, – ответил Гуру. – Ты правильно догадалась. Страной раньше руководили цари, а эта роль предполагала высокий уровень энергии у того, кто занимал её. И для искусственного поддержания повелителя на свадхистаническом уровне и создавались такие гаремы.

– Искусственного?! – перебила я.

– Да, искусственного, – повторил Состис. – Потому, что в этой ситуации количество женщин уже не соответствовало энергочислу царя.

– Так что их было много?

– Да, очень много. Могло доходить до 100 человек и более. И всё это делалось для того, чтобы самки могли направлять своё внимание, в том числе и сексуальное, на своего господина. И таким образом усиливать его энергополе.

– Интересно! – сказала я.

За счет такой энергоподпитки царь получал омоложение, оздоровление. Его личные качества, такие, как энергичность, напористость, предприимчивость и другие, автоматически усиливались и он мог уже лучше руководить страной.

– А как же один человек мог проебать такую кучу баб?

– Ну, это он делал не со всеми сразу, а по очереди, то с одной, то с другой.

– А сколько ж нужно было ждать своей очереди, да и потом, как они справлялись с проблемами ревности? – опять вмешалась я.

– А этот момент тоже предусматривался: в гаремах широко поощрялось лесбиянство, то есть однополая любовь. В ней самки легко находили разрядку сексуальной энергии, они не могли забеременеть друг от друга, а кроме этого, эгрегор сплачивался на свадхистаническом уровне. Ревность самок друг к другу пропадала, а совместная сплоченность и включеность в царя давало мощное энергополе, за счет которого мог процветать и царь и само государство.

– Как это мудро! – восхищенно воскликнула я.

– А как же! Конечно! Древние знали энергетические законы и строго их придерживались, – ответил Мудрец.

– Скажите, а разве у них не рождались дети и разве им не хотелось побыть с другими мужчинами? – спросила я, уже более вальяжно садясь в кресле.

– Всё это категорически возбранялось, – ответил Учитель, ставя спокойную медитативную музыку и возвращаясь опять ко мне. Как бы невзначай он поставил ногу на кресло, на котором я сидела, как бы проверяя мою реакцию. Я не сдвинулась даже с места. – Женщинам не разрешалось выходить из гарема, дабы не встретиться с посторонними мужчинами. Таким образом, их внимание и энергия в поиске своей реализации направлялась только на царя. А чтобы охранять гарем и делать в нём различного рода работу, были специально кастрированные евнухи. Они не могли принести вреда женам царя и могли спокойно выполнять своё предназначение. А если кто-то и беременел, то евнухи абортировали незаконных наследников. Кроме того, за счет этого внимание и энергия женщин направлялась не на детей, а на царя и таким образом подпитывала его. Рожать же имела право только жена царя – царица. И её ребенок становился наследником престола.

– Скажите, – стала я переводить разговор ближе к теме, – а Вы каких отношений придерживаетесь: гаремных или обычных?

Мудрец не сразу ответил на этот вопрос. Сначала он предложил мне попить чай, а затем уже продолжить. Мы пили из красивых китайских пиалок. Потягивая чай, я заметила, что это не простой, а какой-то особенный состав. От него пахло чем-то необычным.

– Что это?! – изумлено спросила я.

– Это специальный состав, который был изготовлен на Тибете. Его пьют перед майдхуной.

– Перед чем? – не поняла я.

– Перед специальным тантрическим ритуалом, – сказал Учитель. – Он успокаивает поверхностную энергию в человеке и включает в нем глубинную внутреннюю энергию.

Я заворожено слушала Учителя.

– Я придерживаюсь тантрических отношений, – сказал Мудрец, отвечая на мой вопрос. – Отношений, где ведущую роль берет на себя Гуру, стоящий на высокой иерархической ступени. То есть более продвинутый человек. А его уже должны окружать ученики, нуждающиеся в его энергии и духовном развитии.

Я призадумалась. В этот момент я ещё раз увидела, что передо мной, действительно, находится не простой посредственный мышь, а Великий Человек.

– Если лидером является мужчина, то его окружает несколько женщин, то есть Шакти, являющихся активными проводницами его Божественной воли в мир.

– О! Как это интересно! – воскликнула я. – А что нужно, чтобы стать такой Шакти? – спросила я, сгорая от нетерпения. Меня всегда в людях притягивала сила и нечто необычное.

– Для этого, во-первых, нужно отказаться от мирских шаблонов, социальных стереотипов и начать действовать творчески, осознанно и при этом полностью отдавая свою судьбу в руки Мастера, который сам является проводником Высшей Силы, – ответствовал Мудрец. – Скажи, ты готова начать так действовать?

– Да! – сказала я, не будучи до конца уверенной, что смогу отказаться от всего наслоения, данного мне мамочкой.

– Будем проверять тебя, – подмигнул мне Гуру.

– Каким образом? – оживилась я, понимая намёк.

– А вот как! Для начала мы подключим тебя к Божественной Воле, а затем уже ещё несколько Шакти (в зависимости от их энергопотенциала), создадим сплоченную группу на свадхистаническом уровне, и начнем проводить Истинное знание в окружающий мир, – глубокомысленно произнес Мудрец. – Скажи, ты готова получить подключение к источнику Силы и стать моей Шакти? – торжественно произнес Гуру.

– О, да, мой Повелитель! – эхом отозвалась я.

– Тогда сейчас мы с тобой проделаем тантрическую практику для создания совместной энергосистемы, – сказал он и мы стали устраивать ложе на балконе.

Когда всё уже было готово, мы перешли на балкон и приступили к майдхуне. Ярко освещаемые полной Луной, мы сели друг напротив друга полностью обнаженные. Вдалеке, высоко в небе висели кипы облаков, освещаемых Лунным светом. Слышался стрекот сверчков, доносимый легким дыханием ветерка.

– Давай перед началом нашей тантрической практики помолимся Всевышнему, – раздался неземной голос Учителя.

Моя безмятежность куда-то улетучилась, на душе стало тревожно и тягостно. Почуяв такую перемену внутри меня, Учитель спросил:

– Что происходит? Я вижу у тебя изменения аурных цветов. Ты о чём-то сейчас подумала! – заключил он.

– Конечно, подумала, Учитель! – воскликнула я. – Ведь молиться меня приучали с детства только при определенных обстоятельствах, где-то в церкви, перед экзаменом или на поминках. А так чтобы молиться перед сексом!… Это для меня дико! – закончила я и замолчала.

В душе у меня творился кошмар. Две части в моём уме терлись одна об другую. Одна – которая готова была выполнять любое указание Учителя, а другая – та, которая никак не могла понять для чего нужно молиться перед таким низким и постыдным действием.

– Что в этом такого постыдного! – читая мои мысли, спросил Мудрец.

Я вздрогнула от неожиданности и, поняв, что меня знают всю как облупленную, залилась краской стыда.

– Но как же можно! Ведь это же стыдно! – забесилась я из части, внушенной мне мамочкой.

– Стыдного здесь только то, что нам внушили, что это плохо, низко, мерзко, что в этом грех, – ответил Мудрец. – Но в детстве у нас не было этих представлений, их нет, например, у кота. В Индии секс считался священным действием, там даже существуют храмы со скульптурами божеств, находящихся в соитии друг с другом.

– Я всё это понимаю, – сказала я, – но все равно не могу переступить через себя.

– Правильно, – ответствовал Мудрец, – потому, что к этой сфере воспитывалось всегда нездоровое отношение или похабное, вульгарное, как к проституции, либо наоборот – приспосабливали его для жадности, завладевания партнером, но уж никак не для священнодействия или молитвы.

– Вы правы, Учитель! – сказала я. – И именно поэтому сейчас я испытываю дискомфорт, когда мне говорят, что нужно молиться.

– И вот именно поэтому-то мы и станем это делать, дабы разбить нелепые установки, вбитые нам с детства в голову! – сказал Мудрец. – А затем, вложить в это дело новый смысл, то есть сделать секс не похабным актом «справления» и не вкладывать в него мамочкин смысл: поиск поебени и партнера. А задача – сделать его актом поклонения Богу, служения ему при помощи своей сексуальной энергии.

Я задумчиво сидела, обхватив голени руками и положив голову на колени. Учитель сказал:

– Давай приступим!

По его команде мы сели друг напротив друга в позу, сидя на пятках. Он велел мне положить кисти рук на колени и зажать в них большие пальцы его рук. А затем, взяв мои ладони в свои, он сжал их. В этот миг я вдруг почувствовала огромную силу и могущество, исходящие от Учителя.

– А теперь давай прочтем молитву! – торжественно произнес Он. – Повторяй следом за мной: святый Боже, святый Крепкий, святый Бессмертный, помилуй нас!

Я стала повторять и с каждым словом стала осознавать себя во всё более новом и чистом состоянии. Неизведанное, новое ощущение подключения к чему-то несоизмерно Великому начало наполнять моё существо. Мы повторили мантру семь раз, а затем склонились в глубоком поклоне перед Великой Силой.

– А теперь нужно провести поклонение Лингаму! – сказала Мудрец. – Необходимо, чтобы твоя активная сексуальная энергия Шакти начала воздействовать на меня.

– А зачем это нужно? – выпалила я, не скрывая любопытства.

– Просто я йог и у меня нет такой заинтересованности в сексе, как у других людей, ибо я отрешен от всего этого. И для того, чтобы ритуал прошел удачно, мне необходимо давать сексуальный импульс. Готова ли ты к этому? – спросил меня Мудрец.

– Конечно! – неспокойно ответила я.

– Тогда, – ответствовал Гуру, – начинай поклоняться моему Лингаму, и направляй на него свою сексуальную энергию, заводя меня ею.

С этими словами он дал мне знак и я начала очень нежно и осторожно облизывать его лингам, ненадолго беря его головку в рот и снова облизывая весь лингам. Сначала я немного стеснялась и не могла свыкнуться с мыслью, что такой святой, всеми уважаемый человек и вдруг занимается таким делом. Но затем я поняла, что так срабатывают социальные установки и решительно отметая их, стала с нетерпением припадать к Божественному Лингаму. Он уже начал отзываться на мои ласки, медленно набухал и рос. В этот момент я с удивлением заметила насколько Лингам Учителя отличается от коротких пипеток тех пачкунов, с которыми я была раньше. Налитый мужской силой, он уже не вмещался в рот. А покрывающая его сеть надутых вен, делала его ещё более аппетитным и притягательным. С жаром облизывая головку, втягивая его в рот, я стала ощущать, что во мне появляется какая-то новая неведомая доселе сила, которая начинает преобразовывать моё существо.

– Вот ты уже начала чувствовать Божественную космическую энергию! – молвил Учитель. – Хорошо! А теперь приступим к майдхуне для создания единого энергокольца! – сказал Мудрец и по его сигналу я поднялась и стала медленно насаживаться на его лингам. Моё разгоряченное лоно стало медленно поглощать его. Когда он вошел в меня весь, Мудрец плотнее придвинул меня к себе и нежно обнял за талию. Я положила руки ему на плечи. Он велел мне немного расслабиться и погрузить внимание в ощущения. Мы закрыли глаза и в этот момент энергия стала двигаться внутри моего тела. Я немного испугалась, открыла глаза и уже хотела было спросить, что это такое, как вдруг почувствовала мягкое похлопывание по бедру.

– Успокойся! – раздался глубокий и сильный голос Мудреца. – Всё нормально. Просто сейчас ты начала чувствовать космическую энергию. Ты соединяешься со мной, а я соединен с Великой Космической Силой. И подключаясь ко мне, ты получаешь доступ к ней. Чувствуешь, как она гудит и вибрирует внутри твоего тела? – спросил он.

– О, да! Мой Повелитель! – сказала я, ещё сильнее прижимаясь к нему.

Моё возбуждение стало нарастать. Великий стал делать движения лингамом внутри моего лона. Его медленные и могучие движения заставляли меня содрогаться и с каждым разом всё сильнее и сильнее ощущать ту неведомую и великую энергию, которую даровал мне этот Богочеловек. Наслаждение возрастало. В какой-то миг, когда я уже стала находиться на пике состояния возбуждения, Мудрец остановил меня.

– А теперь почувствуй, – сказал он, – как наша совместная энергия замыкается в энергокольцо и делает нас единым целостным существом! – и придвинул свой лоб к моему лбу.

В этот миг я ощутила, как из его Аджна-чакры энергия лучом стала бить в мою Аджну, а потом, стекая струйками по всему телу и по позвоночнику, начала концентрироваться в Свадхистане. Из неё через йони она шла на Лингам Учителя, а далее поднималась по его центральному позвоночному каналу до его Аджны. Таким образом, создалось целостное энергокольцо, которое соединило нас в единое поле. Учитель, вбирал в себя мою низшую сексуальную энергию, трансформировал её в тонкую духовную и из Аджна-чакры пускал её в мою Аджну. Я стала ощущать совместный поток, который проходил через наши тела и замыкался в общую энергосистему. Пропало состояние отдельности, обособленности друг от друга, было ощущение, как будто Учитель был во мне, а я в нем. Я замерла от восторга и вдруг на моем внутреннем экране возникли всполохи огня, а затем появились горы, залитые солнечным светом, сияющие своими снежными пиками. Я замерла, обвороженная этим видением. Пейзаж всё время двигался. Горы сменяли друг друга, в величественном великолепии. Возникали картины непохожие одна на другую: белоснежно сияющие розово-алые – на закате, свинцово-синие – в сумерки. Бесконечная вереница видений захватывала своим великолепием. Среди всего слышалось раскатистое «Ом!», пропеваемое всем окружающим пространством, всей Вселенной. Неожиданно видение вспыхнуло и куда-то пропало. Но на смену ему пришло другое, совсем иное видение. Среди ослепительно-яркого света я увидела необычайно красивую женщину. Нерусской национальности, скорее цыганка, она властно, спокойно и сильно смотрела на меня. Мне стало немного не по себе. Я хотела отвести взгляд, спрятаться, но это было невозможно: взгляд её черных, горящих подобно углям, глаз смотрел, казалось, отовсюду, куда бы я не отводила взгляд. Её лицо было точеным, все черты гармоничны и утончены. Солярные глаза с жестким и властным взглядом подчеркивались изящными полукружьями черных бровей. Правильной формы нос, немного выпуклый в средней части. Чётко очерченные выпуклые губы создавали ощущение собранности и чувственности одновременно. Смуглый овал лица обрамлялся черными, как смоль, великолепными длинными волосами.

Как завороженная, я смотрела на это неземное видение, как вдруг невиданная волна энергии вновь нахлынула неведомо откуда, вновь возникли всполохи ослепительного света и через секунду всё куда-то пропало.

Я открыла глаза и увидела перед собой моего Учителя.

– А теперь поклоняйся Лингаму, – молвил он.

Осторожно и бережно я встала и вновь стала поклоняться мужскому началу. Теперь я уже по-новому ощущала его. Могущественная струя энергии, исходившая из шивалинги, преобразовывала меня и делала уже нераздельной с Великой Силой, к которой приобщил меня Учитель. Я ощущала, что сама становлюсь частью этой силы и её потенциальным проводником.

Вместе с этим в моем уме возникала мысль, что я никогда раньше не видела, чтобы хуи дураков, с которыми я раньше была, не кончали. Более того, когда им хотелось кого-то выебать, они действовали как тупые агрессивные быки: с обезумевшими рожами набрасывались на жертву, и через полминуты с глупыми возгласами кончали. А после этого подобно насосавшимся клопам, отпадали, отворачивались на другой бок и засыпали. Вот как всё время это происходило. Мудрец же был не таков.

Было такое ощущение, что он совсем не вовлечен, не захвачен этим процессом. Казалось, он находился в чем-то своём, и всё окружающее, даже секс, его не захватывал. Скорее, секс позволял другим людям включиться в тот источник, которым был Учитель.

Вскоре Мудрец дал мне знак, по которому я закончила поклонение.

– А теперь немного оденься, нам предстоит побеседовать с тобой! – сказал Учитель.

Я спрыгнула с ложа и побежала в зал за одеждой. В этот миг у меня возникло ощущение, что я не иду, а буквально лечу над землей, парю в воздухе и не чувствую земли под ногами. Это ощущение нельзя было не заметить.

Накинув на себя китайский халат, красный с вышитыми драконами, я вернулась к Учителю. Подав черное кимоно, я помогла ему одеться.

– Учитель! Вы знаете, у меня сейчас было такое необычное состояние! Как будто я парю над землей! – первой начала разговор я, не выдержав от переполнявшего меня состояния.

– Это и не удивительно! – молвил Великий. – Ведь именно сейчас ты стала моей Шакти – проводником Божественной Силы.

– Как это? – спросила я и понимая и не понимая одновременно.

– Очень просто! – ответил Учитель. – Тантра дает ученику возможность получить не умозрительное знание, вычитанное из книг, а реальный опыт подключения на уровне сущности. Таким образом, ученик как бы сам становится небольшой частью Учителя.

– Небольшой? – с любопытством переспросила я.

– Да, небольшой, ибо, как уже было сказано, в первое кольцо силы может войти такое количество человек, которое может своим суммарным энергопотенциалом быть равным потенциалу Учителя.

– Это что значит, меня одной не хватает? – с ноткой обиды в голосе спросила я.

Мудрец ответил не сразу. Некоторое время он сидел, глядя на полную Луну, висящую в ночном небе, озаряющую перистые облака и земли. Казалось, Учитель видит все мои мысли, эмоциональные реакции и недоволен этим. Затем он сказал:

– Если существует огромный вкусный торт и ты ешь свой кусок от этого пирога, то имеет ли значение сколько человек ещё вместе с тобой едят этот пирог?

– Нет, – пристыжено ответила я. – Но ведь Вы же не пирог? – добавила я и покраснела.

– А почему нет! – ответил Мудрец. – Я пирог, но только в другом смысле.

– В каком? – шокировано спросила я.

– В смысле силы! – невозмутимо ответил он. – Сила хочет, чтобы её проводили через себя. И ей не важно сколько будет человек – один или группа: она просто чувствует и видит через кого ей лучше проявиться, кто способен стать её проводником, а кто нет. И когда она находит поле для своей реализации, она проявляется в этом мире, – отрешенно изрек Мудрец и замолчал.

– И всё же, – не унималась я, – зачем нужно, чтобы проводниками Вашей силы, Учитель, были именно несколько Шакти? Неужели я одна не могу проводить Вашу силу?

Учитель беззлобно рассмеялся на этот мой выпад:

– Чтобы ты могла это сделать, ты должна быть равной мне по силе, по энергетике. Но даже если бы это и было так, то это автоматически означало бы напряжение, конфликт и разрыв.

– Почему? – перебила я.

– Потому, – ответил он, – что два равных человека не могут быть рядом друг с другом. Если два равных человека встретятся в жизни, то обязательно возникнет вопрос: кто будет главным. Равенство – это всегда вражда. Неравенство – это гармония.

– Но ведь нам с детства внушали, что все люди – браться, все равны! – не унималась я.

– Вот, поэтому-то и возникла дисгармония в обществе, и всем от этого стало плохо.

– Но как же тогда быть? – спросила я.

– А просто не нужно стремиться к равенству. Два равных человека должны расстаться, двух лидеров в коллективе быть не сможет. Если в семье муж и жена на равных, то такая семья распадается. Если в ансамбле появляется два лидера, то он распадается на две части. Такой космический закон, – изрек Мудрец.

– Так что? Мне нужно смириться с этой мыслью?

– А ничего другого быть и не может! Бесполезно пытаться перестроить мир! Нужно принимать его таким, какой он есть. И ничего более.

После небольшого молчания он продолжил:

– В этом и есть закон пирамиды. У её вершины стоит один человек, который по знанию и энергетике превышает любого, кто входит в кольцо силы.

– Куда входит? – не поняла я.

– В тантрическое кольцо силы, – невозмутимо ответил Мудрец. – Все люди, входящие в него, энергетически поддерживают лидера и делают всё, чтобы проводить его волю в мир. Причем их совместная энергетика должна быть равной энергии лидера. Только тогда возможна гармония. Если их энергия недотягивает, то необходимо добавить одного члена или несколько, для полного замыкания кольца. То же самое если энергия превышает допустимый уровень. В таком случае кто-то лишний вынужден будет «выйти из игры».

Я задумчиво сидела и неожиданно увидела, что пока мы разговаривали, Луна уже передвинулась в другую часть неба. Мягкий приятный ветерок шелестел верхушками деревьев. Стрекот сверчков слился в единый многозвучный хор. Было далеко за полночь, но спать почем-то не хотелось. Великий сказал мне расстилать постель. Пока я устраивала постель из одеял и подушек, он встал на голову, сплел ноги в позу лотоса и стоял так на протяжении продолжительного периода времени. В моем уме постоянно крутились мысли по поводу услышанного: Я никак не могла взять в толк, что один человек может быть слабее и к тому же ещё глупее другого.

Мудрец плавно опустился на пол в позу «поклона солнцу», а через некоторое время поднялся. К этому времени постель уже была готова. Я, с видом человека, стоящего перед неразрешимой проблемой стояла и думала о своем.

– Строение пирамиды устроено таким образом, что каждый последующий её круг становится обширнее и ниже предыдущего. Ниже именно потому, что уровень знания одного не может быть равным другому, последующему, – произнес Мудрец, видя мои мысли.

– Но как это так! – заерзала я. – Уж знание-то может получить любой, вычитав его из книг!

– Это не так, – ответил Мудрец. – Если человек умеет читать, если он даже прочтет какое-либо знание, то оно может пройти просто мимо него. Он забудет о том, что прочел, как студент, сдав экзамен. Ибо для того, чтобы знание стало реальным, ты должен пропитаться им насквозь, стать им, изменить свое бытие согласно полученному знанию. Вот тогда оно не забудется и не уйдет от тебя.

Я задумчиво молчала, поглядывая на Луну.

– Но для того, чтобы знание стало частью тебя, понадобятся, быть может, годы невероятных усилий, самоизменения и борьбы с собой, – бескомпромиссно изрек Мудрец.

Эти его слова я ещё не один раз вспоминала впоследствии, в те моменты, когда ложь во мне сталкивалась с истинным знанием.

– Вот, например, пирамида, – продолжил свои поучения Мудрец. – Ты имеешь информацию о том, что в первом кольце пирамиды должно находиться несколько Шакти. Но в тоже время внутри тебя существует множество частей, которые пока ещё не могут смириться с этим.

– Каких частей? – недоуменно спросила я.

– Очень разных, – ответил Учитель. – Это, во-первых, ревность, желание оттеснить других соперниц-самок. Во-вторых, социальные шаблоны и установки с моногамии. В-третьих, эгоизм, капризность, желание, чтобы тебя таскали на руках. Все эти части заложены в тебе с детства, и ты механически реагируешь на мир, руководствуясь всеми ими. И пока эти части живы в тебе, ты не сможешь принять знание.

– Как это так? – ещё больше не понимая, о чем идет речь, спросила я.

– Пока ты не научишься не ревновать, не бороться за моногамию, не быть капризной и взбалмошной, пока не изменится твое бытие, информация не станет для тебя знанием. Она так и останется информацией, которая в одно ухо влетела, а из другого вылетела.

– А у этой пирамиды могут быть ещё какие-то кольца? – с любопытством спросила я.

– Конечно! Следующим кольцом силы является мужское кольцо, которое воспринимают энергию и знание уже от Шакти Учителя.

– О! Как интересно! – оживленно воскликнула я.

– Но! У этих мужчин должна быть к Шакти Учителя уже платоническая любовь, а не плотская, – лаконично добавил Учитель.

– А-а-а! – разочарованно протянула я. – Но почему так несправедливо?

– Потому, что наши чувства, наша преданность, наша включенность должны быть направлены только на то, что выше, сильнее, лучше нас, а не на то, что ниже нас или хотя бы равно нам.

– Почему?

– Потому, что нас вести может только то, что нас превосходит. Ищи лишь то, что бесконечно выше и бесконечно далее тебя! Ибо, если мы будем включаться в тех людей, которые ниже нас, то куда они нас поведут? Куда-то вниз, сделают нас не лучше, чем мы есть, а только хуже, слабее, глупее. Если мы будем искать поебени, семейки с ними, то это неминуемо приведет нас к гибели.

– Но какие же у нас с ними должны быть отношения? – непонимающе спросила я.

– У нас должно быть к ним чувство ответственности, как за тех людей, которых мы ведем к совершенству.

– Скажите, Учитель! А дальше могут быть ещё круги у этой пирамиды? – спросила я.

– Конечно! – ответил Учитель. – У этих мужчин могут быть свои Шакти, которых они обучают, с которыми они устанавливают сексуальный контакт, которых они ведут к совершенству. Но при этом они не должны испытывать никаких чувств к тому, кто ниже их.

– Что же получается? – удивилась я. – Тантрит он одну, а любит другую?

– Ты верно догадалась! – подмигнул мне Мудрец.

– А почему так?

– Потому, что у мужчин, как правило, эти две функции разделены. Они спокойно могут делать даже тех, к кому у них нет никаких чувств.

– А вот у женщин, кажется это не так? – стала я дальше развивать эту мысль.

– Совершенно верно. У них, как правило, возникают чувства к тому, кто их делает, – сказал Мудрец, – но тут свое «но». Они находятся с тем, кто не испытывает к ним никаких чувств, а испытывает чувства к Богу, или своей наставнице.

И тут я громко расхохоталась.

– Что такое? – удивился Мудрец.

Вместо ответа я стала вслух читать стих из школьного репертуара: «Мужчина смотрит в телескоп, наблюдает за звездой, ну, а баба мир огромный познает своей… пиздой!»

И мы оба весело расхохотались, радуясь такому умному знанию.

Было поздно и мы начали укладываться спать. Сделав вечернее омовение, мы легли в благоухающую сандаловым маслом постель. Великий лег на спину, я обняла его, и легла сбоку, положив ему голову на плечо. Его сердце билось спокойно и сильно. Я не могла уснуть. В уме постоянно крутились образы тех шести дураков, с которыми я была раньше. Потом я думала об Учителе и мысленно представляла, что он у меня очередной, седьмой и, конечно же, не последний. Но так думал только ум, а чувства, мое подсознание реагировали совершенно иначе. Они были удивлены. Удивлены тому контрасту, который был между этими мужланами и Мудрецом. Сравнений не было ни в чем. Казалось, передо мной было какое-то неземное существо. С огромной силой, могуществом и великим знанием.

В общении обычные мужики старались поставить тебя ниже, закозлить, начать тобой помыкать, издеваться над тобой. Делали тебя не лучше, а хуже. В постели они тоже были никудышные любовники: быстро кончали, так что с ними никакой энергии невозможно было ощутить, даже элементарного оргазма, не говоря уже о чем-то большем. И, кроме того, у них не было такого тонкого состояния, которое исходило от Состиса. Это состояние нельзя было назвать ни обаянием, ни умом в обычном смысле этого слова. Это было нечто неземное, что было даровано ему свыше, то, через что могли изменяться включенные в Мудрость самки.

Но в моем существе, однако, не было однозначности. Я не могла сказать конкретно чего же я хочу: я и хотела быть с Мудрецом, и в тоже время, я хотела опять поехать по трассе. Я не знала как относиться к этому и внутри себя устроила хитрый компромисс между ними: я мысленно сказала себе, что я сделаю и Учителя хиппарем и мы вместе с ним поедем по Союзу. Я мысленно представляла, как я объясняю ему все прелести свободного образа жизни, как он понимает все это, как он отращивает волосы, надевает на себя фенечки и хипповский прикид, и как мы вместе с ним едем по трассе, как он под моим руководством учится «аскать».

Нарисовав в своем уме такую именно картину, я мысленно успокоилась, даже не подумав: «А так ли всё будет на самом-то деле?» И, Слава Богу, что в результате того, что у меня было во много раз меньше личной силы, чем у Мудреца, всё сложилось совершено иначе!

Одновременно с этим во мне была ещё часть, которая искала поебени, принцев, Греев, «алых парусов» и прочей дребедени. Я мысленно представляла, что Учитель – и есть тот «загадочный принц», о котором я читала в дурацких книжонках, тем более, что это стыковалось с моим подсознанием, которое инстинктивно тянулось к сильному и умному самцу. Я представляла, что в будущем меня с ним ждет заоблачное семейное счастье, которое свалится на нас, «как гром среди ясного неба». А с другой стороны нечто во мне понимало, что семейная жизнь – не сахар, что придется пахать, не спать ночами, слышать детский крик и ругань мужа, стирать вонючие пеленки и всё прочее. И эта часть руками и ногами отпихивалась от такого «счастья» и только об одном и думала: как подольше протянуть свободное время молодости, как побольше погулять!

Так все эти части и сменялись одна за другой, и я не могла остановиться ни на одной из них, даже не понимая того, что это всего лишь разрозненные части меня, которые как лебедь, рак и щука тянут меня в разные стороны. Именно из-за такой разрозненности и неоднозначности я никогда не могла достичь в жизни ничего конкретного. Так бессмысленно мечась из части в часть, я провалилась в сон.

 

***

 

Утром проснувшись от ярких солнечных лучей, я увидела, что Мудрец уже встал и не одеваясь, делает какие-то странные упражнения на одной ноге. Когда он закончил их, я спросила:

– А что значат все эти упражнения?

Мудрец ответил мне:

– Это разминка «Могущество Шивы».

Не успела я ничего понять, как тут же он предложил мне принять контрастный душ. Мы пошли в ванну и по пути услышали, что в соседней комнате что-то происходит: слышалась какая-то возня, шум, бросание, отдельные нечленораздельные слова. В общем, одно было ясно: в квартире кто-то был.

– Пошли скорей! – дернул меня за руку Состис. Мы ретировались в ванную и включили холодную воду. Не успела я опомниться, как мы уже оказались в ванне и на меня полилась обжигающая струя холодной воды. Я взвизгнула от неожиданности.

– Ш-ш-ш! – приложил Состис палец к губам.

– Кто это? – спросила я, чувствуя как моя кожа становится «гусиной».

– Это отчим и мать пришли со смены, – ответил Мудрец, спокойно обливаясь холодной водой.

– А почему они так странно шумят? – не успела спросить я, как на меня тут же полилась струя крутого кипятка.

На этот раз я сдержалась.

– Они всё время так «разговаривают», – ответил Учитель и облился горячей водой.

– А что по-другому они не умеют?

– Пока не замечал, – сказал Мудрец.

Я пожала плечами. Погань выращивала меня одиночкой, поэтому для меня непривычны были «радости семейной жизни».

Напоследок мы облились холодной водой. После смены контрастов я уже стала плохо понимать, где холодная, а где горячая вода. Мы вытерлись и так же голые осторожно прокрались по коридору назад в комнату и закрылись в ней на замок.

– А мы спрятались! – весело пошутила я, и Учитель рассмеялся.

Мы быстро оделись, убрали постель и проделали тантрический комплекс асан для двоих по методике, которая считалась утерянной за период патриархата. Занятие очень сильно прочищало каналы и поднимало энергию. После него я опять ощутила состояние парения и легкости как после тантрической практики.

– Странно, а я и не знала, что простые упражнения, выполняемые вдвоем, дают так много энергии, – сказала я.

– Да! Человек действительно ещё очень много не знает, – ответил Мудрец.

Я почтительно посмотрела на своего Учителя. В этот миг мне больше всего хотелось спросить, чего же я не знаю и что мне надлежит познать, но где-то подспудно понимала, что познать это надо не умом, и мои вопросы сейчас не уместны.

Позанимавшись, мы пошли на кухню завтракать. Не успели мы сесть, как в кухню вломился пьяный отчим.

– А Состис! Здорово! – проревел здоровенный медведь и хлопнул дверью. – Ну, как поживаешь?

Глаза отчима полосовали от ночного «дежурства».

– А это кто ещё с тобой! – установилась на меня пьяная харя.

– Меня зовут Селена! – бойко ответила я вместо Учителя.

– Се-се-се-лена? – заикаясь переспросил меня здоровый боров, садясь мимо стула на пол.

Тут я заметила, что стопа у него перевязана полотенцем.

– Ой! Что это у вас! – с сочувствием спросила я.

– Да это Зоя меня утюгом ударила, – прорычал отчим и начал, корячась вставать с пола. – А вот тут она чайником звезданула, – пожаловался старый хрыч, показывая на скулу.

Синяк в пол-лица украшал голову, саму очень похожую на чайник. Отчим взял скороварку, поставил её на плиту и подмигнул нам:

– Это я быстренько сейчас отвагу себе поставлю, пока Зоя не видит.

И не успел он подпереть дверь стулом, как тут же в неё начали с бешеной силой барабанить.

– Ох! Ну, как ни вспомни чёрта, он и появится! – засуетился он.

– Открывай! Открывай немедленно! Кому говорю! – долбилась в дверь мать

– Эх, придется открыть, а-то хуже будет, – сказал здоровый барсук и убрал стул.

Тут же бешеным смерчем в дверь влетела старая вобла с обесцвеченными волосами, и, тряся кулаками перед лицом отчима, стала орать:

– А! Старый засранец! Чем это ты тут без меня занимаешься!

– Да я, вот, самогоночку для тебя хотел поставить, – стал оправдываться отчим.

– Не ври! Старый пердун! Ты хотел без меня напиться, пока я сплю, а потом сделать вид, что ничего не было! – не унималась она.

– Да что ты! Зоенька! Да разве ж я посмел бы, – юлил старый придурок.

– Ой! Ой! Ой! Видали мы его? А ну-ка убирайся отсюда! – напала старая дура и начала бить его полотенцем по лицу.

– Зоя! Зоя! Я не хочу! Не надо, Зоенька, – отбивался отчим от ударов.

– Мне надо с сыном поговорить, а ты тут под ногами путаешься! – орала она не замолкая.

Отчим бросил прощальный взгляд на скороварку и с позором ретировался в комнату.

Мать, по всей видимости, была во всклокоченном состоянии после разборок с отчимом и сразу же напала на Состиса:

– Это ты кого с собой приволок? Что-то я её раньше не видела!

– Это моя ученица! – состроив глупую физиономию, сказал Мудрец.

– Ученица! Смотри-ка! А я знаешь таких учениц где видала! – напала мать.

Я вспыхнула, но промолчала.

– Ну, а ты что? – не унималась стерва. – Что, все свой рис ешь!

– Да! – промямлил Учитель. – Рис полезен.

– Эх ты! Опять ты заюродствовал! – возгудала мать. – Ну, хватит дурачиться, – орала она. – А ты знаешь, что от риса бери-бери бывает, что из-за него рахиты вырастают?

– Знаю, – сказал Состис и, встав, выпятил пузо и свесил голову на грудь и зашагал по кухне, выкрикивая во весь голос:

– Я рахит, напуганный войной!

Увидев его в таком виде, я ужаснулась. Передо мной стоял настоящий шизофреник. Его движения, жесты, слова – все было дебильным. Мимика лица, поза – всё показывало то, что у него «не все дома».

«Боже мой! – вдруг подумалось мне. – Так вот что от меня на самом деле скрывалось. С кем же я, оказывается, связалась! Какой ужас!»

С замиранием сердца я смотрела на всё происходящее и не понимала, как такое могло случиться.

– Перестань паясничать! Не выводи меня! – бесилась старая ведьма. – Сколько можно издеваться надо мной! Ты зуб-то вставил?!

– М-м-м! – послышалось в ответ, и Состис закачался, как пьяный.

– Один надо мной издевается, старый дурак, а теперь уже и молодой повадился! – орала старая дура.

На это он ничего не ответил, а только плюхнулся на свое место и смачно отрыгнул. Тут мать не выдержала и сильно ударила кулаком по столу.

– Состис. Перестань. Ты взрослый человек! И веди себя прилично. Я тебе мать, и ты должен меня уважать!

В ответ он только молчал и бессмысленно мотал головой из стороны в сторону, глядя перед собой затуманенным взглядом.

В моем уме молнией мелькнула мысль: «У него приступ. Ему нужно срочно вызвать скорую!» Но я боялась даже шелохнуться.

– Нет, ну, вы полюбуйтесь на него! За что меня Бог так наказал! Почему у меня такой придурошный сын! – голосила дура. – Состис! Немедленно перестань!

И, схватив мокрую тряпку, она стала бить его по лицу. Это, казалось бы, понравилось ему, он вдруг улыбнулся. Я не знала: то ли защищать его от мамаши, то ли что, но вдруг он стал идиотично радостно хихикать. Весь мой восторг от знакомства с ним пропал так же неожиданно, как и появился, и сменился отвращением.

«Боже мой! Как же так! – думалось мне. – Неужели этот человек не так давно вел секцию, лекции, так внятно отвечал на вопросы. Мы все его боготворили, а теперь вдруг выясняется такое!» Теперь я без тени сомнения знала: передо мной находится настоящий дебил. И мне здесь делать нечего! С замиранием сердца я ждала конца этой сцены, чтобы побыстрее уйти отсюда!

– Когда ты обстрижешь свои волосы? Когда ты начнешь работать? Когда ты перестанешь быть идиотом? – пуще прежнего орала мать, мечась по кухне за убегающим от неё придурком-сыном.

Несмотря на его дебильное состояние, он очень ловко уворачивался от её хлестких ударов. Я подспудно отметила это, но не придала этому значения. В самый кульминационный момент Состис неожиданно встал на четвереньки, пополз по полу и забился под стол. Мы с матерью одновременно нагнулись и стали смотреть на него. Тот сидел, прижав колени к груди, испуганно вздрагивая при каждом звуке, втянув голову в плечи. Глаза его то и дело перемещались из стороны в сторону, а рот загадочно улыбался чему-то, понятному только ему.

– Немедленно вылазь отсюда! – визжала мать, переходя на ультразвук.

Состис затрясся ещё больше.

– Что ты тут делаешь? – не унималась вобла.

– Я тут сплятался, – загадочно шепнул он.

Трудно себе представить, что бы предприняла дурища, если бы во всё это не вмешался отчим.

– А что вы тут так громко кричите? – заваливаясь в кухню промычал он.

– А не твоего ума дело! – накинулась на него разгоряченная стерва.

– А как это не моего! Я браги хочу!

– Убирайся, старый хрыч, я тут с сыном разговариваю.

– А мне-то что! Я своё возьму, да и уйду восвояси! – ответил тот.

– Своё возьму! А мне что останется! – бесилась старая алкашка.

– А ты себе ещё сделаешь, – сказал отчим и потянулся рукой к приготовленной браге.

– Не протягивай руки, а то протянешь ноги! – оттолкнула его мать.

Отчим, не долго думая, схватил дуршлаг со стены и начал охаживать им старую воблу. Та отпрянула назад и столкнула агрегат с драгоценным зельем. Брага разлилась по полу.

– А! Все из-за тебя! – орала мать, хватая сковороду.

Стычка началась. В самом разгаре «кастрюльного побоища» Состис, о котором уже все забыли, неожиданно вылез из-под стола, подмигнул мне и быстро прошмыгнул в коридор. И пока его не замечают, пробежал по коридору и спрятался в комнате. Я машинально пошла за ним.

– Быстрее собирайся! – сказал он мне. – Мы должны сейчас идти на секцию. Ты будешь вести занятие.

– Я?! – вырвалось у меня изо рта.

– Да, ты! – невозмутимо ответил Мудрец. – Ты ведь стала моей Шакти, значит, ты уже должна нести знание людям.

– Но я ведь ничего не умею, никогда не занималась этим, – запротестовала я. – Нет, я не могу этого делать.

– Для меня невозможного мало! – философски изрек Мудрец.

Смысл этой фразы я поняла не сразу, а только спустя много лет. А пока что я машинально одевалась и бессмысленно плелась за Учителем.

Мы вышли на улицу. Светило яркое солнце. Ощущение свободы и радости наполняло мою грудь. Видение, что Учитель находится в полном здравии, снимало с души тяжкий груз, как будто камень какой-то свалился. Но в то же время мне не давала покоя мысль: «Что же это было такое?» Видя, как Учитель осторожно идет по улице, постоянно внимательно смотря по сторонам, я не решалась первой начать разговор.

– Тебя удивляет, что же это было? – первым начал разговор он, читая мои мысли.

– А как вы догадались, Учитель?

– А тут и догадываться нечего! – ответил он. – У меня в школе за 10 лет учебы выработался особый нюх на людей. Школьные хулиганы научили меня за версту чуять с какими намерениями ко мне приближается человек.

– А как это? – с любопытством спросила я.

– А очень просто. Ты настраиваешься на человека и просто ощущаешь, чего от него можно ждать. Ты как бы зеркален и его состояние отражается на тебе. Так я научился читать мысли всех людей, – завершил объяснение Мудрец.

– А, что, – с любопытством спросила я, – сейчас Вы и от меня что-то почувствовали?

– Конечно! – ничуть не удивившись, ответил Мудрец. – Всё время на кухне, пока шла потасовка с матерью, я внимательно наблюдал за тобой и знал, что твориться в твоей башке.

– О! Ужас! – вскричала я.

– Я постоянно видел смену твоих состояний.

– Но что всё это значило? Зачем всё это? – не понимая, восклицала я.

– Это скоморошество, древняя славянская традиция, – ответствовал Мудрец. – Она практиковалась на Руси с очень давних времен.

– А! Это что-то вроде юродивых? – протянула я.

– Совершенно верно! – сказал Учитель. – При помощи такого юродства человек учится не привязываться к своей ложной личности, той маске, которая делает его духовно мертвым.

– Каким-каким? – не расслышала я.

– Духовно мертвым, – повторил Учитель.

– А это как? – не поняла я.

– Очень просто! С самого детства нам внушают кто мы, что мы, зачем и что мы должны делать в этой жизни. То есть навязывают социальную программу. Таким образом, нас с самого детства лишают выбора как нам действовать, как поступать. И в жизни мы просто пользуемся заготовленными шаблонами. Теми или иными, но всегда и у всех одинаковыми. Но если в нашей жизни случается что-то неординарное, необычное, мы не сможем принять эту ситуацию и оказываемся в беспомощном положении. И так живут, в основном, все люди.

– А что, разве можно жить как-то по-другому? – удивленно спросила я.

– Конечно! – ответил Гуру. – Жизнь многогранна и непостижима, но человек загнан в определенные стандартные рамки и не замечает этого. Вот в детстве этого не было.

– А что же теперь делать? – недоуменно спросила я.

– Необходимо понять, что раз этого не было в детстве, то от этого можно избавиться. И как раз, для этой цели и служит практика скоморошества.

– Но как же так, Учитель, когда вы так делали, я думала, что Вы на самом деле рехнулись, что у Вас приступ? – не унималась я.

– Так вот оно что? Значит, практика прошла успешно! – сказал Мудрец. – Когда человек разыгрывает сумасшедшего, входит в эту роль, то он ощущает, что личность перестает довлеть над ним, и он становится свободным от её шаблонов и стереотипов. А значит, он может творчески смотреть на жизнь и действовать в ней свободно, спонтанно.

– Как вы этого добились, Учитель? – недоуменно спросила я.

– С самого детства школьные хулиганы не давали мне что-либо мнить о себе. Они не давали моей ложной личности развиваться и поэтому я вырос другим.

– А что же делать нам, кого не мучили школьные хулиганы? – спросила я. – Тоже вот так дурачиться?

– Дурачиться, не дурачиться – это не главное. Дураченье – это просто нестандартное действие, которое помогает нам иначе взаимодействовать с жизнью, – ответил Учитель.

Мы подошли к остановке и сели в троллейбус. Я сразу же хотела занять удобное местечко у окна, но Учитель предложил мне пойти в конец салона и поехать стоя. Я немного удивилась, но пошла за ним.

– Для тебя дураченье будет осуществить слишком легко, – неожиданно продолжил он прерванный разговор.

– Почему? – не поняла я.

– Потому, что ты не привыкла держать и показывать себя. Это не принято было у хиппарей. – Я немного подумала, а затем сказала:

– Вы правы, Учитель! И что же мне теперь делать?

– Человек, если он хочет развиваться, должен делать то, что ему трудно.

– Не поняла! – сказала я.

– Ну, например, чопорному профессору было бы трудно выйти на центральную площадь и начать на ней разыгрывать клоунаду. Потому, что для него это непривычно, потому, что ему с детства внушали, что он должен «держать своё лицо». И поэтому он должен делать обратное и клоунада ему как раз для этого подходит.

Я призадумалась.

– А у нас в семье все были рабочие, технички, и мы не привыкли держать своё лицо!

– Вот! Именно! – эхом отозвался Мудрец. – Потому что это для тебя непривычно, ты как раз сейчас займешься этим.

– Как прямо сейчас? – испугалась я.

– Ну, не сию секунду, конечно, а когда мы придем на занятие, – «успокоил» меня Учитель.

От его слов ещё больше занервничала.

– Не надо, Учитель, я не готова, я могу опозориться! Давайте лучше в следующий раз!

Мудрец рассмеялся.

– Смотри-ка, что в тебе сейчас сопротивляется, что не дает тебе творчески проявиться? Это то, что тебе говорят делать, то, что тебе непривычно и трудно.

– Да, мать мне всегда говорила: «Посмотри на себя! Да ты же бездарь! Кому ты нужна!» И все в таком духе! – сказала я.

– И вот поэтому-то сейчас ты и будешь вести лекцию! – заключил свои рассуждения Мудрец. – Но ты должна вести её не как полуживой профессор.

– Но как?

– Как Шакти Учителя, как проводница моей Божественной Воли.

– О! Это интересно! Но что для этого нужно будет делать? – нетерпеливо спросила я.

– Внешне это будет выглядеть как обычная лекция. Ничего особенного. Но внутренне ты должна будешь воздействовать на аудиторию. Ты должна сначала привлечь к себе внимание людей. Второе, его нужно будет удерживать на продолжении длительного периода времени. А третье, через этот канал тебе необходимо будет подключить людей к эгрегору, транслируя через себя волю Великой Божественной Силы.

– Вот как здорово! – обрадовано сказала я, сама ещё смутно понимая, что и как я буду делать. Но сама затея мне нравилась. Видимо, родители ещё не основательно меня затерли и природное самоутверждение ещё не окончательно умерло во мне.

– Но тебе необходимо немного накраситься и привести себя в порядок, – сказал Учитель, – потому, что такая, как ты есть, ты никому не нужна, люди не могут тебя воспринять просто так, потому, что они воспринимают только все яркое, неординарное, эффектное.

Я охотно согласилась и достала из сумки коробку театрального грима. Мудрец с удивлением посмотрел на меня.

– А это зачем?

– Как зачем? Краситься!

Учитель сокрушено покачал головой.

– Но у меня нет хорошей косметики, – оправдывалась я.

– Ну, что ж, пусть будет хоть такая, – сказал он.

Мы вышли из троллейбуса за две остановки до «зеркального зала».

– Зачем мы так рано вышли? – запротестовала я.

– Нужно немного пройтись, чтобы энергия не застаивалась, а то так помрем раньше времени, – сказал он.

– От чего? – удивилась я.

– От собственной же лени, – сказал Учитель. – В гробу отдохнем.

Мы дошли пешком до места. По дороге я постоянно задавала вопросы, что-то весело болтала, хохотала и не заметила как мы дошли.

– Так быстро? – удивилась я.

– Да уж, конечно гораздо быстрее, чем по сорок минут ждать автобуса, – сказал Учитель и мы весело рассмеялись.

Перед тем, как зайти в зал, мы задержались в фойе, чтобы я смогла сделать себе макияж. Но, поскольку, вместо хорошей косметики у меня был только грим, то в результате многочисленных попыток у меня получился плюмаж, как у лошади, выступающей в цирке. Мудрец критично осмотрел меня:

– Ну, неплохо для начала.

Я обиделась до полусмерти. В своих фантазиях я уже представила себя неотразимой, думая о том, что немедленно сражу всех наповал. Мне тогда и невдомек было, что я больше всего напоминаю цирковую лошадь.

– Не всё сразу! – предупредительно сказал Мудрец. – Чтобы произошли действительно стойкие изменения, должны пройти годы постоянных усилий. Многие люди именно потому ничего не могут достичь, что они, как только достигают минимальных изменений, сразу же уходят с пути. Человек должен следовать пути до конца, только тогда он по-настоящему изменится. Каждый думает, что измениться можно «в два счета». Но не тут то было! Вспомни, например, сколько ты училась в школе, сколько нужно времени, чтобы выучить китайский язык – годы и годы постоянных каждодневных усилий. А для того, чтобы человек мог измениться сам, все его привычки, комплексы, фантазии о себе, должны пройти, по меньшей мере, сорок лет настоящего совершенства. Вот тогда мы можем сказать, что он действительно изменился. При условии, конечно, что эти годы он не «протирал штаны», а делал реальные шаги. Вот тогда он действительно продвинется.

«Сорок лет! – подумала я. – Я даже не прожила и половины этого срока. А ещё и нужно делать какие-то усилия». Все, что мне говорилось, было каким-то непонятным завораживающим, и пугающим и манящим одновременно. Но в тот самый миг я больше всего думала о том, как мне прочесть лекцию и, как меня воспримут люди.

Мы направились прямо в зал, где должна была проходить лекция. Так уже собралась большая группа. Лекцию я решила провести на ту тему, которая была мне более всего близка и знакома: об эгрегорах. Учитель сел поближе к сцене на боковой ряд. Я прошла на место ведущего. Когда я села за лекторский стол, то заметила, что большая часть людей удивленно улыбнулась, видя, что лекцию у них будет вести юная девчонка, а не старый почтительный йог с бородой. Молодые парни с ухмылкой стали поглядывать на меня, как они привыкли смотреть на школьных дур.

– Добрый день! – приветливо поздоровалась я, посылая в зал эманации благожелательности, чтобы расположить к себе аудиторию. – Меня зовут Селена. Сегодняшняя наша лекция посвящена теме «эгрегоры», – сделав первый шаг, я почувствовала уверенность в себе и дальше всё пошло легко. – Существуют самые различные эгрегоры, объединяющие в себе самые разные группы людей. В основе каждого из них лежит определенный образ – миф, который накачивается энергетикой преданных ему включенных в него индивидов. В коммунистическом эгрегоре центральным стержнем является образ коммунизма, и люди, верящие в коммунизм, накачивают его своей энергией. В семейном эгрегоре существует миф о «заоблачном счастьице», «алых парусах», «рыцарях» и прочей дребедени, в которую верят все входящие в него люди. В религиозные эгрегоры входят люди, включенные в различные религиозные образы – Христа, Будды, Кришны, Иеговы и так далее. Существуют так же и личный эгрегор, в котором основным является образ самого человека, который он накачивает мыслями о себе. Кроме этого существуют эгрегоры рода, племени, нации, основой коих являются мысли о самом роде, племени и так далее.

Говоря всё это, я приметила в зале двоих молоденьких пареньков, с простодушным видом глазевших на меня. «Дай-ка я их подцеплю», – подумала я. И тут же начала шарить им по Свадхистане своей сексуальной энергией. Чадосье заерзало, но продолжало с умным видом слушать лекцию. Их интерес ко всему происходящему возрос.

«Ага, хорошо пошло», – подумала я, почуяв их сексуальные флюиды и с жадностью стала вбирать их в себя, А затем, пропуская их через свою ауру, стала выдавать уже трансформированную энергию на всю аудиторию из Аджна-чакры.

– Человек вольно или невольно включенный в тот или иной эгрегор, направляет в него эмоции преданности и любви к нему. Христиане, например, любят Христа, коммунисты – Ленина, в семейном эгрегоре воспевается «алый парус», в личном эгрегоре человек любит сам себя и пытается другим рассказать какой он хороший, чтобы все его любили и подпитывали своей энергией. И так каждый эгрегор получает подпитку через любовь и преданность тех людей, которые в него включены. А взамен этого он выдает человеку те качества и состояния, которыми он сам обладает. Чем выше, духовнее, эгрегор, тем более высокие вибрации он посылает своим преданным. Например, буддистский или христианский дает за счет включености в Будду или Христа возможность человеку сжиться с их образами и самому до некоторой степени стать Буддой или Христом. А значит и сам человек за счет этого становится на уровень выше. Он преобразуется за счет этого.

Увлеченно рассказывая, я увидела, как на галерке сидят две критичные рожи и скептично перешептываются друг с другом. Краем уха я услышала, что они сравнивают мою лекцию с россказнями Блаватской и Ледбитера. По их кривым ухмылочкам я поняла, что всё, что я рассказываю им не нравится.

Меня всё это жутко разбесило. Я хорошенечко разбесилась на них. Затем послала астральный пиздюль придуркам и представила, что я здоровенным кулаком расплющиваю их, как клопов, а они при этом пищат и извиваются от боли.

В тот же момент они испугались и замолчали. До конца лекции оба сидели молча, хотя пачки у них все равно оставались критичными. Я задавила их своим психополем.

– Но если человек включается в низко вибрационный поток, что чаще всего и случается, то он сам становится хуже, дурнее, он медленно деградирует, и вымирает. Например, коммунистический эгрегор делает из человека «Павку Корчагина», заставляет его «срабатываться до костей» ради идеи «светлого завтра». А кто стоял во главе этого эгрегора? Три параноика: Маркс, Энгельс и Ленин. Выпивоха, бесхребетный слюнтяй и сифилитик. И если вы хотите стать такими же дураками, то можете подключаться к ним! На здоровье!

Ну, а семейный эгрегор? К чему он может привести Вас? На что похожи ваши дураки-родители? Намечтавшие себе хуйни о семейке, алых парусах, принцах и пашущие всю жизнь, квохчущие с детьми! Да это же эгрегор куриц-наседок, мечтательного говна и тупого быдла! И если вы хотите становиться такими же тупоголовыми свиньями, как они, то подключайтесь к их сентиментальному бреду, чувственной склизи в образе «Алого паруса» и тому подобной чуши! Не беспокойтесь! Скоро вы станете «живыми мертвецами», как и все ваши родственнички!

Какой-то кучерявый придурок постоянно выбегал во время лекции, а когда возвращался назад, то за ним все время тянулся шлейф туалетной вони.

«Да! – подумалось мне. – Этот человек совершенно не по йогически питается. У него, видимо, понос. Именно это ему и мешает сейчас слушать лекцию. Вот если бы он питался по йогически, тогда он бы уже не выходил. А сейчас, что он запомнит?! Только шум воды в туалете да бессвязные обрывки фраз». И я решила обязательно после лекции поговорить с ним о пользе йогического питания.

– Так же существуют эгрегоры нации, рода, племени, – продолжила я лекцию. – В древности они были очень сильны, особенно у нацменов. У них всегда были жизнеутверждающие мысли типа: «Наш род самый сильный! Грузины (армяне, немцы, евреи) самая великая нация. Не посрами наш род! Смерть неверным!» И все в таком же духе, и за счет таких установок эгрегор рода развивался, креп. И каждый, кто оказывался в трудной ситуации, на чужбине, вспоминая все эти установки, сразу мог почувствовать поддержку своего рода, племени, нации.

Но, конечно же, в русской нации такой эгрегорный дух был потерян. Люди не накачивают эмоциями свой эгрегор и поэтому он энергетически хиреет. Вот почему какая-то маленькая Германия – государство размером с одну область громило Россию, подмяла под себя столько стран, хотела уничтожить все другие нации. Потому, что они культивировали мысли: «Мы – великие Арийцы! Нас не победить! Все остальные нации – ничтожны!» и все в таком духе. За счет подключения к арийской нации они получали большую поддержку эгрегора. Сила эгрегора проявлялась через них. А когда немцы расслабились, завоевав часть России и Европу, когда в них засела расслабляющая мысль о собственной непобедимости, тут-то они и проиграли.

Так и вы: если хотите победить в чем-либо, то подключайтесь к сильным образам тех эгрегоров, которые дадут вам силу.

Взахлеб рассказывая об эгрегорах, я вдруг заметила что на передней парте сидят два рыла, и с любопытством таращатся на мои ноги. Мне сначала стало противно, а затем я вдруг подумала, что значит я особенная, раз так на меня смотрят. И сама начала думать об этих мудаках. Мое сознание уплыло к ним, туда же потекла и энергия.

С ужасом я просекла, что меня законтачили на сексе помимо моей воли. Меня это взбесило: «Как это так? Меня что ли будут использовать как «дойную корову»? Да не хрена! Обломитесь все!» И тут же я представила, что астральной ножищей я вьябываю им по яйцам. И они корчатся от бои. И «яичница» течет по штанам. «У, суки! Еще так доебетесь – я вас всех импотентами сделаю!» – забесилась я.

Мне сразу так легко стало, я аж потащилась. А свинячьи хари скуксились и больше уже не пялились, куда не надобно. Поделом дуракам!

– У каждого человека, так же есть личный эгрегор, который зиждется на его образе себя. Это скопище всех мнений и представлений о себе: всё, что ему о нем «втирали» родители, училы, и прочее пидарасье. И у большинства этот эгрегор слабый, дурной. Потому, что они о себе думают: «Я – среднестатистический, серый, бессмысленный гражданин. Я скромный, добренький, порядочненький. А из толпы я выделяться не буду – нет! Я хороший у мамы!». И вот так человек фактически обкрадывает себя, обделяет энергетически. Или наоборот, человек говорит себе: «Я Велик, Могущественен, Прекрасен! Я – господин своей могущественной воли! Я буду повелевать миром, все будут мне подчиняться!» Вот такие установки будут действительно делать его сильным, могущественным, – и тут же я увидела, как все присутствующие осклабились в самодовольных улыбочках. – Но просто это вообразить в уме – ещё мало. Нужно всё это ярко переживать на эмоциональном уровне, и прочувствовать на физическом. Иначе у вас ничего не получится. Сейчас мы с Вами проделаем эту практику.

По моей команде все встали и хором вслух стали говорить:

– Я – Царь Мира!

Когда чадосье сказало сеё, я чуть со стула не упала! Хор писклявых, дебильных, глухих голосов, неуверенно мямлил белиберду.

– Ну, нет, друзья! – прервала их я. – Так дело не пойдет! Кто так говорит! Разве вы видели, чтобы Царь Мира говорил таким блеющим голосом! Овечки вы! А ну-ка, давайте, начинайте говорить нормально, как нормальные люди.

Толпень непонимающе глядела на меня.

– Встаньте как человеки! Расправьте плечи, спину свою горбатую разогните, голову гордо поднимите!

Народ стал так делать. Многие почувствовали, что они просто не могут разогнуть свои скрюченные спины.

– Вот видите, как вас скукожила ваша самооценка! Даже встать по-людски не можете! Одни закивали головами, но двое очкариков все-таки смотрели скептически.

– А теперь, – продолжала я. – Скажите это же с огромным внутренним переживанием.

Народ стал уверенными голосами повторять магические слова. Стекла в окнах задрожали.

– Ну, вот! Уже лучше! – ободрила я народ.

Но очкарики так и сидели тупо.

– А теперь подкрепите эти же слова эмоциями, и одновременно совершайте физические действия – жесты, удары кулаками по столу, и другие. Итак, начнем!

По моему сигналу все снова начали произносить магическую формулу, каждый по-своему. Одни делали магические пассы: кто показывал кулак, кто топал ногой, кто разводил руками, один чучик с седой бородой начал трястись и подпрыгивать. Веселье началось подлинное. Даже стены затряслись.

Вдруг в комнату заглянуло две хари и гадко заржав, крикнул: «О! Вон енто йожки занимаются! Видал!» И оба гадко заржали. А затем, хлопнув дверью, помчались дальше.

– Стоп! – крикнула я.

Все замерли.

– Довести энергию до эмоционального и витального плана – слишком мало. Нужно ещё добиться, чтобы она проникла в сексуальный и физический план.

– А это ещё как? – запнулся один из очкариков.

– А очень просто! – сказала ему я. – Нужно представить, что вы всех людей на земле ебете.

– А если я не хочу так? – загундосил чадос.

– Ну, тогда другие будут ебать в очко тебя, – парировала я. – Если не ты, то тебя! Запомните это правило двадцать первого пальца!

– А если ты не мужчина, а женщина? – спросила меня рыжая девчушка в очках.

– А какая хуй разница! – усмехнулась я. – Пусть тогда все пизду лижут!

Рыжая покраснела «до самой макушки».

– Ну, что ж, я попробую! – робко сказала она.

– Вот это уже другое дело! – сказала я. – Но этого мало. Нужно ещё представить, что Вы всех людей на Земле бьете по морде.

– А это как? – спросил бородатый мужчина.

– Ебать-колотить! – вот как. – Запомните эту магическую школьную фразу. Но это не значит, что вы абсолютно всех людей на Земле должны переебать и перебить – вам на это просто времени и сил не хватит. Вы хуй до яиц сотрете и кулаки себе собьете по локоть и ноги стопчете. Вы должны представить это в медитации. Что вы мысленно это проделываете со всеми людьми. И это вам не хулиганская шуточка. Хотя школьные хулиганы лучше всего понимали принцип власти. И это мы слышали каждый день: «А ну-ка отсоси! А по еблу не хочешь? Бля!» – это способ медитации для задействования как можно большего количества энергии различных планов, в том числе и низших.

– А для чего енто нужно? – чванливо произнес чадос в очках.

– А для того, чтобы вы власть над миром не просто представляли умозрительно, а прочувствовали бы её на всех уровнях, а так же и на физическом и на сексуальном, задействуя как можно больше энергетики низших планов. Потому что, чем больше энергии вы включаете в какой-либо процесс, чем целостнее вы во что-либо включитесь, тем быстрее вы достигнете результата!

Ну, а теперь давайте с вами проделаем медитацию «папа Римский», – сказала я. – Почему именно так? А очень просто: кого мы знаем кто достиг власти над миром? Это Александр Македонский, Наполеон и Папа Римский. Об эгрегорах Македонского и Наполеона нам ничего не известно. А вот папу Римского мы знаем хорошо. И поэтому мы сейчас к нему подключимся. У нас есть очень хорошая молитва, которая поможет нам сейчас включиться в христианский эгрегор. Все вы её прекрасно знаете: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного! Аминь!»

Люди радостно закивали, мол, «знаем – знаем»

– И вот, теперь представьте себя папой Римским, закройте глаза и, как можно отчетливей, почувствуйте как при помощи христианского эгрегора вы, подобно папе, захватываете весь мир, проводите свое влияние на него. По пачкам идиотов я увидела, что некоторые из них расплылись в блаженной улыбке.

«Да! – подумала я. – Вот эти навряд ли чего-нибудь достигнут. Потому, что в умилении, елейном, слабом состоянии человек никуда не может продвинуться и ничего не может достичь. Потому, что все эти чувства его расслабляют. А расслабленный человек ничего не может добиться». И чтобы исправить их реакцию, я вслух сказала:

– Для того, чтобы достичь, вы должны испытывать не елейность, а самоотверженность, не умиление, а самоотдачу Богу, эгрегору, Высшей Силе. Всему тому, что сделает вас сильнее, подключив вас к эгрегорному полю. Ибо не своей силой вы будете покорять мир, а силой Великого Эгрегора. Для подключения к нему давайте с большой верой, преданностью и самоотдачей произнесем молитву.

Хор разноголосно грянул:

– Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного!

– Поднимите руки вверх и почувствуйте снисходящий на вас поток энергии! – продолжила я. – Ощутите как он преображает вас, как он дарует вам состояние особой силы и уверенности в себе. Вы – Папа Римский, покоритель мира.

В зале появились лица, выражения которых обозначали большую одержимость, решительность и самоотдачу. Эти люди очень хорошо вошли в роль. Остальные в большей или меньшей степени пытались это сделать.

– Представьте, как вы проводите свою волю на весь окружающий мир, – продолжила я. – Давайте произнесем с вами молитву: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!»

Человечество эхом вторило за мной.

– А теперь переживите на эмоциональном и виталическом уровне, как вы притягиваете к себе, захватываете власть над всем миром, славу, богатство и многие другие вещи.

По серьезным и отождествленным лицам учеников, а так же по изменяющемуся цвету их ауры было видно, что многие целостно переживают всё, о чем говорилось до этого.

– А теперь опустите всё это на сексуальный и физический уровень, – продолжала я, – для более целостного переживания этого опыта на нижних планах бытия.

Ученики весело проделали до конца эту практику.

– А теперь, – произнесла я по окончании практики, – медленно и плавно выйдите из состояния медитации. Сделайте вдох. Выдох и откройте глаза.

Глаза не все открыли сразу, так как выходить из этого состояния многие не хотели. Но все-таки пришлось!

Как только занятие окончилось, Учитель подмигнул мне, и я поняла, что настало время подключать Лилит к мудрости. И не успела она снять свои вороньи очки, в которых она сидела всю лекцию, как Состис тут же подвалил к ней и пригласил её посидеть в кафе.

– Ой, а как же мой ребенок? – закудахтала Лилит.

– А что с ним? – спросил Состис.

– Ничего, но он ведь будет бояться без меня?

– А сколько ему?

– Да всего пять! – жалобилась Лилит.

– О-хо-хо! Здоровый какой. Что уже людей убивать может, – расхохотался Состис. – Да он уже должен один целыми днями и ночами сидеть и сам за себя все делать.

– Ой! Да как же можно! Он один боится сидеть! – причитала курица-наседка.

– Да все это брехня на постном масле! Что ты ему всякую хуйню внушаешь, что он боится чего-то! Все это – бред сивой кобылы! Ты наоборот должна ему внушать: «Смотри какой ты здоровенный лоб выбухал! Да ты сам уже можешь кого-то зарезать, а не то, что бояться! А ну-ка сиди тут у меня в темноте: Я тебе сейчас устрою! Ничего он не боится. А скоро уже и скрежетать зубами начнет при твоем появлении.

– Да неужели? – схватилась за голову Лилит.

– Сама узнаешь! – «утешительно» отвечал Мудрец. – Ну, а пока пошли, говорю тебе, пока не поздно.

Ошарашенная, Лилит пошла за нами в кафе.

Мы завалили в «Джаз – форум», заплатив по пятерке за брата.

– Целых пять рублей! – скряжничала жадная жидовка.

– Хуйня! Енто копейки! – вальяжно сказал Состис.

В кафе была необычная атмосфера. Играл живой джаз-ансамбль, песни исполнялись в джазовой манере и тоже в живую. Мерцали огни светомузыки.. Колонны, эстрада, стойка бара – все горело и переливалось. Мы подошли к стойке и понабрали себе всего, чего только душа желала. Лилит то и дело спрашивала:

– А это что? А это что такое? А это как едят?

Трубочки с черносливом и взбитые сливки, различные желе, безе и кофе со сливками – все это казалось ей непонятным, диким и странным. Состис вытащил из карман здоровую пачку денег и отсчитал от них несколько купюр.

– Сдачи не надо! – небрежно бросил он.

– Ой, а сколько денег-то мы на все это потратили? – судорожно спрашивала она, когда мы сели за стол, жадно поедая все вкусное.

– Да копеечки какие-то! – махнул рукой Состис.

– Ой! Как же можно? – схватилась за голову Лилит. – А мы с Сукой на пятьдесят рублей в месяц умудряемся жить! – тут же гордо добавила она (прим. авт.: Сука – её малолетний выпиздыш).

– Эх ты! – громом взорвался Состис. – Тупая ты дура!

Кусок у Лилит застрял в горле.

– Ты уже почти до старости дожила, а все не можешь понять, что на твои гроши жить западло нормальной бабе!

– А что же мне делать! – завыла дурища и уже соскочив, хотела было убежать, но Состис по-хулигански ногой перегородил ей дорогу. Та подрыгалась-подрыгалась и встала, не зная что дальше предпринять.

– А ну-ка сядь! – дернул её за руку Мудрец.

Жидовка плюхнулась на свое место.

– Посмотри по сторонам, – показал он на завсегдатаев кафе. – Перед тобой сидят толстые кошельки с деньгами, а ты спрашиваешь что тебе делать! Какая же ты все-таки мразь! – поучал Состис.

Лилит поняла, что дергаться бесполезно и «мужественно» выслушивала его нравоучения, быстро хлопая глазами.

– Денег у тебя нет! А чаво ты лохань-то свою здоровую бережешь от мужиков. Пойди-ка, попорись с ними, да понабери у них. Знаешь, какие кучищи у тебя будут. О-о-о! Тысячи! Как понаешься всего вкусного! Как вещей-то себе да нарядов-то понакупишь. Клево! Ни жизнь, а малина! – смеялся над ней Состис.

– Но как же так! Я не могу со всеми подряд трахаться! – бесилась Лилит.

– А со всеми и не надо! – свирепствовал Мудрец. – Нужно выбрать самых нормальных. Богатых! А что вот ты, сука, живешь на свои гроши! Что в этом хорошего! Уже старость у тебя на носу, а ты жизни-то нормальной и не видела!

Лилит ошарашено смотрела на него и не знала, что сказать.

– Но, как же, я привыкла только по любви! – выпалила она, выйдя из своего оцепенения.

– По любви! Дура ты проклятая! – с ещё большей силой обрушился на неё Учитель. – Посмотри как ты живешь! Ни денег, нихуя у тебя нет. Я понимаю, если бы ты жила в монастыре, как монашка – тогда понятно б было для чего ты, сука, во всем себе отказываешь. Но здесь из-за своих дурацких принципов ты так и подохнешь в нищете, как твоя сраная мамаша.

– Но у меня свои принципы! – бесилась жидовка, уже даже и забыв о еде. Держа недоеденный кусок пирожного в руке, она орала, перекрикивая оркестр.

– Да я с мужиком первый раз только в двадцать пять лет поцеловалась! Я этим горжусь!

– Га-га-га!!! – во всю мощь расхохотался Мудрец. – Да ты недоразвитой у нас росла, – сказал он и приложил ей руку ко лбу. И не успела она убрать голову, как он резко отдернул руку, как будто обжегся и потешно подул на неё. Лилит не выдержала и засмеялась сама над собой.

– Да ты должна была начать пороться ещё в пятом классе, пока у тебя месячные не пошли, – продолжал свои наставления Состис.

– С кем это? – удивилась она.

– А со всем школьным хулиганьем подряд! Прикинь, остаешься ты дежурить в классе, моешь пол. Швабры у тебя, естественно, нет и ты моешь руками внаклонку. Вдруг в класс вваливается толпа хулиганов, человек десять.

Лилит стала с интересом слушать.

– И тут же они к тебе подходят, и-и-и – хвать тебя за шницель! А ну-ка давай, мол, снимай штаны, познакомимся! А ты не соглашаешься, боишься, а они, мол, туда – сюда – обратно: тебе и мне приятно! Один разбегается и пинает ведро. Оно опрокидывается, вода разливается по полу вместе с грязью, с семечками и бумажками. Другой тут же стаскивает с тебя штаны, раскладывает на учительском столе. И начинает тебя уделывать, а ты радостно лежишь смотришь, сколько ещё человек тебя будут делать. А в это время один хулиган стоит на шухере и караулит когда пойдут учителя. Остальные в классе режутся в карты на деньги. А стол качается на трухлявых ножках – того и гляди рухнет! А твоя грязная жопа ерзает по учительскому столу, пачкает его говном, пердит. Сперма вытекает из пизды, пачкает классный журнал. И уже следующий хулиган расстегивает штаны, и вкарабкивается на тебя, вставляет тебе свою пипетку, мацает тебя за титьки, а ты при этом ещё жуешь яблоки. Лужа спермы становится все больше и больше, а когда последний впрыскивает тебе свою молофейку, все это течет на пол. А потом напоследок они тебе говорят: «Вот и всё, а ты боялась, только юбочка помялась, да животик больше стал». И все гадко хохочут при этом. На доске в это время ещё один пишет: «Тут ебли рыжую. Кто хочет познакомиться, звоните: 666. Целкой быть позорно!» Напоследок твои раскоряченные ноги сбрасывают горшок с цветами. И тут хулиган кричит: «Шухер!» И все вместе быстро сматываются. Приходит учительница и спрашивает: «Что здесь происходит?» А ты уже штаны свои напялила, банты расправила и как ни в чем не бывало, ходишь, смотришь вместе с училкой и говоришь, мол, я только что сюда пришла дежурить, а тут вот такой бардак творится. И сама удивляешься всему понаделанному. И говоришь училке: «Мол, вы не беспокойтесь, я сейчас все приберу, как было, а негодяев мы обязательно найдем и на учительский комитет отправим».

– Но у меня уже был такой опыт! – возразила обиженная Лилит.

– Когда? – невозмутимо спросил Мудрец.

– А когда я в институте училась. Я там познакомилась с одним экстрасексом – Валей – «золотые руки». (Это он так любил себя всегда расхваливать.) Мы с ним после занятий находили пустую аудиторию, заходили туда и закрывались на стул. Потом забирались на галерку и начинали там под партой орудовать. И внимательно при этом прислушивались, не идет ли кто. А в коридоре постоянно кто-то ходил. И у Вали в начале хер не стоял: он все время башкой своей вертел, да прислушивался. Наконец-то встал все-таки. И вот только он мне вставил, я уже было потащилась, как вдруг – шаги у двери и кто-то долбиться начал. Мы пересрались, штаны одели, а Валя тихонечко подкрался к двери, спрашивает: «Кто там?» А там уже никого нет – ушли все. Ну, он назад возвращается. Штаны-то снял, а хуй нихуя не стоит. Ну, в общем, я опять к нему давай приставать, а он все трясется да боится, все больше по сторонам, да на дверь смотрит. Я думаю: «Ну, давай же ты быстрей!» Уже невмоготу стало! Давай сама его тормошить. Ну, в общем, кое-как его раскачала. И давай по новой. Не успел он мне вставить, как тут же опять затарабанили. Да пуще прежнего. Аж стул начал из дверной ручки вылазить! Валя рванул к двери, чуть штаны на ходу не потерял. А они видят – никто им не открывает и опять ушли. Валя: «Кто?!» – А в ответ тишина… Ну, он назад вернулся. И опять хуй у него упал. Мы опять лобызаться да мацаться начали. Ну, думаю – это последний раз! А он все трясется да по сторонам оглядывается, того и гляди, хуй упадет! Стали к ебле переходить, а он от страха возьми да и обкончайся на штаны. Вот пачкун! Так я, ни солоно хлебавши, домой и потащилась, – удрученно изрекла Лилит.

– Ну, ты и нашла чем удивить! – воскликнул Состис. – Да так ебаться ты должна была начинать ещё в детском саду, с пятилетнего возраста, ебантропская ты тетеря! А не в двадцать пять и когда ему уже тридцать пять, и обоим вам уже пора в гроб заколачиваться. Вот если бы ты начала так делать ещё с малолетства, то к двадцати пяти годам ты бы уже ебалась в шикарных апартаментах и не с пидарасом Валей, а с нормальными людьми и не пришлось бы тебе трястись как суке! – бескомпромиссно и откровенно поучал Мудрец.

– Но мы не только в аудитории – мы ещё и в кино на галерке с ним еблись. Пошли, я помню на фильм «Петька и Василий Иванович». Сидим, значит, смотрим, а там Петька Анку поучает как из пулемета стрелять нужно. Говорит ей, мол, – это пушка, это патронташ, это – то, это – сё, а это – щёки, – и сам Анку в щеку поцеловал.

Валя как увидел все это, так сразу мне за щеку дал. А в зале было темно и никто не увидел. А в следующий раз он сел на сиденье, меня на кол себе посадил и только мы с ним потащились, значит, как вдруг на киноэкране перечеркнутая звезда появилась, потом все пропало и в зале кто-то гадко заорал: «Кина не будет – кинщик пьян!» А затем свет в зале включили и зрители головы к окошечку повернули и не успели они разозлиться, как нас с Валей увидели. Мы поздно затормозили, народ стал на нас пальцами показывать да глумится. Один детина крикнул: «Гляди-ка! Кто нам тут кино испортил». Мы с Валюхой от стыда на пол так и сползли. И уже за спинками кресел штаны-то надели. А один хулиганистый мальчишка подбежал к нам и спрашивает: «А вы чего тут потеряли?» А мы сразу не сообразили, что ответить нужно, и сдуру говорим ему: «Да вот, очки уронили» А он стоит и над нами хохочет. В общем, неизвестно чем бы все это кончилось, но тут свет погасили и кино по новой крутить стали.

– Эх ты! Нашла же ты себе такого пидора! – расхохотался над ней Учитель.

– А чего! – ретировалась Лилит. – Хороший мужик был Валя!

– Хороший мужик! – передразнил её Мудрец. – Если бы он был по-настоящему хороший, то почему тогда у вас не было места, где вам трахаться, кроме как в аудитории или в кино?!

Озадаченная таким вопросом, Лилит не знала что ответить. Но через секунду она ловко выкрутилась:

– Зато такая обстановка так будоражит, создает острые ощущения!

– Острые ощущения! – эхом отозвался Мудрец. – Просто он был дурак, мамочкин сынок и ничего сам не мог ни решить, ни сделать! Здоровый тридцатипятилетний оболтус, прячущийся от жены и семьи!

Лилит немного помолчала, а затем согласилась с Учителем.

– Я и сама так частенько думала, но прогоняла от себя эти мысли, завнушивая себя, что «Валя у меня хороший». А теперь вот жалею, что десять лет потратила впустую!

Просидев в кафе до ночи, мы направили стопы свои в «обитель мудрости» – дом Учителя. Выйдя на улицу после прокуренного кафе, мы с облегчением вдохнули свежий ночной воздух. На улицах уже зажглись фонари. Редкие прохожие стремились по своим ночным делам. Мы двинулись по направлению к площади Ленина. Вождь революции по-прежнему охранял троих рабочих, крестьянку с серпом и кузнеца с молотом. Огни ночного города манили своим загадочным светом. Рестораны, ночные бары, разноцветные гирлянды, «бегущие строки» – все создавало особенную атмосферу. А главное – что на улицах уже почти не было людей и машин, создавало пустынность и покой.

Идя по ночному проспекту, мы решили поймать тачку, дабы не пришлось идти до утра. Сев в машину, мы стали с интересом разглядывать ночной город. Лилит первой прервала молчание.

– Мы едем в такси! Какой ужас! Я в своей жизни так только два раза ездила, да и то только когда опаздывала на самолет. А тут мы по какому поводу так делаем?

– А просто потому, что мы хотим жить как нормальные люди, – сказал Состис, – а не как убожество, которое каждый день считает каждую копейку и во всем себе привыкло отказывать. Не-е-е-ет! Больше мы так жить не будем! Хуеньки – заеньки!

Водитель в машине смачно гаркнул:

– Правильно говоришь. Зачем скупая жизнь нужна, ведь завтра может быть война!

И все мы весело засмеялись. Кроме Лилит. Она все-таки оставалась при своем (дурном) мнении.

– А если ты хочешь во всем себе отказывать и вести аскетический образ жизни, тогда, пожалуйста, отправляйся в монастырь: там хоть будет смысл ради чего ты так делаешь. После у тебя хотя бы будет высокая цель и отказ будет тебе помогать достигать её. А здесь что ты так живешь: ни Богу – свечка, ни черту – кочерга! Вот ты кто!

– Но меня так научили! Так жили мои родители! – бесилась Лилит.

– А! Жиды проклятые! – заскрежетал зубами Мудрец. – И тебя они жидовкой вырастили! Но ты ведь – уже не пятилетний ребенок и поэтому хватит тебе дуростью маяться – давай переучивайся, пока не поздно. А то тебе на старости и лет и вспомнить будет нечего!

Не зная что и ответить, Лилит замолчала, так как интуитивно она догадывалась, что Мудрец прав. Но вслух признаться, что её крупно наебали её родители, она боялась.

В наступившей тишине слышалась разухабистая популярная песня, которую как раз вовремя включил водитель: «Червончики! Мои червончики! Милые, хорошие мои! Вы мне верные друзья! С вами я и сыт и пьян – милые червончики мои!»

Расплатившись, мы вышли из такси и пошли на хату к Состису. Мудрец шел не прямо, как шла бы обычная мышь, а постоянно плутал, бдительно оглядываясь по сторонам. Я заметила эту его особенность ещё в прошлый раз, но на улице вопрос задать не решалась.

Дома никого не было и мы, вздохнув облегченно, прошли в его уютную и загадочную одновременно квартиру. Сильный запах сандаловых благовоний насыщал все пространство. Мистически поблескивали два абсолютно одинаковых прямоугольных зеркала по обоим сторонам входа в зал. Везде стояли изображения божеств, распятия, статуэтки Богов, курительницы и другие предметы культа, значение которых я ещё не понимала. Мудрец включил светомузыку, удобно расположившуюся по всей длине стенки. Её ритмичное мигание создавало ощущение загадочности и простора одновременно.

СЕКЦИЯ

Мы, как притихшие дети, наблюдали за Мудрецом. И я, и Лилит подспудно догадывались, с какой целью мы все здесь собрались. Состис достал из бара курительные благовония и зажег их. А затем он скомандовал нам идти за ним. Мы пришли на кухню, взяли оттуда всевозможные продукты и принесли их в зал. Чего там только не было: и салаты, и сервелат, и какие-то необычные корейские кушанья, и виноград, и арбуз! Вдобавок ко всему еще и оставшийся со дня рождения рижский бальзам. Мы с интересом наблюдали за тем, как искусно Состис расставляет посуду. Во всем, что бы он ни делал, была какая-то незримая красота и великолепное чувство вкуса.

Видя наше недоумение по поводу такого стола, он сразу же ответил на невысказанный вопрос.

– Вам с детства внушали, что праздничный стол и хорошая одежда должны быть только по праздникам. Этим вы обделяли себя всю жизнь.

Я тут же вспомнила, как все время тягомотно откладывались копейки на праздник, как всю жизнь я, как и все мыши, ходила всегда в серых обносках, и только по праздникам надевала хорошую одежду.

– Но мы так больше жить не будем! – ударил Мудрец по столу кулаком. – У нас каждый день теперь будет праздник! Мы не хотим больше такой жизни и поэтому мы будем есть, пить и веселиться, как будто это последний наш день в жизни. Приступайте! – и он жестом пригласил нас к столу.

Мы весело подсели к столу и начали наше торжество.

Подняв первый тост за совместную дружбу, мы сидели в молчании. Мудрец загадочно молчал, играла приятная современная музыка. Первой молчание нарушила Лилит. Неожиданно она заплакала и сказала:

– Вы знаете, ребята, вы такие хорошие! Вы мне так понравились, когда я пришла первый раз на секцию!

– А что случилось? – лучезарно улыбнулся ей Мудрец, кладя ладонь на ее руку. В ту же секунду я с болью и отчаянием увидела, как во мне шевельнулся червяк ревности. Лилит, как будто почувствовав мое настроение, осторожно высвободила руку и прижала ее к груди.

– Меня недавно обманули, – выпалила Лилит после долгого молчания.

– Кто? – в один голос спросили ее мы.

– Сергей.

– Но как? – удивилась я.

– Он мне говорит, что он Христос. А на самом деле выяснилось, что это все не так! – жаловалась Лилит.

Я ровным счетом ничего не понимала из того, что она говорила.

– Что он такого сделал, что ты плачешь? – спросила я.

– Да я его просто ненавижу! Будь он не ладен! – плакала навзрыд Лилит, вытирая слезы краем скатерти и пачкая ее тушью.

– Подождите, подождите, – вмешался Учитель.

– Что он конкретно тебе сделал?

– Он говорил, что будет меня обучать персонально, что он новоявленный мессия.

– И все? – специально переспросил Учитель.

По его поведению было понятно, что он видит ее насквозь и даже более того: он знает, как ей помочь.

– Нет! Не все! – злобно произнесла Лилит. – Он сказал, что будет со мной заниматься индивидуально.

– Так! – ободряюще сказал Учитель.

– А потом он сказал, что будет делать со мной энергетическую практику.

– И что дальше? – сгорая от нетерпения, спросила я.

– Мы пришли к нему домой, сели друг напротив друга. Начали коконы сливать. Он мне говорит, мол, почувствуй, как я тебе передаю Святой Дух. Ну, я настроилась и потащилась. Сразу так кайфно стало! Я такого никогда в своей жизни не испытывала. А он мне говорит: «Чувствуешь, вот энергия Святого Духа к тебе идет?» Я говорю: «Конечно, чувствую». Думаю, мол, сам Христос со мной занимается. А он видит, что мне уже хорошо стало, берет меня за руку, и садит к себе на колени, а мне говорит, мол, закрой глаза. Я закрыла. Он говорит: «А теперь наши энергии сливаться начинают» и давай меня целовать. Я думаю: «Сам Христос меня целует! Вот здорово!» А когда поцелуй кончился, я глаза открыла и вижу – вся комната светится, все предметы переливаются. А краски такие яркие вокруг! Вот это чудо! Я тут же Сергея спрашиваю: «Что это такое я вижу?» А он сам уже возбудился, дрожит аж весь. Ручонками своими меня тискает. Я глядь, а хер-то у него уже торчит. Ну, думаю, неудобно как-то, дай-ка я сделаю вид, что я этого не замечаю. А сама давай Сергея тормошить, да о состоянии своем расспрашивать. А он как невменяемый – двух слов сказать не может. Я вижу, как он свирепеет, а сама ничего с собой сделать не могу, боюсь с ним трахаться. Он давай с меня потихоньку колготки стягивать. А я не могу через себя переступить: назад их натягиваю. Он по новой их стянул, я опять их надела. В конце концов, он разъярился и говорит: «Я, что, с тобой цацкаться буду, что ли?! Или порись со мной как следует, или можешь валить отсюда! Лучше б ты вообще ничего со мной не начинала, чем так позорно себя вести! Ишь ты! Целку из себя ломает! Старая вобла!» Ну, в общем, – продолжила Лилит, – мы с ним разругались по черному. Я ему говорю: «Я думала, что ты Христос, а ты ко мне в штаны лезешь!» А он мне: «Я тебе сказал, что Святого Духа буду тебе пускать, а ты тут ни черта не поняла! Дурища ты тупая, старая!» И так наша перепалка неизвестно куда бы могла зайти, если бы я не убежала от него! – удрученно завершила Лилит и громко навзрыд разрыдалась, не стесняясь ни меня, ни Учителя.

– Ну, что ты хнычешь?! – весело рассмеялся Учитель.

– А как же мне не хныкать? – не понимала Лилит. – Ведь я так надеялась, так верила в него. Он говорил мне, что он Христос, мессия.

– Ерунда! – весело воскликнул Учитель. – Ты просто обычная курица-наседка, которая ищет поебени и «принцев» и сама себе в этом боится признаться. А Христос на самом деле это, или черт с рогами – для тебя это все одинаково. Ты будешь идеализировать любого бомжа, бичугана, дурака и пропитуху.

– Ну, я так не думаю, – возразила Лилит, попивая морс из красивого узкого, вытянутой формы фужера.

– А откуда ты знаешь? – спросил Учитель, глядя на нее искушенным взглядом.

– Ну, у меня богатый жизненный опыт, – сказала Лилит, любуясь игрой рисунка на фужере.

– Богатый? – переспросил ее Учитель. – А сколько у тебя за жизнь было вообще мужчин?

– Один Валентин Валентинович – сказала Лилит и гордо вскинула голову.

– Вот видишь? – глумливо улыбнулся Состис.

Ее заявление вызвало смех даже у меня.

– И что? Я горжусь этим, – отстаивала свои взгляды Лилит.

В это время музыка перешла на более быструю, и мигание светомузыки тоже участилось.

– А что тут смешного? – спросила она.

– А то, что для того, чтобы человек сказал, что у него богатый жизненный опыт, – спокойно увещевал ее Мудрец, – он должен поменять партнеров столько, чтобы у него пальцев на руках и ногах не хватало, чтобы всех пересчитать.

– Но почему же? – не хотела соглашаться Лилит.

– Потому, что если человек имел мало партнеров, то он живет во власти мамочкиных представлений, а не видит жизнь, как она есть. Тот, кто поменял много партнеров, да еще и начал с тринадцати лет, тот уже не питает никаких иллюзий и на жизнь смотрит реально.

Мне на память пришел один очень интересный случай, который произошел в шестом классе.

– Я помню, – сказала я, – как однажды мы втроем: я, Оксанка Слепнева – красивая черноволосая украинка, и Галька Данькина – курносая живая девчушка с длинными косичками, сидели дома у Гальки. Мы весело балдели, ели шоколадные конфеты и обменивались календариками, как вдруг в дверь позвонили. Мы, не раздумывая, открыли, даже не посмотрев в глазок, и в квартиру ввалилась развеселая компания Пашки Шмона. Все были бухие, от них разило винищем и дешевыми папиросами. «А! Привет, одноклассницы!», – кинул Пашка, подсаживаясь на диван к девчонкам. Я стояла в стороне и с замиранием сердца наблюдала эту сцену. «Чем занимаешься?» – глумливо улыбаясь и садясь на диван к девчонкам, спросил Пулемет. (Так звали широкоплечего низкорослого мальчишку с кудрявыми рыжими волосами). Свое прозвище он получил за особенную задиристость и драчливость. «А! Календарики?!» – весело присвистнул он. «А давайте лучше поиграем в тоннель», – сказал Пулемет, и все хулиганы весело заржали. Девчонки недоуменно переглянулись друг с другом, не зная, что и сказать. Ощущение чего-то недоброго закралось им в душу. Пашка Шмон некоторое время стоял, сложив руки на груди, а затем недобрым голосом сказал: «Ну, в общем, это три секунды кайфа – и никаких последствий». «Если не считать, что хуй у тебя после этого будет весь в крови», – добавил ещё один пацан с разбитой губой из их компании. Тут девчонки сделали попытку рвануть на выход, но ещё двое удальцов с только что выколотыми «перстнями» на пальцах, перегородили им дорогу.

– Погодите! – криво усмехнулся один из них. – Мы ведь ещё с вами не поиграли! Куда же вы!? Те дали задний ход и сели на диван. В общем, неизвестно чем бы это всё закончилось, если бы не пришла мать Гальки.

– Вот видите! – сказал Учитель. – В жизни всё совершенно не так, как мы думаем. Хулиганы учат нас, что отношение к одним и тем же вещам может быть самое разное, и даже противоположное тому, которое мы себе выдумали.

Лилит горестно вздохнула. Учитель лукаво подмигнул мне и неожиданно обратился с вопросом к Лилит:

– Скажи! А ты не хотела бы приобщиться к тантре вместе с нами?

Лилит, видимо, ждала этого вопроса, но вздрогнула и неуверенно потупила голову. Мудрец мягко и сильно взял её за руку и привлек к себе. Она села ему на колени прямо, на глазах у меня и нежно обвила руками его шею. Он начал её целовать. Её глаза закрылись, и она отдалась опьяняющему наслаждению. Состис был обернут лицом ко мне. В этот миг во мне вспыхнула бешеная ревность. И тут он открыл глаза и внимательным проницательным взглядом посмотрел на меня, в его глазах была полная ясность, трезвость, он нисколько не был захвачен тем, что он делал. Его взгляд, казалось, не только излучал, но и ободрял меня. Ревность во мне сменилась изумлением, и я улыбнулась ему. Но когда он опять закрыл глаза и, продолжая свой поцелуй с Лилит, начал её ласково гладить по спине и груди, я не выдержала, вскочила и побежала в ванну. С диким ревом я шмякнулась на пол и, не закрывая двери, стала кататься по полу и царапать коврик ногтями. Тут же на мой вой пришел Учитель, один без Лилит.

– Чего ты тут ревешь! Что такого особенного происходит? – Я не отвечая, стала ныть ещё больше. – Мы же ведь тут вместе сидели ели. И ничего в этом страшного не было. Ты не бесилась. А тут что такое особенное произошло?

– Но ведь это же совсем другое! – закончила я.

– Что есть вместе, что ебаться – один хуй! В этом нет никакой разницы. Это так же, как вместе посрать!

– Нет! – забесилась я. – Должна быть любовь, а иначе это невозможно.

– Ерунда всё это! – расхохотался Мудрец. – Все это – мамкины выдумки. Бред собачий!

– Нет не ерунда! – ревела я. – Ты её любишь!

– Любовь не может быть к человеку, которого ты знаешь один день, – авторитарно сказал Мудрец.

– А как же любовь с первого взгляда! – не понимая ничего, бредила я.

– Это не любовь, а временная вспышка страсти, – мудро изрек Учитель. – Постоянное чувство любви сможет возникать только через много-много лет, если ты хорошо знаешь человека. И даже более того, это чувство никак не связано с сексом, – изрек мудрец и замолчал, как бы изучая, как его слова подействовали на меня.

Я вдруг притихла и замолчала. Внутренне я ощущала, что он абсолютно прав.

– А теперь вставай и пошли. Хватит тут рассиживаться! – властно скомандовал Учитель и дернул меня за руку.

Я пошла за ним в комнату. Зайдя, мы увидели, как Лилит испуганно ходит по комнате из угла в угол, не зная как себя вести. Как затравленный зверь она рванулась к выходу.

Неожиданно я почувствовала прилив какой-то странной непонятной энергии, не похожей ни на что на свете. В уме возникла необыкновенная ясность. Мои ревность, страх потерять партнера куда-то улетучились. Я преградила дорогу Лилит, мягко взяла её за руку и подвела её к Учителю. Сама я положила её руки на плечи Мудреца и отстранилась. Он нежно обнял её, и их поцелуй продолжился. Я села в кресло у окна и издалека стала очень спокойно, на удивление самой себе, наблюдать за всем этим со стороны.

Когда их объятия разжались, Учитель одобрительно посмотрел на меня и уже весело скомандовал:

– А теперь давайте стелите постель!

Мы разостлали прямо посреди комнаты несколько персидских пуховых одеял, застелили их простынею с изображениями леопардов. Такой же расцветки были и наволочки на подушках.

– Ну а теперь давайте приступим к майдхуне, – сказал Учитель и потушил светомузыку.

Зато вместо неё он включил бра. Их мягкое переливающееся сияние внесло ещё больший покой в мое сознание. Мудрец сказал нам раздеть его. Несколько удивившись, мы приступили к делу.

– Вы в своих сраных мечтах представляли, как кто-то вас раздевает, – подробно грому среди ясного неба сказал Состис, прочитав наши мысли. – Что этот некто таскает вас на руках и т.п. Но это все хуйня. Всего этого в жизни нет, а если и есть, то только в медовый месяц, а всю остальную жизнь – только обыденность, рутина, склоки.

Мы молчали и смотрели на него.

– И вот теперь мы с вами займемся обычным нормальным сексом, без всяких там выдумок и иллюзий. Без ваших чувствишек, внушенных вам мамкой. Чтобы вы поняли, что за еблей ничего не стоит: никакая там выдуманная вами любовь и прочая галиматья. Но этого ещё мало: важна ещё работа с энергией во время секса. Вы должны научиться ощущать её, отбросив предварительно все социальные шаблоны. И вот то, что вы меня раздеваете, а не я вас – это первое, что переворачивает в вашей башке все вверх дном.

Мы призадумались над смыслом сих слов. Лилит радостно засмеялась.

– Но этого ещё мало, – продолжил Мудрец, – вы должны научиться заниматься сексом не для размножения пушечного мяса и не для удовольствия, а для подключения к Богу.

Мы удивленно переглянулись.

– Да, да именно к Богу, – заметив нашу реакцию, сказал Мудрец, – и снизведения Высшего на земной уровень. Вам часто говорили, что секс – что это что-то постыдное и гадкое, наподобие отправления нужды, а с другой стороны наоборот идеализировали сентиментальные отношения, чувствишки и прочую дребедень.

Мы с ещё большим интересом стали слушать его поучения.

– Ни того, ни другого у вас быть не должно: вы должны находиться в процессе совершенства и привносить этот процесс во всё, что бы вы не делали. А особенно в сексуальную работу.

Мудрец испытующе посмотрел на нас. Я вдруг почувствовала состояние необыкновенного покоя и умиротворения, казалось, все мои эмоции и чувства куда-то улетучились и испарились. И теперь в душе было только всепоглощающее блаженство и покой. Он струился из моего сердца, из моего существа и равномерно распределялся на все вокруг, не выбирая и не сравнивая. Я ощущала единство с тем источником, который был во мне, который открыл мне Учитель. Это неземное состояние было упоительно и всепоглощающе. Ему не было границ! Похоже, то же самое ощущала и Лилит, но вслух она своего состояния не выказывала.

На улице уже была ночь. Среди темного черного неба взошла полная Луна, её свет настойчиво проникал в окно и освещал все предметы, заливая всё пространство комнаты. От этого света все предметы становились объемнее и выразительнее.

Освещенный лунным светом, абсолютно обнаженный, Состис напоминал древнего античного Бога или Давида Микеланджело. Во всей его внешности, манерах, движениях, чертах лица проявлялась сила, уверенность и красота.

– Ну, а теперь давайте раздевайтесь сами! – сказал он.

Мы стали нерешительно раздеваться, искоса поглядывая друг на друга. Я без всяких комплексов сняла с себя всю одежду и осталась в костюме Евы. А Лилит почему-то не снимала с себя колготки. И хотя они были телесного цвета, их невозможно было не заметить. Выглядела она в них как закомплексованная дурная мышь.

– Ты чего дурачишься! – напал на неё Состис. – Мы что тебе колготки вместо целки прорывать будем?

– Нет! Нет! Не надо! – залебезила Лилит, прикрывая пизду рукой.

– Ну, ладно, не менжуйся! – хлопнул её по заднице Состис. – Будешь у меня вафлю в рот брать?

– А я потом их сниму! – сказала Лилит, пряча глаза.

Мудрец сразу увидел подвох, но решил с ней разобраться позже.

Мы все легли в импровизированную постель. Состис лёг посередине, я справа, а Лилит слева. Мы нежно прижались к Мудрецу с двух сторон. Не успела я положить ему голову на плечо, как тут же напоролась фейсом на специально выставленный локоть Лилит. Я больно укусила её за него. Раздался оглушительный визг, и жидовка подскочила, треснувшись головой о кресло.

– Ты что визжишь как резанная? – спросил её Состис. – А ну-ка ляг и угомонись!

Лилит покорно легла, бросив злобный взгляд на меня, но локоть выставлять больше она не стала. Мы снова стали ласкаться к Мудрецу. Снова каждый из нас ощутил прилив Божественной энергии, как она наполняет все пространство вокруг, изливаясь из непонятного источника, находящегося внутри нас. Подобного блаженства мы не испытывали никогда.

Но старые привычки, как оказалось, были сильны. Чувствуя дух соперничества и желания не уступить, я стала стремиться обратить Состиса в свою сторону.

– Ты что спокойно лежать что ли не можешь, – одернул он меня. – Давай не дурачься!

Я тут же присмирела и на своё удивление заметила, что борьба только отвлекала мена от состояния Благодати, была абсолютно бесполезна и бессмысленна, и смешна!

– Ну, а теперь начинайте поклоняться лингаму! – скомандовал Учитель.

Мы замерли в нерешительности. Лилит первой боялась начать. Чтобы разрядить обстановку, я решила показать пример. Плавно стала спускаться вниз, лаская, целуя и облизывая языком тело Мудреца. Когда я достигла Лингама, он уже был в возбужденном состоянии. И не смотря на меня, Мудрец спокойно лежал, будучи как бы не вовлеченным во все действия.

Я стала нежно облизывать его головку, в потом и сам Лингам со всех сторон, наклоняя его вниз и снова возвращая в обычное положение. Затем взяла его в рот и стала нежно и страстно сосать. Медленными и сильными движениями Мудрец отвечал на мои ласки. Его огромный Лингам не вмещался в мой рот. Я стала заглатывать его, стремясь захватить его весь. Возбуждение нарастало. В момент кульминации Состис отстранил меня, прикосновением руки к плечу. Я отстранилась, продолжая чувствовать горячую, мощную струю энергии, идущую из Лингама. Вместе с этой волной энергии ко мне шла и Божественная благодать, делающая все вокруг каким-то неземным, исполненным какого-то Великого смысла.

– Ну, а теперь твоя очередь поклоняться Мудрости, – сказал Учитель, обращаясь к Лилит.

Та очень осторожно спустилась вниз к мудрому Лингаму и взяла его рукой.

– Ой! Какой огромный! – невольно произнесла она. – Я таких никогда не видела! Я пять лет не была с мужиком.

Вместо ответа Мудрец погладил ее рукой по плечу, и она начала поклонение. Отстранившись, я стала входить в резонанс с их общим энергополем. Лилит стала нежно водить губами и языком по всему стволу, на небольшое время беря его в рот, а затем опять выводя его и продолжая облизывать языком. Я стала возбуждаться вместе с ним и ласкать свое тело руками. Лилит уже сильней стала льнуть к Лингаму Мудреца и уже нежно посасывала его, стремясь завести как можно глубже внутрь. Мудрец абсолютно спокойно и отрешенно возлежал на ложе страсти, был целиком погружен внутрь себя и полностью контролировал и свое возбуждение, и всю ситуацию. Возбуждение росло. Вводя и выводя член и лаская его губами, Лилит льнула своей пышной грудью к мошонке, терлась об неё, а затем отстранялась. В момент пика возбуждения Состис отстранил её от лингама, приблизил к себе и начал плавными движениями спускать с неё колготки. Возбужденная Лилит сначала не отдавала себе отчета что происходит, а затем спохватилась и начала судорожно натягивать их назад.

– Ты чяго менжуешься?! – весело хлопнул её по заднице Мудрец. – Ну, хватит из себя целку-то ломать! Чай не девочка тринадцатилетняя!

– Я не могу так сразу! – в отчаянии возопила Лилит.

– А чаво ты скурвилась, дуреха! – продолжал нападать Состис. – Давай портки то свои сымай!

Но Лилит ни в какую не хотела раздеваться полностью.

Я находилась всё это время рядом и спокойно наблюдала за происходящим, сонастраивалась с потоком, исходящим от Мудреца. Божественное продолжало снисходить великим потоком. И под этим его влиянием я не хотела думать, как посредственная ограниченная курица-наседка: ревновать, беситься, жадничать. Мне было абсолютно все равно, будет ли Мудрец подключать Лилит к тантре, будут ли сняты эти злосчастные колготки, все было едино.

Лилит ни в какую не могла снять свою «оболочку» и, в конце концов, Мудрец махнул рукой.

– Не можешь ебаться ты что ли спокойно?! Смотри, как тебя дурачит твой проклятый ум! – та совсем зажалась, забилась в угол и замоталась как куколка в простыню.

– Ну, раз ты не хочешь, тогда я буду проводить тантру с Селеной! – сказал Учитель и повернулся ко мне.

Ответа не последовало.

– Ты ведь не хочешь быть такой зажатой?! – напрямую спросил меня Учитель.

– Нет! – радостно засмеялась я.

– Ты ведь не боишься тантриться со мной! – ещё сильнее подзадоривал Мудрец, искоса поглядывая на Лилит.

– Нет, конечно! – воскликнула я.

– Ну, тогда я буду с тобой, раз ты у нас такая умная! – весело подзадоривал меня Состис.

Лилит даже не шелохнулась, испуганно бросая на нас беглые взгляды.

Мудрец лёг на спину. Я стала нежно тереться грудками о его тело. То, плавно спускаясь от груди вниз до мошонки, то, снова поднимаясь вверх. Его плоть стола набухать и наливаться мужской силой. Наше дыхание стало учащаться и сливаться в единое. По знаку Учителя я стала медленно и плавно насаживаться на его лингам, оказавшись в позе наездницы. Он медленными движениями отвечал на мои колыхания. Ритм начал постепенно увеличиваться, движения учащались.

Я стала чувствовать, что в области Свадхистаны у меня возникает упругий шар. То же самое ощущал и Мудрец. В один момент наши шары стали сливаться. Возбуждение увеличивалось, и уже готово было перерасти в разрядку, как вдруг на самом пике Учитель остановил меня.

– А теперь замри и почувствуй внутреннюю энергию, – сказал он. – Направь её в Аджна-чакру.

Я мысленно сосредоточилась и ощутила сильное давление в области центра головы. Учитель медленно и плавно, не вынимая лингала, поднялся, сев, на ягодицы. Затем он скрестил ноги. Обнял меня за талию.

– Почувствуй энергетическое кольцо, которое позволит нам слиться в единое существо. Принимая энергию из моей Аджны в свою. Опускай её сверху вниз в свою Свадхистану и передавай её в мою. Чувствуй как трансформированная энергия, пропущенная через мою Сушумну, преобразует и наполняет твое существо.

Мы сидели неподвижно и сливали свои энергополя. В один момент я стала ощущать, как граница между моей энергией и энергией Учителя стала теряться. И когда она стерлась, я начала ощущать, что бесконечное наслаждение начинает преобразовывать моё существо, и теперь оно становилось единым с Учителем. И вдруг я начала понимать, что умираю. Моё маленькое ничтожное я сливалось с бесконечным великим «Я» Учителя. Трудно было сказать, что же именно умирало во мне, что же это было такое. Ощущение чего-то непостижимого и бесконечно прекрасного наполняло всё моё существо.

Внезапно я испугалась, подумав: «А что же будет со мной? Как же я буду жить дальше? Что же будет с моим я?»

– Ни о чём не беспокойся! – неожиданно раздался голос Мудреца, – сейчас он звучал как будто бы внутри меня. – Тантра – и есть путь избавления от ложного я. Умри для всего ложного, наносного, личного. Умри и обрети в себе всю Вселенную! В этом путь и истина и жизнь! АУМ!

С этими словами наше соитие окончилось.

Я медленно и осторожно, чтобы не потревожить лингам, встала. Мудрец тоже сменил положение на более свободное.

– Ну, а ты чаво тут сидишь? – с глумливой веселостью спросил он Лилит. – Давай тоже со мной начинай тантру проходить.

– Нет! Нет! – замахала руками Лилит. – Я не готова! Я в следующий раз!

– Ну и зря! – сказал он и потянулся к огромному куску арбуза. – Следующего может и не быть!

– Не поняла! – встрепенулась Лилит.

– Потом поймешь! – сказал он и подмигнул мне.

– А теперь марш в душ! – скомандовал Учитель.

Я шустро побежала в ванну, и уже принялась было включать теплую воду, как вдруг обнаружила, что Учитель тоже пришел вместе со мной.

– Сейчас я тебя научу, как ты должна обливаться каждый день.

С этими словами он встал в ванну, включил холодную воду, а затем неожиданно встал на края ванны, максимально раздвинув ноги. Приняв устойчивое положение, он начал обливать себя из душа холодной воды. Кожа его начала покрываться «гусиной сыпью» и краснеть. При этом он оставался абсолютно спокоен и невозмутим. Сильный и прекрасный как древний Бог! Оставаясь в том же положении, он проделал сложную разминку.

Вскоре, он слез с краев ванны

– А теперь твоя очередь. Начинай!

Я залезла в ванну, поставила одну ногу на один край ванны, а другую просто не смогла, как ни старалась. Оказалось – растяжки было мало. И как я ни корячилась, ни пыхтела, так мне и не удалось встать в эту позу. Я уже было начала делать последнюю попытку, как вдруг на меня хлынул поток обжигающей холодной воды. Я взвизгнула от неожиданности, и хотела выпрыгнуть из ванны, но Учитель убрал душ и дал его мне в руку. Опомнившись от шока, я взяла его сама и, на удивление себе, стала спокойно обливаться им.

– Ну, вот! Так-то уже лучше! – одобрительно сказал Мудрец, растираясь махровым полотенцем.

Когда моя кожа раскраснелась, и я вместо холода стала ощущать жжение, переходящее в жар, Мудрец неожиданно выключил воду.

– А теперь марш спать! – весело скомандовал он. Я быстро вытерлась и пошла в комнату.

К своему удивлению я заметила, что состояние благостности и покоя всё это время не покидало меня.

Мы легли спать все вместе. Мудрец лёг посередине, я справа от него, Лилит слева и нежно прижались к нему. Лилит сделала попытку приласкаться к Учителю, но тот властно и спокойно похлопал её по плечу, чтобы она утихла. Та сокрушенно вздохнула, и мы в один момент заснули втроем.

В эту ночь мне снилось, будто я одна нахожусь в каком-то сказочном необычном лесу. Все цвета и краски были неестественно яркими. Зелень листвы переливалась изумрудным, салатным и другими цветами. Мне было диковинно и странно. Но как только я протягивала руку, чтобы потрогать какой-нибудь из стеблей, он тут же расплывался от моего прикосновения. В один момент я вдруг взлетела и поплыла в небесном пространстве, с высоты наблюдая за Землей. Взлет был настолько стремительным, что я испугалась, что вскоре вообще перестану видеть Землю. И в ту же секунду я ощутила, что какая-то незримая нить, держащая меня подобно змея на веревочке, вдруг резко сократилась и вернула меня назад к земле. Я тут же проснулась и увидела, что уже утро.

Мы всё так же лежали в обнимку. Ночь пролетела как один миг. Солнце осветило каменных застывших божеств и живого воплощенного Бога, находившегося сейчас так близко ко мне. Он открыл глаза и сладко потянулся. Через секунду мы уже все были в ванной и обливались холодной водой. Лилит, хоть была и меньше меня ростом, но все-таки проворно вкарабкалась на ванну, широко расставив ноги. А затем облилась холодной водой. Меня это больно задело, но вида я не подала и решила, что когда-нибудь, очень скоро я натренируюсь и обязательно встану на ванну именно в такую позу.

– Вы знаете, какой странный мне сегодня приснился сон! – сказала Лилит, обтираясь полотенцем и бросая любопытные взгляды на мою фигуру.

– Какой? – с интересом спросила я.

– Мне приснилось, что какой-то мужчина схватил меня сзади и крепко держит, – сказала она, сравнивая наши отражения в зеркале, – а я не могу даже повернуть голову, чтобы увидеть кто это. И мне так жутко становится!

– Интересно, кто бы это мог быть? – с ехидной улыбочкой спросила я, когда мы уже шли по коридору в комнату.

– Лицо я не видела, но знала, что это был Сергей, – с ненавистью сказала она и начала с бешенством складывать постель в шкаф.

– Никогда не прощу себе, что он так меня обманул, – горестно изрекла она, запихивая последнюю подушку в антресоль. Учитель зажег благовония и включил индийские раги.

– Но злиться ты должна не на Сергея! – неожиданно раздался голос Мудреца

– А на кого же? – оторопела Лилит.

– На свою дуру-мать, которая и тебя сделала дурой, – невозмутимо ответил Учитель, приступая к комплексу асан.

– Почему это? – ещё больше удивилась Лилит.

– А потому, что это она своими установками и всякой мышиной ересью завнушала тебя, схватила сзади и держит и никуда не отпускает. Вот так! – сказал Мудрец и, встав на голову, сплел ноги в позу Лотоса.

Лилит задумалась, и спорить не стала. Затем мы проделал комплекс асан на троих. Всем было весело и интересно. Состояние легкости и гармонии не покидало нас ни на минуту.

После занятий мы пошли на кухню пить чай. Мы достали китайские пиалы с интересными иероглифами, и нашли в них чай из особых тибетских трав. В дополнение к этому Учитель ещё добавил в него апельсиновые корочки. Получилось очень оригинально.

Лилит первой прервала молчание.

– А вы знаете, как интересно я зачала своего Суку!

– Нет! Интересно-интересно! – подзадорила её я.

– Я хотела родить Христа! – гордо произнесла она.

– И что же ты для этого сделала?

– Я изнасиловала Валю! – не менее гордо сказала она.

– Зачем? Почему? – удивилась я.

– Ну, просто он к тому времени был уже женатым и боялся всяких там алиментов, – беспечно произнесла она, поедая сыр жареный с перцем и сухие гренки. – А я уже видела, что с Валей отношения продолжать бесполезно: десять лет я ждала, давала себе срок, но он так и не изменился.

– А как, по-твоему, он должен был измениться? – снова спросила её я.

– Ну, я думала, он разведется и женится на мне, – поясняла Лилит. – А он не развелся, да ещё и меня всё время ко всем ревновал! – горестно вздохнула она и замолчала.

– Подожди – подожди! – не понимающе сказала я. – Ты говоришь, что ты его изнасиловала? Как это так?

– А очень просто: он всегда перед тем, как кончить, вынимал член и клал его мне на живот. А в этот раз я очень плотно прижалась к нему и цепко обхватила его руками и ногами. Он стал отодвигаться, отталкивать меня, но я накрепко держала его. В один момент он яростно рванулся, почти вырвался, но я опять набросилась на него и он обкончался мне на влагалище. С проклятиями, опозоренный, он начал одеваться, а я стала пальцем заталкивать сперму себе в пизду. Вот так на свет появился Сука, «пальцем деланный», – весело сказала Лилит и посмотрела на Учителя.

Тот сидел молча, удрученно глядя на дно пиалы с чаем, как будто там он видел разгадку какой-то тайны.

Через мгновение он поднял голову.

– Лучше бы он обкончался тебе на рожу, чем ты бы себе пальцем делала! – сказал Учитель.

От удивления Лилит открыла рот, так и не проглотив разжеванную пищу, и вылупилась на Мудреца.

– Не поняла юмора! – сказала она, прийдя в себя.

– Ты совершила в своей жизни самую большую дурость, какую только можно было совершить, – ответил он.

– Но почему? Я тогда была так счастлива! – не унималась Лилит.

– Ничего счастливого я в этом не вижу. Ибо как только у человека рождается ребенок, так сразу же его жизнь кончается! Этим он ставит на себе большой и жирный крест, – сказал Мудрец, переворачивая пиалу вверх дном. – А тем более у тебя было такое ужасное зачатие.

– Ужасное? – удивилась Лилит.

– Конечно! Ведь раз зачатие было насильственным, то и из него может вырасти только насильник, убийца, разбойник, падший человек, – горестно сказал Мудрец.

– Но как же так?! – удрученно всплеснула руками Лилит. – Я-то думала, что рожу Христа. Я искренне верю в это!

– Христа! – эхом отозвался Учитель. – Мало ли что ты себе вообразишь! Ведь не Святой Дух к тебе снизошел, не в состоянии благости ты всё это делала, а насиловала человека. Он на тебя в это время злился, а ты после этого ещё и пальцем себя доделывала. Что после этого может получиться! Только злой черт!

– А что же теперь мне делать? – схватилась за голову Лилит.

– А ты сдай его на опыты! – пошутил Учитель.

Вместо ответа Лилит чуть не подавилась куском и закашлялась. Учитель весело похлопал её по спине

– А теперь марш в комнату! – сказал он.

Мы все вместе вышли из кухни.

– Да разве же у тебя может родиться Христос! – подначивая, Состис подвел её к зеркалу. – Ты на себя-то получше посмотри: и клыки-то у тебя, как у ведьмы, растут, и кожа-то у тебя вся желтая и на ногах-то у тебя второй палец длиннее первого. И глаза-то у тебя вон как глубоко посажены!

Лилит пялилась на себя в зеркало и глупо улыбалась, не зная, что сказать.

– Да ты на Богоматерь совсем не похожа, – строя пальцы, продолжил нападать Состис. – Ты же исчадье адово!

Та не выдержала и с психом стала собирать свои вещи, желая поскорее убраться из квартиры. Учитель с невозмутимым видом начал наводить порядок в своей комнате, расставляя все вещи в идеальном порядке. Лилит стала открывать дверь, но не смогла справиться с замком. В истерике, дергая за всевозможные выступы и рычаги, она то и дело оглядывалась назад, ожидая получить помощь извне. Но Учитель даже не смотрел в её сторону. В конце концов, она плюнула на открывание замка и, усевшись на пол у двери, громко, по-детски разрыдалась. Реакции не последовало.

Проревев минут пять, Лилит вернулась в комнату и с виноватым видом села в кресло.

– А ты чего вернулась? – как ни в чем не бывало, спросил Состис. – Я уже думал, ты ушла? Да тебе ещё самой мамка нужна, чтобы тебе сопли утирать, а ты уже рожаешь раньше времени! – увидев следы слез у неё на лице, добавил он.

– Как раньше времени?! – шокировано воскликнула Лилит. – Я его и так в тридцать два года родила! Не в семьдесят же лет мне этим заниматься!

– А почему же и нет! – радостно отозвался Учитель. – В семьдесят лет как раз и самое время заниматься всем этим! А что? Жизнь уже прожита, ты пожил для себя, ничего больше тебе уже не светит, кроме могилы. Можно от нечего делать и ребенка родить, – посмотрев на ошарашено вылупившуюся Лилит, он продолжил. – А потом уже можно и на иглу подсаживаться. Всё равно ведь уже скоро конец жизни. Так что будет не страшно умереть от передозняка! – говорил Учитель, повернувшись лицом к зеркалу и внимательно из него наблюдая за поведением Лилит. – В молодости и так можно покайфовать, когда ты молод, полон сил и энергии. А в старости ты как покайфуешь? Остается только одно – принимать кайф (наркоту).

Лилит сидела, и очумело смотрела на Учителя. У меня же его слова вызываем радостный смех.

Некоторое время мы сидели молча, слушая нежную восточную мелодию с проникновенным голосом муллы. Казалось, она никак не вязалась с тем детским лепетом, с теми проблемами, которые были вынесены на всеобщее обозрение.

– А знаете, я ему за то, что он на мне не женился, отомстила! – злобно прищурив глаза, сказала Лилит.

– Интересно, каким же это образом?! – удивилась я.

– Однажды, ещё до нашей с ним размолвки, он принес мне маленькую трехцветную кошку: рыже-бело-черную, – со злорадной интонацией начала рассказывать Лилит. – Она была совсем маленькая. Я её выращивала и думала, что она – это Валя. Когда мы расстались с ним, то эта кошка была уже большая, и я стала её мучить, думая, что этим я как бы мщу Вале!

Учитель с интересом слушал её рассказ, не перебивая и не выражая своих эмоций.

– Я привязывала эту кошку на ошейнике и садила в туалет, не выпускала её оттуда, каждый день била и неделями не кормила, – злобно сверкая глазами, бойко выпаливала Лилит. – И вместе со всем этим я представляла, что бью и мучаю я не кошку, а Велентин Валентиныча.

– Ну, ты и придумала! – засмеялся Мудрец. – Это только с кошкой у тебя так легко получалось расправляться. А ты бы вот взяла и попробовала с самим Валей справиться! – сказал он и испытующе посмотрел на жидовку.

– Ну, это у меня конечно навряд ли бы получилось, – сказала она, боязливо вжав голову в плечи. – Этот медведь бы меня одной только лапой бы придавил!

– Вот то-то и оно! – сказал Учитель. – А теперь нам нужно побыстрее смотаться из дому, пока мои пращуры не вернулись из частного дома. А то вони от них будет! – и мы все вместе оделись и дружно вывалили на улицу.

Летнее утро было безоблачным и безлюдным. Противные мыши ещё не успели заполнить улицы города. Провожая нас до остановки, Учитель давал нам последние наставления.

– Вот сейчас вы находитесь в особом состоянии, на вас сейчас идет поток Божественной благодати. И всё, что вы сегодня пережили, было для вас легко благодаря этому потоку, но ваше собственное состояние вовсе не такое, оно ещё очень несовершенно. И поэтому вам нужно очень долго совершенствоваться, чтобы самим прийти к такому состоянию. А пока вы должны наблюдать за собой. Наблюдать за тем, как это состояние кончится, и что тогда в вас начнется?

Мы неловко переглянулись.

– А что же должно начаться? – спросила в удивлении я. – И почему это благостное состояние должно кончиться? В нем мне так хорошо и легко все получается. Нет никакой ревности

– А вот в том то и дело, – засмеялся Мудрец, – что Сила дает вам только шанс, аванс, так сказать, а дальше все будет зависеть только от ваших усилий: сможете ли вы сами достигнуть такого уровня, на котором это состояние станет привычным и обычным. Сможете ли вы соответствовать ему. Вот что!

Мы вздохнули, смутно догадываясь, о чем идет речь. Мыслей не было, вопросов тоже.

Подойдя к остановке, Мудрец сказал, что скоро мы снова встретимся. И без лишних церемоний он сделал жест приветствия «намастэ» и ушел. А мы с Лилит остались на остановке ждать транспорта. Проявление Мудреца немного шокировало, но не обидело нас. Мы все ещё пребывали в потоке Божественного счастья, кое даровала нам эта встреча.

 

***

 

На следующий день я пошла на главпочтамт, дабы отправить письма в Германию братьям-христианам. Там существовали протестантские движения, которые охотно высылали всем желающим библии, евангелия и даже целые буклеты кассет специально для слепых, причем все бесплатно. В помещении почтамта было тесно и многолюдно. Купив специальные конверты и запаковав в них письма, я направилась к окошечку, где их принимали, как вдруг совершенно случайно нос к носу столкнулась с Германом.

Я хотела не признаться и пройти мимо него, но он сам схватил меня за руку и радостно воскликнул.

– Привет, Рыбеха! Как поживаешь? Твои кришнаеды из тебя ещё уху не сварили?

– Какие кришнаеды?! – сделав непонимающий вид, спросила я.

– Ну, эти твои братья Рулоновы, – не унимался Херман.

– А они вовсе и не кришнаеды! – высокомерно посмотрев на него, произнесла я.

– А кто же? – шутливо спросил он.

– А у нас интегральный метод!

– А этмо как? – вылупился шизофреник.

– А это когда признаются все направления и их методы.

– И кришнаедские тоже? – долдонил идиот.

– Ну и кришнаитское тоже! – нетерпеливо ответила я, желая быстрее отделаться от дурака.

– Ну, вот! Я же говорил, что тебя зазомбируют! – «догадался» он.

– Уже зазомбировали! – выпалила я в его перекошенную от страха рожу.

– А почему ты так ярко накрашена? А почему у тебя волосы стали черные? И вообще ты вся как-то изменилась, – балаболил идиот.

– А вот так мне нравится! – сказала я. – А раз ты больше всего зомбирования боишься, то ты и есть самый настоящий зомби! Вот ты кто! – с этими словами я решительно отстранилась от идиота и пошла сдавать письма.

Он ещё что-то нес мне в след, поря всевозможную галиматью, но меня это уже никак не волновало. Мне было теперь ясно одно: «Только прокаженный боится заразиться, только пьяный боится захмелеть, только зомби боится зомбирования!»

 

***

 

Следующая наша встреча с Учителем состоялась в квартире Лилит. Дверь мне открыла наряженная хозяйка. Сегодня на ней было фиолетовое платье с глубоким декольте, которое эффектно сочеталось со смуглым цветом её кожи и серебристые туфли. Зайдя в узкий предбанник, называемый «прихожая», я почувствовала спертый воздух и запах старушечьего говна. Не подавая вида, я спокойно вошла в квартиру. Не успела я закрыть за собой входную дверь, как вдруг дверь маленькой комнаты распахнулась и из неё высунулась старушенция в зимней задрипанной кроликовой шапке и халате, перепачканном говном.

– Добрый день! – осклабилась старая жидовка. – Имею честь представиться: Магия Изгальевна, инженег авиации!

– Пошла! Пошла отсюда, проклятая мразь! – налетела на неё Лилит и, затолкав старуху в комнату, затворила за ней дверь, грозно прикинув на неё.

– Только посмей мне ещё хоть раз выползти! – и, посмотрев в мою сторону, сказала. – Проходи! – обратилась она ко мне уже дружелюбней.

Здесь уже не было такого отвратительного запаха. Опомнившись от легкого шока, я стала разглядывать комнату.

На стене висел огромный красный ковер, напротив стояла темно-коричневая импортная стенка. Диван и два кресла, журнальный столик и торшер дополняли стандартный набор мышиной остановки. Кроме этого в комнате был всевозможный хлам: старая радиола, куча журналов и старых книг, пол был усеян детскими игрушками.

– Ты пока располагайся, а я пойду посмотрю как у меня там пирог, – весело сказала Лилит и ушла на кухню.

Я подошла к серванту с любопытством и стала рассматривать все находящиеся там предметы. На одной из чашек была надпись: «5 лет. Поздравляю!» и ещё: «Ирина! Если хочешь вкусно кушать, нужно маму с папой слушать!»

«А! Так вот как, оказывается нас зомбировали с самого детства!» – удивилась я, видя, что Лилит – тоже не исключение из общего правила.

Неожиданно мои размышления прервал звонок в дверь. Я вышла в прихожую и увидела, что Лилит уже открыла дверь Состису. Одновременно и проворная мамаша Лилит выскочила из своего логова и заорала.

– А вы кто?! Как вас звать? А меня зовут…

Тут Лилит, не дав своей мамаше представиться, втолкнула её назад с ещё более неистовой силой. Та сделала попытку защититься, но «доченька» наставила ей таких тумаков, что та просто рухнула на пол своей берлоги.

– Получай! Получай, старая пакостница! – приговаривала Лилит, поддавая ей ещё колотушек по спине.

Бабка завыла, втянула голову в плечи, не зная куда деваться. Видя, что учеба подействовала, Лилит немного успокоилась и, выйдя из комнаты, закрыла бабку на стул.

– Кто это? – удивился Учитель.

– Это бабка моя! – злобно отмахнулась Лилит. – Жду, не дождусь, когда он подохнет!

– А что так?! – невозмутимо спросил Состис.

– Да, надоела она мне. Совсем из ума выжила! – сетовала «дочурка». – Все стены мне вымазала говном, обои дерет на стенах, а однажды, когда я уезжала на несколько дней, так после этого сухую какашку в холодильнике нашла! Фу, мерзость!

Побалдев над бабкой, мы зашли в комнату.

– А где твой Сука? – спросила я.

– А он с мальчишками на улице курит, – отмахнулась Лилит.

Все весело забалдели над этой забавной шуткой.

Лилит принесла из кухни угощения: картофельное пюре, зимний салат и жареную рыбу. Она стала расставлять все эти незатейливые угощения на столе. Сходу было понятно, что так изящно сервировать стол, как Учитель она не умела. Казалось, ей чего-то для этого не хватает. В дальнейшем, общаясь с Великим, я поняла, насколько же отличается обычный человек и воплощенное совершенство!

– А не заняться ли вам лесбийским сексом? – весело спросил Состис.

– Что-о-о?! – чуть не подавилась куском Лилит.

– А что такого особенного? – безмятежно сказал он.

– Да это же неприлично! – взъерошилась Лилит.

– Это всё вам внушили для того, чтобы вы росли тупыми свиноматками и плодили пушечное мясо. А не завнушай вас, вы бы не захотели плодить уродов.

– Но как же так? – не унималась Лилит. – Мне всё время с детства внушали, что какие-то иные формы секса опасны и даже вредны для здоровья.

– А это вас специально лишили выбора, загнали вас в узкие рамки, чтобы вы побольше выродков наплодили! – засмеялся Состис. – А на самом деле разницы нет: будете вы заниматься сексом с мужчиной или с женщиной, с собакой ли или с сексшопом, или будете пихать себе туда огурец. На самом деле с сексшопом может у вас всё это получиться намного дольше и безопаснее, знаете ли! Живой-то человек – он ведь очень опасен! Вы даже и не подозреваете об этом. О, как он вам сделает!

– Уже сделал! – эхом отозвалась Лилит.

– Уже? – весело переспросил Мудрец. – Так-так!

– Когда мы встречались с Валей уже несколько лет, он стал меня ревновать к каждому фонарному столбу. Я буквально не знала, куда мне деваться.

– А что, был какой-то повод? – с любопытством спросила я.

– Да какое там! Я всё время сидела дома да на работу ходила, а он, сволочь такая, рацию мне на пальто примандошил и слушал через неё всё, что я делаю, вплоть до того, как я в туалет хожу. Паршивец! – гневно восклицала Лилит.

– Вот он, принц хуёвый! – горестно изрек мудрец.

– Да, уж! – ответила она. – А однажды, когда мы с ним шли по улице, он затеял со мной разговор, чтобы проверить меня: не изменяю ли я ему. «А, знаешь, вот бывают такие женщины, которые, даже имея мужа, начинают со всеми флиртовать и блядовать», – издалека начал он свой разговор. Не понимая, к чему он клонит, я сказала, что, мол, это всё плохо, что главное – это хранить верность мужу. Ведь чувства – превыше всего: любовь, взаимность, верность и все такое прочее. Он выслушал все это и ничего не сказал. Идет – молчит, а сам меня к своему дому ведет. Ну я и невдомек, иду за ним, как телка на поводу. А он опять подступился ко мне с расспросами своими. «А знаешь, – говорит, – что есть такие женщины, которые даже если и говорят мужу, что любят только его, но все равно ему изменяют налево и направо». Я как-то даже и не поняла, на что он намекает. Иду себе молчу. Улыбаюсь глупо. А Валя мое молчание по-своему понял. И тоже ничего не говорит. Заходим мы в грязный вонючий подъезд, с полу обвалившейся штукатуркой. С надписями, среди которых мне бросилась в глаза одна: «Если ты не знала горя, полюби меня». Мы подходим к лифту. Валя вызывает его, и тут у меня в груди появляется какое-то нехорошее предчувствие. Но я не обращаю на него внимания, отмахиваюсь от него. Мы заходим в лифт и двери за нами закрываются. Лифт начинает двигаться вверх. У меня возникает ощущение, будто я мышь, пойманная в ловушку. Но я стою и пытаюсь улыбаться, как будто ничего не происходит. И вдруг Валя нажал кнопку «Стоп»… И тут я поняла, что же на самом деле происходит. Но было уже поздно. Тяжелый взгляд Валентин Валентиныча остановился на мне. От этого в душе у меня похолодело и коленки затряслись. Глаза его налились кровью. С этого момента события поплыли как в замедленной съемке. Медленно, очень медленно его руки поднялись вверх, медленно они протянулись к моему лицу. Как во сне я попыталась отшатнуть от этих рук, но они все-таки сомкнулись на моей шее. С неимоверной силой они сжали и сдавили ее. Медленно его губы-вареники выговаривали слова: «Где была? Где была?», потом в глазах у меня все поплыло, поехало и дальше я ничего не помню – чернота. Помню только, что когда сознание вновь вернулось ко мне, я очнулась на полу лифта среди окурков и плевков. Валя тряс меня за плечи и бил по щекам, приводя в чувство. Первое, что я увидела после этого – это надпись на стене: «Так будет с каждым!». И человеческое тело, разорванное на куски. Тогда я еще смутно догадывалась, что это – и моя судьба, – закончила Лилит и стала всухомятку жевать пирог. Лицо ее исказилось гримасой злобы.

– Подожди, подожди! – вмешалась я. – А почему такое началось? Ведь не сразу же он ни с того ни с сего тебя душить начал?.

Лилит призадумалась немного, проглатывая здоровые куски пирога, а затем ее брови встали «домиком» и мысль озарения пронзила ее разум.

– А! Вспомнила! – радостно вскричала Лилит. – Все было спокойно, пока мы с Валей не расписались. Ох, я и дура! Как же я сразу не догадалась! – восклицала Лилит, ударяя себя по голове.

– А что было до этого? – поинтересовалась я.

– До этого все было спокойно, встречались раз в неделю. Он приносил мне горячие котлеты и горячий суп в специальном походном термосе. И мы с ним весело их уплетали. Маме он говорил, что идет к друзьям. И друзей специально предупреждал, чтобы они в случае чего, говорили матери, что он у них был. – Лилит немного помолчала, поедая остатки пирога. – И вот так бы мы с ним и встречались раз в неделю, если б не это роковое решение – расписаться. Причем, чтобы никто об этом не знал, мы вырвали из паспорта страничку с печатью и прятали ее отдельно. С тех пор Валя стал чувствовать себя «в праве» и начал все чаще и чаще распускать руки. Следил за мной, бесился и многое другое. А я, дуреха, наивно думала, что печать в паспорте может что-то изменить. Поможет мне осуществить мою программу зомби, внушенную мне мамкой. Без этого я, проклятая дура, не могла себе представить счастья в жизни. Вот и получила! За что боролась, на то и напоролась!

– А почему именно после печати в паспорте он стал тебя преследовать? – наивно спросила я.

– Потому что я стала его вещью, собственностью, чем-то вроде бесплатной прислуги, – риторично изрекла Лилит. – А когда он заболел простатитом и не смог меня делать, то его ревность усилилась. Он подговорил своих дружков, чтоб они следили за мной. Я видела, как их мерзкие хари все время маячат подле меня.

– Да-а! – сочувствующе протянула я. – Хуевый же он был конспиратор.

Лилит нервно теребила край скатерти.

– Я ему все рассказывала, доверяла все свои секреты, а он меня, не смотря на все это, все время подозревал, – Лилит настолько была захвачена своими воспоминаниями, что сама, не замечая того, начала заплетать косички и завязывать узелки на бахроме скатерти. – А потом, – продолжила она. – Валя устроил мне большую подлость, которую я не прощу ему никогда! Он сделал из меня «Принцессу на горошине», подложив мне под покрывало на диване горошины.

– А это еще зачем, – сразу не поняла я.

– Он подозревал меня, что я ночую не дома, а еще где-то. И если это действительно так, то горошины останутся на месте. А если я сплю дома, то они мне будут мешать, и я их уберу.

Действительно, прямо-таки принцесса на горошине, получается! – весело рассмеялась я.

– А, тебе-то весело, а мне-то тогда было совсем не смешно. Я преспокойненько спала на этих горошинах и ничего не чувствовала. И, естественно, что когда пришел Валя, то он поднял покрывало и увидел их там.

– Вот это номер! – радостно хлопнула я в ладоши. – Прямо как в контрразведке!

– Хуже! – горестно воскликнула Лилит. – Там информацию собирают и в папочку складывают. А когда подходит нужный момент пускают в ход. А здесь, получается информация сразу в дело пошла и Валя тут же не преминул меня придушить в лифте. Вот он, Шерлок Холмс проклятый! – удрученно вздохнула Лилит. – Я ему никогда не изменяла, и даже не думала об этом, но он ревновал и ревновал, бесился и бесился. И, в конце концов, я себе дала срок.

– Как в тюрьме что-ли? – спросила я.

– Хуже! – воскликнула Лилит. – Я ждала десять лет, а он так и не изменился. А по истечении этого срока я родила своего Суку, для себя! – закончила рассказ Лилит.

– Да! – глубокомысленно произнес Мудрец. –Зачатие – не слава Богу, да ещё и папаша – хоть куда!

– А что такое?! – обеспокоено спросила Лилит.

– Ничего особенного! Не удивлюсь, если сынуля вырастет и начнет потом душить тебя! – «утешил» жидовку Состис.

– Да что вы говорите! – замахала она руками.

– Пока не поздно, сдай его в детский дом. Тогда тебе житься будет легче!

– Нет! Он у меня умный, он вырастет гением! Я ждала Христа! – бредила она вслух.

– Всё это хуйня на постном масле! – злорадно воскликнул Состис.

Он хотел ещё что-то сказать, как вдруг с улицы раздался зычный крик Суки:

– Мать! Эйэ-эй, Ма-ать!

Лилит сразу же, как собака, бросилась к окну:

– Что сыночек?

– Мяч скинь! – властно приказал «малютка».

– Сейчас, подожди! – раболепно ответила Лилит и бросилась к шкафу с игрушками, стараясь угодить своему выродку. Пока она рылась в старом барахле, пытаясь найти в нем мяч, увесистый булыжник засвистел в воздухе и угодив в окно, разбил стекло и шмякнулся посреди комнаты. Стекла с грохотом посыпались на пол. Лилит рванулась к окну, топчась в каблуках по осколкам. Хруст битого стекла был своеобразным аккомпанементом вытью тупоголовой дуры.

– Что же ты делаешь, сорванец! – бесилась она. – В своем же доме ты стекла бьешь! Мерзавец ты окаянный!

Не бесись, мать! – басил выродок, окруженный компанией ребят постарше. – Нам играть нужно! Дай нам мяч, а то мы тебе все стекла щас переколотим!.

Один пацан, лет десяти уже взял здоровый кирпич с земли и начал им целиться в Лилит. Та со страху бросилась назад в комнату и в панике тут же нашла злощастный мяч, лежащий прямо на виду в груде вываленных вещей. Со скоростью пули она рванула к окну и бросила «находку» кучке подростков, среди которых был ее пятилетний Сука. Сорванцы схватили мяч и на время Лилит осталась в безопасности. Она чуть не поскользнулась на куче битого стекла, но мужественно продефилировала за веником на кухню.

– Да! Маленькие детки – маленькие бедки, – поучал Мудрец, – а большие детки – большие бедки. Подожди, вот твой Сука вырастет – он тебе устроит! – подначивал ее Состис.

– Что устроит? – недоумевала Лилит.

– Ты ждала, что из него вырастет Христос, а реально из него может получиться только уголовник.

Не может быть! Я не хочу этого!

– А тебя никто и не спросит. Не нужно было тебе вообще его рожать!

– Как это так?», – недоумевала Лилит.

– А вот так, – невозмутимо ответил Мудрец. – Если не хочешь, чтоб он в один прекрасный момент придушил тебя подушкой, то сдай его сама в детский дом! – спокойно молвил Состис.

– Да что Вы говорите! Это же мой единственный наследник! – взвыла Лилит.

Учитель сокрушенно покачал головой и сказал:

– Наследник там или нет, все это выдумки твоего ума. А реально ты родила себе спиногрыза, который скоро тебе устроит.

– Уже устроил, – эхом отозвалась Лилит, собирая веником осколки битого стекла.

– То-то ли еще будет! – не отступал Состис. – Это только цветочки. Ягодки впереди.

Лилит села на краешек дивана и расплакалась.

– Плакать нужно было перед тем как ты изнасиловала Валю. А теперь, говорю тебе, сдавай его, пока рыдать тебе не пришлось! – «утешал» ее Учитель.

Лилит только горько рыдала, понимая, что Мудрец абсолютно прав, и что ей все-таки придется принять его точку зрения, как бы это не было ей трудно. Ибо у современного человека все ценности извращены и он не может отличить хорошего от плохого, полезное от вредного. Поэтому он вынужден страдать и мучаться всю свою жизнь. И лишь немногие люди способны понять простое и не делать тех грубых ошибок, которые им потом могут стоить жизни.

 

***

 

Следующая наша встреча состоялась у меня дома. Лилит приехала первой. Зайдя в мою комнату она удивилась:

– А где мебель? Как ты живешь в такой обстановке?

– А, – отмахнулась я, – ее погань забрала. Ну так-то оно и лучше, потому что йоги должны довольствоваться малым!

– О! А это что такое? – удивленно спросила Лилит, глядя на здоровую Шри-Янтру, висящую на стене.

– Это великое тантрическое изображение, которое мне посоветовал нарисовать Мудрец, – гордо ответила я.

– И ты это сама все нарисовала? – удивилась Лилит.

– Конечно, – пренебрежительно бросила я. – А что тут сложного!

Я еще раз окинула комнату взглядом нового человека. Только сейчас я поняла, что в таком виде как ее создал Учитель,она очень напоминает монашескую келью. Неожиданный звонок в дверь прервал мои размышления. Мы обе радостно бросились встречать Учителя. Великий зашел, улыбаясь

– А вот и я! – не успел воскликнуть он, как мы весело бросились к нему на шею, визжа и отталкивая друг друга.

– Вот он! Вот Учитель! – кричали мы, даже забыв закрыть дверь.

Я изо всех сил стремилась оттеснить Лилит. Та же хоть была и слабее меня физически, но все же злее по характеру, ловко наступала мне на ноги своими каблуками. Я взвизгивала от боли и на время отступала и Лилит занимала мое место. Но как только шок проходил я с утроенной силой нападал на Лилит и отшвыривала ее от Учителя. Неизвестно сколько бы это продолжалось, если бы Учитель сам не начал нас увещевать:

– Подождите! Подождите! Я не могу никого обнять, потому что вы устроили потасовку друг с другом. Пусть кто-то один меня обнимет!

– Я не хочу, чтобы она была первой! – забесилась я, отталкивая Лилит.

– Черта с два! – заорала она и стала отрывать мои руки от шеи Мудреца.

– Ах, раз вы не понимаете спокойных слов, то я вообще ни с кем из вас не буду обниматься, – властно и жестко сказал Учитель и, увернувшись от нас обеих, прошел в комнату.

Только теперь я опомнилась, что все это время дверь была открыта и на наш крик сбежались соседские мальчики и дружно показывали на нас пальцами. Я захлопнула злосчастную дверь и пошла в комнату. Там уже сидели Учитель и Лилит. Она пыталась взгромоздиться к нему на колени, но я вовремя подоспела и начала препятствовать «беспределу». Схватив жидовку за руку, я начала оттаскивать ее от Мудреца. Та злобно зашипела на меня и выдернула свою руку.

– Ах, так! – забесилась я. – В моем доме, в мой день да еще и против меня все делаешь! – и с этими словами я напала на Лилит сзади. Схватив ее предплечьем за шею, я легонько придушила ее и стала оттаскивать от Состиса. На короткий миг Лилит потеряла ощущение пространства и разжала свои объятия. Этого мне надо было. С ловкостью эквилибриста я оттащила жертву от Мудреца и уложила ее посреди комнаты. Сама же я тем временем подползла к Учителю и стала приставать к нему. Мудрец отрешенно и внимательно созерцал нашу междоусобицу, не вмешиваясь, но и не отстраняясь от нас. Я уже было заняла место Лилит на коленях Учителя, как вдруг та очнулась и с новыми силами набросилась на меня.

– А! Так тебе неймется! – взъелась я на соперницу.

– А кто тебе разрешил людей душить! – парировала Лилит.

– А нечего было лезть! – орала я.

– А тебя не спросила! Хочу и лезу! – с этими словами она оттолкнула меня и полезла к Учителю. Мне стало обидно и завидно и я тоже полезла к нему с другой стороны. Опять началась возня возле Учителя. Он стал отстраняться, мы придвигались ближе. Таким своим неумным поведением мы не только не могла завоевать расположение Состиса, но и настраивали его против себя.

– Успокойтесь! Почему вы так странно себя ведете? – увещевал он нас.

– Мы вас любим! – привела свой аргумент я, хватая Учителя за руку.

– А это мы еще проверим! – не унималась Лилит, хватая за другую.

– Подождите, ведь мне же неприятно! – сказал Учитель, стараясь высвободить свои руки. – Вы так просто всего лишитесь. Я не смогу с вами проводить тантру!

– Нет, сможете! – «свинила» Лилит. – Чур, я первая! – с новой силой набросилась она на Мудреца.

– А почему это ты? – в бешенстве закричала я и тоже стала лезть к Великому.

В конце концов, Учителя все это стало раздражать, и он сказал нам уже потверже:

– Сейчас вы останетесь без меня. Я вам это обещаю. Если не прекратите свое свинство!

Здесь мы уже совсем потеряли самоконтроль и, забыв о междоусобице, стали нападать на самого Учителя.

– Нет! Вы будете с нами! – визжала Лилит, таща Учителя к себе.

– Отвали! Не с нами, а со мной! – агрессивно крикнула я и стала тащить Учителя в свою сторону. В конце концов, мы прогневали Мудреца. Неожиданно он отскочил от нас, схватил с пола две подушки-думки и хорошенько огрел нас ими. От неожиданности мы онемели и замерли. Накал страстей все-таки не дал нам сообразить что же произошло и мы с новой силой бросились на Учителя. Он еще раз хорошенько огрел нас подушками и это остановило наш натиск.

– Слушайте свиньи! – зарычал он. – Если вы сейчас не успокоитесь, то все получите по рогам! Никакой тантры у вас со мной уже сегодня не будет! Слышите вы! – грозно прикрикнул он, сжав в руках подушки.

Мы невольно отшатнулись, но продолжали скулить:

– Ну, пожалуйста, ну Учитель!

– Отойдите, суки! – взбесился Учитель, замахиваясь на нас подушками. – Сегодня вы будете спать без меня! Убирайтесь отсюда! – Он было уже приготовился к новому нападению, но видя гнев Учителя, мы ретировались в другую комнату.

– И только посмейте мне только полезть хоть одна! – кричал он нам вслед. Сейчас он, как никогда, был похож на Бодхидхарму. – Сразу же все получите по рогам! Суки проклятые!

Чтобы хоть как-то загладить вину, мы стали из двери другой комнаты говорить ему успокаивающие слова:

– Простите нас, Учитель, мы больше так не будем! – скулили мы из-за двери комнаты.

– Попробуйте только пикнуть у меня! – не успокаивался разгневанный Учитель. – Я вам сделаю! Проклятые суки!

– Мы будем сидеть тихо, как мыши! – пообещали мы Учителю немного опомнившись от шока. – Нас будет не видно и не слышно! Обещаем!

Учитель еще продолжал нас ругать, но не нападал. Мы были рады этому и одновременно огорчены, что так плохо себя вели. В этот момент мы кусали себе локти. Будь мы чуточку умнее – нам не пришлось бы остаться одним и каждый смог бы получить то, что хотел. Но теперь!..

Со страхом прислушиваясь к тому, что происходило в соседней комнате, мы начали стелить себе постель. Поганой не было. Она ушла на ночь к подруге. Лилит чувствовала себя в чужом доме как в своем. Она быстро сориентировалась где что лежит и сварганила себе постель. Многие люди в своей жизни являются очень хитрыми и наглыми, но это только в мелочах. А в крупных вещах они являются полными идиотами, слепыми кротами, которые не умеют и не хотят хорошо жить. Например, жидовка на работе во время обеда могла урвать себе лишний кусок или кусок пожирнее. Но в жизни она была очень слабой, сентиментальной, дурной. Ею управлял ее пятилетний ребенок, она не могла справиться со свой маразматичной бабкой. И так – большинство людей. И их наглость и хитрость им не помогает. Человек по своей сути должен стать нормальным, сильным, зрелым. Только тогда ему станет по-настоящему хорошо.

Я тоже устроила себе незамысловатое ложе из матраса, подушки и одеяла. На ночь мы, как всегда открыли окно и свежий прохладный воздух начал наполнять комнату. В квартире стало тихо. Мы легли на свое ложе и приготовились спать.

После сильного стресса я была почти выбита из колеи. Мне хотелось только одного – побыстрее уснуть, дожить как-то до утра, а потом правдами и неправдами вымолить у Учителя прощение. Этим-то подавленным состоянием и решила воспользоваться Лилит. В ее голове созрел коварный замысел. Она решила завладеть моим вниманием, переключив его с Учителя на себя. Она хотела заняться со мной лесбиянством для того, чтобы я влюбилась в нее и забыла Учителя.

Лежа в полудреме, я почувствовала, что кто-то садиться на мою постель. Я была обрадована, думая, что это пришел Состис, но вскинув голову, я увидела, что это Лилит. Я удивленно посмотрела на нее.

– Ты знаешь, я вот подумала, не сделать ли нам друг другу массаж? – издалека начала разговор Лилит.

– Можно! – немного удивившись, согласилась я.

Лилит весело уселась на меня в позу наездницы и начала массировать мне спину. Найдя мою слабую сторону, Лилит начала играть на ней. Я спокойненько разлеглась, стала вчувствоваться в телесные ощущения и на время отключилась от своей проблемы. Этого-то и хотела злобная жидовка.

Когда массаж подходил уже к концу, Лилит вдруг неожиданно спросила меня:

– Скажи Селена, а не хотела бы ты заняться лесбиянством?

От неожиданности я не смогла сразу ответить. Но затем все-таки выдавила из себя:

– А зачем?

– Ну, ради получения нового опыта, – делано безразлично сказала Лилит. Но внутри нее сидело очень сильное намерение побудить меня к лесбиянству и сбить с толку. Видя мое замешательство, Лилит продолжила делать массаж. Будучи в размякшем и бессмысленном состоянии, я начала потихонечку подумывать о ее предложении. Она не казалась мне отвратительной, более того ее манеры, кокетство, обаяние мне очень нравились и вызывали расположение. Тут я поймала себя на мысли, что не смотря на то, что ей было уже тридцать пять лет, выглядела она совсем не старо и даже привлекательно.

Все больше и больше размышляя обо всем этом, я все сильнее и сильнее начала хотеть принять ее предложение. Любопытство, стыд, похоть и нетерпение начали сплетаться в клубок в моей душе. Подмываемая всем этим, я начала переворачиваться на спину. От неожиданности Лилит взвизгнула, но не упала. Она ловко приподнялась на ногах и снова уселась на меня в позу наездницы, когда я лежала уже на спине. Мы обе были абсолютно голые. Я положила ей руки на бедра. Ощущение ее тела манило и притягивало к себе. Ее шелковистая кожа лоснилась под моими прикосновениями. Лилит плавно наклонилась ко мне и с жадностью прильнула к моим губам. В первый момент я удивилась насколько женские губы отличаются от мужских. Они были нежными, маленькими и чувственными. Новое неизведанное чувство страсти вдруг вспыхнуло в моей крови. Я положила свои руки на ее пышные бархатистые груди и стала нежно их ласкать. Она ответила мне страстным стоном, не прекращая поцелуя. Ее маленький щекочущий язычок стал проникать в мой рот. Я нежно и страстно начала сосать его. Наши тела начали медленно и страстно тереться друг о друга. Наши руки скользили по разным частям, проникая в самые потаенные места.

По мере нарастания страсти я все больше и больше теряла мысли о стыде, запрете, приличиях, нормах. Все это казалось просто ерундой! Лилит страстно припадала к моей шее и ласкала мою грудь. Я скользила по ее спине одной рукой, а другой проникала в самое запретное место. В момент нарастания эмоций и страстей я предложила Лилит принять позу «69». Она радостно согласилась.

Впервые в жизни я стала заниматься тем, что мне всегда до этого казалось постыдным и гадким. Над чем всегда глумились школьные хулиганы, над чем хихикали девчонки. Но теперь все было в совершенно ином свете. В страстном вожделении я припадала губами и языком к источнику, дающему пьянящее наслаждение. Лилит мягко и нежно сжимала мои ягодицы, облизывала мой клитор и играла с ним языком. Наслаждение возрастало. Наши тела стали сливаться в едином ритме. Энергия у нас обоих начала вулканировать в области Свадхистаны. Я стала лизать у Лилит малые половые губы, а она начала очень смело действовать языком как Лингамом. Проникнув им в мое лоно, она стала делать самые разные движения, которые чуть не сводили меня с ума. Подражая ее примеру, я тоже проникла в ее лоно языком и стала двигать им в самых разных направлениях. Ее тело стало от этого извиваться и конвульсировать. Энергия внутри нас стала подходить к самому ее пику. Невыносимое наслаждение начало переполнять нас обеих, и затем переросло в бесконечный блаженный экстаз...

Выйдя за границы физического тела, я стала ощущать как становлюсь бесконечным морем сексуальной энергии. Но мое сознание не растворилось в нем – нет! – в этот момент я с отчетливой ясностью стала ощущать свое намерение сделать так, чтобы Лилит стала моей, чтобы она всегда принадлежала только мне, мне одной и больше никому! Я притягивала ее к себе с жадным желанием захватить и завладеть ею как вещью. В этот миг жажды обладания я стала ощущать, что мое энергополе перестраивается и я становлюсь мужчиной. Властным, сильным, агрессивным, хищным, умным.

 

 

Глава 6

РУЛОНИСТИКА

Сегодня в Рулон-холле было много народу. Мы сгуртовались в лекционном зале и, рассевшись в креслах, стали ждать начала занятий. Но вот на сцене появился Гуру. Он возбужденно расхаживал взад-вперед в своем восточном халате, в тюбетейке и черных очках.

Зал встретил его появление бурными овациями. Выхаживая по сцене, Рулон выкрикивал новые истины:

– Едрит твое коромысло! Сегодня вышла уже четвертая моя книга из серии «Путь Дурака», и вы все читали ее, сукины дети!

– Да! Читали! Классно! – раздались возгласы из зала.

– Но теперь ваша очередь писать такие книги. Ведь каждый из вас живет в нашей прекрасной стране дураков и каждый, ебать мой хуй, тоже прошел свой путь – путь дурака, завнушеный с пеленок своей мамашкой!

– Да! Верно! Ха-ха! Так и есть! – раздалось из зала.

– Поэтому с сегодняшнего дня у вас новая практика писать свои мемуары, делать секористский пересмотр своей жизни. Вспомнить всю хуйню, какая с вами приключилась за многие годы вашего тупого бессмысленного идиотичного существования. Как вас били, чморили в школе, как издевались над кем-то вы сами. Как вы жидко обсырались и бывали кусками замерзшей мочи. Как втирали вам в уши свое говно мать, отец да удалый молодец. Как вы мечтали, грезили, заглядывали по-собачьи в глаза проходимцев, ища принца, и как вас после этого ебло, колотило и угнетало пьяное быдло, с которым вы связались. Как принцы награждали вас гонореей и надували вам пузо.

Пишите все говно, все как было, специально выделяя самую грязь, гадость, свинство, описывая, не с само сожалением, не сентиментально, а радостно, глумливо, комментируя всю эту ересь в духе нашего учения. Мол, мать – говно, все бабы – бляди, мужики – сволочи, а счастье – в труде над собой и т.д. Это наш новый стиль, запомните его название – «Рулонистика». И все это законы нашего жанра.

Если же вы будете писать, скрывая все самое интересное, приличненько, как мыши, да еще плакать над своей несчастной судьбой, жалеть свою мамочку, то хуй-то у вас что путнее выйдет. Это будет посредственный бред, как у Льва Толстого, Тургенева, Пришвина и прочего тупого пидарасья. Такой срам никто не будет читать! Скучно! Да и вам это не поможет.

Если же вы напишите это так, как читали в Рулонине, тоды другое дело. Это будет читать весь мир. И это поможет нам спасти людей от того говна, в котором они оказались, от овечьей программы, внушенной с детства, от тупой закозлености мамкиной дурью.

Секите сюда, ведь почему мы все хуево живем здеся, в натуре! Все от того, чо ву школе нам давали читать труды сентиментальных недоумков, всяких там Пушкиных, Лермонтовых, Гоголей, что называется ни уму ни сердцу. Да и другие не лучше, что Мопассан, что Дюма – это усе мыши, в их тупых произведениях нет нихуя поучительного. Чтоб до посинения начитавшись их, мы смогли жить путевей, чтоб нам стало клево – нет, не ждите, не надейтесь, отсосите у всех у них. Главные «положительные» герои – типичные мыши. Злой герой – это тот, кто не живет по мышиной морали, и он проигрывает, умирает, и овца побеждает волка. Виданное ли дело! Все это бред сивой кобылы, к тому же мудрости някакой в этих книжонках нет. Все сцены растянуты так, что, читая, начинаешь клевать носом, зевать и засыпать, пробуждаясь от собственного храпа. Такие писаки могут уделать нас полными дураками. В настоящем рулонистическом романе законы жанра обязують вас, чтоб главный герой не был мышью, не являлся носителем овечьей программы, как, например, Марианна. Чтобы он побеждал, уничтожал и заказливал всю тупую братию белых мышей. И чтобы он своим примером, своей речью и т.д., разрушал те комплексы и предрассудки, кои мешают людям жить, поучал их уму-разуму через слово вместе с четырехэтажным матом, чтоб само все описание автора было хулиганским, активным, радостным, а не сентиментальной брехней. Сечете поляну? Тоды, людишки, такая писянина будет впрок. Разгребать говно, протрясая тупые людские мозгени, шо еще должно быть? Ну, конечно же, много сексу, юмора, насилия и мистики, как енто есть в Рулонине. Смех над собой и другими, мистика, тантрический секс и активное состояние – енто усе, что вам нужно. Так что в дело! Хватайтесь за свои ножики и бритвы, режьте вены и, процедив крови, берите в грабли гусиные перья и катайте рулонистику ночью при луне, оглушая окрестности сатанинским хохотом, вспомнив как вы жидко обосрались на днях. В перерывах дрочите, вставляйте кому-нибудь в жопу, давайте за щеку, только не кончайте. Итак, понеслась! Думаю, что если энтот жанор станет достоянием землян, то мир спасется от мышиной шизофрении. Так что за дело, за перелопачивание своего говна и нового, веселого и мудрого взгляда на всю ту хуйню, что с вами происходила, что вас задалбливали в жизни. Осмейте те мыслишки, какими вы так тщательно уничтожали себя, и тоды все переменится в вашей тупой репе. Так что цепляйтесь за перья клешнями и атас! Все всосали и баста! Гы! Ычь! Ом!

С этими нелепыми выкриками Рулон удалился из зала под бурные аплодисменты и крики присутствующих.

Истина названа, и теперь открыт новый жанр шестой расы эры Водолея тысячелетнего царства Христова – Рулонистика!

 

***

 

Приперевшись домой, я тупо задумался, как же теперь я буду спасать мир. Шо же такое я должон напясать. Сперва ничяго долго не шарашило в голову, и вдруг в моей тыкве возникло внязапное озарение. Мне вспомнился один случай, где я по натуре жидко обосрался в прямом и переносном смысле. Обосрался так, что и говорить об этом было стыдно. И тоды я врубился, чо если стыдно об этом гутарить, то тем паче нужно об этом писать, чтоб побядить в себе всю енту хуйню: зажатость, закомплексованость, из-за которых я крупно обделил себя в этой жизни и очень многого не сумел сделать, чяго мне очень хотелось и шо было бы полезно мне же, сука! За все это спасибо мамочке любимой, за мою хуевую жизню. ОМ!

А было усе так. На семинарах Рулона я познакомился с одним наркоманом, недавно притаранившим сюда из Тольятти на своем разъебанном драндулете. Этого говноеда, кстати, величали Пушкаш. Случилось, шо на одном из занятий по санс театру мы сели рядом с ним и слегка распизделись.

– Хули ты сюда приперся из своего Тольятти? – спросил я Пушкаша.

– Да, в общем, там я работал барменом и заодно, из-под полы, в нашей харчевне приторговывал наркотой. И вот, однажды, я взял партию кайфа в долг и все никак не мог его толкнуть. А сам то и дело прикладывался к ней. Ну, думаю, чуть курну травы, а там продам и рассчитаюсь. Так по чуть-чуть и раскрутил всю партию, а отдавать-то должок нужно, уже на счетчик меня поставили. Что делать? Пришлось свалить, чтоб меня не завалили к черту, – сказал он.

– Ну ты и влип, – ответил я, разглядывая его повнимательнее. Пушкаш был щуплым маленьким скользким типом с черными, коротко выстриженными волосами и каким-то нерусским лицом, чем-то напоминавшим мне прибалтов. – А к Рулону ты как попал?

– Да вот, увидел объявление, смотрю, тут как-то по-новому кайфовать учуть и пряшел, а то надоело уже среди дурачья сидеть, – ответил он. – Я тут, чтоб вписаться в городе, одну дуру нашел с хатой. Женился, пристроился у нее. Пристроиться то пристроился, а шо детей иметь не нужно только недавно я узнал, и на горе настругал себе уже спиногрызов ебучих. Так что дома теперь нормально не посидишь, не отдохнешь, сука! Ты-то не женат?

– Не-а, – ответил я.

– Ну, молодец, никогда ентого не делай, – похвалил Пушкаш.

– Да чуть было я не влип, – признался я. – Но Рулон мне сказал завести еще одну подружку, чтоб веселей было. Я так и сделал и семейка начала рушиться.

– Вот, клево! Я тоже, наверно заведу себе пару-тройку. Только вот наркоту брошу и заведу, чтоб с этой хуйней как-то разделаться, – сказал он.

Тут наступила моя очередь участвовать в бизнес практике по реализации священного говна. Я был продавцом, а Пушкаш – покупателем. Насколько я всосал из лекции, моей задачей было сперва завести дружеский разговор с клиентом, похвалить его, расположить к себе, расспросить о его проблемах и, узнав о том, что его ебет, порекомендовать ему, как панацею от всех бед, кучку священных экскрементов. Причем сказать, что вот мне, мол, тоже помогло, и если удастся, то, может, с большим трудом я их достану и поделюсь с тобой по-братски пахучим калом.

Я вышел на сцену и, подойдя к Пушкашу, сказал:

– Здорово, коря, – похлопав его рукой по плечу. – Ну и прикид у тебя сегодня классный, – похвалил я его, – клево ты умеешь произвести впечатление.

– Да ну, – ответил Пушкаш, – это так еще, стрем.

– А ты чего так загружен, братело, у тебя че проблемы есть?

– Да все нормально, браток.

– Да не темни, колись, – заявил я. – Я же вижу шо есть.

– Да я тут с телкой поссорился, – признался Пушкаш.

– Но енто нечаго, дело поправимое, – стал пиздеть я. – Тут давече я тоже своей харю намылил, она взяла и к другому ушла. Пьяный был, здорово ей ебло расколотил. Все думаю че да как, а тут один знающий человек мне одно дело предложил. Я сделал, и ты понимаешь, во пиздец, она на следующий день ко мне примандошила.

– А че сделал-то, че?

– Да вообще-то я обещал никому не говорить, – для понта стал зажиматься я.

– Ну ладно, не темни, мы же кореша, колонися мне по-свойски, – заинтересовался Пушкаш.

– Ну ладно, слухай, – начал я. – Ентот человек дал мне одно средство, ты, бля, не поверишь, в натуре, но как только я его применил, тут же все прошло.

– А шо за средство? – стал выпытывать Пушкаш.

– Да ты, бля, не поверишь, это – священное говно.

– Как говно? – удивился он.

– Во, бля, и такое бывает, – сказал я. – Взял я, значит, его и себе повесил в мешочке на грудь. Хожу, хожу, значит, а тут и она примандошила. Слышь, прощения просит. Вот так, бля, бывает.

– Ну и дела, – удивился Пушкаш.

– Я бы вот и тебе помог, но, наверное, его уже у этого человека нет. Все разобрали. Хоть и дорогое оно, говно, а все его нарасхват берут, помогает, значит.

– Но как? Может, ты узнаешь? – стал спрашивать Пушкаш.

– Ну попробую, правда обещать не буду, да и дорогое, падла, оно.

На ентом наша практика кончилась. Еще немножко потусовавшись в Рулон-холле, мы набрали на реализацию священных экскрементов и выперлись восвояси.

– Неужели удастся продать это говно? – поинтересовался Пушкаш.

– Еще как, – ответил я. – Я вот нигде не работаю, токмо говном торгую, и уже себе шмотья прикупил, есть чем за занятия в Рулон-холле платить. Енто не важно, че продавать. Если ты умеешь, то сможешь продать все, что угодно. Вот этот пидор Брэгг научил всех мочу пить. Если уже мочу люди пьют, то говно тем паче покупать будуть. А тут еще я книжку, как ее там, «Анастасия», в общем, читал. Какой-то хуесос Мегре такое придумал, шо где-то в тайге голая баба живет. Ни мошка ее не грызет, ни в мороз она, вишь ли, не мерзнет. Дак вот, в ентой книжонке о каких-то звенящих, ети их в душу, кедрах, написано, и теперяче усе хотять изделия из них накупать. Так шо, бери кедры, напиливай и продавай. Если о пользе говна книжку написать, ты прикинь, как его будуть раскупать, сечешь? Возьми-ка напиши книгу о калотерапии и разбогатеешь. Сечешь поляну? Вот оно как.

– Да, круто, – удивился Пушкаш.

– Это еще шо, – ответил я. – В Рулон-холле побудешь, еще не такому научишься. Там много такого, чего ты отродясь не слыхал, понял?

– Да я уж вижу. А среди кого ж то говно распространять лучше? – поинтересовался он.

– Прежде всего среди богатого дурачья. Нужно только найти, где эти лохи тусуются. Внедриться к ним и пошел. И еще среди экзальтированных.

– А енто кто? – заинтересовался Пушкаш.

– Экзальтированные – енто всякие целители, экстрасенсы, контактеры и прочая братия. Тута в городе умного их тусовищ угнездилось. Так шо заходи и окучивай любую группировку.

– Енто шо, всякие кришнаиты, бабадживцы, саибабовцы?

– Да, они самые, – ответил я.

– Ну ладушки, попробую их раскрутить, – сказал Пушкаш, потирая руки. На ентом мы и разошлися.

Поставив точку и перечитав свои бредни, я подумал: «Ну, с пивком потянет. Юмор есть, коя-какая знания тоже. Хоть теперь людя на корочку хлебу сумеют кого раскрутить, еслиф свою стеснительность поборють. Может шо я еще не напясаль. Да, совсем позабыл про секс и насилие. Ну, шо жи буду пясать, надо же спасать мир от мраку невежества. Чатайте, просвящайтесь».

А дело было так. Продав пару кучек говна и развеселившись по этому поводу, я решил продолжить практики а-ля Рулон. А так как приближался вечер, и на небе уже появились первые звезды, я ряшил сегодня познакомить друг с другом моих подружек и заделать им ночью классную тантру. И вот, словив тачку, я поебенил к своей новой подружке Светлане. Завалив к ней на хату, я сказал:

– Ну, шо ты тут скучаешь? Поедем, поразвлечемся.

Та, еще не догадываясь, шо же я замыслил, глупо согласилась. И мы попилил ко мне в общагу, где я ютился со своей первой подругой Ольгой, вылетев из родительского гнездища, чтоб почуять свою самостоятельность, чтоб енти старые говноеды не втирали мне свою брехню, из-за которой они прожили жизнь, как за пеньком обосрались, и теперь хотят затащить и меня в свое болото, набивая мне черепок своими отрубями. Хуй им, маразматичным свиньям!

– А куда мы едем? – беспечно поинтересовалась Светлана.

– Да куда-куда, ко мне на хату, – ответил я. – Там, правда, должна быть Ольга. Помнишь, я тебе про нее базарил? Но я, думаю, она нам не помешает.

Скоро наш тарантас притормозил возле здания старой, обшарпаной общаги, где мне приходилось коротать свой век, так как говняшком я приторговывал пока что слабовато. Поднявшись по засраной лестнице, мы ввалились в мою узкую комнатенку, рядом с которой находилась сральня, одна на весь этаж. Из нее жутко несло дерьмом и табачным дымом. А ее старая, видавшая виды покосившаяся дверь все время громко хлопала, не давая мне спать долгими темными ночами.

– А вот и мы, – обрадовал я Ольгу. – Знакомься, это – Светлана. Помнишь, я тебе за нее рассказывал. Ей скучно дома, вот она и решила пожить здесь с нами.

Ольга была явно недовольна, но пока что ничего не сказала, привыкнув с детства замыкаться и мусолить в себе все свои обиды и недовольства. И чтоб она разговорилась, ее нужно было хорошенько довести. Мы прошли и уселись за полу развалившиеся стулья вокруг обшарпанного стола, стоявшего не трех ножках, четвертая где-то отвалилась, может быть в Отечественную войну. Ольга собрала скудный ужин, и мы принялись хавать хлеб с какой-то рыбой из консервной банки, запивая это жидким чаем.

Слава Богу, есть хоть это. Все благодаря Рулону, а то раньше приходилось голодать неделями, пока я не начал приторговывать экскрементами, а где-то еще работать мне было в лом. Пусть работает то, кто дурнее. Я лучше поголодаю, чем буду батрачить на какого-то дядю. От работы кони дохнут. Нашу трапезу сопровождал аккомпанемент из туалета, который находился через стенку, и слышимость была почти что видимость. Кто-то пердел, спускал воду, стучал и ругался. Чтоб как-то заглушить эти звуки, я врубил старенький разъебаный мофон с одним дребезжащим динамиком. Маг жутко тянул кассету, но все же это было лучше, чем слышать: «Пу, пыс» и т.д.

– Ну шо, спать будем все вместе или по отдельности? – спросил я самок.

Светлана смущенно пожалась, а Ольга наотрез отказалась от групповухи, заявив:

– Вы, как хотите, а я буду спать одна.

И, надувшись, стала стелить себе постель в углу. Я решил обождать, чтоб не создавать конфликту, а ночью, когда все разденутся, уснут, и глупость мамкиных представлений уйдет на задний план, заняться делом.

– Эх, жаль, нет водочки, – посетовал я. – А то бы мы мигом стерли в порошок ложную личность стаканом бухла.

Пока мы стелились на полу, в коридоре поднялся шум и крики. Видно, опять началась пьяная драка. Бились прямо у туалета. Так что, кто-то часто падал со всего маха в нашу хлипкую дверь, которая могла в любой момент вылететь от любого пинка, и мы рисковали оказаться голышом в компании пьяных ублюдков, которые могли ввалиться сюда и начать выяснять отношения не только друг с другом, но и с нами. Трудно даже вообразить, к чему это могло бы привести. В коридоре продолжалась потасовка, сопровождаемая матами и громкими ужасающими криками, как будто кого-то убивали. Может, просто откусывали нос или отрывали яйца. Внезапно в нашу дверь кто-то стал стучать. Затем раздался треск, похоже было, что дверь рубят топором. Приподнявшись из постели, я все ж увидев, что дверь пока цела, видимо, рубанули по косячку. Где-то через пол часа шум начал затихать и уже слышался мерный топот по коридору, отдельные отрывки фраз и туалетная рапсодия из звуков жопы и смывающегося унитаза. Увидев, что самки начали засыпать, я подлез к Ольге и начал ее обнимать, но она, видимо затаив обиду, оттолкнула меня, не в силах принять то, что я пришел с новой женщиной. И, видно уж завнушала себя, что она вправе на меня, что должна быть единственной и прочую чепуху, бред сивой кобылы. Увидев, что тут ничего не выходит, я полез к Светлане, начав ее мацать. Она, в отличии от Ольги, не сопротивлялась. Ей, конечно, было легче, так как она еще слабо внушала себе, что и как должно быть. Не чувствовала себя хозяйкой. Взгромоздившись на нее, я ввел ей свой короткий огурец, который быстро стал возбуждаться. Чтоб не обкончаться через минуту, я поспешно вынул его и стал мацать самку, давая себе передышку.

Ольга сразу врубилась, что у нас происходит и, накопившееся в ней напряжение от заклинивших мозгов, вылилось в надрывном вопле. Она завыла, протяжно и дико. В окно светилась луна, и мне показалось, что она воет, как волк на луну. Светлана испуганно сжалась, но я продолжал ласкать ее и засадил ей снова свою пипетку секунд на тридцать. Ольга все выла и билась головой в стену.

«Да, групповухи сегодня не выйдет», – подумал я, вынимая в очередной раз свою пипетку из Светланиной лохани. «Ну, ничего, это тоже духовный опыт. Пусть растождествляются со своими иллюзиями насчет любви, единственности и мамкиной хуйни. Пора бы им становиться свободнее». Потыкавшись своим стручком, я улегся в обнимочку со Светланой и наблюдал, что будет дальше. Ольга стала менее беситься и зашлась в беззвучных рыданиях, царапая ногтями матрац и рвя подушку.

«Вот до чего довели ее тупые мечты о семейном счастьице», – подумал я. – «Мечтая о поебени, она зачем-то нафантазировала, как она будет мучиться, если я ей изменю. Вот идиотская программа и сработала! Может быть, эта дура еще представила, как она удавиться или броситься в омут, если я буду ебать кого-то еще. Вот говно-то! Зачем она все это представила? Лучше бы представила, что я ебу другую, а она радуется, что мне хорошо. А то вместе с радужными картинками эта мразь представила измену, и завнушала себя, что это плохо и как она будет страдать и мучаться при этом. Во как, бля, завнушала себя, тупая зомби! И че она переживает, ведь знала, что я и раньше гулял, а теперь это просто происходит при ней. Взяла бы и присоединилась к нам, ведь я ей первой предложил перепихнуться. Да, вот как мыши уничтожают себя своими же мыслями, внушают себе программу самоуничтожения. Если что не так, то я буду мучаться, страдать, убивать себя и т.д., вот идиотство-то где! Шизофреники чертовы, сука!» Но скоро дурная энергия кончилась, и Ольга начала утихомириваться. Где-то под утро все мы заснули, оторвавшись во сне от земных забот и проблем.

Утром, проснувшись от сна, в котором я беззаботно где-то бродил, я снова почувствовал на себе груз семейных проблем. Светлана притихше сидела, подавленная ночной сценой. Ольга, мрачная, ползала по конуре, замкнувшаяся в себе, обиженная на весь мир. Работать с людьми, как Рулон, я не умел, хотя и слышал, как это все делается, и предпочел ретироваться из дому, чтоб не быть в неприятной, давящей атмосфере. Прихватив недораспроданное говно, я выперся в город, судорожно размышляя, кому бы его спихнуть.

Вот так неудачно закончилась моя попытка быть Рулоном. Но я не терял оптимизма и решил: хоть я еще многого не умею, но все же буду пробовать учиться просветлять себя и людей, не давать себе погрязнуть в мышином болоте.

Так, что же еще написать для спасения мира? Да, вот ту сцену, где я хорошенечко насрал, и началось это так. Где-то недельки через две после моего знакомства с Пушкашем, я много наторговал говном, сбыв целую партию целебного кала каким-то целителям из тусовки лазаревцев, которым я сообщил, что говно помогает снять негативную карму и учит людей любить мир. Ведь еслиф мы полюбим даже говно, то уж тоды и весь мир сумеем полюбить. И коэффициент нашей агрессии на мир соскочит со смертельного уровня. Все прямо по Лазареву, заливал я им в уши на обум Лазаря. Пушкаш, познав, шо у меня появились бабки, позвал меня на метод (так он называл сборище наркоманов, пользуясь терминологией Дона Хуана). В то время я уже все чаще ночевал у Светланы, так как с Ольгой сидеть было невозможно. Она жутко ревновала и устраивала мне концерты, только еще больше отпихивающие меня от нее. Убедить ее в пользе тантрического взгляда на жизню мене как-то не удавалось даже после пол литры бухла. Видно, еще плохо я учился енто делать у Гуру Рулона.

Дак вот, собравшись на хате у одного наркомана, мы затянулись косячком конопли. Я сидел на разъебанном старом диване, густо заселенном клопами и мандавошками. Вокруг был срач, свойственный наркоманским блат-хазам. Обшарпанная мебель, грязные, засаленные окна. Кругом валялись бычки и банки от пива, какая-то грязная газета и на ней головки от кильки.

Затянувшися, я почуяль, что нечто входит в меня. Я задержал дыхание и медленно стал выдыхать. Внезапно все передо мной поплыло, и мир вокруг стал изменяться. Мое дыхание замедлилось, и я погрузился в какое-то остякленевшее состояние. Сделав еще пару затяжек, я увидел, что все предметы вокруг живые, все они сознательные существа. Они смотрят на меня со всех сторон, и я чувствовал их внимание. Особенно меня привлекла пепельница, стоявшая на столе. Она плавала, расширялась, увеличивалась в размерах и двигалась ко мне. Скоро я сам стал этой пепельницей, вернее, она была, как бы частью меня, как нога или рука. Я ощущал ее, как ощущаю себя, ее холодную стеклянную поверхность, ее изгибы. Они казались мне какими-то волшебными. Вдруг кто-то поднес бычок к ней и стал тушить его о пепельницу. Я дико закричал, так как почувствовал боль плеча. Мой крик донесся до меня эхом. Все замелькало, и я провалился в какое-то забытье.

Проснувшись поутру у Пушкаша после метода, я обнаружил, что он грузит какого-то наркушника глупой идеей.

– Ты понял, что ты будешь сидеть там сторожем за копейки? – распинался Пушкаш. – Давай-ка мы устроим ограбление твоей конторы. Вынесем оттуда пару компьютеров и промутим их, накупим кайфу, наколемся. Ты нам поможешь, а сам прикинешься лохом, мол, не слышал, как их украли. Так, за ночь мы подзаработаем пару тысяч долларов, сечешь? Эй, Владимир, – обратился он ко мне, – присоединяйся к нам, разживемся. Я уже знаю, кому сбыть эти компьютеры.

– Игра не стоит свеч, – ответил я.

– Почему это?

– Да очень просто. Минимум нам за такое дадут года три. Хотел бы ты получить пару тысяч долларов за то, что три года просидишь на зоне?

– Да нас никто не поймает, это точно, – стал уверять Пушкаш.

– От сумы да от тюрьмы не зарекайся, – ответил я. – Спалиться можно даже на самом путевом деле и этих долларов не хватит даже для того, чтоб откупиться в ментовке. «Если есть голова», – учил меня Рулон, – «то бабки можно накосить и без криминалу, ничем не рискуя». А так как вы, ворують токмо те, у кого шариков не хватает.

И хотя впоследствии я узнал, что они провели этот скок удачно, я все равно придерживаюсь этого мнения, шо нужно учиться не воровать, а торговать, хотя бы и говном.

После болды сильно хотелось жрать, но жрать в этой хавире было нечего. Я взял кусок газеты и стал его жувать, чтоб заглушить голод.

– А есть тут поблизости магазин? – спросил я у Пушкаша.

– Да, есть, токмо бабок нет.

– Да, у меня-то есть. Я тут говна на пару сотен баксов продал, так шо теперь есть на шо похавать.

– Да, ничего себе, – удивился Пушкаш.

– Эй, Эдик, сбегай-ка за провиантом, а у меня к тебе дело есть, – сказал мне Пушкаш. – Дело на миллион. Знаешь, я тут решил сделать изоляционную ванну, в которой богатые бизнесмены будут проходить мистические практики.

– А шо это за ванны? – заинтересовался я.

– Да это такая ванна, в которой поддерживается температура воды 36 градусов. Полностью темно и глухо, как в танке. Лежит там чучик и теряет ощущение себя, и потихоньку входит в тонкий мир, всасываешь? Виденья, в общем, всякие начинаются.

– Вот здорово, – размечтался я от росказней о ванне.

– Дак вот, секи, я решил написать во все фирмы совковские и зарубежные, что ищу спонсоров для создания такой ванны. Так мы с тобой сможем найти и капитал для нее, и клиентов из богатых бизнесменов, которые захотят валяться в этой ванне. Прикинь, как классно.

– Да, вот это идея! – глупо обрадовался я.

– Дак вот, сейчас нужно красиво напечатать письма, во все енти фирмы разослать. Только вот башлей на енто нема. Не мог бы ты мне на недельку-другую занять пару сотен баксов? – сказал Пушкаш.

Очаровавшись идеей, я быстро раскошелился, и с этого все и началось. Из бизнесменов никто на енту идею не клюнул, а Пушкаш не собирался отдавать мне должок. Хотя прошло уже полгода, он все тянул резину.

Как-то раз мне все это уже стало надоедать, и я круто наехал на него. Притащившись к нему на хату, где он гудел с несколькими дружками, я заявил:

– Ну шо, хватит тебе вола-то ебать. Давай деньги возвращай-ка мне живо!

– Да у меня пока нету, – стал он петь свою известную песню.

– А на шо ты собирался ща идти надыбать марихуанны?

– Ну, там не вся сумма, только часть, да и покайфовать нам нужно.

– Нихуя, – заявил я, – давай то, шо есть, а потом отдашь остальное, понял?

– Но мы же друзья, – стал заливать Пушкаш. – Ты подожди, я отдам.

– Нехуй на дружбу кивать! Давай бабки выкладывай, живо! – разбесился я.

– Ну, хорошо, – согласился Пушкаш и, выйдя из коридора, направился к друганам. Через минуту они вернулись все вместе. Кто-то потушил свет, кто-то бросился мне под ноги, я упал. Они начали скручивать меня.

– Ну шо, деньги тебе нужны? Ща тебе будут деньги, сука!

Скрутив меня, они принялись меня душить, сдавливая мне горло. Я хрипел и вырывался, весь покрывшись холодным потом. От страха и удушья мне хотелось вздохнуть, но я не мог и невыразимо мучался, погружаясь в какое-то марево. Не знаю, сколько прошло времени, но скоро я очнулся на лестничной клетке Пушкашева подъезда. Вскочив, я со страху бросился наутек со всех ног и только тут обнаружил, что я, оказывается, жидко обосрался. Говно потекло по моим штанинам и капало на тротуар. Но это не смущало меня. Я несся подальше оттуда, как угорелый. Обосранный, но довольный, шо остался жив, шо мучения позади. Я бежал, пока не выдохся и только тогда задумался. Что же мне теперь делать? Я бежал без единой мысли от ентого стрессу. Весь мой диалог отключился. Так шо енто был настоящий бег силы. Я радовался, что вырвался оттуда, хотя мало радости было-то на самом деле от того, что я остался жить. Ведь именно от того, шо я еще живу и проистекають усе мои страдания. Не родила бы меня проклятая мать, и я бы не мучился, не носился бы щас по городу с обосранными штанами.

Вспомнив, шо сегодня я хотел идти к Светлане, я подумал, какой стрем, если она меня увидит в таком виде. Мне ведь хотелось перед ней выглядеть героем, и тоды я решил отправиться к Ольге. С ней я уже живу давно, шо мне себя перед ней показывать, пусть отстирывает мое говно. Хотя в общаге было гораздо труднее отмыться от дерьма, чем в уютной хате Светланы. Но, руководствуясь тщеславием и своей ложной личностью, я сделал такой хуев выбор, только потом осознав, какая же я все-таки скотина после этого. Как же я еще отождествлен с мнением обо мне других людей.

Приперевшись к Ольге и рассказав ей весь произошедший инцендент, я загрустил, потеряв всякую надежду сбить с Пушкаша лаве. Увидев моя состояние, Ольга сказала:

– Ну что ж ты не спросишь совета у своего Рулона? Раз он такой умный, то пусть и помогает тебе.

Да, это была заманчивая идея, но сделать это мне было как-то неудобно. Хотя я и мог и панковаться и выебываться часто, но не мог сделать такую простую вещь из-за какой-то детской закомплексованости.

На следующий день я с Ольгой отправился в Рулон-холл, так как было время занятий. Гуру вел лекцию по бизнес магии. Вышагивая по сцене, он орал:

– Этот шизофреник Марш писал, шо спрос определяет предложение, но хуиньки-заиньки. На самом деле предложение определяет спрос на товар. Каждый год на Западе толстосумы придумывают все новые и новые штуковины, которые и в голову никому не пришло бы покупать: какие-нибудь кепки с вентилятором или мусорницы на голове и еще хуй знает что. Главное – это хорошо разрекламировать, внушить чучикам, шо енто им нужно, шо они жить не могут без ентого, шо енто уже у всех есть, это – престижно, выгодно, полезно и т. д. И быдло уже бежит раскупать всю енту хуйню и дребедень. Так шо учитесь внушать людям, шо им просто необходимо экологически чистое говно. Но делайте это не так, как делают продавцы «герболайф» , проявляя глупую навязчивость, а исподволь, шоб чучик и не врубился, шо ему шо-то рекламируют. Сидите сами, к примеру, и с большим аппетитом наворачиваете экскременты. Ему станет завидно, он будет вас расспрашивать: откуда, да шо ты жуешь. А вы поламайтесь, не колитесь сходу. Он будет еще больше заинтригован, а значит и появиться возможность продать ему этак пару центнеров навозу – пусть похавает на досуге.

Апосля проповеди состоялась практика, где мы учились исподволь рекламировать всякую чушь, стараясь заинтересовать клиента этой хуйней, создать в нем потребу ее иметь и купить за большие бабки. В ход шло все подряд, торговали чуть ли не воздухом. Таким макаром можна было б продавать пустоту. А после ентой практики Гуру заявил:

– А теперь пусть каждый осознает как много у него глупых, высосанных из двадцать первого пальца потребностей, которые вам абсолютно не нужны. Выявите их и отбросьте пока не поздно, не то так и останетесь в этом дерьме. Часто вы просто воображаете, шо вам шо-то надо, хотя если разобраться, вам это нахуй не надо. И такие потребности хуевы висят на вас как кандалы: престиж, амбиции, принципы, принцы. Все это дерьмо собачье, которое чем быстрей вы отбросите, тем будет лучше, всосали? Вот так, в натуре, бля! Ом!

После еще ряда практик и занятий, я с Ольгой подошел к Гуру, которого обступили ученики, задавая ему свои вопросы. Я стоял, но так и не решался спросить. Тогда Ольга сама подошла и рассказала Гуру всю ситуацию.

– А, этот Пушкаш, – ответил он ей. – Да он не только вас, но и других наебал по крупному. Недавно вот заломился к Петру, когда его дома не было и говорит его бабусе: «Меня, мол, Петя послал за шаманским бубном. Он ему ща нужен». Ну, бабка и дала ему бубен. Давайте-ка, пилите к нему и скажите, мол: «Башли не выложишь вместе с бубном – вложим тебя ментовозам, шо наркуешься, шо нам кайф сбывал». Так его шухернем, посмотрим, как задрыгается.

– У меня еще есть личный вопрос, – сказала Ольга и отозвала Гуру за кулисы. Я пересрался: неужели про меня стерва ща растрепит! Какой стрем! Говно как неудобно! Я подошел к занавесу, за которым они беседовали, и стал, как худая старуха, подслушивать их базар. Ольга сказала, шо я стал блядовать и просила совета, шо делать. Мол, я все реже бываю дома, в основном только когда напьюсь или обгажусь, или коды у другой моей подруженьки течка.

«Ну и стрем, – подумал я. – Как же меня обсирает, свинья. Шо люди-то скажут».

– Ну, а ты шо делала? Ревновала? Бесилась? – спросил Гуру.

– Угу, – ответила Ольга.

– Все это мамкин бред! Видишь, это не помогает. Лучше старайся быть ярче, привлекательней, чтоб с тобой ему было легче, интересней, чем с ней. Тоды, хотя бы, он будет ходить к тебе столько же как и к ней. Но об этом не стоит расстраиваться. Все мужики такие. Еслиф хочешь, чтоб он не гулял, то найди старика, импотента или калеку. А чем нормальней мужик, тем больше у него баб. Если ты перестанешь мучать себя этой мыслью, то тебе станет лучше, и он приходить будет чаще. Сечешь поляну?

Апосля встречи с Гуру, мы выперлись на улицу и побряли до хаты Пушкаша, шоб сбить с него должок. Всю дорогу я бесновался и ругал Ольгу за то, шо она позорила меня так при Гуру.

– Еб твою мать! Хули ты разболтала все говно про меня! У тебя шо, вода в жопе не держится! – выкрикивал я, размахивая руками.

Она, ничего не отвечая мне, отмалчивалась, видя, какой я тупой самодур. Так мы докатили до Пушкаша. Завалясь к нему, я несколько осекся, потерял былой пыл, вспомнив, как меня душили. Видимо широким я мог быть токмо с Ольгой. А тут, зайдя в коридор, я стал пугливо озираться, пытаясь понять, нет ли тут той шоблы, шо удушивали меня давече.

– Ну, че приперся? – спросил меня Пушкаш. – Забыл шо ли, как ты тут у нас жидко обосрался? – глумился он.

– Ну, в общем, хватит, давай, значит, башли-то. Возвращай, – начал неуверенно наезжать я.

– Да хуй я тебе их верну, понял? – наглел подонок.

– Ну че, давай, отдавай, – канючил я.

– Пошел ты нахуй! Давай, выпирайся отсюда живее!

Я помнил, шо мне сказал делать Гуру, но никак не мог преодолеть себя, шобы выговорить енти словы и уже стал пятиться к выходу. Дело так и могло закончиться ничем, но тут вмешалась Ольга и выпалила в рожу ублюдку:

– Давай, пидор, должок! И Петин бубен отдавай живо! Не то щас пойду заявлю на тебя в ментовку, шо кайфом торгуешь. Узнаешь тогда тварь поганая, понял?

От этих слов Пушкаш опешил, сразу струхнул и осунулся.

– Да мы же друзья, – начал он нести ахинею. – Это я так, шутил с вами.

Он зашел в комнату и вынес оттуда бубен и сразу нашедшиеся башли. Слова Рулона подействовали безотказно. Забрав свое, мы отвалили оттеда.

Следующая моя встреча с Пушкашем состоялась нескоро. Як-то раз, на встрече в Рулон-холле, Гуру сообщил нам:

– Прикиньте, земляне, есть на свете такой проходимец Пушкаш. И вот, он заявил, шо теперича он – Гуру, Учитель всех времен и народов. Долго тут у нас он сидел и пыхтел от зависти, думая, чем же он, недорезанный наркоман и бармен, хуже меня. Думал, шо если у няго, как и у меня, голова, два уха, то, вишь, он такой же. А хуй-то в сраку! Он забыл, шо в голове-то у нас все по-разному, шо там, в его драной тыкве, нет извилин. А одна, коя все же обнаружилась, находиться не на своем месте, а в заднице. Пусть бы ему сперва руки в тиски позавертывали в школе, из окна вниз головякой потрясли, попряжигали бы его бычками, тоды мы бы посмотрели на него – какая между нами разница. Он, конечно, был в детдоме. Но когда его петушили там в душе и заставляли есть говно, он не пытался медитировать, он полностью отождествлялся со своей оболочкой, со своей ролью и не вынес оттэда ценного опыту. А я стою себе: руки в тисках, шею бычки обжигають, кто-то плюет мне в харю. Стою я и думаю: «Шо-то скучновато, дай-ка я помядитирую». И начинаю смотреть со стороны на всю эту котовасию. Весело! И вот поентому у него нихуя не выйдет быть Гуру – школа не та. Рожденный ползать летать не может. Я жил этим с детства, родился таким – не от мира сего, а он токмо сейчас, в 30 лет опомнился: «Не стать ли мне Гуру?». От зависти обосрись, родной! Хуй тебе в сраку – вот шо у тебя выйдет. Еще толком ничему не научился, а уже лезет учить, лихоимец. Помяните мое слово, скоро вы яго увидите на помойке. Уже много таких лихоимцев развелося – увидять меня и давай подражать. Хучет сделать три рубля, да не выходит нихуя. Каждому свое, в натуре. Сечете? У каждого есть свое предназначение и шобы его измянить, чучик должен примкнуть к тому, кто имеет другое, иначе никак, всасываете? Вот так, баста. А теперь идите и позырьте, шо там к чему, и вы увидите, чем енто кончится.

Действительно, через некоторое время мы узнали, шо Гуру Пушкаш заглох и открыл сосисочную. Енто ему привычнее показалось. С ним пыталось играть в Гуру еще несколько ебантропов, сбежавших от Рулона. Но никто слушать их не стал, так как подобных лихоимцев развелось множество, а до Рулона им срать и срать. Скоро я их всех увидел в сосисочной. Их хуев лидер Пушкаш теперь увлек их новой идеей: продавать хот-доги. Но даже и это клеилось у них херово.

Я и сам вспомнил, как зависть и идиотизм заставили меня с Гошей собирать партию Нагваля, подражая Рулону. Но ента партия быстро превратилась в ячейку общества. Коды мы стали набирать в нее женских воинов, я уселся с Ольгой, Ромео с изнасилованной нами Светланой, а Гоша с Радмилой – одной психоматичной рыжей красномордой дурой, старше его на двадцать лет. Сперва мы все гонорились: хотели создавать на Алтае свое телевиденье и транслировать оттэда передачи на весь мир, но вскоре заеблись. Наша сексуальная энергия, идущая на болезненное воображение, вышла из яиц, и мы осели. Стали бессмысленными и замкнулись на своих партнершах, разыгравшись в семейку. На енту только нас и хватило. Я еще пытался будоражить других, растаскивать их друг от друга, но нихуя не получалось. Каждый стал действовать сам по себе, работать на заводе и мотать на кулак сопли.

Как-то раз, помню, я заломился к Гоше, где с Радмилой они жили в общаге. Но она мне не открывала, зная, шо я их хочу растащить в разные стороны. Они слиплись друг с другом, как собаки после случки, которые уже стоять друг к другу сраками, бягуть в разные стороны, но еще хуй из пизды не вылезает. Так они и бегают по двору тяни-толкаем долгое время, пока мальчишки пиздят их палками и швыряют камнями.

– Эй, Гоша, открой! – орал я, стоя с Ольгой под их окнами. – Шо ты со своей грымзой засел? Хошь я тебе про няе песню запою?

Я взял гитару и забацал следующее:

 

– Обязательно, обязательно,
Я на рыженькой женюсь.
Обязательно, обязательно
Подберу жену на вкус.
Рыжая, рыжая ты на свете всех милей,
Рыжая, рыжая не своди с ума парней.
Чтоб была она семипудовая
И пыхтела, как паровоз.
Обязательно, обязательно,
Чтоб был рыжий цвет волос.

 

Но свиньи наглухо отгородились железной дверью. Вот так бесславно закончилось наше хуевое начинание создать партию Нагваля. Видно, что это было для нас только игрой. Никто из нас не был воином Силы, и усе, шо мы начинали делать быстро превращалось в мирскую хуйню. Хитрая Радмила, кою я назвал Горилла за ее тупую рожу и длинные грабли, которыми она любила размахивать, как ветряная мельница, завнушала глупого Гошу, шо они де и сами могуть шо-то сделать. Они тоже вскоре разбегались по городу с афишами, шо открывается хуева школа магических искусств, в которых они разбирались, как свиньи в апельсинах. Но так как на первом месте у них была семейка, то вся ента школа вскоре с треском провалилась.

Чтоб человек умог шо-то уделать и чаго-то достичь, учил нас Рулон, он должен пожертвовать усем, шо ему мешает. Еслиф же у яго на уме еще шо-то: семья, дети, наркота, лень, то он нихуя не достигнет. Вот основное знание.

На следующее занятие я притаранил в Рулон-холл бубен и башли, сбитые с Пушкаша и отдал их встретившей меня у входа Селене.

– Вот, это – Гуру. Только его слова смогли раскрутить этого подонка, – молвил я. – Так что это его деньги. Моей заслуги тут нет. Я даже, к своему стыду, не смог выговорить то, шо онь вялел мне сказать.

– Что ж ты так, язык-то без костей, – рассмеялась Селена, принимая дары.

– Язык-то без костей, да мозги закостенели, не могу ничаго с собой поделать, – пожаловался я.

На проповеди Гуру бесновался и кричал:

– Еслиф вы шо-то не можете, узначит вы енто не проигрываете в воображении. Шоб шо-то делать, спярва проиграйте енто в воображении во всях деталях, один шаг за другим. Смытрите, какой шаг вызывает у вас неуверянность, дикомфорт. Проигрывайте его сынова и сынова, покуйда усе не пойдеть у вяс гладко, всасываете? Такмо мамка заставляла вас воображать, как вы будете рабочим быдлом и свиноматками. А теперячи и вы сусами воспользуйтеся ентим методом и навообразите себе хорошую судьбу, удачу в делах, усе, чему я учу вясь. Вям необходимо воображать поярчи, до рези в глазах. Воображайте сябя, кяк вы теперяча делаете усе правильно, по-новому, а не по-мамкиному, привычнянькому! Говняному!

Апосля, каждый во время санс-театру стал разыгрывать то, шо ему было совсем несвойствянну: мужик – бабу, баба – мужика, зажатая телка – шлюху, чадос – хулигана. Я должон был разыгрывать из себя культурного фраера. Енто у меня получалось хряново. Но енти практики были полезны, так как учили няс быть кем угодно, а не токмо темя, чемь мы прявыкли. Тут-то я и увидел всю свою ограниченность и никчемность. Опосля практики я вспомнил, как мы хотели создать партию Нагваля, но ничаго умнее не придумали, как с утра до вечера просиживать штаны в кофейне, разглядывая коконы у всех присутствующих там засранцев. Мне начало казаться, шо тут в этой кофейне ошиваются маги. Каждого немного странного посятителя, наркомана или забулдыгу я прянимал за мага. Вместо того, чтобы погулять по лесу, потреняроваться, я, как дурак, пялился на всех, пока один хмырь не расколотил мне морду.

– Ну че вытаращился? – спросил он, глядя, как я созерцаю его кокон расфиксированным взглядом. Я молчал, думая, что он сдвигает мою точку сборки. Тоды, не долго думая, пьяный проходимец врезал мне по яблу. Только тоды я нямного пришел в себя и стал догадываться, шо енто может быть и не маг. Хотя любой истинный маг прежде всего намылил бы мне харю, шобы я не летал в воображении, а был реальней, работая над собой, а не таращась по сторонам, ища дурацких чудес.

Апосля занятий нас собрал Гуру и сказал:

– Вот, вы уже давно ходяте на занятия. Давайте-ка ви попробуйтя усами сячась вясти сяминары у новечков. Уча других, вы сами начнете понимать больше.

Так я и попаль «наставником» на свой первый сямянар. Признаюсь, наставник тоды из меня был хуевый, годный разве что только для того, чтобы расставлять стулья в зале да бегать подай-принеси и не больше. Но туты я должон был чаго-то вясти и со мною еще несколько таких же балбесов как и я. Спасало только то, шо вместе с нами на сямянару ехала Лилит, которая хорошо знала, як и шо нужно делать.

В назначенное время мы встретились усе на вокзале. Я притащил с собою Ольгу и Светлану, которые уже ревниво поглядывали друг на друга, предвещая няспокойную ситуацию. Лилит бросила оценивающий взгляд на нашу компанию и, подозвав меня, заявила:

– Знаешь, Владимир, на семинаре нам твоих блядей не надо. Так что решай: или ты поедешь один, или иди блядуй дальше.

Я понимал, что семинар – не место для любовных утех или ревнивых разборок. Там понадобиться все мое внимание и энергия для дела. А если я буду заниматься херней, то и вести семинар буду через пень колоду. Подойдя к своим телкам, я заявил:

– Все, отплясались, я еду один. И вы, давайте, не теряйте времени зря и позаймитесь, пока меня нет, лесбиянством. Это будет для вас полезно, чтоб разделаться враз со всей мамкиной херней.

Мои шмары явно без радости восприняли эту заяву. И, не желая расставаться со своими глупыми представлениями, похуярили прямо при мне в разные стороны.

К перрону подъехал майдан и мы, загрузившись в вагоны, поехали загород, где в одном из домов отдыха намечался колоквиум рулонитов. Собрав нас в купе, Лилит властно окинула нас своим взором и заявила:

– Новые чучики еще не готовы лицезреть самого Рулона. Это еще сосунки духовного продвижения и им нужны йогические ясли. Так что ведите себя поприличнее, чтоб не пугать публику.

Тут же она нам выдала методики, которые мы должны были штудировать перед ведением семинара.

– Давайте, бросьте свои приколы и тупые доебывания до людей. Чучики – новые, они еще не готовы к разрушению личности, – сказала Лилит, строго посмотрев в наши тупые физиономии. – Так что их нужно пока не поносить, как это делается с вами, а хвалить. Поносить нужно уже зрелых людей, а это детский сад, они к ентому не готовы, их нужно хвалить. Без этого они не могут жить, как онанист без мастурбации, как монах без молитв, как свиноматки без детенышей, как напившийся слабительного без сральни.

Приехав на место, мы стали готовиться к семинару как к боевой операции. Помногу раз отрабатывали момент встречи рулонитов, отрабатывая свою реакцию в случае появления пьяных дебоширов, ментов, рэкета. В момент вводной встречи и сбора денег дозорные должны были вовремя предвидеть опасность, кто-то взять огонь на себя, остальные незаметно смыться вместе с Лилит и деньгами. Затем, оставшаяся группа утихомиривала панику среди людей и переводила их в новое безопасное место. Тот, кто брал на себя первый удар, должен был уметь поговорить с ментами, рэкетом, усмирить дебошира. Весь разговор сводился к финту, шо он сперва выдавал себя за главного, а потом говорил: «Я, вообще-то, только что приехал и ничего не знаю. Скоро приедет старший, он разберется. А я так, сбоку припека». Затем отрабатывались сами занятия, которые вели несколько «наставников». Другие рассредоточивались среди людей и поддерживали атмосферу. Они должны были сперва определить потенциально недовольных людей, подсесть к ним и стараться настроить положительно, рассказывая, что секоризм – это здорово. На различных примерах своей жизни и любыми другими способами загасить их негативную волну, затем в процессе практик и лекций они рьяней всех их исполняли, подавая другим пример, аплодировали ведущему. Говорили, как им все это помогло, имитировали экстаз, транс, чудесное исцеление и прочие чудеса, которые нужны еще духовно неразвитым товарищам, ищущим очередного Саи Бабу, материализующего пепел, каменные хуи и прочую белиберду. Другие дураки хотели летать, проламываться сквозь стены, что-то видеть и все время исцеляться, хотя какой им от этого прок. Кроме как покрасоваться или где-то что-то спиздить их не хватало. Истинное чудо заключается в том, чтобы дурак стал умным, а не просто научился летать, словно муха, друганам за пивом. От ентого толку-то мало. И еще, все кто помогал псевдонаставникам, должны были объединять вокруг себя людей, особливо лиц противоположного полу, сплачивая коллектив.

Ну, вот и наступил первый день семинара. И в дом отдыха привалило много радостных идиотов с чемоданами и рюкзаками. Оказались среди них и пердуны, которые стали возмущаться, шо, мол, дом отдыха-то не очень, мол, не пятизвездочный отель на Канарах. Косой подвалил к этому баламуту и, громко рассмеявшись, сказал, а нам такое и не нужно. Зачем нам номер люкс, мы сюда развиваться приехали, а не шиковать. Окружающие поддержали его одобрительными возгласами. Пердун заткнулся, и чувырла радостно продолжили размещаться в номерах.

На рулонитовский семинар собралось много народу. Больше всего там было любопытных зевак, которые, прочтя книгу «Путь Дурака», агалтело бросились искать Рулона и Марианну, чтоб поглазеть шо это за люди такие выискались, как это можно так думать и жить, не как все уроды живут. Любопытства у них было полные штаны. Но этого мало. Нужно ведь менять в себе все это говно.

На вводной лекции, которую вела Лилит, меня установили на стреме, шоб я сек за тем, не пробирается ли к нам какая-либо нечисть. Так я бесцельно и протолокся на улице битых два часа, а затем Лилит пригласила меня ассистировать занятия по тантре, для того, чтоб я вел на них практику.

– Ты что тут слоняешься, разгильдяй? – закричала она на меня. – Чтоб я больше тебя не видела в таком состоянии!

Хотя я еще не врубился, за что на меня кричат, но я уже знал, что это нужно, чтоб я подсобрался и был жестче и активней на занятиях, и не сидел там, считая ворон.

– Давай, быстро иди в зал! – бесилась Лилит, заряжаясь энергией перед новой лекцией по принципу Рулона: «Поэтом можешь ты не быть, но злобным волком быть обязан». Взбодрившись, она пошла вести занятия. Я поплелся следом, наэлектризованный ее проборкой. Раздраженные, мы подошли к залу, сделав вдох и выдох, резко переменили состояние на благожелательное, как не раз учил нас это делать Рулон. В зале было много народу, пахло благовониями, раздавались звуки скрипящих стульев, покашливания и мелодия музыки Нью-Эйдж. Подойдя к столу на сцене, Лилит начала свою лекцию. Я же толокся за кулисами рядом с ней. Подняв руки вверх как антенны, она, казалось бы, ими сканировала зал. Глаза ее были полуприкрыты, но было впечатление, что она проникает в мысли людей своим внутренним взором. Все собравшиеся заворожено смотрели, что же она делает. Наконец, опустив руки, она открыла глаза и заявила:

– Сейчас, я изучала ваши аурные излучения, и я увидела, что большинство собравшихся – хорошие люди. Вы – неординарные личности, для которых доступно понимание Учение Секору. Правда, есть среди вас и несколько зашоренных индивидов, которые так и сдохнут, не постигнув Истину. Да туда им и дорога! Сейчас я вам расскажу одну историю из своей жизни с Гуру Рулоном, чему он обучил меня.

Зал притих, с любопытством внимая, что же там делают в Рулон-холле.

– Когда я попала к Рулону, то первое, с чем я там столкнулась, был новый взгляд на секс и все, связанные с ним, представления. Я думала, что секс возможен только с партнером один на один, но там я попала в групповуху. Я думала, что он возможен только с мужчиной, но я делала это с женщиной. Рулон объяснил мне, что для человека самое основное – это изменить свои представления в плане секса. И тогда вся мирская мешанина распадется, лопнет, как мыльный пузырь. Родители и общество загоняют вашу сексуальную энергию в рамки традиционных образов: партнер, единственность, семья, дети. Они старательно хотят обусловить ваш секс строгими рамками, с сатанинским усердием внушая ребенку, как можно думать, а как нет. В результате этого сексуальная сила направляется в русло традиционных социальных верований о любви, семейном счастье, детях. Но такая ограниченность в представлениях и фантазиях не дает человеку достичь ничего другого, скажем, духовной самореализации или осуществления карьеры. Рулон сказал мне: «Я знаю, о чем ты мечтаешь, как ты направляешь свою сексуальную энергию в мире воображения. Ты думаешь о партнере, единственности, взаимной любви, семейном счастье. Но это только один из путей, возможных сексуальных фантазий, путей, которые тебя ведут к становлению свиноматкой, становлению фабрикой по производству пушечного мяса для Афгана и Чечни. Но для духовного роста тебе нужны другие образы, другой путь в мире грез, в мире воображения, по которому пойдет твоя энергия. Ведь, по сути дела, твоя сексуальная сила – это единственная, свободная энергия в твоем существе. И в зависимости от того, куда она будет направлена, туда ты и пойдешь сама. Будешь ли ты развиваться или деградировать. Эта сила может быть бездарно направлена на партнера, детей или она может быть направлена на молитву и Бога. Куда ты ее направишь, туда ты и придешь. Хотя ты сейчас и занималась групповухой и лесбиянством, – это были только внешние практики. Гораздо важнее перенаправить свое воображение. И вот теперь, займись-ка шаманской зоофилией. Представь, как ты трахаешься с тигром.

– С тигром? – удивилась я. – Да как же это можно?

– А ты попробуй. Ляг в постель после приятной ванны, расслабься. Положи правую руку на промежность, левую на грудь и представь, как к тебе приходит тигр».

Вечером я так и поступила. Когда я закрыла глаза, то увидела себя в джунглях. Ко мне приближался тигр. Он медленно выходил ко мне из-за зеленых кустов. Его лоснящаяся белая с рыжими полосами шкура переливалась на солнце. Я не знала, что делать дальше. Глаза тигра блестели и неотрывно смотрели на меня. Внезапно я обнаружила, что сама являюсь тигрицей и начинаю подходить к тигру, включаясь в любовную игру. Мы долго бегали, резвились по джунглям, издавая радостные рыки. Наконец, он овладел мной. В этот момент я ощутила горячую струю энергии тигра, которая вливалась в мое тело. С этого времени тигр стал часто являться мне во сне. Он стал дружественным мне духом и часто помогает мне в трудные минуты. Моя сексуальная энергия стала высвобождаться из традиционного русла, и я стала ощущать какой-то прилив силы и свежести, как будто молодость снова вернулась ко мне. Отношения с тигром все дальше уводили меня от тупой колеи, ведущей к семейному болоту, где я должна была срабатываться до костей, как Зоя Космодемьянская. Он учил меня свободе, независимости, умению жить для себя и больше ценить мир грез и сновидений, чем какие-то призрачные достижения в серой реальности.

Теперь и каждый из вас может пройти эту практику высвобождения своей энергии из узкого русла дурацких мамкиных образов, принцев, семьи и детей.

Апосля лекции я провел с людьми тантрическую практику. Перейдя в большой спортивный зал, я усадил их на коврики, и учил делать тантрические парные асаны, после которых должна была состояться медитация майдхуны с тигром. В зале был полумрак, разгоняемый огнем немногочисленных свечей. В красивых лампадках курились благовония, играла тантрическая музыка. Я ходил по залу, говорил и показывал, как нужно делать совместно тантрические асаны, как во время них должна протекать энергия между мужчиной и женщиной. Шатаясь по залу, я приметил смазливую девчонку и стал сам сексуально возбуждаться, ходя кругами возле нее. Она тоже бросала на меня призывные взгляды. От этого мои мысли стали путаться, и я забывал, куда какая энергия должна течь, и стал, путаясь объяснять, куда заворачивать какие руки и ноги. Наконец, коды зачалась медитация, я и вовсе подсел к ней и стал говорить, что и как нужно представлять.

– Закройте глаза, – сказал я, таращась на нее. – Ваше дыхание ровное и спокойное, – говорил я с придыханием. Часто, торопливо дыша, я продолжал:

– Ваше тело полностью расслабленно.

Мое же тело тряслось от нездорового возбуждения. Я подсел вплотную к девчонке и, усадив ее на колени, начал мацать, продолжая диктовку:

– Вы видите тигра. Он приближается к вам.

Рулониты, раскачиваясь, начали трансоваться, и я, весь трясясь от возбуждения, уже стягивал с себя штаны и задирал футболку девчонки:

– Вы играете с тигром, он хочет овладеть вами, – говорил я, задыхаясь, сбивающимся голосом.

Запихнув свою пипетку в письку девчонки, я продолжал возбужденно говорить, прерывая свою речь стонами и вздохами:

– Вами овладел тигр, вы сливаетесь с ним в одно целое.

Тут я не выдержал, обкончался, и при этом гадко заверещал, продолжая диктовку пидорастическим фальцетом:

– Вы чувствуете горячую струю энергии тигра. Она наполняет вас.

Услышав мой визг, кое-кто открыл глаза и уже таращился на нас. В следующий момент я почувствовал, что мне кто-то заехал в ухо, громко матерясь:

– Я тебе покажу тигра!

Это был хахаль этой девчонки, который только теперь обнаружил, в чем дело. Я вскочил, испуганно стал убегать от него по залу, крича:

– Это не я, это тигр.

Я бегал, запинаясь за сидящих людей, падая на них. Верзила неотступно гнался за мной. Мои штаны болтались на мне, мешая бежать. Я несся, тряся писькой, пока они не упали с меня, и я грохнулся на пол, запутавшись в штанах. Бичуган стал валтузить меня, но тут подоспели наши и кое-как оттащили его. Я, забыв о штанах, бросился голым из зала, не помня как, без штанов выбежал на улицу. И только тут я осознал, в каком же я виде!

СТРАШНЫЕ КОСТРЫ

С лихо играющим очком Мудя подвалил к железной двери штаб-квартиры Рулона в уютном южном городке на берегу океана, где должно было состояться очередное просветительское мероприятие по вкручиванию мозгов, под леденящим душу названием «костры». Сердце бешено колотилось, а пот то ли от жары, то ли от веселых ожиданий катился охуенными градинами по харе идиота, когда он трясущимися пальцами нажал на звонок.

Дверь открыла Аза и молча впустила Мудона в предбанник. Дебил отождествленно стал ждать реакции на свое появление, потому как знал, что по этой реакции можно угадать, что Рулон сейчас о нем думает, – ученицы, Шакти Рулона всегда отражали его состояние и его поле. Реакция была традиционная – как на движущуюся кучу говна.

«Понятно, – огорченно подумал Муд, – тортами кормить не будут». Уже несколько дней он жопой чувствовал, что эти костры он надолго запомнит, потому что в последнее время свинство в среднем звене учеников Рулона, которые лазили по разным заданиям по всему миру, особо расцвело, и близилась развязка. Рулон всегда давал шанс ученикам исправиться, при этом сначала намекая по телефону, а потом и через других учеников. Но если ты свинья, то до тебя очень туго доходит, а значит, пора тобой заняться серьезно. Людей надо спасать вовремя от говна, а то они забудут, что когда-то были людьми, и так и останутся – говнами до конца дней своих. Что Рулон всегда блестяще и проворачивал на кострах.

Аза быстро исчезла за дверью, и Мудя стал робко прислушиваться, что там происходит. «Интересно, Нарада уже приехал? Вдвоем будет не так страшно», – замелькали голубые мысли. Тут в комнату влетела Элен – еще одна ближайшая ученица Рулона, отличавшаяся особо свирепым нравом – и так зыркнула на Мудю, что тот сразу стал ниже ростом.

– Че встал тут? Быстро заходи! – гаркнула она, и Муд пулей понесся через маленький коридорчик, на ходу то роняя, то подбирая свои манатки, в другую комнату, где уже столпились такие же зачморенные, как и он, ученики среднего звена.

Когда дверь закрылась, Мудя перевел дух и огляделся. Тут уже были практически все. Они сидели по разным углам с побелевшими рожами, как перед смертной казнью.

– Гыыч Ом, – еле промямлил Мудон приветствие и услышал такой же полудохлый ответ.

Минут через пятнадцать зашел Сантоша и позвал всех в зал. Когда свиньи гурьбой завалили в зал, там их ждали, сверкая хищными взорами, ученицы Рулона. Вперед выступила Аза и злобно заговорила:

– Ну, пиздюки, доигрались?! Животы наели, щеки отрастили – теперь расплачиваться будете. Бог ничего не прощает!

У Муди внутри все оборвалось. И хотя он изо всех пыжился сделать непринужденный вид, но выходило у него это говняно.

– Так вот, говноеды, – продолжала Аза голосом пахана на зоне, – Мастер сказал, что настало ваше время просветлевать! Готовы ли вы? – и тут же продолжила. – А похуй, готовы или нет, короче, пизда вам настала! У вас здесь будут проходить особые практики, вы будете жить в жестком режиме и за каждую провинность будете жестко наказываться.

Тут Мудя стал понемногу вспоминать, что он ведь идет духовным путем, что все это – для его же блага, и стал делать слабые попытки настроиться на горестность, как учил его Рулон.

– Спать вы будете вон там в прихожке на том, че сможете найти. Только там ничего нету. Будете целый день работать, а есть будете только тогда, когда заработаете. Одновременно в течение дня у вас будут проходить постоянные практики и экзамены на понимание истины. Нандзя и Гну будут у вас их принимать и ставить оценки, по которым будет решаться ваша дальнейшая судьба. Ссать и срать вы будете только тогда, когда сможете выпросить это. Туалет заперт на замок, а ключ у нас. У каждого будут свои обязанности, и все будут следить друг за другом, а если кто-то засвинит, все будут проставлять ему гычу.

Мудя покосился на своих собратьев по просветлению. Было видно, что тухло в эту мрачную минуту не только ему одному. Чахлый, как водится, тупо пытался скрыть ясный как божий день факт, что уже давно обгадился, а Гурун, вылупив глаза, жалобно смотрел на Азу и стоически боролся с накатившей волной жалости и страха.

– У каждого из вас будет новая позорная кликуха, – сказала Аза. – Ты, Синька, будешь зваться Мандонна Гандоновна – за безуспешные попытки стать Мадонной, волочась за любым хером. Ты, Жаба, теперь зовешься Вонь Подретузная с эпитетом Судорога в трусах. Ты, Чвабра, теперь Чучундра Двурушница, потому что так оно и есть. Ты, Мудила, по жизни Мудя – за вечную любовь греть руки на яйцах. А ты, Чахлоеб, теперь Оля Козлов. Но этими именами вас будем называть только мы. А вы друг друга будете называть своими кодовыми именами, потому что Мастер увидел, что вы даже этого не можете делать, когда ездите по делам. Постоянно забываете об этом правиле, суки! Хуй ли вы бесите Рулона?! – Аза не выдержала и заорала во всю глотку. – Хуй ли вы не можете, бля, собраться и нормально все делать?! Из-за вашего свинства уже все начало разваливаться, что Мастер годами создавал! Стоит вам выехать отсюда, как вы начинаете удовлетворять свои животные потребности – жрать, срать, спать и ебаться! Мастеру по телефону пиздите, мол, все хорошо, дела идут, все ништяк, мы развиваемся, но Бога нельзя обмануть!!! Хуесосы проклятые!

– Нихуя никаких вам прогулок больше не будет! – подключилась Элен. – Раньше у вас была уникальная возможность внимать мудрости Мастера на местах Силы, но вы не ценили этого! Учитель надеялся на вас, давал вам все, и самое главное – возможность развиваться как люди, но нет – вы думали только об одном, как бы посвинить, поразвлекаться, а теперь Сила будет давать вам свои суровые уроки!

До Муди стало немного доходить смысл этих произнесенных с большой горечью слов. «Как же так вышло, что я потерял цель? Почему я забыл о духовном и погряз в мирском? Мирское оказалось для меня таким привлекательным, что я отвлекся от цели и предал Бога, Учителя!» На две секунды Муд даже стал готов преодолеть все трудности ради духовного очищения. Но, правда, только на две секунды. Потом в башке снова завертелись гнилые образы, и мелочный ум стал подсчитывать и прикидывать, как бы побыстрее отсюда свалить снова на свободу. На свободу для своего говна. Вот так говнюк всегда попадал под власть хуевых мыслей, не замечая, как продает душу дьяволу.

Тем временем ученицы Рулона стали расписывать предстоящие веселые практики:

– Время от времени кто-то из нас будет кричать «Страус», и вы все должны, че бы вы ни делали, все бросить и упереться башкой в пол, а жопой кверху, вот так, – Аза изобразила позу страуса. – Кто сделает это последним, получает гычу от всех. Если мы кричим «Жопа», то вы тут же бросаетесь к ближайшей стене и прижимаетесь к ней жопой, кто не успел – того все дружно гычат. И еще одна команда «Рожа». По этой команде нужно быстро сделать так, – и Аза засунула пальцы в рот, в ноздри, в ухи и над бровями и угарно растянула харю в стороны.

Все забалдели, на минуту забыв про свою омраченность.

– Так, че еще… Ну, короче, остальное узнаете по ходу. А теперь всем будет дано задание. Оля, ты будешь начальником параши.

Нарада обиженно промолчал, раздумывая, что бы это значило.

– Че нужно отвечать?! – заорала Элен.

– Есть! Будет сделано, – выдавил из себя оскорбленный Чахлый, чуть не обосравшись от обиды.

– Если будете забывать правильно отвечать, будете наказываться! Так вот, Чахлоебарь, теперь ты должен будешь большую часть своей ничтожной жизни проводить на параше и охранять ее, чтоб никто, не дай бог, не посрал без разрешения. А если не уследишь, будешь голодать. Унитаз должен блестеть, и ты за это отвечаешь, понял?

– Так точно, – уже более браво ответил Нарада.

– Если кому-то повезет и ему разрешат посетить твое заведение, то он подходит к тебе и говорит: «Начальник параши, разрешите посрать!», а ты ему отвечаешь: «Я начальник параши, посрать разрешаю!» и бежишь к нам за ключом.

– Есть будет сделано! – отчеканил Чахлый и уселся у туалетной двери.

– Чуча, а ты будешь ответственной за кладовку.

– А что это значит? – начала выебываться Чучундра, пыжась всем показать, какая она активная.

– Заткнись! Тебе слова не давали! – жестко обломила ее Элен. – Ксива тебе покажет, где что лежит, и ты будешь выдавать все, что тебе скажут. И тоже следишь за порядком там.

– Есть, будет сделано! – выпалила зачморившаяся Чвабра.

– Мудя, а ты будешь веником. Будешь подметать по команде.

Муд стал туго соображать, хорошо это или плохо, как вдруг кто-то дико заорал: «Еда!» и всех как ветром сдуло. Разодетые и накрашенные как на бразильском карнавале ученицы стали носиться по дому с подносами и тарелками, потому что Рулон готовился к завтраку, и не дай бог кому-то было замешкаться. Все ученики среднего звена тоже кинулись в рассыпную по своим местам – кто в кладовке, кто в ванной, кто в прихожке, а кто и на параше.

Мудя сидел в ванной и стирал гору грязных вонючих носков, когда на кухне послышался какой-то крик. Он стал прислушиваться.

– Ты, дура, че ты делаешь?! – орала Ксива на Мандонну.

– А мы раньше всегда так делали, – стала оправдываться Манда.

– У тебя че, мозги в заднице?! Че вы делали – тараканов Учителю жарили?!

– Ой! Виновата, – опешила Синяя от такого оборота событий. – Я не знаю, откуда он взялся…

– Ты че спишь! О чем мечтаешь, говно?!

– Че такое? – в кухню влетела Элен.

– Гандоновна Учителю таракана в варенье подбросила!

– У-у, падла!

– И еще оправдывается! – бесилась Ксива. – Все, вставай на карачки. Будешь теперь так ходить.

– А таракана давай сама жри!

– Не-ет, я не буду! – заныла Мандонна.

– Давай, давай! Учителю хотела подбросить, так давай теперь сама угощайся! – Элен схватила тараканий труп и стала совать Манде в харю.

– Он же заразный! В нем инфекция!

– Это тебе мама сказала? – стала ржать Элен.

Манда хотела че-то еще проныть, но заткнулась, потому что это была правда. Кто как не мамаша, могла внушить такое.

Мудя, услышав все это, пересрался до смерти: «Еб твою мать! А вдруг меня тоже заставят есть таракана?» – завелся ебанутый базар в тыкве идиота. – Ведь и мне мама говорила, что тараканы – это нечистые животные и их есть нельзя. Ой, бля! Ой, бля-а!».

А тем временем Манда уже дегустировала насекомый деликатес, с хрусом надкусывая тараканью шкурку.

– Фу! Фу-у-у! – не выдержала недоделанная звезда эстрады и с омерзением выплюнула надкусанные останки.

– Быстро запихивай обратно! – скомандовала Элен.

– Нет! Я не бу-уду!!! Это так противно! А-а-а!

– Заткнись и жри, свинья!

Слушая все это, Мудя весь испереживался и решил быть безупречным, чтобы, не дай боже, и с ним чего-нибудь такого не приключилось. Судорожно он принялся натирать засаленные потники, боясь, что сейчас кто-то зайдет и увидит, что он нихера еще не сделал. Тут он вспомнил, что когда-то раньше, когда в нем еще была жива духовная совесть, он пытался делать любую работу самоотверженно и с концентрацией внимания. «Тряхну стариной», – подумал дебил и принялся сосредотачиваться в аджне и считать дыхание. «А круто у меня выходит, – стал нахваливать сам себя Мудила через пять минут концентрации. – Можа, еще и молиться стану» – разошелся пердун.

В следующий раз он очнулся минут через двадцать, когда в ванну заглянула Ксива и увидела замечтавшегося Мудона с большим пальцем в носу.

– Ты че здесь засел? – грозно зарычала она.

– Э… Я стираю, – неуверенно промямлил Муд.

– Ты, блять, уже два часа здесь сидишь!

– Виноват, исправлюсь! – вовремя опомнился придурок, чуть было не начав оправдываться. Крутая практика – отвечать, как солдат в армии. Сразу становится видно, что все, что тебя заботит, это как бы выгородить свою задницу и оказаться хорошим у мамы.

– Быстро бери веник и подметай в зале! – скомандовала Ксива и исчезла.

Мудон поперся искать веник. Мимо него проползала Мандонна с мрачным ебальником.

– А ты че, Манда, ползаешь? – поинтересовался Мудерь.

– Иди нахуй! – огрызнулась обозленная Синька, не оборачиваясь.

– Страус! – заорала из соседней комнаты Аза.

Муд уткнулся башкой в пол. Стали выяснять, кто был последний. Оказалось, шо Вонь. Все собрались на гычу. Вонь повернулась спиной и все по очереди с разбегу хуярили ей промеж лопаток со всей дури. После первого удара Подретузная чуть было не окосела, но, сжав зубы, вытерпела. Увидев, что некоторые бьют не со всей силы, Элен грозно сказала:

– Если увижу, что кто-то будет жалеть, то он получит три гычи от того, кого пожалел.

С каждой такой ситуацией Муде становилось все тухлее и тухлее. Он с ужасом думал о том, что вот в таких условиях ему предстоит прожить еще много дней. По сравнению с той свинской жизнью, которую он вел, разъезжая по заданиям, это казалось ему адом. Вот так маленькие трудности способны испугать настолько, что чучик готов уже подло сбежать с духовного пути, спасая свою ложную личность и свои пороки от разрушения Святым Духом.

Пока все работали, кто-то один сдавал экзамен. Экзамены принимал Нандзя – один из ближайших учеников Рулона, который был с ним еще с незапамятных времен. Он доебывался к каждой мелочи, и сдать экзамен ему было почти невозможно. Кады Мудох перся на первый экзамен, он был уверен, что уж здесь-то он, бля, покажет себя. Он мнил себя ни в рот ебать каким мудрецом, который знает, бля, все науки, весь шаманизм и весь прочий эзотеризм, как все свои 21 палец. Но как только он начал пиздеть, Нандзя тут же сбил с него спесь, сделав несколько замечаний. Муд внутренне бесился: «Как это так! Я же круто все знаю и умею! Хуй ли он ко мне доебывается?» Мозги долбоеба настолько заплыли от тамасичной беспечной жизни, что он уже не мог увидеть себя реально – что нихуя он не знает, нихуя не может нормально рассказать. Может быть, года два назад он еще че-то знал и мог, но теперь Нандзя ему показывал, кто он есть. Короче, Мудон не смог сдать шаманизм и остался без ужина. Обиженный он поперся на свое рабочее место, отождествленно пытаясь доказать сам себе во внутреннем пиздеже, шо он все знает, а его несправедливо оставляют без хавала.

Когда наступило время ужина, то ужинать было некому. Все обосрались на экзамене или еще где-нибудь. Пришли Нандзя с Гну – еще одним учеником старшего звена, который тоже принимал экзамены, в частности, строевую подготовку. Они сели посреди комнаты и сказали, что хотят есть. Ксива обратилась к свиньям среднего звена:

– Когда Нандзя и Гну хотят есть, вы должны быстро кормить их!

Бабы засуетились на кухне, а Мудя, Чахлый и Гурун тупо стояли и не знали, куда им приткнуть свои освиневшие планетарные тела – привыкли, что за ними все ухаживают.

– А вы че, три хуя, стоите! – заорала Аза бешенным голосом. – Вы че, блять, особенные что ли?!

– А что нам делать? – преданно пропел Гурун, которому всегда был больше всех надо. Мудак тоже нервно заерзал на месте, пытаясь изобразить включенность в дело, которая выразилась у него в ебанутом дерганьи мордой. И только Чахлаеб никак не мог выйти из образа отрешенного воина, в котором он застыл еще лет семь назад.

– Тоже идти на кухню и все таскать сюда! – рыкнула Аза и тут же уткнулась в свой блокнот, с которым она везде таскалась, чтобы не забыть десятки мелких поручений, которые давались ей свыше.

Три долбоеба на карачках на перегонки поломились на кухню, распихивая друг друга у выхода из зала.

– Мудя! Веник! – скомандовала Ксива, и Мудя затормозил у туалета, чтобы взять свой любимый инструмент. Подметать на карачках было жопа как непривычно. Ксива постоянно орала, чтобы Муд поторопился, и он, опираясь на одну руку, скреб другой веником по ковру, тяжело дыша и думая только о том, как бы не облажаться еще как-нибудь. Все лишние мысли быстро улетучились.

– Б-бля-ять! Ты к-куда метешь! – забесился Гну на Мудоха, который впопыхах стал мести прямо Гну в тарелку.

– Ой, извините… то есть виноват, исправлюсь! – залепетал испуганный Мудила.

– Иди сюда, будешь мне рассказывать, чему ты людей учишь, – сказал уже спокойно Гну.

Муд подполз к Гну и замешкался, о чем же ему рассказывать, как вдруг в комнату вошла Аза:

– У Гуруна, Оли и Муди теперь новая практика. Вы должны кормить Гну и Нандзю, – сказала она.

– Есть будет сделано! – хором выпалили уже неплохо надрессированные чучики и стали всяко лебезить.

– Давайте, кормите меня! – сказал Гну. – Ты, Гурун, подавай мне курочку, а ты, Мудя, пои меня, чтоб я не подавился, хе-хе, – прикалывался он.

– А меня кто будет кормить?! – захныкал Нандзя, входя в состояние ребенка.

– Я буду! – Чахлоеб немного ожил, обрадовавшись, что может быть первым.

– Давай, намазывай мне варенье на сушку.

Чахлый стал старательно макать сушку в варенье. Со стороны был прикольно наблюдать, как всегда надменная харя Нарады натянуто пытается быть услужливой и радостной, в то время как сама ситуация склоняла чувствовать себя униженным. Мудя подумал, что он сейчас выглядит точно так же. Он даже попытался понаблюдать за собой и увидел, как толстенный слой личности, вскормленной постоянной лестью окружающих людей и хорошими условиями жизни, не дает ему вести себя естественно, как нормальному человеку без всякой хуйни в башке. Он увидел, как сильно отождествлен с образом себя, который сплошь пронизан иллюзорными представлениями о собственном величии, всезнании и т.д. Но теперь, ползая на коленях и кормя с ложечки, он был вынужден бороться со всем этим говном.

– Да-а, – сказал Нандзя, пристально глядя на трех придурков, суетившихся на полу возле скатерти с едой, – теперь вы не можете быть эгоистами.

«В натуре, – подумал Мудон. – Вот зачем нужно эта практика! Да, Мастер как всегда мудр! Теперь я не могу жить для себя, а должен служить другим, чтобы расстаться со своим эгоизмом, спесью и ленью». Муд ощутил горестное состояние от осознания того, какой он свинья.

– Ой-ой-ой! Смотри, смотри, как он ест! – вдруг заверещал Гну, тыкая пальцем в Нандзю. – Я тоже хочу сушечки с вареньем!

Пронырливый и хитрожопый Гурун тут же кинулся макать сушки и подавать их Гну. Мудя ощутил, как ебанутая гордость не дает ему сделать то же самое, потому что он не привык бороться за первенство (ебанутые мыши воспитывали его пассивным и слюнявым ублюдком), да еще в такой ситуации, в которой его хуев ум не мог увидеть никакого смысла. Хотя раньше, когда он еще был учеником младшего звена у Рулона, он легко включался в такие практики, потому что начитался у Кастанеды про неделание. «Как же так случилось, что я вырос по иерархии, а духовно только опустился? Видимо, тогда я просто играл в духовность и не заложил правильный фундамент. А сейчас все это говно лезет из меня ведрами! Нихуя, я обуздаю тебя, сука!» – забесился Муд про себя и тоже бросился крошить бублики и как одержимый намазывать их сначала маслом, а затем вареньем.

– Ну-ка, кто лучше мне намажет суфечку, у того я и съем, – подзадоривал Гну с набитым ртом двух дураков.

Гурун и Мудя стали соревноваться, на перебой долдоня:

– Гну, съешьте мой! Ну, съешьте!

– Нет, лучше мой возьмите! Вот посмотрите, какой замечательный кусочек!

– А-а! – закричал Гну. – Че вы на меня капаете! Ну-ка быстро вытирайте!

Муд бросился за тряпкой и стал старательно оттирать брюки Гну от варенья. Тут он осознал себя и увидел, что за счет азарта ему удалось ненадолго угомонить свой ебаный внутренний пиздеж, и от этого ему стало как-то легко, уже не надо было тяготиться всякой хуйней о своей важности и болезненно думать, как же смотрится твой гордый ебальник со стороны.

День уже заканчивался, и Муд со страхом думал, какие еще практики предстоят сегодня. Часов в одиннадцать всех снова согнали в зал и объявили разминку. Надо было делать по 50 раз приседания, потом отжимания, потом пресс и так по кругу без остановки в течение получаса в быстром темпе, а другие полчаса – упражнения с гантелями. Ленивому Муде, чья разминка состояла обычно из одного подхода отжиманий и пары взмахов руками и ногами, подумалось, что вот он – Анутара Самьяк Пиздец. Уже наступил.

Кады все приступили, Муд стал болезненно прислушиваться к своему иньскому телу, которое кое-как сгибалось и разгибалось, больше напоминая куль с навозом, чем тренирующегося человека. Вместо того, чтобы культивировать самоотверженность, самоотдачу, он начал индульгировать во всю мочь своего уродского ментала и жалеть себя. Сначала они были одни в зале и могли незаметно мухлевать, но вот в зал зашел Сантоша и стал подгонять их, зорко следя за каждым. Больше всех доставалось Судороге в трусах, потому как она особенно «виртуозно» владела своей тушей, демонстрируя «чудеса» культуризма.

На втором круге Муд с ужасом ощутил, что его ноги отказываются приседать – таких усилий он еще никогда не совершал, живя свинской жизнью. Хотя на самом деле проделать такую разминку для нормального человека было бы как два пальца обоссать, зажиревшим свиньям она казалась хуже любой пытки. Второй раз отжиматься Мудерь уже по-человечески не мог, а только судорожно дергал головой вниз-вверх, морда ближе, морда дальше – дескать, отжимается. Сантоша, завидев такое свинство, стал жестко подгонять Мудю. Ебантроп ощутил, как внутри нарастает раздражение – вот так, испытывая маленькие трудности, он всегда бесился на мир и не мог принять уроки Силы. Когда дело дошло до пресса, стало полегче, и Муд, каждый раз опускаясь на спину, когда Сантоша на него не смотрит, пытался развалиться подольше и посвинить. Он заметил, что Чахлый, который пыхтел недалеко от него, проделывает тот же самый фокус, и ощутил с ним позорную солидарность. Да-а, о развитии воли и о просветлении только пиздеть легко, но совершать усилия и сверхусилия готов далеко не каждый.

На третьем круге все уже еле двигались – вот до чего довел «путь совершенства». Тут Чахлый вдруг предложил Муде делать пресс, сцепившись ногами друг с другом, чтобы было легче. Только они начали делать так, как в комнату влетели Элен и Аза весело позырить, как надрываются свиньи.

– Оля! Мудя! Вы че как два педика, даже здесь расстаться не можете?! – злобным презрительным голосом бросила Элен.

Мудя тут же умудрился обидеться, но ничего не сказал, и только отошел от Чахлого. Начали приседать, и как-то случайно он снова оказался рядом с Чахлым.

– Ну, пиздец! – заржала Элен. – Мудя, хуй ли ты липнешь к Оле?! Вот, блять, два гомосека! Ну-ка, не голубить! – Элен и Аза дико прикалывались, в то время, как Муда скрутило в приступе обиды и самосожаления.

Элен с Азой переключились на Гуруна, которого прозвали так за то, что он запостояк мнил себя великим Гуру с Рулоном наравне. Увидев, что Гурун весь уже зеленый и никак не может оторваться от пола, дергаясь, как раздавленный червяк, они с остервенением набросились на него:

– Фу-у, Гурун! Ты посмотри на себя! Какой же из тебя Гуру?! Ты же подняться с пола даже не можешь! – орала Аза, глумясь и бесясь.

– Ну че, понял, кто ты есть, плешь вонючий? – брезгливо сказал Элен. – Дозалупался! Люди, которых ты учишь, над которыми утверждаешься, в сто раз лучше тебя! Они, по крайней мере, могут нормально качать пресс, а ты? Посмотри, ты же, бля, маленькую разминку выдержать не можешь! – измывалась она, пока уже весь красный Гурун корячился, изображая качание пресса, больше похожее на танец паралитика в гипсе.

У Гуруна было такое жалкое выражение лица, что Муд чуть было не заржал.

– Ну че, Гурун, ты поднимешься наконец, или нет? – издеваясь, спросила Элен. – Может, тебе руку подать?

– Ну не могу я! – не вынесла душа поэта, и Гурун выплеснул накопившееся напряжение в виде истеричной реплики. Потом быстро опомнился, собрался с духом, но было уже поздно:

– Ах ты козел! – заорала Аза. – Ты че, еще оправдываешься?! Опять в залупу лезешь?! – и на Гуруна обрушился шквал ругательств и растождествлений с подробным перечислением всех его «достоинств».

После разминки было еще дохуя всего, и спать разрешили часа в три ночи. Муд устроился в прихожке на каком-то оборванном одеяле и укрылся какой-то тряпкой. Примерно с таким же комфортом рядом устроились Гурун и Оля. Было глубоко похуй, как и где спать, потому что даже просто оказаться на несколько часов в покое казалось бесконечным счастьем. Пришел Нандзя и сказал, что подъем в семь часов и что надо будет одеться и убрать постель, пока горит спичка.

Когда Мудя лег, то вдруг увидел, что уже перестал ощущать тело, как раньше – отождествленно. Пространство вокруг тела сильно вибрировало и гудело, а личность была настолько слабой, что больше не могла выебываться и гордиться собой. «Да, все-таки круто все это, хоть начинаешь вспоминать истинные состояния, которые должны быть», – подумал Мудя и тут же, вместо того, чтобы начать молиться, заиндульгировал, что спать осталось всего 4 часа и завтра снова все повторится.

Под утро, еще плавая в полусонном бреду, Муд услышал резкий крик: «Подъем!», и через несколько секунд появился Нандзя и чиркнул спичкой. Мудила пулей впрыгнул в свои штаны, еще с вечера хитро сложенные так, чтобы они чуть ли не сами надевались, одним движением сгреб то, что было в качестве постели, и на карачках поломился к балкону, где уже толпились бабы и как попало набрасывали свои матрасы в общую кучу. Тут Мудон вспомнил, что вчера его назначили главным по этой самой куче, и он должен был следить, чтобы она не грохалась, когда мимо нее проносился кто-нибудь из обитателей штаб-квартиры.

– Стоять, суки! Я тут главный! Быстро все переложили свои матрасы нормально! – гаркнул Муд, но че-то его никто не послушал. Тут куча и наебнулась. Пришлось ему самому все нахрен перекладывать по-новой.

Последнему сложившему матрас причиталась всеобщая гыча. Козлом отпущения оказалась бессменная рекордсменша во всех таких делах Вонь Подретузная. Безропотно она приняла серию увесистых тумаков в спину – видно, уже привыкла за вчерашний день. Пока Муд стоял в очереди проставлять гычу, он ощутил, как ему хуево. Тело все ломило и нихера не выспалось, дико хотелось ссать, но он еще не выпросил, умыться и почистить зубы не успел, и во рту как коты насрали. Короче, мир предстал пред ним во всех своих самых мрачных красках, и оставалось только отрешаться, потому как впереди ждал день, полный веселых практик и экзекуций.

Гыча резко перешла в ритуал пробуждения. Один чучик ложился на живот, а все остальные садились вокруг него и хуярили кулаками по всему его телу, включая безмозглый чурбан. Потом ложился другой. Муду вспомнилось, как год назад на таких же кострах им начали делать массаж просветления, коий Рулону делали каждый день много лет. После этого массажа он чудом выжил и потом никак не мог улечься спать. А Чахлый один раз во время такого массажа не выдержал и бешено лягнул одну из баб, которые его месили, вскочил и так пизданул кулаком по полу в психованном припадке, что тут же сам загнулся от боли.

Потом была разминка, такая же, как вчера вечером, и тупой Мудак вдруг понял, что тело может выдержать в тысячи раз больше, чем воображает его мышиный ум, потому что когда он только проснулся, он был уверен, что даже ползать не сможет, не то, что приседать и отжиматься. Но во время разминки все было в норме, если не считать тех мучений, которые он испытывал от привычки к беспробудному свинству.

Завтрак все хором пропустили. Желание поссать становилось невыносимым, и ебанутая гордость, которая боялась начать просить, сдала позиции. Муд подкараулил Ксиву.

– Ксива, разрешите обратиться! Можно мне попроситься в туалет?

– Давай просись. Ползи на кухню.

Муд начал думать, с чего бы начать. Проситься в туалет означало убедительно обматерить себя за разное говно, которое ты допускал за последнее время, и рассказать все без утайки. Муд натянуто начал че-то гундеть о том, какой он пидор, чмо и долбоеб, но видимо, это звучало неубедительно.

– Хуй ли ты просто себя обсираешь, давай рассказывай факты, – жестко сказала Ксива, когда Муд минут через десять распинания умолк, потому что у него кончились слова.

«Вот, блять, – подумал раздраженно Мудон. – Теперь все сначала надо начинать». Он стал напрягать память и осторожно признаваться в различных грешках, которые ему казались не такими страшными. Вдруг он осознал, как боится рассказать о себе самое позорное и прикрывается тем, что ничего не было. Вот так мышь всем своим существом трясется и держится за свое говно, готовая выдумывать любые сказки и оправдания, лишь бы про нее не узнали правду. Но невозможно двигаться по духовному пути, не умея открыто и честно признаться в любом своем свинстве.

Только минут через тридцать Муду кое-как удалось выпросить разрешения поссать.

– Ладно, на первый раз хватит, но в следующий раз так ты только издалека на унитаз посмотришь, – приколась Ксива. – Иди к начальнику параши.

Мудя подвалил к Оле, который сидел на своем почетном месте и штопал рваные носки.

– Начальник параши! Разрешите поссать! – обратился он к нему.

– Я начальник параши, поссать разрешаю! – ответил Оля и пополз за ключом.

Когда Муд оказался перед унитазом, то он даже сначала не знал, с чего начать. Спустив штаны и высунув свою пипетку, он стал сосредоточенно ждать, когда случится то, к чему он так стремился в последние сутки, но как назло в мочеиспускательном аппарате че-то переклинило из-за долгого бездействия, и он отказывался работать. Муд уже стал нервничать, боясь что сейчас его время выйдет, и он так и не успеет обоссаться. Тут он вспомнил, что можно управлять посредством воли своими физиологическими функциями, и начал отключать внутренний диалог, глубоко дышать и посылать мысленно-волевые приказы в пипетку, чтобы эта сука немедленно приступила к исполнению своих прямых обязанностей. Когда хер заработал, Муд ясно понял, что же является истинным счастьем в этой жизни. Счастье длилось так долго, что он снова забеспокоился, как бы его не выгнали раньше времени.

Когда пришли Гну и Нандзя, их снова начали кормить, наперебой пытаясь угодить им. На этот раз у всех уже лучше получалось, и, например, Оля стал круто смахивать на заботливую мамашу, которая кормит своего выпердыша, забывая про себя. Практики неэгоизма шли ему явно на пользу. Мудю еще в самом начале кормления отозвали махать веником, и когда он проползал мимо Нандзи и Гну, то увидел, что у Гуруна уже новая практика под смешным названием «Чуха». Муд чуть не обоссался от смеха, когда увидел это.

– Чуха, взять! – крикнул Гну и бросил на ковер обглоданную кость от курицы. Гурун резво бросился за костью и, схватив ее зубами, потащил к скатерти и сложил в кучку отходов.

– А-а-а! Чуха, смотри! Крошка валяется! – нарочито панически завопил Гну через минуту, указывая пальцем на крошку хлеба. Гурун бросился к крошке и в зубах перетащил ее на скатерть. Со стороны он был похож на дрессированную свинью.

Завидев Мудю, Гурун, который уже полностью пребывал в роли Чухи, крикнул:

Мудила, гляди, какая косточка! – и стал, хрюкая и визжа, возиться с нею. – Вон видишь, корка валяется, давай, сожри ее! – указал он на огрызок хлеба, валяющийся на ковре.

– Не, я не хочу жрать, – ответил Мудя, которому стало западло подбирать с полу грязную корку.

– Смотри, какая у нас ложная личность! – начал издевательски говорить Гурун.

Тут Муд понял, что пошел на поводу у своей проглотившей кол ложной личности и, вместо того, чтобы радостно кинуться на корку, начал позорно оправдываться. Он ощутил на себе презрительные взгляды всех присутствующих, и ему стало хреново: «Я думал, что лучше Гуруна, раз ему дали эту практику, а мне нет, но на самом деле я сейчас в сто раз хуже него, потому что он может быть Чухой и при этом не обижаться, а я не смог».

Заиндульгировавший на всю катушку долбоеб пополз восвояси.

– Рожа! – заорала Аза, и все стали корячиться, пытаясь попасть всеми десятью пальцами в разные дырки на своей роже, чтобы выполнить мудру под названием «рожа».

На этот раз Мудон оказался последним, так как был поглощен своими хуевыми мыслями. Сила проучила его, и все яростно прошлись по его спине. Это было нещикотно.

Через пять минут Аза снова заорала:

– Жопа страуса! – и все на секунду замешкались, потому как жопу они знали, страуса – тоже, а вот жопу страуса еще нет.

Самой безмозглой оказалась Мандонна, которая как раз замечталась о принцах и тупо терла уже давно чистое зеркало. Все быстро сообразили, что жопа страуса – это, значит, упереться головой в пол, а жопой – в стену, но Манда так и осталась, стоять, разинув рот.

Когда наступила очередь Оли гычить Гандоновну, то он как-то так очень слабенько ее хуйнул, чуть ли не погладил. Конечно, это сразу заметила Элен:

– Чахлаеб, ты че ее жалеешь?! Теперь Мандонна гычит тебя три раза, да посильнее, чтобы тебе неповадно было! А если она тебя пожалеет, то еще раз получит от всех.

Услышав это, Манда, у которой два глаза уже сползлись в один на лбу от боли, так разбесилась, что после ее удара Оля пролетел несколько метров, и только выросшая впереди стена оборвала его мерный полет. После этого случая никто никого больше не жалел.

В этот день уже некоторые сдали по одному экзамену и получили право похавать – кто целую порцию, кто – половину, а кто – четвертину. В зависимости от набранных баллов. Ничего не сдали только Гурун и Судорога в трусах, и их святой пост продолжился. Но прежде, чем получить свою кашу, надо было ее еще выпросить. Пришли Элен, Аза и Ксива, и толпа голодных свиней, стоя на карачках, начала выпрашивать у них еду.

– Ну, Элен, ну, пожалуйста, ну разрешите мне поесть! – ныла Чуча.

– Иди в жопу, не дам, – отвечала Элен.

– Ну, Аза, Вы такая добрая, дайте мне, пожалуйста, рису! – просил Оля.

– Нихуя, не заслужил, – воротила нос Аза.

– Дайте, мне, пожалуйста, что-нибудь съесть, а то у меня уже два дня во рту ни крошки не было! – гундел Муд.

– Хуево просите, видно, мало голодали. Тогда еще поголодаете, – презрительно сказала Элен всем.

– Ну, пожалуйста, дайте мне поесть, дайте мне поесть, ну дайте, ну, пожалуйста, – выли все хором, заискивающе заглядывая в глаза.

Кто-то уже стал умоляюще хвататься за одежду и ползать в ногах.

– Ну-ка, блять, не трогать нас! – прикрикнула Аза.

Стая голодных ублюдков испуганно отшатнулась и продолжила свое нытье уже на расстоянии. Через некоторое время Элен сказала:

– Ну, вот, Чуча уже более-менее нормально просит. Можно ей дать.

Чучундра завизжала от радости и с грохотом поползла на кухню.

– Ну-ка не греметь, дура! – забесилась на нее Ксива.

Вторым был Мудя, а потом и остальные. На кухне Ксива, глядя в табель успеваемости, стала выдавать каждому столько риса, сколько тот заслужил. Кроме риса больше нихера не давалось. Но даже обычный чай показался Муде божественным напитком, быстро восстанавливающим силы и дающим море впечатлений.

Рулон узнал, что гычу получают чуть ли не каждые полчаса, и сказал, что это неправильно, что гычу нужно ставить только за самое отъявленное свинство, а за мелкое нужно по-другому наказывать. Тогда придумали бить в лоб ладонью, и, то и дело, приходилось отрываться от работы, чтобы припечатать кого-нибудь. Однажды Муд возился с ведром и половой тряпкой, как вдруг его позвали выказывать свое презрение Вони. Оказывается, она где-то облажалась, стала слишком гордой, и теперь каждый должен был проходить мимо нее, зачморенно сидящей в углу, и как можно грубее и пренебрежительнее пихать ее ногой, как презренную собаку, выражая свое «Фу-у».

Наконец-то и этот день подошел к концу. Кое-как Муд выжил в разминке, потом был яростный ритуал забивания. И вот, он уже был готов погрузиться в забытье, как в прихожку вошел Нандзя и спросил:

– Кто будет рассказывать мне на ночь сказку?

– Я уже сегодня рассказывал Ксиве,– забеспокоился Оля.

– Я могу рассказать, – с готовностью ответил Гурун, вылазя из-под своей тряпки. Готовность заменяет действие.

Мудя же болезненно затаился, чтобы, не дай бог, не сказали ему. А сказали именно ему. Потому что Нандзя сразу увидел его гнилое состояние, и позорная свинья была в очередной раз наказана. Нандзя завалился на диван, который стоял прямо тут, в прихожей и стал слушать мудину ересь. Практика состояла в том, чтобы учиться на ходу сочинять образы и через них передавать ту или иную мудрость Мастера.

Муд начал плести че попало, пытаясь выстроить единую линию рассказа и при этом периодически клюя носом и заговариваясь. Вдруг он услышал едва различимое похрапывание. Замолк на секунду и стал прислушиваться. Никто ниче ему не сказал. «Нандзя заснул!» – обрадовался идиот. Посидел еще минуты две-три, ожидая, что Нандзя проснется, но, видно, он тоже неплохо вымотался за день, и поэтому незапланировано отправился бродить по тропам сновидений. Муд грохнулся на свое одеяло и тут же вырубился.

На следующий день после всех традиционных утренних ритуалов и практик все снова принялись за работу. Мудону было дано задание всех злостно гонять, т.к. Рулон увидел, что он проявляется как тюфяк и нихуя не активен. Поначалу Муд стал целостно включаться в новую роль и бросаться на любого проползающего мимо чучика, но потом опять сдулся, и иньское состояние вновь овладело им.

Также ему было дано еще одно задание – следить за чистотой холодильников на кухне. Каждый раз, когда кто-нибудь че-то делал на кухне, он должен быть протирать холодильники и снаружи, и изнутри специальной тряпкой.

– А ты, Вонь, следи, чтобы здесь все было нормально, чтобы ни чё не нарушалось, не крысилось, надменно сказала Элен, намекая на Мудю, который возился в холодильнике, битком набитом разной вкусной жрачкой.

– Есть, будет сделано! – ответила Вонь.

Элен ушла, а Муд умудрился позорно обидеться на то, что ему не доверяют. Говнюк так уже навоображал себя пупком планеты, шо не мох спокойно принять даже безобидные фразы в свой никчемный адрес.

Удрух всех позвали в зал. Муд сорвался с места и, ковыляя на одном колене и двух руках, поплелся в зал. Одно колено у него уже распухло от постоянного ползанья, и свинья, жалея себя, то и дело пытался, пока никто не видит, подняться на ноги и пробежать несколько метров на ногах. Вот так говно несерьезно относится к духовным практикам и стремится наебать Бога. Но наебывает он так только самого себя.

В зале состоялась долгожданная встреча с Рулоном. Его зажигательная и благодатная речь всегда поднимала дух и давала новый мощный импульс для дальнейшей борьбы со своими пороками и слабостями.

– Ну, че, говноеды, просветленье-то продвигается? – спросил Рулон, потягивая сок через трубочку.

– Да!!! – хором крикнули говноеды, если вялое мычание можно назвать криком.

Но и то крикнули не все, и Рулон зорким взглядом наблюдал, кто как проявляется.

– Да-а, надо быть активнее, каждую минуту использовать для работы над собой, для самосовершенства! Подумайте только, какие уникальные условия для вас здесь созданы! Больше нигде нет такого! – говорил Рулон. – Мы должны безжалостно расставаться со всем говном, со всеми ложными представлениями о себе! Кто с чем расстается?

– Я вот заметила, – заговорила Вонь, – что когда приехала сюда, увидела Ксиву, которую еще недавно сама гоняла, и подумала: «Да чему она может меня научить», и набычилась. А потом увидела, что за два месяца она сильно изменилась, стала мудрее и намного сильнее».

– Да-а! Вот что! За два месяца человек может очень сильно измениться, если будет самоотвержен и включен в Истину! – обрадовался Мудрец. – А вы должны активно наблюдать за собой, какие процессы в вас происходят, когда вы попадаете из условий, где вы сами себе и царь, и Бог, в условия, где вас все пинают, чморят и срут вам на бошку! Ха-ха-ха! – весело рассмеялся Рулон, и всем стало весело. – Подходит к вам Ксива, или Элен, и говорит: «Ну-ка, давай отжимайся, давай, приседай, говно!», а вы сразу думаеете: «Ну че я должен подчиняться этим девчонкам, я же уже сам велик!» Не-е-е-ет! Так мы не должны думать, потому что мы приезжаем сюда зачем? Чтобы очистится от мирского, от мышиного, чтобы снова открыться Силе под руководством Мастера. А что, Мастер сам будет, что ли, над нами стоять с дубиной и хуярить нас чуть что? Не-ет, конечно!!! Он поставит над нами своих ближайших учеников, которые будут проводить его волю. И вот, вы должны видеть в Элен, в Азе, в Гну и других – проявление воли Мастера. Что, они от себя разве действуют? Конечно, нет. Они просто проводят силу Учителя. И вы должны принимать все практики с готовностью, с открытым сердцем, помня, что здесь вам помогают стать лучше! Больше нигде вам так не помогут. Нигде! А когда вы поедете снова по заданиям, то там вы уже должны передавать все, что здесь получили дальше, ученикам младшего звена, чтобы и они могли развиваться. Все должны делать по утрам разминку! А то выяснилось, что уже даже разминку перестали делать! Но без разминки мы становимся свиньей, бомжом, бессмысленным идиотом, мышью! Мы уже ни на что не способны, если с утра не подняли энергию, не пропотели как следует! И вот, вы должны будете учить остальных. Здесь вас обтесывают, сбивают с вас спесь, принимают у вас экзамены, а потом вы то же самое должны устроить младшим. Кто такой рулонит? Этот тот, кто может поднять других людей на свой уровень! Рулонит берет людей и делает из них нормальных! Но нужно понять, что людей еще нет, есть пока только заготовки! – все дружно загоготали. Рулон продолжал:

– Да-а, людей не-ет, есть только заготовки людей! Как я действовал? Я набрал заготовок и начал делать из них людей, чтобы они в свою очередь тоже могли из заготовок делать людей! Нормальных!!! Жестких!!! Агрессивных!!! – при этих словах Рулон скультивировал такое яростное поле, что Мудя чуть не зарычал. – И такой уже нормальный человек может один сделать столько, сколько ста мышам не под силу! Мы его гоняем, гоняем, экзамены у него принимаем, а потом выпускаем на волю, все!!! Он вырывается и пошел-пошел всех кучить!!! Один врывается в новый город и давай беситься!!! Рулонитские тусовки создает, Рулонину продает, людям Истину долдонит, долдонит!!! И все это один! Почему? Потому что он нормальный. Прошел нашу Школу. Ему никто не нужен, никакой бомж, никакая здоровая жопа, которая затмевает ему Бога, – при этих словах Рулон хитро покосился на Мудона, который славился своим вечным поиском поебени, и Муд сразу зачморился, хотя внешне пытался корчить по-прежнему радостную харю. Рулон продолжал:

– И мы выяснили, что, оказывается, кто в детстве дрессировал кошку, или собаку, может хорошо дрессировать и людей! Да, Сантоша?

– Да, Учитэл! – активно и с большой готовностью ответил Сантоша.

– Вот, у Чучи в детстве была собака, и она ее дрессировала, и теперь она ездит с двумя санчо и делает из них нормальных людей! – Чуча тут же раздулась от гордости и стала нести всякую ересь о том, как она самоутверждается над младшими учениками. Селена, которая стояла рядом с Рулоном, так зыркнула на нее, что та тут же заткнулась.

– Да, вот что! И санчо становятся нормальными! И скоро они уже будут сами устраивать рулонитские тусовки!!! – снова заговорил Рулон, и все оживились. – И вот, мы решили, что все должны писать отчеты. Каждый день писать, что я понял, какую Истину осознал, как я работаю над собой, и задавать вопросы Мастеру. А потом вы будете читать отчеты друг друга и видеть, то же самое ли я понял, или еще что-то. Правильно ли я понял слова Мастера? А вот, оказывается, как их другой понял! И сразу восприятие расширяется, умные мысли в голову лезут-лезут! Вот так! Вот что мы устроим! Ве-есело!!!… Ну вот, все пока. А теперь снова экзамены, вели-икие практики! Кто экзамены-то принимает? Нандзя? Кто как сдает?

– Пока лидирует Двурушница Чучундра, – ответил Нандзя. – Потом у Муди неплохо, у Мандонны. Оля сегодня отличился. Остальные пока отстают.

– О-о! А кто это?! – заинтересованно спросил Рулон.

– Гурун и Вонь, – сказала Элен.

– О-о!!! Надо подтягиваться! А то как же мы можем кого-то учить, если сами ничего не знаем!

– Есть будет сделано, Мудрец! – ответил Гурун.

– Вот что нужно! Выяснилось, что даже Путь Дурака не все прочитали! Ой-ой-ой-ой-ой! Давайте… Да… Поднапрягитесь, а то сколько можно в свиньях-то ходить! Хватит уже. Пора уже за ум браться!… Ну все-е, мы с котом пойдем дальше работать над собой. Новые практики просветленья впереди! Гыыч Ом! – Рулон поднялся со своего кресла и держа кота на руках, пошел через зал, сканируя общее поле и наблюдая, кто как среагировал на Истину.

Когда Рулон и Селена ушли, все быстро расползлись по своим рабочим местам. Муд стал подметать в зале, как вдруг на кухне раздался крик:

– Еб твою мать! Кто тряпку в холодильнике оставил!

– Это Мудя, наверно!

– Мудила, ну-ка сюда! Быстро!

Муд, чуть не обосравшись от страха, засеменил на кухню.

– Это ты тряпку оставил прямо в продуктах Мастера?! – гневно рявкнула Элен, испепеляя Мудилу взглядом.

– Я, – виновато ответил Мудерь.

– Ну, сука!

– Виноват! – опомнился Муд.

– Теперь весь холодильник провонял твоей тряпкой! Что, Мастер должен есть вонючие продукты из-за тебя, паскуда?! – бесновалась Элен. – Ну-ка, давай, жри эту тряпку теперь!!! – и она яростно бросила тряпку прямо в рожу трясущемуся Муде.

Муд смиренно взял тряпку и стал запихивать ее в рот. В этот момент внутри него забесились разные чувствишки – от обиды и злости до раскаяния и готовности просветлевать. Говна, как водится, оказалось, больше. Муд весь натянулся и во всю мочь своего мудизма принялся индульгировать и жалеть себя. Тряпка дальше горла не лезла, и Муд не знал, че ему делать.

– Давай-давай, жри! – прозвучал беспощадный и холодный голос Элен. – Будешь знать, как оставлять вонючую тряпку в холодильнике Мудреца!

Она не стала ждать, пока тупой придурок дожрет тряпку, и ушла по своим делам. Муд расценил это, как разрешение не доедать тряпку, и пополз на свое рабочее место с кляпом во рту. «Че за хуйня! Почему я должен есть тряпку? – забесились мозги идиота. – Я ведь не настолько провинился! Подумаешь, холодильник чуть-чуть пропах!» Так свинья бесилась и обижалась еще минут пятнадцать, пока, наконец, не стала вспоминать, зачем он тут находится. «Ебкарный боб! Хуй ли я такое чмо!!! Можно же совсем, бля, по-другому реагировать на енто! Сука, я когда был ребенком, я только радовался таким играм, нахуй! Ползал на карачках и брал в рот всякую хуйню мамаше назло! И как мне енто нравилось, пиздец! Я же был на седьмом небе от счастья! Вот и сейчас надо бы мне также начать реагировать, и тогда мне станет хорошо! Круто! Буду дальше так ползать с тряпкой во рту мамкиной хуйне назло!»

То и дело кто-то вдруг исчезал где-то на кухне и дверь там закрывали. А через полчаса он появлялся весь взмыленный и растождествленный в доску. Муду было жутко любопытно, куда енто они все ходють. И дождался. Позвали его самого. Злые как волки Аза и Ксива завели его в кухню, и Муд жопой почуял, что ща че-то будет.

– Ну, давай, рассказывай, какой хуйней маялся, пока был далеко от Мастера? – злобно спросила Аза.

Мудя сел на измену и растерялся. Мыслишки зашныряли в башке, ища, че бы такое рассказать безобидное, чтобы побыстрее отстали.

– С людьми плохо работал, мало им объяснял мудрость…

– Это мы и без тебя знаем! Ты давай то, что мы еще не знаем, рассказывай! – наехала Ксива.

– Подчиненных плохо гонял, позволял свинить, э-э… – очко Муди разыгралось не на шутку.

– Блять!!! Ты че, гондон, пытаешься че-то скрыть! Мудрец все видит! Давай правду выкладывай! – заорала Аза. – Быстро приседать!

Мудя начал приседать и тут же про себя заныл, шо и так седня еще целую адскую разминку надо будет вытерпеть, а ноги уже еле держат, а тут еще заставляют приседать.

– Так ты может, посговорчивее станешь, – издевательски бросила Ксива. – Давай колись, почему люди жалуются, что как Мудя где-то побывает, так там какое-то говно начинает твориться? У людей возникают сомнения, а Истина ли это? Нужен ли мне Путь Дурака? Это так ты несешь Знание Мастера?! Так ты помогаешь людям идти к Богу?! – уже в припадке гнева орала Ксива.

Муд заебался приседать и уже плохо соображал, но надо было че-то отвечать, и он пыжился изо всех сил разделять внимание между телом и пиздежом.

– Виноват, исправлюсь, – мрачно промямлил Мудон, пыхтя и пытаясь вызвать жалость.

– И че, это все, че ты может сказать, говносос?! – подключилась Аза.

– Я совсем рассвинился, перестал думать о Мастере, о служении Силе, перестал делать сверхусилия и работать над собой, – кое-как Муду удалось вызвать в себе горестное состояние, чтобы начать говорить искренне.

– Та-ак, еще что? – взгляды ближайших учениц Рулона выражали полное презрение.

– Начал думать о мирском, сука! Обольстился собой, своей гордостью ебаной! Начал воображать, что уже дохуя достиг, а на самом деле только деградировал! Постоянно искал удовольствий, вместо того, чтобы помнить о просветлении, быть монахом в миру. Думал, как бы пожрать повкуснее, поспать подольше, потрахаться, – работа тела дала более сущностное состояние, и Мудозвон почувствовал раскаяние. Хотя всякие говняные мысли самооправдания продолжали крутиться в башке и не давали целостно разрушать ложную личность.

– Качать пресс! – скомандовала Аза, и Мудила обрадовался смене нагрузки. На секунду ему показалось, что скоро все закончится, но не тут-то было:

– Рассказывай, говнюк, почему Дырку портишь? Почему постоянно с ней спишь? Ты че, бля, уже семейку с ней создал? – спросила Ксива, и у Мудона внутри похолодело – такого вопроса он не ожидал.

– Нет… Я в последнее время уже с ней не сплю, – стал оправдываться идиот.

– Че пиздишь! – зашипела Ксива. – Бога пытаешься обмануть?! Тебе че Рулон сказал? Не спать ни с кем, сохранять энергию! А то так быстро пачкуном станешь!

– Ясно! Виноват, исправлюсь! – выдавил Муд, пытаясь оторваться от пола.

– Мало того, что сам нихуя не развиваешься, так еще баб портишь! Вместо того, чтобы учить человека нормальным вещам, ты, скотина, взращиваешь в ней поебень!!! Ты че, козел, вообще нюх потерял?! Тебя чему Мастер учил?! Этому что ли учил?! Ты видел, чтоб Рулон с кем-то спал?! Да он близко никого не подпустит! Потому что он служит Силе! А ты служишь своему херу, кобель ебучий! – бесилась Ксива.

Когда практика закончилась, Мудон выполз из кухни весь взмыленный и в жопу растождествленный и вспомнил, как ему хотелось узнать, чем это они там занимаются.

Вечером свиньям сказали смотреть духовные фильмы и учиться вести занятия у разных учителей типа Виссариона, Золотова и т.д. Рулон сказал, что нужно встать на плечи гигантов и превзойти их. Все собрались в зале и включили видак. Через полчаса в зал вошла Элен и сказала, что тем, кто сдал сегодня экзамены, можно ползти на кухню и сжирать свою порцию. Но никто не сдвинулся с места, потому что все помнили, как в прошлый раз была точно такая же ситуация, и когда все побежали радостно жрать, Рулон потом на встрече высмеял их, сказав, что эта реакция показывает несерьезное отношение к развитию. Свинья гораздо серьезнее относиться к набиванию своего желудка, чем к своему обучению и духовному росту. И теперь все, помня это, пытались выглядеть духовными существами и не шли на кухню, а делали вид, что фильм им интереснее. Но Рулон видел, что этот порыв неискренен, что это просто показуха. И вот, через еще десять минут в зал вбежал Сантоша и обратился ко всем:

– Мастер сказал, что вы все дураки! Он поступил бы умно, как кот: быстро сбегал бы на кухню, взял свою тарелку и пришел бы смотреть фильм дальше и есть!

Гавнюки оживились и повелись на базар. Хавать можно было Двурушнице, Муде, Оле и еще кому-то. Муд сорвался первым и, схватив тарелку, вернулся зырить фильм, гордый тем, что он поступил как кот. Вслед за ним ломанулись и двое других. Только Чуча осталась сидеть, как мумия, демонстрируя отрешенность.

Муд воображал, какой он гибкий, быстро переключился, не стал держаться за представления и т.д. Но тут снова появился Сантоша, и, смеясь, сказал:

– Дураки! Мастер сказал, что вы поступили неправильно! Раз вы решили сидеть и не идти есть в самом начале, то если вы сущностные, то вы бы не побежали за тарелками, а остались бы верными своему решению. А вы, как бараны, повелись на образы! Так любой подойдет к вам, че-нибудь скажет и заставит вас менять свои решения! Все это говно! Надо перестать быть баранами! Только Чуча не поступила как баран!

При этих словах Чучу развезло во все стороны от гордости и самокрутости.

– Но Мастер сказал, что и она была не искренна, а просто пыталась угадать, как лучше. Просто выпендривалась.

Чучундре ничего не оставалось делать, как засунуть в задницу свою ебанутую самодовольную улыбочку и глубоко задуматься вместе со всеми.

Когда Мудя проползал через коридор, то увидел, как Гну и Нандзя подвесили Вонь на веревках и всяко издеваются над ней – делают сливу, душат, ставят пиявки и злобно глумятся, прямо как хулиганы в детстве над Рулоном. По разговору он понял, что это новый экзамен – как вести себя, если на тебя наехал рэкет и требует деньги. Муд сразу пересрался, что его тоже будут так мучить.

И вот очередь дошла до него. Гну и Нандзя напали на него неожиданно и связали веревками.

– Ну че, падла, попался! – агрессивно сказал Гну и пиханул Мудю ногой.

– Башли выкладывай! Быстро! – заорал Нандзя и стукнул Муда палкой.

Мудерю повезло, что он уже бывал в таких ситуациях в реале, и поэтому примерно знал, как нужно себя вести.

– А у меня уже нету денег, – жалобно заныл он.

– Не пизди, фуфло! Мы-то знаем, что ты нехило зарабатываешь и у тебя есть бабло! – муладхарно говорил Гну. – Давай сюда, а то мы ща тебя прижучим!

– А вчера ко мне приезжал курьер, и я ему все деньги отдал! – гундосил Муд.

– Че еще за курьер? – насторожился Нандзя.

– Ну, у нас есть такой специальный человек, который приезжает и забирает все деньги.

– Че, гондон, брешишь! Быстро раскалывайся, где башли запрятал! А то я щас тебя утюгом погрею! – заорал Нандзя и воткнул утюг в розетку.

Мудя подумал, что это ведь экзамен и его никто не станет по-настоящему пытать, и нихуя не испугался.

– Ну че, последний раз спрашиваю, выложишь бабло или нет? – дико сверкая глазами, напирал Нандзя.

– У меня ничего не-ету, – ныл Мудозвон.

Молча Нандзя стал подносить разогретый утюг к плечу Мудона, а Гну крепко держал его за руки. Тут Муд уже в натуре пересрался, так как поведение Нандзи и Гну совсем не было похоже на прикол. Он стал брыкаться, но Гну крепко скрутил его, да еще заткнул рукой пасть. Муд ощутил, как горячий металл приближается к нему, и в следующее мгновенье ощутил жгучее прикосновенье. Но оно было очень быстрым, так шо идиот даже не успел обгадиться. Его отпустили и развязали.

– Не убедительно ты пиздел, поэтому бандиты тебя уже давно бы прирезали или еще чаво, – весело сказал Гну. – Так что давай, лучше учись сталкинг играть.

– Ага, – промямлил Муд, еле оправляясь от шока.

На следующий день на кухне Синьку заставили обсирать своего принца Олю, чтобы она быстрее избавлялась от поеботины. Мудон, ползая там и здесь с идиотичным ебальником, то и дело пытался высмотреть, че они тама делають. Синька проявлялась очень вяло, т.к. мамаша в башкени без умолку пиздела: «Ты что, доченька, как же можно обзывать так своего любимого Чахлоебушку, это же святое!!! Это же твой принц! Давай пожалей его, посочувствуй, ему так плохо, так плохо, у-у-у!». Поганый голосок полностью подавил в дуре все нормальные импульсы злобы, агрессии, безжалостности.

– Ты че, говно, так тамасично ругаешь?! – бесилась Элен. – Это же бомж, блять! Посмотри на него! Фу-у-у!!! Это же презренная свинья!

Забитый и растрепаный Чахлый в каких-то грязных подштанниках стоял перед всеми на карачках и походил на загнанную оголодавшую клячу с торчащими ребрами.

– Вспомни, как он пиздил тебя по харе!!! – вопила Аза, выходя из себя. – А ты, дура, его еще жалеешь!!! Он, бля, тебя душил, хуярил, измывался, так давай, устрой ему сейчас!

Синька постепенно начала оживать от мамашкиного гипноза хуева, и в ее голосе появились нормальные ноты:

– Ах ты говнюк недорезанный! Хуй ли ты меня пиздил?!!! За что ты меня душил, сволочь?!!! За то, что я к Учителю хотела поехать, с-сука?! За то, что я хотела быть в Центре?!!! Н-на тебе, падла! – и Манда ебнула Олю кулаком по плечу.

– О-о! – обрадовалась Элен. – Давай еще пиздани ему! Вспоминай, как он над тобой издевался!!!

У Синей сдуло крышу, и она разошлась не на шутку.

– Ах ты скотина! За что ты меня бил?! Пиздел, что любишь, а сам постоянно издевался! А я, дура, верила тебе!!! – с горечью орала Мандонна. – Ты даже не давал мне песни писать, заставлял тебя ублажать! Когда я с Мудей потрахалась ради практики, че ты мне устроил?!!! Ты чуть не задушил меня-я-я!!! А-а-а! – Манда уже вся в истерике остервенело хуярила Чахлого куда попало, а тот, весь скукожившись, как яйца на морозе, пытался увернуться от шквала ударов.

– Сука! Гандон! Ты, понял, говнюк, кто ты есть?! – свирепо обратилась Элен к Чахлоебу. – Ты видел, во что ты превратил ее?! – Элен взяла зареванную Синьку за подбородок и повернула ее мордой к Чахлому. – Ты посмотри, до чего ты ее довел! Вместо того, чтобы учить быть нормальной, ты взращивал в ней поебень! Проповедник мамкиной хуйни! Сатанист поганый! А ты, дура, вспомни, какой ты была у Учителя! Ты же была нормальной бабой, пела песни, танцевала, была радостной и яркой, а сейчас кем ты стала с этим бомжом?! Так хуй ли ты за него держишься?! Такого говна, – она небрежно пнула Чахлого, который на человека уже не был похож, – всегда полно!

– Ты продалась этому ничтожеству за три волшебных слова!!! – вдруг встряла Чуча, которая околачивалась тут же и возилась с посудой. – Он из тебя сделал домохозяйку, высосал из тебя все силы, а ты, блять, нихуя не врубаешься!!! Тебя Рулон сколько предупреждал?! А ты его не слушала, а слушала этого выродка, который скоро тебя прирежет за то, что ты хочешь быть нормальной!!!

Тут у Синюшной зазвездило в тыкве, она сорвалась с места и стала бешено месить своего принца, приговаривая:

– На тебе! На! Скотина!!! Чахлоеб поганый!!! Получай! Получай! А-а-а!!! О-о-о!!! Бомж проклятый!!! Больше ни одному твоему слову не поверю!!! Я возвращаюсь к Рулону!!! А ты иди нахуй, скот ебучий, со своей любовью!!! Пидара-а-ас!!!

– А-а! – радостно заверещала Чвабра. – Так тебе, коз-зел!!! – злорадствовала она над Чахлым и тоже пнула его по костлявой жопе.

Вдруг осатаневший Оля, уже полностью без крыши, вскочил и с горящими глазами бросился к Чуче, протягивая кривые лапы к ее горлу. Но тут резко прозвучала команда: «Страус!» Все свиньи быстро уткнулись бошками в пол. Замечтавшийся Мудерь от неожиданности чуть не занырнул своим котелком прямо в половое ведро. Но веселее всех пришлось Оле, который на мгновенье застыл, готовый придушить Чучундру, и его рожа, красная, как сеньор Помидор, исказилась в дьявольской гримасе дикого разочарования от невозможности реализовать свои припадочные чувствишки. Скрежеща зубами и еле-еле сдерживая свое бесиво, жаждущее мести, он вместе со всеми загнулся страусом.

Позже Рулон радостно вспоминал этот случай, как показательный в создании зазора между сознанием и частями у чучика. Он говорил, что в этот момент Чахлому волей-неволей пришлось разделить сознание и бушующие части под страхом гычи. Но каждый должен сам сознательно добиваться такого зазора, чтобы эмоции не управляли нами.

Вскоре начался экзамен на знание комплексов асан из методик Школы Шамбалы. В нем участвовали все говнюки сразу. Всем завязали глаза, чтобы не подсматривали друг у друга, и Ксива назвала один из комплексов, который надо было делать. Мудя изо всех сил пытался подглядывать из-под тряпки, потому как в последний раз делал эти комплексы года три назад. Ему удалось узырить чьи-то ноги, и он догадался, что это за асана. Вдруг справа от себя он услышал глухой удар и кряхтение Гуруна. «О! Че это?» – подумалось дебилу. Последовала команда к следующей асане.

– Вонь! Ты че пытаешься подглядывать?! – крикнула Аза. – Гну, ну-ка затяни ей глаза получше!

Снова прозвучала команда.

– Вонь, да ты, оказывается, вообще не знаешь этот комплекс! – презрительно сказала Ксива. – Нандзя, проучи ее!

Послышался хлопок и гордое молчание Вони в ответ. «А! – осенила Мудона страшная догадка. – Нас пиздють за ошибку!!!» Чукча весь затрясся от страха, воображая, как ща его тоже ебанут неизвестно куда, и ему станет больно. Говорят, мысли материализуются. И в натуре.

– Гну, – сказала Элен. – Мудя пытается подглядывать, затяни повязку.

После того, как Гну затянул повязку, у Муда оба глаза уставились друг на друга, и он больше не смог подглядывать. Со следующей асаны он стал ежиком в тумане, нихуя не знающим, че делать дальше. Мудила сжался, шо суслик, и, как оказалось, не зря. На спину обрушился живительный удар, и Муд сразу вспомнил асану. Через мгновенье справа снова жалостливо крякнул Гурун, которого пиздили за каждую асану.

– Гурун, где ты такому комплексу обучился? – с издевкой сказала Аза, видя, как Гурила судорожно пытается угадывать асаны, боясь ударов.

После того, ях экзамен с горем пополам закончился, началась генеральная уборка перед встречей с Мастером. Мудила начал как обычно махать веником, Гурун готовил кресло и столик, а Чахлоеба вместе с бабами погнали на кухню. Тама яму дали задание разливать газированную воду по бутылкам, и он, засчитавшись мух, налил огромную лужу на стол.

– Оля, у тебя че, руки из попы растут?! – забесилась Ксива.

Чахлый обиженно молчал, втыкая еблом в пространство.

– Вот, блин, лох! – негодовала Элен. – Ну че, давай теперь слизывай все, что налил!

Оле было в облом лизать лимонад прямо со стола, и он тормозил, стараясь оттянуть этот момент.

– Ну ты че, баран, плохо всосал? – забесился только что вошедший Гну.

Пересравшись гычи, Оля, преодолевая дикие муки своей ебаной в жопу гордости, наклонился над столом и так важно, как только мох, принялся аккуратно слизывать газ-воду, то и дело интеллигентно поправляя свою главную гордость – засаленный чубчик, как будто он лизал не лимонад, а божественную амриту, и не со стола, а с золотого подноса, поддерживаемого всеми святыми буддийского пантеона.

– Ты, дурак, пошевелись! – заорала Аза.

Чахлый быстрее заработал языком, продолжая позировать как перед камерой.

Когда Рулон узнал об ентом прикольном случае, то он разоблачил поведение Чахлого:

– Ой-ой-ой-ой-ой!!! Нам с котом совсем не понятно такое поведение! – удивился Рулон. – Он должен был тут же войти в придурошное состояние и начать активно все слизывать, пока дают! Это же так вкусна-а!

– А он так гордо нагнулся и стал кое-как лизать, боясь, что его увидят в дурацком положении! – радостно вспомнила Элен.

– А-ха-ха! – засмеялся Мастер. – Он хотел сохранить свой великий образ и при этом быть рулонитом! Не-е-ет!!! Так не получится! Из ложной личности мы не можем бороться со своим говном!

После встречи с Учителем, три хуя снова стали кормить Гну и Нандзю.

– Ой, бля, как я хочу жрать! – орал Гну. – Эй, Гурун, тащи курочку!

Гурун кинулся на кухню.

– А ты, Оля, че встал, с-сучок? Ты, говорят, больно гордый стал? – грозно спросил Нандзя.

– А что мне делать? – спросил идиот.

– Скатерть расстилай, туго соображается, что ли?

– А кто снимет мои грязные вонючие носки? – радостно спросил Гну.

– Вон пусть гордый Оля снимет, – злобно бросила Элен, которая пролетала мимо.

– Ага, давай-ка, Оля, сними мои носочки, – прикалывался Гну.

Чахлый протянул, было, свои крюки, чтобы стянуть с Гну носки, брезгливо морщась, да не тут-то было.

– Не-е, не так! – радостно сказал Гну. – Без рук давай снимай!

Чахлый опешил с такого оборота дел и нихуя не мог врубиться, как можно снимать без рук. Тут уже столпились Элен, Аза и Ксива, наблюдая очередную спонтанную практику просветления.

– Че, Оля, стесняешься? Действуй! – ободряющее прикрикнула Элен.

– Как я сниму без рук? – зачморенно пизданул Чахлый.

– Как, как, – передразнила Элен. – Зубами! – пришло вдруг оригинальное решение ентой проблемы.

Чахлый скривил и без того кривой ебальник.

– Да-да, зубами снимай, – подбадривал Гну.

Оля подполз к воняющим за километр ногам Гну и медленно стал приближать харю к носкам. Он раскрыл пасть и зацепил зубами самый край носка.

– О, как ловко! – вскрикнул довольный Гну.

– Будешь знать, как гордиться, – сказала Элен. – Наблюдай за собой! Смотри, как ты не можешь растождествиться со своей надменной пачкой.

Чахлый, обливаясь потом, усердно стягивал вонючий носок с ноги. При этом вся его харя покраснела, и он уже явно ловил кайф от передозняка пахучих веществ.

– Классная у тебя практика пранаямы! – позавидовала Ксива.

Стянув оба носка, Чахлый уже обрадовался, что практика закончилась, как вдруг Нандзя тоже захотел снять носки.

– А мне?! – закричал он.

– Да, и Нандзе снимай! – скомандовала Элен, и Чахлый повторил енту медитацию по раскрытию анахата-чакры.

Вечером состоялся «горячий стул» для святой парицы – Синьки и Оли Чахлых. Все сели полукругом в зале, а эти двое заняли почетные места напротив.

– Сейчас вам надо безжалостно ругать Манду с Олей за все их говно и мерзость перед Богом, – выступила вперед Ксива. – Кто проявится, получит двойную порцию на ужин.

Все стали набрасываться на двух дураков, матеря их, на чем свет стоит.

– Вы, уебки, вы че нихуя не всасываете! – орал Гурун. – Чахлый, сколько можно титьку сосать?!

– Ты, Синяя дура, сколько можно сидеть с этим ублюдком?! – разошлась Вонь Подретузная.

– Эй, вы, два говноеба, вы че, бля, Бога бесите, нахрен! – пытался не отставать Мудила, хотя ему было не по себе от этого, потому что он сам был таким же уебищем, как и Козлиный Оля, засев в семейке. Он ставил себя на место слабого, как учила ебанутая мамаша, и от этого не мог разбеситься по-человечески.

– Слабо вы че-то ругаете их, – презрительно сказала Ксива. – Вам че, их жалко, что ли? – обратилась она ко всем.

– Вы посмотрите на них! – заорала Элен. – Вы видите, в кого они превратились, мать вашу так!!! Их спасать надо, а вы, блять, их жалеете! Вы че, хотите потакать этой их поебени?!!!

«Но-о, в натуре, – подумал Мудерь, – Синюшница была такой яркой, активой, агрессивной, сочиняла заибатые песенки, скакала как чумная, была жизнерадостной и творческой, а теперь ее не отличишь от бомжихи – с облезшими патлами, впавшими щеками и с фингалами вокруг глаз. Чахлый выпил из нее все соки, натуральный вампир. А сам он в кого превратился? Был первый парень на деревне, умно так всегда пиздел про просветление, про Гуру, я всегда брал с него пример… А теперь это жалкий ублюдок, больше похожий на истеричку, чем на идущего духовным путем рулонита».

Чахлый сидел и обтекал, а Синяя, скосив глаза, впала в какой-то новый неизвестный вид транса.

Ентот незабываемый «горячий стул» шел аж цельный час, в течение которого Чахлых и их внутрисямейныя, в жопу, отношения разложили по косточкам, т.к. все тут нехило рубили в эзотерисьской психологии, особенно, Гурун, слывший в те времена бытовым психологом. И Чахлые уже оба ревели, шо две коровы, навзрыд, то ли от жалости, то ли от раскаяния. Все уже выдохлись от непрекращающегося ора и уже не нападали так злобно, а просто пиздели с глубокой горечью, делая последние попытки втемяшить хоть каплю истины в две бессмысленные тыквы. Больше обращались к Синьке, потому как енту дуру еще можно было успасти, а вот Чахлый мох спастись, токмо если бы Синька сама бросила яго, и яму ниче не оставалось ба делать, ях принять свою обгаженную усудьбу.

– Ты, дура, как же ты нихуя не поймешь, что это бомж рядом с тобой сидит?! – говорила Элен. – Че ты проецируешь на него свою мамкину хуйню? Ты че не видишь, что это ничтожество?!

– Не зна-аю… – ныла Мандонна, размазывая по харе сопли.

– Не зна-аю, – передразнила ее Элен. – Вот, блин, два уебища! Вы же не можете друг друга любить, как вы этого не поймете!!! Манда, ты слышишь? За что ты его любишь? За то, что он тебя периодически душит? Хуярит по морде? Ограничивает? Не дает заниматься творчеством? За это ты его любишь, да?

– Не-ет, – промямлила Манда.

– Вот дура! – не выдержал расчувствовавшийся Гурун, с участием глядевший на рожу неудавшейся певицы. – Синюшка – пизда как раскладушка!

– Ну ты понимаешь, что вы не умеете любить? – спросила Аза.

– Монахи в монастырях по 40 лет учатся любить, а вы… – презрительно бросила Чуча, пытаясь показаться жутко вумной.

Мудила отмалчивался, ях партизан, потому шо думал тока о том, ях бы ему самому не угодить на ентот «стул». Его тупой ебальник выражал хуй знаить че.

Тут удрух в зал вбяжал Сантоша – верный и самый близкий ученик Рулона – и спросил у Гандоновны:

– Синька, скажи, так значит, ты готова усесться с этим обрубком и сидеть так всю жизнь?

Синька молча уставилась в пол и не подавала никаких признаков жизни.

– Ну-ка отвечай Сантоше! – разбушевалась Ксива.

– Ты слышала вопрос? – прошипела Аза.

– Синька, скажи, так значит ты готова усесться с этим обрубком и сидеть так всю жизнь? – как ни в чем не бывало повторил Сантоша.

– Получается, что да, – донесся жалобный голосок облезлой куклы. – Ничего не поделаешь… – сказала Синька и обернулась лепешечкой говна.

– Фу-у-у!!! Фу-у-у!!! – с омерзением заорали все хором, услышав эту саму несусветную на свете ересь. Это самую говняную в мире глупость.

Сантоша, получив ответ, молча исчез. Тут не выдержал даже Гну:

– Э-э, Чахлик, ты че молчишь? Говори, бросишь хуйней маяться? Отстанешь добровольно от Манды? – муладхарно-злобно наехал он.

У Оли забегали глазки, и он лихорадочно стал подыскивать, че бы ответить, трясясь за свою задницу. Глаза Гну наливались кровью при виде этой ничтожной реакции.

– Короче так. Выбирай: либо ты бросаешь эту дуру и остаешься с Рулоном, либо пиздуй отседова и лижи ей пизду, сколько влезет!

– Давай выбирай! – подхватила Элен. – Прямо сейчас, при всех, будь хоть раз в жизни мужиком! Скажи, кого ты выбираешь – это прошмандовку или Мастера?!

– Мне надо подумать, – весь дрожа, промямлил Чахлый.

– Вот говно! – заорал Гурун. – Че тут думать-то?! – искренне удивился он.

– Короче, все! Убирайся отсюда и не порти воздух! Нам здесь такие маменькины сынки не нужны! – закричала Ксива.

– Вы меня выгоняете? – жалобно, но в то же время с вызовом спросил Чахлый.

– А мы че, неясно выразились?! – злобно заржала Элен.

– Хорошо, – сдавлено произнес Оля, и было видно, как какая-то сатанинская часть внутри него дико возрадовалась, что это не он сам уходит от Мастера, а его бедненького выгоняют. Свинья сняла с себя всю ответственность и судорожно засобиралась съебываться с Духовного пути.

– И Манду с собой забирай, пидор вонючий! – гневно сказал Нандзя.

– Манда, иди к своему обрубку и вместе пиздуйте отсюда, раз вам поебень дороже Мастера и просветленья! – сказала Ксива.

Мандовошь, не долго думая, похуярила вслед за принцем. Все наблюдал за их действиями, а Элен исчезла минут на десять. Потом она снова вернулась, и ее лицо выражало полное презрение. Тута удрух прибежал Сантоша и обратился к дураку:

– Чахлый, а ты подумал, кто тебя выгоняет?

– Рулон… А кто еще? – настороженно прогундел Оля, чувствуя шо-то неладное.

– Мастер даже не знал об этом. Это все произошло спонтанно, Сила решила тебя проверить, и ты показал свое истинное лицо.

– Откуда я мог знать, – заоправдывался идиот. – Если старшие сказали, значит, это команда Рулона!

– А ты спросил у самого Учителя, что он тебе скажет? Ты хотя бы написал ему прощальную записку?! Ты хотя бы поблагодарил его за все, что он для тебя сделал?! – заорала Элен, все больше приходя в бешенство и негодование.

И без того зачморенный Оля, зачморился еще пуще и потупил ебальник.

– Ну и чмо же ты! Мы тебя просто проверили, как ты будешь себя вести, и вот, что оказалось! – презрительно сказала Аза.

– Мастер сказал, что вы с Мандонной уже заранее это долго представляли, как вы уходите. И когда возникла ситуация, подошел аспект, вы быстро реализовали то, что воображали, – спокойно сказал Сантоша, внимательно наблюдая за реакцией уебищ.

– Протоптали дорожку в Сюр, – сказал Нандзя, – и поэтому даже мысль не возникла, спросить у Мастера, «а выгоняет ли он меня?».

«О, бля, в натуре, они, видимо, это долго себе представляли, проложили дорожку, – подумал про себя Мудя. – И поентому эти мысли так быстро реализовались, хотя никто его даже не выгонял по-настоящему. А я ведь тоже иногда такие мысли имею! Вот как опасно, оказывается!!!»

После того, как Чахлоебу не удалось быть изгнанным «злым Мастером» на волю для своего говна, он впал в еще большее унынье, т.к. уже успел навоображать, как он сейчас вырвется на свободу и начнет с наслаждением свинить-свинить-свинить... Но что-то все же в нем еще оставалось духовное, чувствовалась еще какая-то слабая привязанность к Мастеру, к его Мудрости, поэтому он решил еще попытать счастья на духовном пути и остался.

После этого случая Чахлый стал пользоваться особой «популярностью» среди обитателей штаб-квартиры. Была дана новая практика яростно гнать Олю от себя, как только он окажется где-то поблизости. И вот, как только этот придурок случайно оказывался рядом с кем-нибудь, как тут же с дикими воплями этот кто-то начинал гнать его взашей, фукая и плюясь, осыпая его проклятьями. Однажды, когда была встреча с Мастером, и все уселись на свои места, ожидая появления Великого Рулона, Оля тоже приполз и хотел было устроиться на своем месте, но его начали гнать от себя все, рядом с кем он оказывался.

– Ну-ка, говнюк, вали отсюда! – орала Чуча.

– Пошел вон, свинья! – гнал ублюдка Гурун.

– Иди нахуй, гниль! Пшел вон!!! – бесились все, толкая и пихая его то рукой, то ногой, то еще чем-нить.

По местным законам фэн-шуй выходило, что во всей комнате нет места для такого чмошника, как Оля Козлов. Так его гоняли из угла в угол, пока Гурун не придумал выход:

– Иди вон под стол!!! Там для тебя есть местечко!

Чахлый с жалким видом полез под маленький столик, который стоял возле стены у балкона. Там он мог только полулежать, загнувшись раком. Когда появился Рулон и стал распрашивать, как проходят практики просветления, он обратил внимание на забитого Олю, который некоторыми частями своего скелета торчал из-под столика.

– О! А кто это там сидит? – спросил Рулон удивленно.

– Это Оля дыры затыкает! – радостно ответила Элен.

– А почему? – спросил Мастер, недоумевая.

– А никто не хочет с ним рядом сидеть, и все его гонят от себя.

– А-ха-ха! – обрадовался Рулон. – Да-а, вот как бывает! Ну, ладно, зато есть теперь, через что просветлевать, над чем поработать. Вели-и-икие практики начались! Да, Сантоша?

– Да, Учитэл! – ответил всегда бравый Сантоша.

– Кот тоже любит так сидеть, да, котик? – сказал Мастер, поглаживая кота, который устроился у него на коленях.

После встречи Муду дали гору белья для глажки. Он засел в комнате и начал наглаживать полотенца и наволочки, то и дело пощелкивая еблищем. В этой же комнате сидела Вонь и возилась с видеокассетами. Тут в комнату вошел Сантоша и подсел к Мудерю. Муд сразу сел на измену и насторожился.

– Мудя, ты понял, как ты греховен? – спросил его Сантоша.

– Да, – отвели Мудон, чморясь.

– Почему ты спишь с Дыркой?

Мудерь опешил и начал оправдываться:

– Я уже не сплю.

Сантоша промолчал, но было видно, что он нихуя не ведется на это.

– Почему ты портишь людей? – снова спросил он.

– Как порчу? – стал раздражаться Мудила.

– Ты спишь с ними, – невозмутимо ответил Сантоша.

Муд обиженно замолчал, не зная, как еще оправдываться. Когда его спрашивали об отношениях с Дыркой, с которой он обычно ездил по заданиям, то он сразу начинал внутренне беситься и раздражаться, потому что боялся, что ему не дадут спокойно заниматься поебенью.

– Ты сейчас должен искренне раскаяться и рассказать о своем говне, – сказал Сантоша.

Кое-как преодолевая дискомфорт, Мудила стал пиздеть о своем свинстве, но, как всегда, мягко обходя стороной самые душещипательные моменты своего говнизма. Сантоша молча выслушал его, а потом сказал:

– Это все не то. Ты должен искренне раскаяться. Поэтому тебе нужно со злорадством ругать себя, смеяться над собой.

– Ну я ведь уже ругал только что! – раздражение поперло наружу из Мудака.

– Ты плохо ругал, – заключил Сантоша.

Муд на минуту заткнулся и обиженно уставился в кучу белья. Он попытался установить зазор и увидел, как вся его рожа натянулась и покраснела, стала тяжеловесной и неповоротливой, потому что ложная личность яростно сопротивлялась, ни в какую не желая разрушить свой покойчик.

– Почему ты все время строишь из себя отрешенного Будду? – спросил вдруг Сантоша. – Всегда сидишь с улыбочкой, хочешь показать, что ты все принимаешь, а на самом деле ты плохо принимаешь. Вот видишь, как ты сейчас не можешь посмеяться над собой. – Сантоша стал говорить уже более жестко и обвиняюще. – Мастер сказал, чтобы ты не позорил род рулонитов!

Мудю задели эти слова правды, и он никак не мог настроиться на правильное состояние. Он ощущал, как червь обиды и самосожаления гложет в области груди и не дает сделаться открытым и искренним. «Да еще эта Вонь тут расселась! – раздраженно подумал Мудох. – Нашла время с кассетами возиться тут! – нашел придурок крайнюю. – Я не хочу при ней себя ругать, пусть сначала свалит отседа!» Так идиот бесился на ни в чем не повинную Вонь, боясь, что кто-то узнает о его говне, которое он мнил чем-то очень дорогим и важным. Но на самом деле вся эта херня, которой он так дорожил и с которой не хотел расстаться, была просто ничем. Даже кусок замерзшей мочи казался более значимым по сравнению с ентими погаными чувствишками самосожаления и собственной важности.

Постепенно долбоеб усе-таки очухалси и вспомнил, шо он же рулонит, как никак, ебит твою за ногу, и надо же, в натуре, не посрамиться.

– Сука я! – заорал Мудон, кое-как преодолевая ебанутую ложную личность, коя так натянулась, шо был трудно даже шевелить челюстями. – Гандон! Держусь за свою гордость и нихуя не могу преодолеть себя!!!

Тут дебил вспомнил, как Рулон ему объяснял, что лучшее средство от гнилых чувствишек и важности – енто злая радость.

– Ха-а-а!!! – начал гадко ржать Муд, пытаясь сутрировать свое говняное состояние. – Вот мразь! Вот чмо! Ха-ха!!! Отождествился со своей ебанутой важностью, но нахуя спрашивается?!!! Че она мне дает?! Только, ссука, кут мою жрет!!! – злобно выкрикивал Мудила. – Иди в жопу, сволочь! Ну я козел! Ленивая свинья, нихера уже нормально делать не могу, целый день поебенью маюсь, о просветлении не думаю, о деле не думаю, говнюк!!!

Мудерь стал корчить рожи и злобно ржать, старясь выместить из себя всю гордость, весь страх и всю гниль.

Через десять минут Сантоша остановил придурка:

– Хватит. Так и надо было сразу, а ты начал болезненно прислушиваться к своей обиде и гордости, и они сделало из тебя говно, которое уже ничего не слышит и не понимает.

– Ага, – уже радостно ответил Мудила.

– А теперь самому легче стало, да? – спросил Сантоша.

– Ага, – кивнула свинья, потому как и в правду ощутила огромное облегчение.

Как-то раз Элен и Аза отозвали в сторону Мудю с Гуруном.

– Сейчас у Оли будет очередная практика. Вы должны будете его помыть в ванной, – заговорщицким голосом сказала Аза.

– А че нужно будет делать? – спросил Муд, обрадовавшись, что эта практика будет не с ним.

– Просто помыть Олю и все, – ответила Элен. – Мыть надо будет вот этой грязной тряпкой, – указала она на тряпку, которой обычно мыли сапоги после прогулок по горам.

– Всего надо помыть? – спросил Гурун.

– Да, всего. И голову тоже, – радостно ответила Элен.

– Ясно, – ответили двое дураков.

Вскоре привели забитого Олю, и в коридорчике перед ванной собралась вся шобла поглазеть на то, как Чахлый будет просветлевать. Аза держала наготове видеокамеру, чтобы увековечить этот счастливый момент для будущих поколений рулонитов. Гурун с Мудей подошли к Чахлику и грубо взяли его за обе руки с двух сторон.

– Пошли в ванную! – жестко приказал Гурун.

Душенка Чахлого тут же съебалась в левую пятку, и он, весь трясясь, истерично завопил:

– Зачем это?!

– Там узнаешь, – нарочито мрачно пропиздел Гурун.

– Не-ет! Не-ет! Я туда не пойду!!! – завизжал ях баба Чахлый и задергался всем своим дохлым телом, повиснув на руках своих «палачей».

Этот дурак вообразил, что его сейчас заведут в ванную и отхуярят там под яйца.

– Я знаю! – вопил он. – Я знаю!!! Вы меня там изобъете!!! А-а! Мама-а-а!

– С чего ты взял? – угорала над ним Элен.

– Со мной уже такое было!!! О-о!

– Да никто тебя пиздить не собирается! – сказал Мудон своему дружку.

– Не-ет! Я знаю! Я знаю! Учитель мне уже однажды устраивал такую практику!!! Я знаю, что сейчас бу-уде-ет!!! Вы не знаете, что это такое!!! – драл глотку пересеривший долбоеб, обезумевший от собственного болезненного воображения.

– Да заткнись ты! – гаркнул Гну.

– Оля, да не ссы, мы тебя не будем пиздить, – снова сказал Муд, едва сдерживая смех при виде бьющегося в истерике Чахлоеба.

– Вон видишь, твой дружбан Мудя не даст соврать, – с усмешкой сказала Элен. – Они тебя просто помоют.

– Не ве-е-ерю-ю!!! – неистовствовал Чахлый.

Тут он вырвался из хватки и отбежал в угол, повернувшись ко всем лицом.

– Я ни за что не пойду туда! – стал орать он. –Если вы заставите меня сделать ЭТО, я ухожу из Эгрегора!

– Ты че, говна перебрал?! – удивился Гурун. – Тебя же просто хотят помыть!

– Все, все, все, – ошалело твердил Чахлоеб, у которого уже медленно, но верно съезжала крыша.

Еще примерно полчаса все хором уговаривали сосунка пойти помыться. Наконец, Оля чуть-чуть успокоился, и в нем понемногу стала восстанавливаться рассудочная деятельность его недоразвитых мозгов.

– Мне надо подумать, – важно сказал Чахлый. – Я сейчас напишу письмо Мастеру, и если он мне ответит что-то такое, что убедит меня, то я останусь.

– Ну давай, пиши, – сказала Элен.

Чахлоеб забился в угол коридора и стал карябать письмо. Через десять минут он передал его Ксиве, и та унесла его Рулону. Когда пришел ответ, Чахлый прочитал его и стал прислушиваться к своему внутреннему пиздежу, пытаясь понять, то или не то ответил ему Учитель. Он еще минут пять сидел и втыкал в свое хуевы мыслишки. К нему снова подкатила вся толпа и начала доставать его.

– Ну че, падла! Иуда проклятый! Хотел сбежать?! – наехала Элен. – Будешь мыться или нет?

– Н-не зна-аю, – заикаясь, проныл Оля.

– Давай быстрей думай! Мудя, Гурун! Тащите его в ванную!

Мудила с Гуруном снова подошли к Чахлоебу, и у того снова поперли образы, как ща в ванной с ним расправятся, разденут, отпетушат, по яйцам отпинают, а потом утопят. От ентих образов у него окончательно протек шифер.

– Я боюсь!!! – завопил он, как недорезанный. – А-а-а!!!

Муд и Гурун подошли к нему вплотную и взяли за руки. Увидев это, Чахлоеб еще больше завопил:

– Не трогайте меня!!! – Он бешено начал выбрыкиваться, выпучивая безумные глаза и мечась, как загнанный тушканчик.

Все расступились, увидев, шо у Чахлого явно че-то где-то сместилось. Вдруг он завыл не своим голосом, потом схватил себя за волосы и начал их дергать, мыча и воя. Потом он начал кружится вокруг своей оси, завывая, как вурдалак, а потом встал на бошку и начал бешено вращать орбитами. Веселье было неописуемое! По началу все даже слегка опешили, не зная, как реагировать – то ли ржать, то ли обеспокоиться за здоровье Чахлого. Вдруг Чахлый резко замер, а потом заорал:

– Кто я?!!! Кто я?!!!

– Оля, – сказал Гну и прыснул со смеху.

Чахлый никак не отреагировал и, схватив, себя за нос, начал теребить его, тряся башкой вправо-влево. Так он долго тряс себя под общее веселье и улюлюканье наблюдателей. Потом снова заорал:

– Кто я?!!! Кто я?!!!

Бедолага так переживал за свои яйца, что слегка сдвинулся и, чтобы как-то спастись от собственных страхов, принялся шизовать. Коды он сам понял, шо с ним стряслось, он уже начал выпендриваться, корча из себя скомороха и позируя перед камерой в надежде, что коды Рулон увидит этот цирк, то скажет, шо Оля Козлов уже посветлел. Но нихуя подобного, ясен перец, не произошло, т.к. Рулон видел, что Чахлый просто выёбывается.

Но, тем не меняя, усдвих точки сборки пошел Оле на пользу и, в конце концов, он решил, что можно попробовать помыться.

– Вы, правда, не будете меня бить? – важно обратился Оля к Муде.

– Вот те крест! – ответил Мудозвон.

– Ну ладно, тогда пошли, – сказал Чахлый, сделал глубокий вдох и, выпучив глаза, с геройским видом замер перед дверью в ванную, словно перед газовой камерой.

Все едва сдерживались от смеха, а Гурун и Мудя, взяв героя под руки, повели его на практику. Там Чахлого раздели, включили душ и начали драить его тряпками для обуви.

– Смотри, вот видишь, а ты боялся! – весело сказал Гурун.

– И че я боялся! – довольный ответил Чахлоеб. – Оказывается, совсем нестрашно! – Чахлоеб проявлял явные признаки шизы.

– Давай теперь голову помоем, – сказал Гурун и стал натирать тряпкой волосистую часть Олиного котелка.

У выхода ванной очищенного святой водой Чахлого встречала вся толпа.

– Ну че, Оля, помылся? – спосила Элен.

– Да! – радостно ответил Оля.

– А хуй ли ты ссал и так долго ломался?

– Не знаю, – пожал плечами Чахлый.

– Страшно было?

– Вообще не страшно. И че я боялся, – удивленно сказал Оля, продолжая играть дебила в трусах.

На следующий день утром в зал, как обычно, завалили Гну и Нандзя, чтоб похавать. Три ползающих хуя – Гурун, Оля и Мудя приступили к своим обязанностям и стали кормить их. В это время в зале тусовалась Мандонна и разбирала какую-то кучу тряпья.

– Ну че, Манда, ты поняла, что в семейке тебе житья не будет? – спросил у нее Гну.

– Поняла, – торопливо ответила Манда, боясь, что ей опять че-нибудь устроят.

– Смотри-ка, поняла, – хитровато усмехнулся Гну.

– Плохо поняла, – нарочито мрачно произнес Нандзя, обгладывая куриную лапу. – Если поняла, о чем сейчас замечалась?

– Ни о чем, – сказала Синяя, не понимая, шо лезет в залупу.

– То-то у тебя взгляд мутный, – прикололся Гну.

– Ты знаешь, что с тобой муж будет делать? – спросил Нандзя.

– Знаю, – Манда была в растерянности.

– Нихера ты еще не знаешь, – злобно произнес Нандзя. – Ну-ка быстрее шевелись, сука! – вдруг заорал он. Синька засуетилась быстрее.

– Быстро тащи сюда варенье! – заорал Гну.

Манда на полниках поползла в кухню за вареньем. Коды она вернулась, ее встретили уже вошедшие в раж Гну с Нандзей:

– А! Скотина! Притаранила! Хуй ли так медленно шевелишься! Ща как вломлю тебе! – глумился Гну.

– Н-на тебе, сука! – заорал Нандзя и с силой швыранул в Синьку косточку.

– Ха-ха-ха! – заржал Гну и тоже захуярил в нее обглоданную кость.

Мандонна запуганно забилась в угол комнаты и не знала, че ей делать.

– Ну давай, мечтай теперь о принце! О семейном счастье! – бушевал Гну, забрасывая тупую куклу костями и объедками. Нандзя активно помогал ему.

– Вот оно, семейное счастьице! П-па-лучи!!!

– Нравится, сволочь?! Об этом ты мечтала, свинья?! Ну-ка быстро неси нам чай, и не дай бог ты, сука, задержишься!

Синяя пулей попиздила снова на кухню, а когда вернулась с чайником и заваркой, ее встретил град костей и корок и глумливые вопли Гну и Нандзи, исполнявших роль «любящих» супругов.

– Ты че, скотина, еле шевелишься?! – дико орал Гну.

Синька не знала, куда деваться от семейного счастья и сразу двух принцев, неожиданной посланных ей Небесами, и только носилась туда-суда, как угорелая. Мечтать уже было некоды.

– Вот, смотри, свинья, вот оно – семейное счастьице! Давай все быстрее делай!!! Ха-ха-а-а!!! – бесился Гну. – Мечты сбылись, ха-ха-а-а-а!!!

– Это тока начало! – обрадовал Синюю Нандзя и схватил тапок, т.к. кости уже кончились. – Ну-ка убирай все с ковра, с-сучара! – заорал он и запузырил в нее тапком.

Гну, не долго думая, запиндюрил второй тапок. Оба тапка приземлились точно Манде на бошку. Взмыленная обладательница охуенной дозы семейного счастья забилась в угол и не знала, че теперь с ним делать.

Вечером Гурун, предварительно переговорив с Азой, подвалил к Чахлику, шепнул ему на ухо: «Слышь, тебя, кажися, собираются по-настоящему отпиздить. Я тут краем уха подслушал разговор», и сразу съебался. В следующее мгновенье Оля стал похож на смертника на электрическом стуле, потому шо точно так же интенсивно затрясся. Тут откуда ни возьмись стали появляться все ученики старшего звена.

– Нандзя, где у тебя веревки?! – злобно кричала Элен.

– Ща найду.

– Гну, а ты доставай палки!

– Ага.

Чахлый сидел посреди комнаты и гладил полотенца. Люди ходили вокруг него, нагнетая поле злобы, агрессии и беспощадности. «Ой, бля-а!!! – подумал Чахлый. – Это они что ж, меня свяжут и будут палками хуярить? Ма-ма! Мамочка!» Пришли Аза с Ксивой и тоже со злобными харями заходили туда-сюда мимо Чахлого, бросая на него искоса хищные взгляды. В руках у одной был металлический прут, и она махала им, рассекая воздух, как бы примеряясь для удара и кровожадно улыбаясь, а другая подыскивала в куче мешков подходящий для удушения. «А-а!!! – Чахлый конкретно присел на измену, и в его штанах не замедлила образоваться приличная кучка говна. – Они буду меня душить мешком и одновременно полосовать прутом!!!!!!! – хлестанула мозг страшная догадка».

– Вот говнюк! – рычал Гну. – Ну сволочь!

– Ля-ля, ля-ля, – злорадно напевала Аза себе под нос, пробуя в кулаке свинцовый кастет.

– Ну сука, он за все ответит! – бесновался Нандзя в коридоре, издавая звуки, очень похожие на затачивание ножей. Затем он неистово начал хуярить грушу, выкрикивая страшные проклятья.

Чахлого трясло и колотило, и он уже не мох ни гладить, ни сидеть на месте. Его рожа вся побелела и покрылась испариной, а челюсти ходили ходуном, весело постукивая зубами. Взгляд выражал полное безумие и помрачение рассудка. Люди свирепо ходили вокруг него и то и дело как бы невзначай пихали и толкали, наступая ему то на руку, то на жопу.

Так продолжалось полчаса, пока поле злобы, агрессии и беспощадности не достигло апогея. Чахлый уже замер с остекленевшими глазами и уже еле дышал от страха. Волосы давно стояли дыбом, а вокруг растекалась лужа мочи. Вдруг к нему подбежал Сантоша и прямо в ухо сказал:

– Оля, иди понюхай цветок!

Все остановились и стали наблюдать за Чахлым. Тот сначала нихуя не вдуплил. Но через минуту понемногу пришел в себя и стал озираться по сторонам. Никто больше не приготавливал орудий пыток и убийства, никто не ревел и не проклинал, не бил грушу и не махал прутьями и палками, а все спокойно и выжидательно смотрели на него. Еле поднявшись, Чахлый, шо лунатик, доковылял до цветка на подоконнике и нюхнул его. Тишина взорвалась бурей смеха. Это была выдающаяся практика просветления Рулон-холла, когда чучика обуревают чувства страха или обиды или гнева, а ему говорят: «Иди понюхай цветок», и в ентот самый миг сознание чучика может отделиться от чувствишек, мыслей и тела, и он станет на один еблысь ближе к просвятлению.

Кады костры ужо подходили к концу, пришла Элен и сказала:

– Ну, вот, говноеды, теперя будем решать, че с вами дальше делать. Мастер сказал каждому из вас написать про всех, куда кого вы пророчите. И на основе этого все и решиться. А выбирать нужно из такого: в город без единого рулонита, в Рулон-класс начального уровня, в Чечню делать семинар по Астрокаратэ и… – Элен злорадно усмехнулась. – Еще месяц костров!

– Можно мне месяц костров?! – тут же вылез хитрожопый Гурила.

– О! Смотри-ка, Гурун сам просится еще остаться, – радостно и одновременно недоверчиво сказала Элен вошедшей Азе.

– Да-а-а?! – наигранно протянула Аза. – Мы скажем Мастеру.

Мудила, слушая список приговоров, озабочено ждал, когда огласят то, че у самый раз для няго, но че-то ничего подобного не прозвучало. Любой из перечисленных вариантов явно не устраивал его свинскую натуру. Мудон тут же заиндульгировал.

Все взяли листки и начали размышлять, озираясь по сторонам и усиленно трясясь за свою задницу. Мудон долго не мох выбрать свою судьбу, потому шо ниче из предложенного ему не нравилось. Про остальных-то он быстро напясал, тут бояться было нечего. В конце концов, он выбрал для себя город без единого рулонита, так как ентот вариант показался яму наименее страшным. Хотя практика была дана именно для того, чтобы каждый мог принять по-настоящему сильное решение и совершенно объективно, в отрешении от своей жалкой душонки выбрать для себя то, что однозначно вытекало из всех его мышино-хаснамусских качеств.

Вскоре листки собрали и унесли. Хоть решение еще не было вынесено, всем было сказано узнавать свои поезда и самолеты и готовиться к отъезду. Многие с облегчением вздохнули, в тайне надеясь, что распределение заданий было просто проверкой реакции. Мудя позорно успокаивал себя тем, что Рулон не пойдет на такое, потому что некому будет вести важные дела. Он считал себя незаменимым уебком. Чахлоеб, по всей видимости, думал о том же. И только изредка Мудила вспоминал, что надо бы остановить внутренний диалог и настроиться на самоотверженное и радостное принятие любого решения Силы. Как всегда идиоту на единственно верную реакцию не хватало энергии, которую он постоянно, как пачкун, спускал на бесплодное воображение и страхи.

У Оли Козла снова сошлись веселые аспекты, и у няго началась очередная практика. Перед отъездом его решили раскулачить.

– Оля! – скомандовала Элен. – Быстро сюда все свои сумки!

Оля сел на измену и грустно пополз за сумками. Он притаранил в зал свой и рюкзак, две сумки – свою и Манды. В зале собралась вся шобла и активно принялась потрошить содержимое Олиных закромов. На свет Божий че токмо не появилось: куча новых запечатанных хромовых кассет, два навороченных плейера, две пачки дискет, несколько лазерных дисков, ручки чуть ли не Паркер, охуительные часы, два новых органайзера про запас, астрологический миникомпьютер для расчета аспектов, который тут же прихватизировал Нандзя, и куча другой дорогой дребедени.

– Нихуя!!! Вот сволочь!!! Ну крыса!!! – раздавались возгласы изумленных потрошителей.

– Чахлый! Нахуя тебе столько всего?! – гневно заорала Элен.

Оля по-партизански молчал.

– Ты, гнида! Вот куда ты все эгрегорные деньги просирал!!! – бесился Нандзя.

– О-о! Поглядите! Семейный фотоальбом Чахлых! – радостно завопила Ксива.

Появился толстенный навороченный альбом с фотками Чахлого, где он корчит из себя крутого йога, мага и т.д., и дуры Мандонны, где она жопой то так, то сяк, то в таком наряде, то в другом – каждый по две штуки гринов.

– Манда, а ты где столько нарядов надыбала?!! – бушевала Ксива. – Сука! Мы тут обноски носим, а эта шваль себе крутые прикиды покупает на деньги Рулона!!!

– Ты, пизда, ты че борзеешь?! – забесился Гну и пнул ебанутую куклу под зад.

– Я Учителя спрашивала! – заныла дура.

– Знаем мы, как ты спрашивала!!! – еще больше заорала Ксива. – Звонишь Учителю, задаешь пару дурацких вопросов, а потом: «Учитель, а можно мне новый наряд?» Конечно, Учитель никогда не отказывает! Вы сами должны совесть и мозги иметь! Тебе че Мастер разрешал такие дорогие наряды покупать, свинья?! Ты видела, чтобы тут в Рулон-Холле кто-то в таких ходил?! Даже Селена себе такого не позволяет, а ты, падаль, накупила себе!!! Чахлый! – Ксива переключилась на зашугу-Олю. – Это ты ей деньги даешь, пиздюк?!!! Ты че, бля, себя Богом возомнил?!!! Вы че, бля, оба о себе воображаете?! Новые русские?! Вы где вообще находитесь?! Вы че здесь находитесь для того, чтобы утверждаться в мирском?! Жить в свое удовольствие?!!! Скоты поганые!

Раздался глухой, но сильный звук. Это Нандзя высказал свое мнение о Чахлом пинком в спину. Чахлый отполз, как побитая собака. Раскулачивание продолжалось. На свет извлекли два совершенно новых фирменных спортивных костюма, куртку-ветровку и крутые кроссовки.

– Ну, блять, крыса!!! – бесилась Аза. – Это тебе тоже Мастер разрешил?!

– Да, – зажимаясь от страха, ответил Оля.

– Но нахуя тебе столько?!!! – искренне не врубалась Аза.

– Рулонитов в лес водить, там одежда часто промокает, – прогундел Оля в свое оправдание.

– Вот сука! Ты че, мудак, пиздишь?! – не выдержал такой тупости Гну.

– Во пиздец!!! – заорала Элен. – Эта гнида запрятала бабло, ты прикинь! – Элен достала из потайного кармана 10 тысяч деревянных и штуку баксов.

– А это что?!!! – дико неистовствовала Ксива. – Это тебе тоже Учитель сказал у себя оставить?!!! Ты че, падаль, не знаешь, что деньги нужно сдавать?!!!

Чахлоеб пересрался еще больше и ничего не отвечал. Снова послышалось мнение Нандзи. Чахлый завыл от боли, хватаясь за живот.

Посреди комнаты красовалась целая гора шмоток, безделушек и косметики от Манды. Все просто-таки опизденели от такого количества барахла, которое таскали с собой Чахлый и Синька. Теперь все это больше не принадлежало им, и Чахлый про себя бесился и изводился на говно.

– А в чем я теперь поеду? – заныл он, видя, что у него забрали даже последние штаны.

– А куда ты намылился? – издевательски просила Элен.

– Там, куда ты поедешь, тебе все это точно не понадобиться! – злорадствовала Ксива.

– Не ссы, ща мы тебя нехило прикинем! – прикололась Аза. – А где штаны Сантошы? – обратилась она к Ксиве.

– А! Шас найдем! – обрадовалась та.

Она побежала в кладовку и притащила оттуда какие-то брюки совковых времен, которые могли налезть только на маленького дохлого пацана.

– Вот в этих штанах Сантоша впервые приехал к Рулону несколько лет назад. Так что гордись, что ты будешь их носить! – гордо произнесла Ксива.

– А это тебе прикрыть свое тщедушное тело! – сказала Элен и бросила в рожу Оли какую-то грязную болоневую куртку, в которых ходють маленькие дети в детский сад.

Затем откуда-то откопали рваные дореволюционные кеды, прошедшие сотни километров по горам, и тоже щедро подарили Чахлоебу.

– Давай, одевайся во все это! – скомандовала Элен.

Чахлоеб, недовольно морща сатанинское ебало, начал натягивать на себя новый прикид, и через несколько минут перед всеми предстало редкое уебище – с гачами до колен, из-под которых жалко торчали два волосатых костыля, в позорной с разодранной спиной куртке, которая нихуя не застегивалась, потому что, во-первых, была размеров на пять меньше, чем надо, а во-вторых, без пуговиц, и в двух замызганных кедах, едва-едва налезших только на носки здоровенных Олиных лап.

Веселье было неописуемое! Чахлого заставили покружиться и пройтись туда-сюда под общее улюлюканье и комплименты.

– Ну вот, Оля, теперь тебе не о чем больше воображать! – сказал Элен. – А теперь давай, целуй ноги Сантоше и благодари его за такой подарок.

– Сантоша, иди сюда!

Прибежал Сантоша и как ни в чем не бывало встал перед Олей. Оля опустился на колени и начал нехотя лобызать ноги Сантоши.

– Давай-давай, сука, целостней целуй! – подгоняли все.

– Проси прощения у Сантоши за все свое дерьмо и кайся! – с горечью произнесла Элен.

– Сантоша, простите меня. Я такой свинья, я обманывал Гуру, я покупал дорогие вещи без его разрешения! – стал ныть Чахлый, ползая у ног Сантоши.

Сантоша стоял и спокойно смотрел на этого ничтожного придурка, и в нем не было ни капли амбиций или гордости.

– Простите меня, Сантоша! Я говно! Я постараюсь исправиться! Я буду бороться со своими пороками! – канючил Оля.

Всем молча смотрели на эту сцену.

– Мастер простит тебя, если ты изменишься, – сказал Сантоша. – А пока ты поедешь санчом с Вонью.

Эта новость повергла Чахлого в дикую депрессию, которая была продиктована двойным западлом: первое – быть санчо было убийственно для его раскабаневшей гордости, и второе – быть санчо у Вони Подретузной, которую он считал недоразвитой, тупой и, уж конечно, не достойной командовать таким великим Чахлоебом, ях он.

В последний день костров Муде разрешили пойти на телефонку позвонить по делам. Кады он выперся на улицу, то хотел уже по привычке поползти на карачках, но вовремя опомнился и пошел на двух ногах, испытывая дискомфорт от такого непривычного способа передвижения и чуть не падая от головокружения. На встречу попадались какие-то мыши, и Муду было прикольно зырить на их бессмысленные рожи и еле переваливающиеся туши. Он шел и ощущал свою сущность, и от этого весь мир воспринимался небывало обостренно и целостно. «Да-а, – подумал Мудила. – Какие замечательные практики мы проходим!» И тут же обосрался, представив, что остается на кострах еще на месяц.

Мимо него пробежали какие-то маленькие девчонки, и через минуту он услышал за спиной: «Эй ты, пидарас!» Мудон обернулся и увидел, что это они кричат ему, строя рожи и дразня. Но Муд против обыкновения даже не обиделся и не стал огрызаться, а похуярил дальше, наслаждаясь той легкостью, которая ощущалась внутри после мудрых практик великого Рулона.

МОНАШКА – ПИЗДА НА РАСПАШКУ

Отдыхала я как-то дома у родаков от моего ублюдочного муженька, который опять выходил из депрессии, вызванной его хуевыми мозгами, завнушенными долбоебнутыми предками: мол ты слабый, ты – рабочее быдло и никогда не будешь богатым. Вот мудила – муж и зачмаривался. Мечтая о богатстве и не в силах ничего предпринять в этом направлении – видите ли не научили его деньги зарабатывать.Часов в 12 утра продираю глаза от того, что погань с радостными криками ломится в мою комнату.

– Доченька, лапочка, проснись, к тебе Леночка приехала.

– О, Боже, – подумала я

– Что же делать! Она же такая набожная и верующая, а я трахаюсь и живу с моим Павликом даже не расписанная, не говоря уж о венчании. Она же подумает, что я плохая.

В этот момент я не думала о боге, о вере, я думала о том как меня оценят, что обо мне подумает мирская мышь, да еще и такая тупая и зазомбированная религиозная машина.

Продираю свои зеньки и прусь встречать это религиозное говно. Она выглядела ужасно: жирная как свинья, хотя в последний раз я видела ее очень стройной и миловидной телкой, ее симпатичная мордашка превратилась в тупую, жирную харю. Ее юбка была старая, замусоленная, длиной до пят, а кофточка старая и поношенная. И все это дополнял старушечьий платок в цветочек на голове. И вот эта набожная дура тянет ко мне свои клешни и обнимает.

Я размякаю в ее объятиях. Вспоминаю как в детстве мы вместе гуляли и радовались жизни. Но за 4 года, пока мы не виделись, над ней приобрели власть попы со своими догмами и правилами 2000-летней давности.

Сидим мы на кухне, набиваем животы, отмечаем приезд подруги. Стол ломится от жратвы, но Леночка на посту (это когда не жрешь мясного и молочного и мечтаешь, когда же он кончится), она скромно воротит нос от колбасы и налегает на шоколадные конфеты (типа там нет молока).

После пиршества Лена тянет меня в самую дальнюю комнату, чтобы промыть мне хорошо мозги и сделать такой-же тупой зомби, как и она.

– Расскажи про свою жизнь, как ты тут жила без меня 4 года?

– Да вот, – говорю, – с чуханом живу второй год. Не расписанная, не повенчанная, но в церковь хочу.

Мать научила меня быть честным говном. И я как на духу выложила жирной харе всю мою жизнь.

Лена мне заявила.

– То, что ты куришь и обжираешься – это ничего, а то, что с мужчиной живешь – это смертный грех. С таким грехом в рай не пущают. С таким грехом ты голой жопой на сковородке у чертей будешь жариться. А мужик твой свои яйца на соседней будет сковороде поджаривать. Рассказала она мне кучу примеров как Бог (дедок на облаках) награждает девственных жен и наказывает развратниц.

– Ты сходи, покайся, тебе Бог простит, только с этим развратником ты больше не живи, лучше монашкой стань, или, в крайнем случае, верной женой.

– Тьфу, не охота на сковороде жариться, – думала я, – да и погань моя возгудает, что я с чуханом живу, мол надо узаконить и наплодить выродков. Да, расходиться не хочется – кто меня ебать будет? Надо повенчаться.

И приняв такое решение я на следующий день поперлась вместе с Леной в церковь на покаяние.

Там была отдельная комната для раскаявшихся грешниц и грешников. Там стояла очередь из тупого виноватого быдла на покаяние. Я стояла у дверей исповедальной комнаты, и все думали, что я глубоко каюсь. Но в это время мои мозги еблись сами с собой. Я думала – нужно ли мне енто сраное покаянье?

Может насрать на него и ебаться себе спокойно с чуханом. Но голос моих «набожных» родичий во главе с голосом моей «религиозной» подруги твердил, что нужно соблюдать заповеди, и в царстве Божьем надо быть хоро-о-о-шей. О какое противоречие: и хорошей быть хочу и ебаться, хочу!

Ма-а-а-ма! Что делать?

Но тут я как всегда нашла для себя хитрый компромисс. Меня осенила очередная поганая мысль: мы же можем повенчаться и тогда ебаться я буду вполне законно. Только нужно его заставить на мне жениться. И с этой спасительной мыслью я ломанулась на исповедь.

Состроив печальную и покаянную пачку я поперлась к попу, которому явно нужно было каяться в чревоугодии.

В чем грешна? – прочавкал жирный поп с засаленными паклями и жидкой рыжей бородой. Ты не бойся, рассказывай с кем трахалась! – Откуда он все знает? – подумала я и достала длиннющий перечень своих грехов, который я накатала по совету Лены, опытной в исповедях.

В общем, я читаю этот список, а поп все больше хуеет, на половине списка он меня остановил и собирался прощать, но я его потрясла последним признанием. Загробным голосом я произнесла: «И еще я уже 2 года пе-пе-ре-лю-бо-действую. Вот!»

Тут поп радостно затряс бородкой, заставил все подробно рассказать, что вызвало у меня поток слез. Размазывая слюни и сопли по лицу, я каялась в своем разврате. Так я делала, чтобы поп тоже посчитал хорошей. В общем, покаяние мое было не перед Богом, а перед людьми.

А на следующий неделе должна уехать Лена и приехать Паша. Все бы ничего, только вот как же мне сообщить своему бомжу о своей неприкосновенности. Ведь я теперь святая, безгрешная. Меня как всегда терзало мнение. Что обо мне подумают? И вот он – судьбоносный день – мой вонючий пидор приперся. Он был очень удивлен, когда протянув ко мне свои клешни, чтобы обнять – почувствовал, что обнимает бревно.

– Паша, мне нужно серьезно с тобой поговорить! – заплетающимся голосом проговорила я.

– А что такое? – промямлил он.

– Да вот. – Говорю, – решила по православным законам жить, решила хорошей стать, а посему жить с тобою больше не буду – не положено, а коли хочешь ебаться – женись.

От таких слов у чахлика повяли уши и упал хер. Привыкнуть к моим заебам он уже успел за 2 года совместной жизни, но такого я еще никогда не выбрыкивала. Но надежда умирает последней – и он, решив что это шутка, начал мацать меня, пытаясь возбудить, но я была непреклонна, стояла как гора на страже своей чести.

Но раз уж он приехал, пришлось ему остаться у нас на неделю.

И вот, мой бомж, который непонятно почему стал цепляться за такую дуру, разрабатывал наполеоновские планы по моему соблазнению.

Умом я решила больше не трахаться, но и тут нашла себе поблажку. Я ведь принимала решение не от своей сущности, а от долбоебнутых мозгов. И я решила, что целоваться не так грешно, и это можно себе позволить, тем более мы ведь, наверное, скоро повенчаемся.

Более долбоебнутую картину себе невозможно представить: два ебаната обнимаются и мацаются в огороде, чтоб никто не видел, при этом оба предельно возбуждены. Я делала чопорный и святой вид, когда он начинал мацать меня за сиськи, разрешала лишь целовать. Я до того возбуждала его своей недоступностью, что его огурец был готов выпрыгнуть из штанов.

Так что вместо монашки из меня вышла развратная дура, которая хоть и бережет свою пизду, но в мыслях своих вовсю ебется.

В общем, помучала я своего ханурика целую неделю, соблазнение тела не удалось, а вот мозги, гормон во всю работал и воображал себе сексуальные сцены.

Мамаше я заявила, что от чухана я уйду, но в тараканьей общаге жить больше не буду – хочу снимать квартиру. Вот так я своими капризами всю жизнь управляла поганью и своим отцом.

И вот, поехала я искать себе убежище, а у кого остановиться? Конечно же у своего бомжа, я в глубине души радовалась, что он страдает, что он хочет трахать меня. А я святая теперь.

Долго я искала квартиру: пять или шесть агентов меня надули, кучу денег я просрала и в результате без денег, скрепив свое сердце и уняв гордыню, униженная, я приползла опять к своему чадосу. Вот так Бог показал мне мою тупость, мою зависимость от мнения людей, похоть и гордыню.

МАМКА-ДУРА

Я хочу написать о том, как дурачит ум, вернее те тараканы, которые запущены туда обществом. И если бы на моем пути не повстречался мой Гуру, я так и спала бы говнянным сном, раздираемая мечтишками, мыслишками, чувствишками.

В детстве поганая меня хвалила, ведь я была способная чадоска. Мамаша с папашей сделали мою тыкву складом своих иллюзий и нереализованных планов. Отец вообще хотел, чтобы его дитятко стало ученой, чтоб он мог хвастаться мной перед родственниками и самим собой. Это настоящая злая магия – то, как управляют поганые. У меня энто происходило так: я хорошая девочка, мне об этом все говорят, но шаг вправо, шаг влево – становлюсь плохой. Погань внушила, что хорошие девочки всегда здороваются, и я как зомби, когда по 10 раз на дню проходила мимо сплетниц у подъезда, каждый раз здоровалась с каждой бабкой, ожидая одобрения как подачки.

Родители сделали меня зомби, которая сделает все, лишь бы быть хорошей. В транспорте я всем уступала место, любимое дело – подавать нищим, и все лишь бы быть хорошей, да не просто хорошей, а лучше других. Как-то я взяла в библиотеке книгу и нашла в ней 25 рублей – большие деньги для меня, но я как дебилка стала разыскивать хозяина этих денег, чтобы быть хорошей.

Когда все же нашла – мне купили 1 кг дешевых конфет, когда я могла бы спокойно купить на те деньги 10 кг дорогих.

Поругалась я как-то со своим чуханом. Довольная, мне сказали, что он изменяет мне, ну я и рада стараться-обиделась, а на самом деле ничего и не было.

А он такой весь большой, ленивый, мягкий, поклонник Кинчева и группы «Алиса». Один раз я думала, что портрет его кумира есть даже на трусах. И вот Лешик, как называла его моя погань, начал ходить за мной, ныть, причитать как ему плохо. Мне становилось тошно от его нытья, но моя гордыня говорила – смотри, за тобой ходят, умоляют, значит ты особенная, роковая женщина. Тут же мамки голос в тупой репе темяшил – ты хорошая девочка, ты хорошая девочка, ты не должна никого обижать. Не обижай Лешика, он хороший. Видишь, как за тобой ходит, значит любит.

Отвращение к слизняку Леше боролись с мамкиными установками, желаниями быть хорошей. А Лешик, чувствуя слабину, знай таскал мне розы и арбузы. Тут уж я совсем почувствовала себя обязанной.

И вот, однажды, притаранил Лешик пиво и розы – большой букет, ну мы с ним жахнули пивка, покурили. Тут Лешик стал подкатывать ко мне свои яйца, видя мое бессмысленное состояние, которое от пива стало еще более тупым. Меня вконец развезло, и я растянулась на койке. Лешик подсел на кровать и стал мацать меня своими потными руками.

– Как мерзко, что он ко мне прикасается, – думала я, – но если я его прогоню, он огорчится, будет считать меня плохой, да я и не умею отказывать – мамаша не научила. Она научила меня только давать первому встречному бомжу.

Но вот похоть проснулась во мне, желание сексуальных впечатлений пересилило отвращение.

– О! Придумала! Я прикинулась совсем пьяной, типа я сплю, и не виноватая я – он сам пришел.

И приняв такой хитрый компромисс, я лежала как бревно, пока хитрый ублюдок мацал меня.

Вот так мы и помирились.

ОФИГИТЕЛЬНАЯ ТАНТРА
ИЛИ НОЧЬ С ЭКСТРАСЕКСОМ

Сидела я как-то дома, к родителям приехала на неделю за все лето каникул, пусть порадуются, чтоб не пиздели и с денежного и продовольственного пайка не снимали. В то лето я как раз про Школу Шамбалы узнала, пребывала в состоянии свинячьего восторга, считая себя великой. С высоты своего величия доказывала всем крутизну свою и Школы Шамбалы, и в своей слепоте не видела почему все не бросают дома, работу, семью и не бегут за мной в общину.

Ведь, чтобы люди пошли за тобой, нужно самой измениться и увидеть их мир, а я бляха –муха кроме своего носа ничего не видела.

Ну вот, приперся братела и говорит: «Там наставники в общину приехали – халявные лекции и практики проводят.»

Но перед тем, как поехать в общину, погнала я с маманей на базар – затариться шмотьем. С нами поехала моя тетя и сестра двоюродная – Маша. В свои 13 лет это была девица весьма практичная и очень энергичная. Эта своего не упустит. Маша очень хорошо выдаивала из добренькой мамаши башли, по модному прикидывалась и еще и меня учила уму-разуму. Моя же поганая носилась со мной по базару как с писаной торбой, стремясь купить мне побольше красивых, дорогих вещей.

А я нахваталась где-то мышинных программ ложной морали и приличия – отнекивалась. Мамаша моя носилась со мной, талдычила о том, что каждый уважающий себя человек должен хорошо одеваться. А я где-то нахваталась мышинных программ и стала тупой зомби.

Меряем туфли – шикарные, прямо к ноге. Мама:

– Берем, тебе идут.

Я: – Не берем, слишком дорого, за такие деньги лучше 20 китайских тапочек купить – экономней будет.

И меня распирало от гордости – какая я молодец, как люблю родителей – они хотят мне туфли купить, потратить деньги, а я отказываюсь.

Мама смотрела на все эти споры и пыталась мне вправить мозги, говоря – если –бы мне столько дорогих вещей хотели купить, да разве бы я отказывалась. В результате мы в последний момент нахватали всякого дерьма, мать поехала домой, а я в общину. По базару бегала как испуганная курица. Внимание все в развешанных кругом шмотках, сумках, тапках, как еще деньги не спиздили. Еду в общину, а у самой крыша едет, голова болит, сил нет – всю силу оставила у хачей на прилавках. Приехала, а меня шасть на кухню готовить поставили. Сказали, бля, на анахату настраиваться. Ну я старательная, беспрекословная мамина дочка – готовлю, настраиваюсь, а нихрена не выходит. Все мысли в раскалывающейся репе и подгибающихся ногах – вот что значит всю энергию разбазарить на рынке да еще и приковылять потом на место силы.

Наставники в другой комнате уловили мое хуевое состояние, отправили праноямой заниматься. Ну и началось у меня тут жизнь веселая. В маленькой 2-х комнатной квартире 10 садхаков и 2 наставника. Почти ашрам.

Но в тот день, когда я приехала – народу было всего 3 человека, не считая наставников: я, Наталья – руководитель общины и Евгений считал себя великим тантриком. И в тот вечер мы расстелили постель рядом просто, чтобы поболтать. Лежим, пиздоболим, а похоть уснуть не дает.

Тут Наталья глянула на меня, подмигнула.

– Что энто она мигает? – подумала я, а у самой мысли похотливые в репе бродят.

– Ну что, сделаем его? – спросила Наталья.

– А великий тантрик посередине лежит и в ус не дует. А у меня аж руки затряслись от ее вопроса. В тыкве защелкали програмки:

– Как же это – секс втроем? – и это даже защекотало нервы удовольствием от необычности. Но интерес и похоть взяли свое и мои руки уже начали шарить по телу Евгения. У того крыша от подобного поехала, но он вскоре очухался и начал ласкать нас обеих. Прямо местный Рулон. Но до настоящего Рулона ему было далековато, да и самки ему попались не самые раскрепощенные. Я, конечно, стонала и изображала страсть, но мысли в моей тыкве не давали мне покоя. Я оценивала, сравнивала, удивлялась. В общем, в моем компьютере несостыковочка вышла, и он на время заглох.

Но когда офигительная тантра кончилась, в силу опять вступили мышиные программы. Я начала чмориться, сравнивая себя с активной и напористой Натальей. Она обнималась с Евгением на балконе, а я грызла локти и уговаривала себя не ревновать. Но вид их вместе заставлял меня ощущать себя лишней. И вместо того, чтобы стать более активной и привлекательной, начать бороться за понравившегося самца, я начала индульгировать в своей слабости.

В башке теснились программки:

– У подруги нехорошо отбивать мужика, хорошие девочки так не поступают. Лучше посиди в сторонке и останься ни с чем. Зато ты поступишь по совести, будешь хо-о-о-рошей. В то время меня клинило на том, чтобы быть хорошей, поэтому меня было легко купить на лесть, похвалу. Как говорится, сначала надо бабе выебать мозги, а потом уже тело.

УШАСТЫЙ ПРЫНЦ

Как-то подруги вытащили меня на пьянку, вернее не подруги, а их друзья. Ушастый Илья сказал, что я очень красивая и не отходил от меня ни на шаг.

На квартире была толпа мужиков и много пива и водки. Я была в свинячьем восторге. Столько мужиков и все обращают внимание, все подливают пива, угощают сигаретами. Но я была зашуганной, зачморенной Маней Пидоркиной, у которой, однако, была полная тыква мечтишек и мыслей о себе. А Ушастый Илья времени не терял, подливал мне водку в пиво, пока я зевала по сторонам. Один чадос с толстой харей приговаривал, глотая «Тайный советник»: «хорошо пошел, хорошо пошел…»

А я входила во все более бессмысленное состояние. Вот уже Ушастый уводит меня в соседнюю комнату, где я вспоминаю, что у меня есть уже друг-ленивый Лешик.

– Куда же я иду? Изменять, да еще и с таким уродом – сокрушалась мамка в моей голове – энто же грех – изменять – талдычила она.

И вот Илья привел таки меня в отдельную комнату с широкой кроватью, он садит меня на нее и начинает мацать, при этом не забывая вешать любовную лапшу на уши. Я не хочу с ним ебаться, но думаю:

– Мы ведь всего лишь целуемся, что здесь плохого, мы ведь не спим вместе. Я еще не изменяю Лешику.

Наглый Илья не успокаивался. Его пипетка колом торчала, оттопыривая штаны, заставляя Ушастого бормотать любовные фразы как заученную азбуку, лишь бы засунуть свой огурец в мою лохань. Я была в совершенно отупевшем состоянии и, как за последний рубеж, держалась за свои трусы. Но Илья совсем обезумел от похоти и твердил уже бессмысленную фразу:

– Я совсем немножко и все, я чуть-чуть и все… (как оказалось – действительно немножко).

При этом он уже насильно сдирал с меня трусы – мой последний оплот, щит, защищающий мою драгоценную лохань от вторжений.

В своем пьяном, размазанном состоянии я ничего не могла поделать с напористым ублюдком. Он взгромоздился на меня, но не успел его карандаш дойти до моей кунки, как тот позорно обкончался мне на юбку.

Ублюдок повел меня в ванную, там начал покровительственным, отеческим голосом поучать как подмываться. Чтобы не залететь.

– Да, – думала я, – залетишь тут, да он даже огурец свой до меня не донес. Но мне было обидно, что его словесный понос из слов любви кончился, а началась проза жизни. Принц превращался на моих глазах в пачкуна и бомжа. Его поучающий тон дал мне понять, что я ему вовсе не так дорога, как мне хотелось думать.

Мне стало больно и обидно, стыдно за то, что вела себя как девочка-давалочка. И я начала индульгировать в чувстве вины, как учила поганая. От энтих хуевых мыслей я ломанулась как безумная оттуда в обспусканной юбке. Потом еще недели две надеялась, что принц Илья все-таки придет и скажет о любви.

ДЕФЛОРАЦИЯ

В кого бы влюбиться?

Эта мысль постоянно долбила мой тупой чайник. И я – здоровенная дура 15-ти лет – постоянно искала своего «принца».

Первый мой «принц» не соответствовал моим представлениям об идеале, к тому же он боялся со мной трахаться, т.к. я была несовершеннолетняя, да еще и девственница.

А меня все подгонял гормон и мое природное любопытство. Начитавшись порно журналов и книг сексуального содержания, я стремилась поскорее все это испробовать на себе и затрахать до смерти какого-нибудь чадоса. И вот великолепный шанс – моя подруга позвала меня на рок-дискотеку.

– Все, пиздец, – там я встречу своего принца – неформала – думала я.

Лиза пообещала познакомить меня и Лену со своим знакомым – Лехой, который как раз искал себе самку, и вся его компания усиленно ему в энтом помогала. Получается, что нас сводили как собак на случку.

В условленном месте мы встретились с Лешиком, которого я вообще не заметила, т.к. ничего примечательного в нем, кроме высокого роста, не было, но он так и впился в меня глазами, видите-ли, в нем любовь с первого взгляда проснулась.

Я была удивлена такому ко мне вниманию, так как считала мою подругу Лену симпатичнее. И когда чадосы видели нас вместе, обращали внимание в первую очередь на нее.

И вот всю ночь мы с ним танцуем, ходим за пивом, он даже познакомил меня со своими корешами – сатанистами, которые как раз собирались разрывать могилу на кладбище около рок-клуба. Один из них гадко захохотал мне в лицо и начал хватать меня за титьки. Мамаша приучила меня обижаться на всякую ерунду, поэтому я, обидевшись, попросила увести меня от туда.

И вот – идиллическая картина – мы танцуем в пустом зале (остальные мудаки напились и уснули), нам спать не давал гормон и иллюзии в тыкве. Я уже успела для себя решить, что это Грей – принц на белом коне или на розовых парусах. Я под воздействием зеленого зелья стала более раскованной и глядя в его осоловевшие от выпитого бухла глаза мечтала, что он меня поцелует.

И я не обращала внимания на его засаленные волосишки и запах курева и перегара изо рта.

Но он никак не мог решиться: видимо комплексов и блоков у него было тоже немало. Так и расстались мы ни с чем. Я уже и думать не мечтала о нем, как вдруг случилось событие, повернувшее всю мою мышинную жизнь.

И вот сижу со своим первым принцем в общаге. Уныло мы сидели, прыщавый принц вяло дергал за струны гитару и попивал пиво, время от времени громко икая и рыгая. Стук в дверь – и сердечко в груди забилось – я, как Ассоль, всегда ждала у моря погоды.

За дверью стоял толстый Лешик. Из моего рта выпал недожеванный кусок хлеба и вытянулось лицо.

У меня сердце ушло в пятки. Я вспомнила мамкины установки про принцев и сразу решила, что приплыл Грей.

Вспомнив, что у меня сидит пьяный засранец (Грей в отставке), я не на шутку испугалась.

– А вдруг этот Грей вновь уплывет, увидев пьяного ханурика.

Немая сцена длилась долго, наконец я закрыла варежку и, дожевывая хлеб впустила Лешика в свою конуру, которая больше напоминала тюремную камеру. Лешик притаранил целый рюкзак пива, надеясь меня напоить и выебать, но присутствие Грея №1 смутило его и соблазнение было перенесено к нему на flat (квартиру). Он пригласил меня и несколько подруг на вечеринку, вернее на пьянку.

С замиранием своего тупого сердца я ожидала ентой встречи.

Как придурошная я радовалась, что наконец нашла своего принца. На уроки в школу я ходила как припизднутая, ничего не видела и не слышала. Один раз я ебанулась с лестницы, замечтавшись о толстом Лешике.

На хате было четыре телки, включая меня, и как султан среди наложниц или бомж среди бомжих был один Лешик.

Он накупил пива и водки, надеясь напоить нас и выебать кого-нибудь. Ему, видите ли, приспичило срочно потерять свою девственность, надоело дрочить в кулачок, мечтая о жирной жопе и сладкой ебле. Типичный мышиный праздник: нажраться, напиться, потрахаться, а потом вспоминать сей великий день как день обретения бомжа – мужа или дуры-жены. Так все под действием слепого случая, гормона и бухла портят себе жизнь.

Мои подруги, радуясь халяве, очень быстро напились и повалились провожать одну девицу домой, т.к. над ней довлели ее поганые предки со своей ебанутой моралью. Лешик слащавым голосом уговорил меня остаться. Я для вида поломалась и со вздохом Ассоль, романтично закатив свои бебики, я согласилась остаться. Жирная харя, радостно потирая руки, достал из бабушкиного комода хрустальный графин с темно-красной как вишневый сок жидкостью

Это было заныканное бабулей на черный день вино. И вот, видимо, Лешик решил, что черный день для него наступил. Стакан летел за стаканом, пока я свински не напилась и не заявила, что хочу спать. Ублюдок страшно обрадовался и потащил меня в соседнюю комнату. Может выключим свет, сказал прыщавый, присосавшись ко мне толстыми губешками, заваливая меня на огромную кровать.

В моей тупой репе замелькали мысли: как же так быстро, ведь мы только познакомились, что подумают мои долбанутые подруги, когда придут.

Но ебанат впился в меня своими противными губами и начал расстегивать блузку.

– Как в романах, – подумала я, и размякла в его объятиях.

Ленивый Лешик обрадовался предстоящей ебле.

– Наконец-то я стану настоящим мужиком. Наконец-то я перестану дрочить в кулачок.

Своей тушей он придавил меня сверху, видимо, чтобы я никуда не сбежала. Его глаза сузились и засветились похотью, он тяжело задышал, обдавая меня смрадным перегаром. Я начала задыхаться, но терпела, боясь обидеть говнюка. Когда он начал свои грабли совать в мои джинсы, меня как громом шарахнуло. Я вспомнила, что у меня месячные. И сразу мамкины программы начали щелкать в моем чайнике.

– Месячные – энто грязно, нехорошо, – Мальчики вообще не должны знать об этом позоре, лучше умереть, себя убить, чем так опозориться.

И вместо того, чтобы порадоваться, что я не забеременею, и не рожу выпиздыша, я страдала и мучилась от каких-то говнянных установок. А вот кошка и собака во время течки не стыдятся, а наоборот радостно бегают, ища самца.

Мне было настолько стыдно, что я была готова умереть на месте. Я стала размахивать клешнями, пытаясь вырваться, но жирный пидор был настолько возбужден, что не заметил моих робких порывов. Он был озабочен моими узкими джинсами. Весь мир для него сузился в тот миг до торчащего из штанов хуя и преграды в виде моей одежды. Остервенело он рванул джинсы, они, затрещав по швам наконец сползли, оголяя мои застиранные ритузы в горошек. Как голодный лев он стал сдирать и их. Я затряслась от стыда и, схватившись за трусы, начала извиняться.

– Ты, Лешик, прости, у меня месячные

– Тот даже икнул от неожиданности, но хер не давал ему остановиться. Вместо головы у него работала головка. Лешик запричитал, мол ничего страшного, мол какая разница, ведь я тебя люблю!

При словах о любви во мне, как в собаке Павлова сработал рефлекс и я расцепила железную хватку, которой я держала свои вонючие панталоны.

Стянув трусы шизофреник вдруг начал задирать мне ноги со словами: «Я слышал, что так приятнее!» своей тушей он навалился сверху и засадил свой болт по самые кукры.

Такого поворота событий я никак не ожидала. Асанами я в то время не занималась и посему я испытала дикий дискомфорт в этой позе, да еще и пизда дика болела, не привыкнув к такому массажу.

– Вот идиот, – думала я. – со мной нужно бережно обращаться, я же девственница, а он тут акробатику вздумал показывать. А я то думала, что энто приятно.

Но поток мыслей оборвал мой жирный ебарь, который утомившись долбить меня сверху (в школе плохо физкультурой занимался) ловко перекинул меня наверх, заботливо усадив на свой перец.

– Не поняла, а чего делать-то, – спросила я с тупой харей.

Лешик, изображая из себя бывалого стал объяснять особенность этой позы.

Скакала я на нем как всадник на лошади, вся вспотела и устала и молила Бога об одном, чтоб этот пидор наконец кончил. Но чморофос был слишком пьян и никак не кончал. Я гарцевала на нем, изображая страсть полночи, а в это время мои подруги долбились в дверь. От громкого грохота сбежались соседи дебила. И все начали громко обсуждать нас и то, чем мы занимаемся. Когда мы наконец открыли дверь, я чуть не умерла от стыда, ведь все узнали о том, какая я «шлюха» и будут осуждать меня.

На оставшуюся часть ночи пидор отстал от меня, но утром опять начался этот ужас. В этот раз бомж начал совать свой вонючий конец мне в пасть. Я чуть не блеванула от его вида и тошнотворного запаха.

Но установки в репе не давали мне отказаться, я знала, что если пидор сказал что любит, ты должна делать все, что он скажет.

В общем я опять все утро ублажала бомжа. Но на другой все неприятное было забыто, и я видела своего Лешика принцем на белом коне и мечтала быть всегда вместе, хотя смотри я на жизнь реально и без иллюзий более ужасной судьбы невозможно представить: всю жизнь провести с бомжом в вонючей конуре без цели и смысла. В то время я мечтала стать писательницей и великой ученой, а с этим пидором я могла быть только домохозяйкой и свиноматкой для подпиздышей. И только рядом с великим человеком, таким как Гуру Рулон, могли сбыться все мои мечты, только рядом с ним я могла бы прожить яркую, полноценную жизнь.

ПРАКТИКА

В рулон-холле проходят различные практики, которые разрушают наше восприятие, вернее разрушают восприятие, внушенное мамкой, а создают новое духовное восприятие жизни.

Да здравствует разрушение всего старого! Гыычь ом!!!

С тех пор, как я пришла к своему Гуру, у меня был ряд практик, которые, разрушали мои ложные личности. И если бы я относилась к этому с позиции мирской мыши, то давно бы убежала с духовного пути с криками: «Здесь просветляют!»

Как то раз у меня разболелось горло. Я долго ходила и ныла, капая своей наставнице на мозги. Поцелите меня, пожалейте меня. Наставница же никого жалеть не собиралась и решила, что целить нужно не тело, а мозги – мой дебильный чайник, полный запретов, комплексов и блоков, которые мне вдалбливали все мои родственнички.

Ну вот, – говорит, сейчас целительство проводить будем. Я слышала, что от горла хорошо помогает мужская сперма. Вон, как раз, Пентюх по тебе страдает и с радостью поцелит тебе горло.

Только, вот незадача, тантрики ведь не кончают. Ну ничего, его магический хер и так исцелит тебя, – сказала она и строго прикрикнула на Пентюха.

– Чего вытаращился, сделай ебло попроще и иди полощи свои муди, пока я не передумала и не отменила практику.

Пентюк, глупо похихикивая и бросая похотливые взгляды в мою сторону, поплелся оттирать свой огурец, который до этого почти не мыл – не было надобности.

– А ты, Марианна хуева, если он кончит, можешь его наказать – вот тебе палка – токмо не жалей его.

Трудно представить, что в этот момент творилось в моем глобусе. Боролась моя духовная часть, стремящаяся к освобождению со всеми остальными ложными личностями.

– Ты что, – говорила часть, ответственная за мораль – это же греховно, аморально, духовные люди так не делают.

О Боже, – кричала часть, ответственная за мнение людей, – что о тебе подумают, вдруг над тобой посмеются. А смеяться над собой я в то время не умела.

Моя брезгливая часть возмущалась, что пентюк противный, жирный и вонючий, но духовная моя часть твердила, что все это иллюзия. И неважно что ты сосешь: леденец, палец или хер. Важно только одно – отделиться от своего воображения, тела, чувства и ума.

И пока мудило промывал свой хуй, третья мировая в тыкве не могла никак закончится.

Доводы духовной части заглушал грохот мамкиного голоса:

– ЭТО НЕЛЬЗЯ! ЭТО ГРЕХ! НАД тобой просто смеются!

Начистив свой ствол до блеска идиот неуверенно вошел в комнату и остановился на пороге. Его пипетка уже стояла, оттопыривая штаны – вот как работает воображение, подхлестывая гормон.

– Ну, что встал? Ложись! – надменно сказала наставница, – или ты думаешь, что это шутка?

– Нет, – промямлил он.

– Это духовная практика для растождествления со своим воображение и гормоном. Ты когда нибудь трахался?

– Ну, вроде того. Как бы так – подобное было. Ну, в общем нет.

– Поэтому ты и воображаешь о сексе хуй знает что, а это просто массаж. И сейчас будет массаж твоего хера. Только не вздумай кончать.

Харя ублюдка расплылась в тупой улыбке, и смущенно кряхтя он улегся на туристический коврик. Вытянулся как бревно, сложил свои грабли на жирное пузо закатил свои зеньки и замер. Один только хер торчал, оттопыривая давно не стиранные вонючие трусы и штаны.

– Как мертвец, – подумала я.

И тут в моем чайнике развернулась кульминационная битва. Побеждала мамаша со счетом 1154:1153. она убеждала не делать этого. Ведь никто не заставляет, ведь ты не обязана. Но духовная часть нанесла решительный удар, вспомнив ситуацию, произошедшую месяца 2 назад в рулон-холле.

Один из учеников по кличке Хуй Моржовый решил растождествиться со своей брезгливостью. И когда я перевязывала свою ногу с недавно вскрывшимся гнойным фурункулом, залитым вонючей мазью Вишневского, он попросил меня вылизать рану. Я согласилась, и тот, радуясь, что он духовно растет, вылизал весь гной и кровь.

Этот аргумент перевесил мамкину программу. И я, решив что хуй лучше, чем гнойная рана, стала стягивать с Петюха штаны.

Остальные мудозвоны, присутствующие в комнате реагировали по разному. Каждый ставил себя на мое место или место Пентюха и думал как бы он прореагировал на такую практику. Одни, смущенно хихикая, опустили головы время от времени глядя на нас. Другие, чтобы скрыть смущение, делали наглый и независимый вид. Третьи, просто открыв рот, смотрели, запав в эмоциях.

Я начала облизывать его сардельку, я вспоминала то, как учил этому Рулон и начинала культивировать в себе страсть и желание, направляя это на его хер. В то же время я пыталась наблюдать за работой тела, чувств и ума со стороны. Отстраненность не всегда получалась и поэтому я не заметила, когда пидор перевозбудился и, ойкнув, пустил фонтан спермы мне в рот.

Тут во мне взыграла месть

– Сейчас я отомщу тебе, сраный пидор, за все мои страдания, – думала я, – да он даже и не пытался сдерживаться –ебан.

Пентюх, так по свински опарафинившись, ничуть не чувствовал себя виноватым. Он по свински лежал, его хер сдулся и был скорее похож на мягкий резиновый шланг.

С рычанием, обзывая его пидором и пачкуном я выплюнула его сперму и бросилась колотить его, вскоре ко мне присоединилась вся честная компания. Веселью не было предела. Горло у меня действительно болеть перестало, а озабоченный Петюх после сей практики вдруг перестал быть тантриком, а стал аскетом. Вот что оказывается нужно! Гыычь ом!

ГЫЫЧЬ ОМ!

Много в Руллон-холле практик на растождествление со своими ложными личностями. И если тебе дается практика, которая поначалу шокирует тебя, знай, что Гуру видит все и ощущает что тебе нужно для просветления в ентот миг.

У многих, кто ходил в Рулон-холл были семейки и выродки.

У вонючей Кунки их было целых три. Она высирала их в надежде, что в старости они будут ее кормить. Хуй то там! Кому нужна старая вонючая корова. Но вонючей Кунке повезло Она попала в Рулон-холл, да еще заработала такое сильное имя.

Кункины дети были настоящие сорванцы, они проявлялись, как хулиганы. Младший сын – Вонючка, как она сама нарекла его, когда ссал в туалете, начал все время обоссывать стену и никакие убеждения не могли его остановить.

Кунка всегда проявлялась творчески. В Рулон-холле все завидовали ее неутомимости и творчеству. На выродках ее творчество выражалось больше всего.

Так вот, она поставила выродка лицом к туалету и стала спрашивать:

– Будешь так еще делать?

– Буду, – нагло отвечал выродок.

– Ах, так, – сказала Кунка, не повышая голоса,-

– Говнюк, чморофос – идите сюда и друга своего ведите.

Те вывалились из соседней комнаты. Их друг был 16-ти летним верзилой – простодушный и доверчивый, поэтому Кунка называла его Сапог.

– Ну, что, давайте учить эту важную свинью, – злорадно произнесла Кунка, уперев руки в боки. Маленький Вонючка стоял, вжав голову в плечи, так как знал, что от жирной мамаши можно ожидать всего.

– Может не надо учить, – жалобно законючил выродок.

– А ты ссать еще будешь на стены туалета, – бесилась та.

– Не знаю, – отвечал придурок.

– Ну, раз не знаешь, чтоб ты знал, мы все будем тебя обоссывать.

– Не надо, не надо, – завыл ебанутый выродок.

Но его глумливые старшие братья уже обступили Вонючку. Простоватый Сапог переминался с ноги на ногу в сторонке. У него было гораздо больше комплексов, чем у сорванцов.

Чморофос стал совать свой хер в штаны Вонючке, длинноногий Засранец – под майку.

Гыычь ом – провозгласила стерва.

И горячие струи мочи стали заливать одежду малого Вонючки. У него была трагедия – унизили его достоинство, а радостно принимать все, как Рулон, он пока не умел. Его тело напряглось и забилось в истерике, видимо Вонючке не было известно про уринотерапию, Малахова он не читал. По жирной репе Сапога было видно, что ему жалко Вонючку. В своем больном воображении он рисовал картины, что все это делают с ним. Мамаша его приучила, на хрен входить в роль слабого, и он усиленно это культивировал. Не знал Сапог, что Вонючке с такой важностью в жизни не пробиться, что Кунка помогает выродку, проявляет истинное сострадание.

Этмо и есть великое знаниеРулона в практике.

ИДИОТИЗМ

Я всегда была нежизнеспособной идиоткой, которая не может за себя постоять, не может устроиться в жизни. Конечно, я такой не родилась, такой сделала меня тупая мамаша, которую в свою очередь завнушивала ее мать. Вот она преемственность поколений. Однажды мне выпал шанс неплохо подзаработать. Подруга Лиза предложила заменить ее на пару дней, а работала она в рекламе сигарет. Она была манекенщица и я все время завидовала ей.

Казалось бы – вот он твой шанс, хватайся за него, старайся активно проявляться, чтоб остаться на ентой работе, тем более места там были. Но я вдруг заранее начала чмориться и трястись от страха, а когда наступил день кастинга – это что-то вроде репетиции и экзамена. Более страшного дня в моей жизни не было. На ентом сраном кастинге были одни тети под 2 метра: ноги из ушей, плоские как гладильная доска и наглые как крокодилы. Насмешливо они поглядывали на мое нищенское одеяние и испуганное лицо. На мне не было ни миллиграмма косметики, волосы собраны в «конский хвост», ногти не накрашены, а под ними никогда не чистящийся слой грязи. Внутри я считала себя красивой и высокой, но рядом со стервами-манекенщицами, привыкшим к конкуренции, я выглядела нищенкой. Я забилась на самый задний ряд и не выглядывала пока меня не вызвали на пробу.

Я думала, что наступила моя смерть и я попала в ад.

Дорога на сцену казалась дорогой к эшафоту. Глаза наглых манекенщиц с насмешкой впились в меня. Кровь прилила к моему чайнику и он стал похож на спелый помидор. Только после того, как я попала к Гуру рулону, я поняла, что это состояние не было моим. Это сработало дебильное заклинание, которое погань твердила с детства: будь как все, будь серой мышью, не краска – это портит кожу, волосы пусть будут естественного поносного цвета – зато здоровые. И теперь любая ситуация, в которой нужно было ярко и неординарно проявиться была для меня подобна каторге, я краснела как рак или бледнела, обсиралась, рыгала, заикалась – в общем вела себя абсолютно дебильно.

Выползя на сцену, я встала в неестественную позу и начала неуверенным, сбивающимся голосом говорить:

Б-б-ритми Аме-е-ерикан таба-а-ако – самая лучшая компания.

Ну в общем минздрав предупреждает – запутавшись сказала я.

Грохот, раздавшийся в тот момент, напоминал скорей не смех, а грохот водопада. Он давил на меня как плита, весом в сто тонн.

– Вот он – конец света, – думала я.

Я вспомнила мамашу, которая меня всегда жалела, я начала теперь уже сама себя жалеть. Какая я несчастная, какая я бедная, надо мной все смеются, я не такая хорошая, как мне хотелось бы. Репа стала еще более красной, слезы навернулись на глаза, боль и обида казалось бы были невыносимыми, внутри меня был ад.

Вот такой ад нам создают наши сраные предки, наши родичи набивая наши неокрепшие, незащищенные тыквы нормами морали и стыда. А я могла бы быть радостной и сильной, ярко и активно проявиться, и если надо мной бы посмеялись – смеялась громче и радостней всех.

Вылетела я со сцены пулей, меня как ветром сдуло. Конечно на работу меня не взяли, но разрешили на два дня заменить Лизу.

И начался тихий ужас. Я днем и ночью учила текст, который нужно говорить, при этом дико боялась, боялась общения, боялась оценки, индульгировала и переживала.

За день до работы я разошлась со своим Лешиком и переехала жить к брательнику. Я считала себя обиженной и оскорбленной, ревела как белуга, переживала, хотя духовная моя часть внутри смеялась над этим «мильоном терзаний». В глубине души я уже начинала понимать, что реветь и выть мне не хочется, а делаю я это потому, что так нужно, потому что так приятно жалеть себя. Да –да, приятно – этот мазохизм доставлял мне удовольствие. Но моменты прозрения были редки, да и плохо я прислушивалась к внутреннему голосу. В первый день, когда я пришла на ту гребанную работу, на мне лица не было (почти в прямом смысле) – оно было опухшее, расплывшееся. Без косметики, поверх этого блина я нацепила черные, круглые очки, которые делали харю еще более тупой, я же думала, что они придают мне шарм и трагизм.

Мы собирались в центре города и разъезжались на красивых и новых микроавтобусах по городу на те места, где нужно провести рекламу. Все было празднично и радостно, одна я была угрюмой и мрачной. Я уже не могла сдержать слез и всхлипывала всю дорогу. Манекенщицы смотрели не меня с отвращением, как на слизняка, а я все продолжала себя жалеть, ведь так научила меня мамаша, как собаку Павлова, она меня тренировала на выработку этого гадкого чувства. Когда я болела, она меня кормила сладостями, фруктами, жалела, сука.

Да не меня, а себя жалела, тварь. Вот и стала, на хуй, говном последним, которому удача в руки плывет, а оно воет, ничего не видит кроме себя.

Работала я плохо, с людьми общаться не могла, поэтому получали пиздюлей и пенделей. На второй день (и последний) работы нас развозил по домам шофер. Видя мое свинское состояние, он решил выебать меня. Остановившись у дверей общежития моего брата, он не стесняясь взоров прохожих полез ко мне с обниманиями и поцелуями. Его хер встал как столб. Но когда я испугавшись стала сопротивляться – хитрый старый пердун начал меня жалеть:

– Бедненькая девочка, да как он мог тебя бросить, – дудонил чморофос.

– Какая ты хорошая, а он плохой – как маленькой девочке внушал усатый хер.

Эти жалостливые слова завели в мозгах мамочкину программку и я растеклась как понос по унитазу.

Теперь делай со мной что хочешь: хочешь еби, хочешь не еби. Меня развело от самосожаления. Смекнув, что я созрела, старый пердун начал совать свои пухлые руки в мои штаны. И вдруг я подумала, что нас увидит брат. Ебанутая, я оттолкнула чморовоза и засобиралась домой, пидор стал совать мне свой телефон. Схватив его, я ломанулась оттуда.

Вот он – результат мышинных программ.

– Я осталась без выгодной работы.

– Я осталась без сигарет (когда все брали тайком себе сигареты блоками, я не брала считая, что я хорошая).

– Меня чуть не выебал вонючий старый пердун.

– Я потеряла всю энергию через слезы и самосожаление.

Вот что оказывается мамкина программа нам дает!

Берегись.

КАРМА

Бляха муха, учил Рулон знанием жить, а я, на хуй, не хотела понимать. 100 раз говорил: никогда не воруй, но проси. Но нет же, привыкла я слушать все подряд быдло, а не силу. Одна рулонитка рассказала, как она умело все пиздила и ей энто легко с рук сходило. Ну тут я тоже намылилась все воровать, особенно любила шоколадки в супермаркетах пиздить.

И вот я в тюряге. Вместо того, чтобы ехать к Рулону на долгожданную встречу – я сижу здесь в вонючей камере. Завтра повезут меня в вонючий Е-бург судить неизвестно за что.

Ну я просто в отчаянии.

Сижу, реву, пытаюсь ментов на жалость пробить. А тем по барабану, еще и подзуживают: обманщица, сидеть будешь 6 лет и т.д. Ну, думаю, кошмар, ни за что ни про что, нет, енто наверное за шоколадку, наверное в тот раз меня задержали, а когда отпустили, дело-то осталось. А может меня поганые разыскивают, а может в Е-бурге видели, как я газету Целитель без всякого разрешения продаю.

– Рой сумбурных мыслей был у меня в голове, какой уж тут счет дыхания. Дай Бог свое имя-то не забыть. Вот так я всю жизнь пиздела за просветление, за счет дыхания, а как жопы моей коснулось, так и забыла обо всем.

Тут ко мне верзила с пистолетом в кабуре завалил, мол:

– Пойдем, воровка-торговка на допрос. Ты зачем от милиции скрываешься. Дальше хочешь воровать у покупателей.

Моя душа ушла в пятки. Более нелепых обвинений я в жизни не слыхала.

– Вот он – закон кармы – подумала я.

– Вот о чем предупреждала точка на ногте судьбы на правой несчастливой руке.

– Вот, идиотка, на хрен я шоколад воровала, вот, теперь к Гуру не попаду – урла.

Не понимая, что происходит я поперлась за бугаем.

В комнате, куда он меня привел была скупая обстановка: кожаный диван у стены, на стене календарь прошлого года и открытка с днем рождения. У единственного окна массивный стол и деревянный стул без спинки посреди комнаты.

– Садись,– грубо сказал следователь, указав на стул в центре комнаты.

– Наверное есть хочешь?

– Хочу!– обрадовалась я, думая, что сейчас же он бросится меня кормить.

Моя погань приучила меня, что все вокруг должны меня опекать, любить, кормить. И все это происходить должно как-то само собой, без малейших усилий с моей стороны. Но мои иллюзии тут же разрушились. Следователь не собирался быть моим папочкой.

– Если деньги есть, дежурный мелиционер может сходить, за вознаграждение конечно. Моя морда скуксилась, т.к. своих денег у меня давно не было, а тратить эгрегорные деньги на удовлетворения своего желудка – нет больше свинства.

– Ну, что, колись. Почему от следствия сбегала?

– Я не бегала от следствия, – заныла я,– я путешествовать поехала.

– Путешествовать потому что милиция ищет, да?

– Нет! Я писательницей стать хочу,– завиралась я, боясь подставить ашрам и Гуру, зная, что от этого меня ждет полная жопа.

– Когда ты покинула Е-бург?– продолжал грозно вопрошать урод с кабурой.

– Год назад,– проныла я.

Следователь с досадой грохнул кулаком по столу и встал, резко отодвинув стул. Склонившись ко мне, он тихо, но так злобно, что я подскочила на месте прошипел:

– Сука, колись лучше, а то 6 лет сидеть будешь. Таких как ты там любят. У параши положат, так и будешь парашу 6 лет выносить, а если признаешься, так может 2 года условно дадут и все.

– На понт берет,– думала я, ничего у него не выйдет. Я бляха-муха не зря в Рулон-холле обучалась. На хрен не буду сдаваться, тем более что не в чем сознаваться-то.

– Я была студенткой и на рынке никогда не работала,– загундосила я.

– Да ну тебя, делай как знаешь,– махнул рукой мент,– жди ответа из Е-бурга.

– А можно я позвоню схожу на улицу,– запричитала я, надеясь предупредить рулонитов, что со мною струсилось, чтоб они парой-тройкой охуенных астроударов разбили энту ситуацию, которую я притянула своим слабым состоянием и хуевыми мыслями про шоколадки в супермаркете.

Привели меня в обезьянник, посадили. Ну, бля, думаю, сейчас на хуй молиться буду, нет сначала разминку, вот так я пошла в угол, где менты меня не видели и начала приседать, отжиматься и махать граблями и ногами. При этом я умудрялась дико самосожалеть. После разминки я выродила из себя какое-то подобие астроудара, но боюсь, что таким ударом не то что уничтожить врагов эгрегора, а даже енту хуевую ситуацию я ничуть не изменила. Вот что страх и самосожаление с людьми делает. Нет, чтобы настроиться на Гуру, войти в сильное состояние, состояние правоты и уверенности в себе, и тогда никакой следователь не возьмет тебя на понт, не напугает. И вообще, если ты будешь в сильном состоянии, то всякие хуевые ситуации не прицепятся к тебе.

После астроудара я хотела помолиться, но бля, вот незадача, молиться не могу – не на что. Нет икон, свечей, благовоний, портрета Учителя. Вот так каждому человеку чтобы что-то начать делать нужны внешние толчки, условия, а все потому, что нет у человека своей воли, да и не откуда ей взяться, т.к. не воспитывали ее в детстве, а поэтому потом человек бредет по жизни как зомби – полностью зависимый от внешних толчков.

Лихорадочно я стала перерывать свои вещи и с огромной радостью я нашла портрет Гуру, который, как я думала, я потеряла год назад. Как слизняк тупо я заныла, глядя на Гуру. Прости меня, помоги мне, измени меня, и другие тупые фразы, когда-то слышанные мной, но не прочувствованные, не пережитые, не осознанные. Я молилась механично, также как я делаю все остальное в жизни. Но мою тупую молитву кажется все же услышали, и я вдруг стала ощущать благодать, которая вдруг начала литься в мое зачморенное существо, теперь уже молитва не могла быть тупо-механичной, и слезы благодати полились из моих глаз.

– Ну, опять заныла,– сказал мой охранник,– что за девка, ну ладно тебе, так уж и быть скажу по секрету, токмо ты не говори никому.

– Не скажу,– квакнула я.

– Ну тады,– говорит,– слухай. Тебя наверное скоро отпустят, кажется ошибочка вышла.

Я, не веря своим ушам от радости начала прыгать по камере. Все-таки помог Гуру, не оставил, а я дура расстраивалась, а ведь до ентого я как всегда пессимистически настаивалась на 6 лет тюрьмы, на то, что буду выносить парашу и меня будут бить жирные зэчки огромными кулаками и кирзовыми сапогами. Вот так больное воображение протаптывает тропинки в тайге мира сновидений, это определяет наше будущее, т.е. слабые мысли порождают ужасное будущее в тюрьмах, на заводах, в семейке. И еще неизвестно какая тюрьма хуже обычная или тюрьма негативных мыслей, тюрьма больного воображения, тюрьма нашего тела. Вот например, когда я жила со своим бомжом Павликом или Ежиком-песиком, как я любила его называть, я ждала его возвращения из похода. Он ходил в походы каждую зиму со своими друзьями-бомжами, чтоб попить медицинского спирта в стрессовых условиях на вершине какой-нибудь горы, в леденящем холоде, на пронизывающем до костей ветру. Так они пытались сбежать от тупой обыденности. Так они подсознательно искали Бога, но так как сознательно они не понимали этого, да и не знали где искать, то находили они только бутылек со спиртом и лыжи. Я вообразила себе, что мой бомж приедет 19 февраля в 17.00. Это я вычислила с помощью науки «к ебенематики» и «мозгоебения». Это было воскресенье. С самого утра я не могла спать как обычно до 12 часов, я соскочила в 7 часов утра, как безумная стала метаться по комнате, наводя там порядок. Я сметала со стола дохлых тараканов, которые умерли от очередной атаки на них «Машенькой» – чудо мелком от насекомых.

– Сегодня он приедет,– думала я, хлебая иньский позавчерашний суп, не замечая его помойного запаха и хрустящих на зубах тараканов. Затем я помчалась в магазин, забыв, что он не работает в воскресенье, ткнувшись носом в закрытую дверь, я помчалась на рынок, находящийся в другом конце города купить продукты и подарки. Затем я целый день хлопотала на кухне, представляя харю моего Ежика-песика, жующего все эти вкусности, которые я с «любовью» ему готовила. Я даже самоотверженно решила, что без него ничего пробовать не буду, и терпела, ожидая его приезда, но Бог, видя мою отождествленность сразу же обломал мои хуевые фантазии. Когда наступило 5 часов, конечно же никто не приехал. И тут нормальный человек бы порадовался – о, сколько всего вкусного – и все мне, хоть посплю не в тесноте, да и стирать не буду грязные портки бомжа после похода, столько времени – можно стихи посочинять. Но нет! В моих тупых мозгенях не помещалось как энто можно без принца-бомжа радоваться. Равняясь на погань, которая устраивала истерики каждый раз, когда отец позже хотя бы на час возвращался чем обычно, я начала голосить, биться головой в стену и воображать страшные сцены смерти, которые происходят с моим принцем. Я воображала, что мне его жалко, а на самом деле было жалко себя. Как же это я без бомжа буду, ведь я тут старалась, готовила, хотела ужинать при свечах. И вот вот вместо радости и счастья испорченный вечер, настроение и куча денег потрачено.

Все это воображение. На следующий день, когда Павлуша-ежик все же привалил, я сидела как пень, обиженная на него и на весь мир. Почему он приехал 20, а не 19? Почему я потратила все деньги на кушанье, которое потом пришлось, давясь жрать самой? Почему нет рогатых зайцев? Почему нет волосатых черепах? Вот оно хуевое воображение. Бойтесь!

И вот – утро в каталажке. Всю ночь мне не давала спать пьяная девица, которой гормон бил в тупую репу. Она привлекала внимание молодого мента, который нас охранял, всеми правдами и неправдами. То она просила сигарету, то воды, то в туалет. Так продолжалось до тех пор, пока он не выебал ее в туалете, тогда она завалилась спать на узкую лавку, чуть не сваливаясь с нее.

Меня опять повели на допрос.

– Чего-то нестыковочка вышла. Телеграмма нам пришла отпустить тебя. Ничего не понимаю.

– Ну, раз пришла так отпускайте,– радостно воскликнула я.

– Ну уж нет, что-то тут не то, посиди-ка пока голубушка, я еще раз все выясню.

И он начал названивать в Е-бург, чтобы узнать в чем дело. Ему сказали, что Пидоркина Маня Гавриловна 1980 года рождения с номером паспорта ........, что полностью совпадало с моими данными, и только одна буква в серии паспорта и день рождения не совпадали, уже задержана. У мужика совсем крыша потекла. Такого он еще не видел.

– Ну ладно, писательница, придется тебя отпустить, про меня-то напишешь?

– Конечно напишу,– радостно сказала я, представляя, как я буду высмеивать его в рулонине.

Повозившись с аппаратом странного вида, он вынул оттуда бумагу.

Там было написано:

Телетайпограмма оперативная.

На вашу телеграмму о задержании гр. Пидоркиной Мани Гавриловны 1980 г.р., сообщаем, что 19.04.02 г. нами была задержана Пидоркина Маня Гавриловна 30.05.1980 г.р. в г. Е-бурге и увезена в ИВС города Е-бурга. Розыск гр. Пидоркиной Мани Гавриловны прекращен. В связи с вышеизложенным, задержанную вами гр. Пидоркину Маню Гавриловну прошу отпустить.

подполковник милиции

Говновозов Г.Г.

 

– Во бля, в Рулон-холле будут прикалываться, – думала я. Надо бумажку енту до Рулона сохранить, пущай повеселится.

Собрала я свои манатки и повалила звонить в Ашрам. Радость от того, что я на свободе была безграничной. Я дала себе слово, что не буду больше никогда заниматься воровством, никогда больше не буду думать о том как набить брюхо шоколадками и другой иньской дрянью. Теперь я буду всю свою энергию направлять на творчество, радость и служение эгрегору.

Звоню, мне говорят – приезжай. Еду, а по дороге включилась моя самозачмаривающаяся машина. – Раз со мной такое случается, значит я плохая,– думала я. – Значит меня не возьмут на встречу с Рулоном,– продолжала я ебать себе мозги – проебала свое счастье, – думала я,– променяла Гуру на шоколадку, – Самое главное в жизни потеряла,– чморилась я все больше и больше. Ведь меня не научили бороться за цель до конца, меня не научили не сдаваться, наоборот моя мать всегда после первой неудачи опускала руки, так же поступал весь мой род нищих и алкоголиков. А вот Марианну с детства учили добиваться всего, чего она пожелает. Это делали жестко, безжалостно, иногда заставляя ее голодать, но от ентого она становилась сильнее. А я, окутанная с детства поганинской жалостью выросла ни на что не годным чмом. Вот все, что мне поганая дала (из творчества Рулон-холла).

 

***

 

Сука мать тебе внушила,
Что жалеть себя должна
Что твой долг перед отчизной.
Чтоб энергией кормить
Всяких там клопов-бомжей,
Чтоб родить кучу детей.
И ходи ты с мрачной пачкой
Похвалы жди как подачки.
Ты чморись побольше дочь
Чтоб клопу-бомжу помочь
Всю энергию отдать,
Чтоб ее мог пробухать.
А еще не думай дочка
Ты чмориться в одиночку
Рядом будет он с тобой
Твой размазанный герой.

 

Вот так мать меня приучала чмориться и искать бомжей. Также она вырабатывала у меня дурные реакции как дрессировщик в цирке, поощряя за каждую неправильную реакцию. Если вдруг я тормозила и не успевала вместе со всеми поесть что-то вкусное или мне забывали что-то оставить, когда я гуляла на улице, я приходила и начинала корчить несчастную и обиженную девочку. Родители со всех ног бросались в магазин, терзаясь угрызениями совести, что их дитятко голодное. А ведь в жизни никто шоколад за вредность и истерику не дает и по головке не гладит.

В Ашраме из-за моего состояния зачмора я была тише воды, ниже травы, почему-то я решила, что меня не берут, я даже ни разу не попросилась на встречу. А потом обо мне совсем забыли. И осталась бы я ни с чем, если бы не Гуру. Я вдруг почувствовала его помощь и как будто новые силы влились в меня. И в миг, когда очередная наставница ворвалась в комнату, я осмелилась наконец спросить блеющим от неуверенности голосом:

– Ну че, это, типа того, что мне делать-то, а?

Наставница с удивлением взглянула на меня:

– А что с тобой? Какая-то ты странная...

– Ну это, того, к Гуру? Поеду я? – еле выдавливая слова спросила я. Наставница еще больше удивилась.

– А мы и забыли, что ты должна была ехать. Что же ты не спрашиваешь?

– Не знаю, я думала, что меня не берут,– чуть не плакала я.

На меня посмотрели как на дуру:

– Да, если так чмориться, слушая мамку, то можно единственный счастливый шанс в жизни упустить.

– Ну ладно, собирайся, – коротко и отрывисто сказала наставница.

Я схватила еще не разобранный рюкзак и сказала, что уже готова. С трудом мы купили билеты на поезд и заняли свои места. У наставниц были строгие лица, и я зачмаривалась, думая, что они меня осуждают. Также я зачмаривалась по поводу отсутствия красивого наряда и по поводу отсутствия косметики. Но самый большой зачмор был из-за еды. Ента хуевая проблема давно мне мешала и я все собиралась голодать, соблюдать диету. Но как только я видела хоть что-то, напоминающее еду, в моем мозгу и желудке щелкал какой-то датчик, и я все свое творчество, всю свою энергию пускала на добычу этой ПИЩИ. В общем растождествляться с едой я не собиралась, лучше я буду освобождаться от того, к чему я и так не была привязана. Вот такой ложью жила я, а также любой так называемый «духовный турист» тоже живет ложью. Такой человек читает сотни духовных книг, каждая из которых могла бы изменить жизнь человека и даже привести к просветлению, если бы человек стал жить этим знанием. Но люди знанием не живут, а просто коллекционируют его как монеты или фантики. Меня иногда захлестывала горестность за таких клевых чуваков как Христос, Кришна, Будда, Ошо, Гурджиев, которые просветлев и получив билет в Нирвану, все равно кантовались на Земле, пытаясь вбить в наши тупые зазомбированные репы истину. Создавались огромные школы, очень много людей входило в них, но реально развивались только несколько ближайших учеников, а остальные только дурью маются.

Вагон, где я ехала очень был похож на хлев. Здесь все только жрали и спали. Мои наставницы ехали в другом вагоне, я же ехала одна, пытаясь состроить из себя йога, типа отрешенного. Я сидела в позе лотоса и с отрешенной (на самом деле тупой пачкой) пялилась на окружающих. Когда я совсем почувствовала себя Учителем мирового масштаба, я начала привлекать людей в школу.

Я наметила рядом с собой первую жертву. В семье, состоящей из чувихи лет 40, ее бомжа и их выродка, я заметила бомжиху по ее удлиненным крайним фалангам пальцев. Енту фишку я слухала на занятиях Рулон-холла. Если крайние фаланги удлинены – то в чучике сильна духовная часть; если средние фаланги – мозги, интеллект, а если то, что ближе к ладоням – материальная. Умным голосом я стала поучать ее, пытаясь привлечь в Школу, но она была полностью погружена в быт и на мои вяканья про духовность она не реагировала. Когда я наконец осознала, что ей на меня начхать, я вновь села читать книгу, внутренне ругая и кляня всех людей, которые не хотят слышать слово истины.

И вот он – долгожданный миг. С поезда, прибывшего ночью, нас встречал Агни – ближайший ученик Рулона. Мы ехали по ночному Н-ску в великолепном черном джипе, мне казалось, что я попала в сказку.

Меня окутывали со всех сторон звуки удивительной музыки, запах благовоний, моргала светомузыка и состояние радости и покоя наполнило меня. Это было то состояние, которого я ждала всю жизнь.

Приехав на место мы поднялись в обычную квартиру, я была готова к тому, что увидела, но многие хотят увидеть пещеру, а не квартиру, и из-за ентой тупой иллюзии даже уходят с духовного пути. В темной комнате лежали тела каких-то людей. Я растерянно остановилась среди нее. Мои наставницы убежали в соседнюю комнату. Не было ни одеял, ни теплых вещей, была только моя куртка и кофта.

Время идет, тела лежат, я стою.

– Бля, кто это?– думала я.

– А вдруг енто наставники, о Боже, что мне делать.

Вот так я стояла минут 10, после чего решила отыскать свою подругу – которая уехала сюда днем раньше, когда меня сняли с поезда менты. Долго я еще ползала как пресмыкающееся животное. Тела начали ворочаться и чертыхаться, средь голосов мне померещился голос наставника из угла. Я шарахнулась оттуда и думаю:

– Наверное он там, а остальные ученики спят в комнате. Растолкав два туловища в стороны, я рухнула прямо на ковер, натянув на себя куртку, под голову сунув свою кофту. Но уснуть почти не удавалось. Леденящий ветер, врывающийся в распахнутые окна, пробирал до мозга костей. Во сне я видела полный бред: супермаркеты, пирожки, шоколадки, бомжей. Видимо я видела все прошлое, которое нужно оставить, чтобы наполниться новым знанием, которое дает Рулон. Не выдержав холода, я повернулась к одному из тел и жалобливо законючила:

– Да-а-а-йте, пожалуйста одеяло.

– Отвали,– гаркнуло туловище.

Холод становился невыносимым, я боялась просить одеяло у кого-нибудь, тем более неизвестно у кого.

– Авось не заметит,– подумала я, и пристроилась к теплому боку соседа, натянув на себя край одеяла.

Утром моему стыду, смущению и чувству вины не было предела. Оказалось, что я всю ночь спала рядом с Великим наставником Бешеной Белкой. И, ужас, я спала с ним под одним одеялом. Я вспомнила, как несколько дней назад, когда он проводил в нашей группе практику в лесу, я заглядывала ему в рот и не сводила глаз. А тут такое?!

После подъема я обычно бываю мрачная как тухлая рыба, а тут полная комната наставников и все с помятыми, тухлыми пачками. Из обычных учеников только я и подруга.

Ленивые мысли лезли в мой тупой самовар.

– Не бегай, устанешь!

– Не бегай – все равно они тебя обгонят.

– Не бегай,– наставники бегают быстро – ты устанешь.

Но я заткнула мамкин хуевый голос и пыталась натянуть на себя улыбку, которая была похожа на звериный оскал. Бежал с нами жрец и жрица Рулона. На бегу мы практиковали наблюдение за своими частями, за ложными личностями, и когда жрица говорила стоп – мы останавливались и называли кто в какой части, кто в какой роли бежит. – Вообще в человеке 4 центра,– рассказывала жрица.

– Инстинктивный или механический.

– Эмоциональный.

– Интеллектуальный.

– Сексуальный.

Нам говорили, что в каждом центре есть еще и 3 части: механическая, эмоциональная и интеллектуальная. Ну, ежкин кот – мозги свернуть можно, а ведь енто маленькая часть тех знаний, которые дает Рулон. А я-то, дура пребывала в иллюзии, что я Дуня Какашкина, что я есть я, а на самом деле вона из скольких частей состою. И бежали мы рядом со жрицей долго, все бежали тупо и механично, потому все устали и запыхались, но когда нам говорили стоп, спрашивали в какой мы части – все делали умнейшие рожи и говорили об эмоциональных и интеллектуальных своих частях, почему-то напрочь забывая о том, какие мы машины, что у нас все механично.

Прибежав к бурному ледяному ручью, мы скидывали свои тряпки на снег и, визжа и фыркая, лезли в воду.

Я все время исподтишка наблюдала за жрицей. Начитавшись ПД5, я представляла их страшными мегерами, которые и побить могут. Но видимо Рулон берег наши неподготовленные нервы. Меня удивляла внутренняя гармония, спокойствие и выносливость жрицы. В то время, как мы бежали потные и красные как вареные раки, жрица даже не запыхалась. Дома жрец Агни провел с нами асаны и пранаямы. Я почувствовала огромный прилив сил, мне хотелось свернуть горы, мне хотелось творить и познавать новое.

Весь день был сказочным, к нам приходила то одна, то другая жрица, передавая нам тупицам все новые и новые знания Гуру Рулона.

Все время пребывания у Рулона хуевые мысли толпились в моей башке.

– Неплохо бы остаться у Рулона,– думала я, мечтая как я буду расхаживать перед наставниками в черной мантии, читая им лекции и поучая их с высоты своего величия.

– Так ведь гонять же будут жрицы, да и ответственность большая. А вдруг рубашку Рулону не так поглажу, так ведь отжиматься 1000 раз заставит.

– Не, я лучше посижу в Ашраме, там я буду великая, там я буду «поток» проводить; поток говна из своих мыслей, я не знаю что говорить про Учителя-Рулона, так как все в своем говне и мыслях о себе.

И вот приближается момент встречи с Гуру. Все просятся и наряжаются, я же хожу потерянная и испуганная, ведь кроме куска ткани и второсортной косметики у меня ничего не было. Когда меня выпускали из тюряги, так я, думая, что меня наверно не возьмут к Гуру – взяла с собой только один кусок ткани и теперь вертела его в руках не зная как ее закрутить и на какое место наметать. Я почему-то в ней смотрелась не как гейша, а как мужик после парной, замотавшийся в полотенце. Потом, перекинув ткань через плечо, я стала похожа на недоделанного грека.

Потом я чуть не со слезами начала попрошайничать у наставников косметику.

– Ну че, я буду Гуру Рулона огорчать своей мрачной пачкой что ли? Дайте мне косметику ради Учителя. Одна из наставниц отреагировала на мое нытье и дала попользоваться своей косметичкой.

В общем намалевалась я, как бомжиха, намотала на себя желтую блестящую тряпку, ожидая, что я сейчас пленю Рулона своей постной миной и шепелявой песней. Жрицы – яркие и активные влетали в комнату, озаряя всех нас своей активностью и яростью. Увидев меня одна из них начала возмущаться, говоря, что я похожа на вонючую бомжиху. От ентого утверждения я зачморилась и вывалила всю свою косметику на чистую и выглаженную рубашку Рулона. – Свинья, – яростно выкрикнула жрица, оттолкнув меня, – Быстро убирай все, корова.

Куча эмоций заполнила меня. Обида и самосожаление вызвали дискомфорт в моей груди, мне хотелось провалиться под землю и не видеть больше энтих злых тетенек, которые меня обижают. Я решила не обращать внимания на енто хуевое состояние. Оно не раз мешало мне радоваться жизни. И от такой вот хуйни избавляли в Рулон-холле, это похоже на лечение триппера. Сначала болезнь провоцирует, потом наносят удар по обнаглевшим микробам с помощью антибиотиков. Здесь, с помощью создания стрессирующих ситуаций, из нас вытаскивали все говно, а затем, когда мы видели все это говно, тогда лечут с помощью объяснения и других практик, а если не помогает, то кирпичем по голове. Иначе невозможно. На самой встрече мигала светомузыка, восточные явства были разложены на столе, жрицы Рулона были разряжены подобно райским птицам, все замерли в ожидании Гуру. Как только он вошел в комнату, радость наполнила всех нас.

Он был в своем восточном халате и тюбетейке. К моему огорчению на его лице красовались черные очки, закрывая глаза Рулона.

– Ну, кто веселится?– после небольшой лекции произнес Рулон.– Я, – выкрикнула одна из учениц и пошла танцевать для Рулона. Я, хоть и хотела первая выскочить к Гуру, – не могла этого сделать из-за слабого образа себя, внушенного мамашей. Помню она мне говорила:

– Никогда не иди по головам других, пусть рвутся вперед тебя, ты их пропусти, зато совесть твоя будет чиста.

– Во, сука, мамаша,– научила меня быть овцой,– думала я, психуя, что я не первая.

А тем временем счастливая ученица выскочившая первой, купалась в лучах внимания и любви Гуру. Огромная зависть и отчаяние охватили меня, но я собралась и стала культивировать радость за человека, который выступает, и уверенность в себе. В мозгах чуток прояснилось, от жопы отлегло.

Следующим выступал Бивень, это один из самых преданных учеников Рулона. Он танцевал под песню БГ, и наконец я. Во время всей встречи я была в таком рассеянном внимании, что почти ничего не помню из мудрости Гуру.

Так вот, если у тебя нет концентрации внимания, нет смысла сидеть у источника знаний, лучше из-за этого не нарабатывать себе негативную карму, а вовремя начать медитировать на свечу, чтоб развить концентрацию. Про все забыла, что гутарил Гуру, но вот кады он говорил о знакомых мне людях, о наставниках Рулон-холла – вот тады я оживала. Енти моменты я хорошо запомнила. Например про одну наставницу с духовным именем Кочерга, Гуру говорил, специально преувеличивая ее грехи, чтоб посмотреть на нашу реакцию, что она даже не просится на встречу с ним, наверное нашла себе бомжа, наверное остатки пиршеств с Рулон-холла ему таскает. Я знала, что енто проверка для нас – будем ли мы осуждать, а также дополнительная энергия для нее, ведь когда про человека говорят, и не важно хорошо говорят или плохо, то ентот чувак получает тонны энергии, и он от этой энергии может почувствовать дискомфорт, если к ней не готов, и прилив сил, если готов принять ее. Таким образом Учитель помогает своим нерадивым ученикам выкарабкаться из их хуевых мыслей и не сойти с пути. Задача же ученика не осуждать, но включаться во все, что говорит Учитель и помогать тому, о ком говориться. Помогать не по мамкиному, а по Рулоновски Гы-ычь Ом.

Я ту проверку не прошла. Я сразу же как зомби стала осуждать Кочергу, думая какая она плохая и какая я великая. Так научила меня мамаша – возвеличивать себя за счет унижения других. Сама она энто ежедневно делала, обсуждая родню и соседей. При ентом она умудрялась еще и жалеть себя, еще и завидовать. Подражая своей погани, я тоже научилась завидовать. Гуру Рулон неустанно трудился над просветлением учеников. Следующим в очереди на просветление был наставник с духовным именем Душка, ебаная в рот. Ентот Душка уже разъезжал по заграницам, уча народы, а вот просветления боялся как огня. Конечно просветлевать в асанах и праноямах в пещерах Гималаев легче, чем в Рулон-холле, где разрушается все молнично. По заданию Гуру Рулона, перед встречей с ним, ентому горе-наставнику, а также Бешеной Белке и Лошади\ был передан рассказ, который назывался: «как просветлевают наставники». Прочитав ентот шедевр, наставники начали неестественно прикалываться над тем как великих наставников там заставляют ползать на четвереньках, сдавать экзамен, чтоб сходить в туалет, жрать тараканов, которые случайно попали в еду. Енти не страшные казалось бы вещи становились ужасающими только в наших умах, в нашем хуевом воображении. Ведь ползают же дети, ведь тянут же они в рот все, что ни попадя, а что страшного сдать экзамен, чтоб пойти в туалет. Енто даже весело. Внешне были приколы, а внутренне все наложили в штаны, ставя себя на место слабого, как заповедовала погань.

По ентому поводу написала я стих, посвященный погани.

 

Мамаша сраная моя,
Что высрала на свет меня.
Вот скоро будет праздник твой
Пишу стихи тебе одной.
Спасибо, Сука, что меня
На муки плоти обрекла.
Беру теперь пример с нее
В семью забившись как говно.
Но пошла на хуй сука,блядь
С бомжом не буду прозябать.
Чего ж молчала стерва ты,
Что мужики все как клопы.
Лишь раз потрахавшись слегка,
Всю жизнь ты кормишь мудака.
А выродок – ваще пиздец,
Вот это славный удалец.
Как только высрали его
Он изорется на говно.
Своей энергией мамаша
Питает суку, а не кашей.
Всю радость, творчество она
На деток пустит и бомжа.
Чего ж ты, мама, не сказала,
Что все красивое сначала
Становится дерьмом потом,
А в семье ждет меня дурдом.

 

Так вот ентого душку мы все должны были учить, чтоб он не отождествлялся со своими ложными личностями, с образом великого наставника, а понял какое он реально говно сушеное. Он даже на встречу с мудрецом не просился, испугавшись просветления. Так мы должны были спеть про него стебную песенку, которую уже пели ему раньше, а он никак не мог отойти от обиды.

И вот повалили мы до хаты просветлять 3-х мудил, которые не были на встрече с Гуру. Во время вечерней трапезы к нам пришла одна из жриц Рулона и читала лекцию. Все присутствующие вели себя по-разному. Одни с головой ушли в процесс еды и ни слова не слухали. Другие пытались сделать вид, что они не отождествлены с едой, они периодически задавали вопросы совершенно не в тему. Третьи действительно включались, задавали вопросы и размышляли, отставив тарелку в сторону.

В середине трапезы жрица дала команду «Стоп!». Все застыли с открытыми ртами У кого-то еда сразу вывалилась.

– В какой вы части находитесь?

Все задумались, не зная, что ответить. Бешеная Белка, сидя с набитым ртом, заявил что концентрация у него в голове.

Все долго над этим смеялись. Так и мы, когда спрашиваем у себя: а считали ли мы дыхание, а вспоминали ли мы о Боге, а думали ли мы о людях, обманываем себя, ведь реально, чтобы начать помнить дыхание, нужно очень долго и упорно работать над собой, все окружающие нас люди нам до едреной фени, а Бог для нас – дедок на облаках, и концентрация у нас всегда в голове!

А после лекции мы сделали санстеатр, в течение которого мы как бы между делом спели песенку нашему другу.

Тот делал независимую морду лица и ухмылялся, мол его это не задевает, а его ложная личность корчилась в это время под перекрестным огнем просветления.

Вот как просветлевает нас Гуру Рулон: учит нас глумиться как хулиганов и молиться как монахов, быть всегда сильными и гибкими, чтобы во всех ситуациях суметь воплотить Божью волю!

Гы-ычь ом!

СКАЗКА

Жила-была маленькая девочка, была она радостной и счастливой, но вот одна злобная ведьма, которая прикинулась ее мамой, решила сделать ее несчастной и горестной.

Злая ведьма была очень хитрой. Она использовала тысячи способов, чтобы завнушать счастливого ребенка. С сатанинским усердием поганая ведьма начала радостного, здорового ребенка обрабатывать.

Чтобы стать несчастной, ей нужно стать больной. Буду говорить, что она больная, буду ее утеплять и перекармливать, чтобы побыстрее захворала.

Увидев девочку, ведьма схватила ее в объятия и заныла: «Ты, что это доченька без шапки гуляешь, ушки ведь заболят, одень варежки, валенки и не забудь покушать моих тортиков и пирожков (ведьма специально наготовила самых вредных продуктов)» .

– Да, мам, мне не холодно, – радостно отвечала она.

– У тебя разовьется менингит, – страшным голосом отвечала ведьма.

– Мама, я не хочу есть, можно я потом, после прогулки поем.

– Нет, дочь, ты заработаешь себе гастрит, – замогильным голосом завопила ведьма, – скушай тортик, он ведь вкусный.

Девочка наелась сладостей, натянула шарфик, шапку, шубу и валенки и побежала на улицу, но не было прежней легкости и счастья. Ей было жарко, болел живот, но она не снимала с себя шапки, боясь загадочного менингита. От такой жары девочка скоро начала болеть. От переизбытка пищи начала полнеть, стала некрасивой.

Но девочка не сдавалась, она продолжала радоваться жизни и излучать энергию и любовь ко всему миру.

Тут ведьме пришлось порыться в своих древних манускриптах и книгах по магии.

– Эврика, – закричала она. – Я нашла универсальный рецепт, как сделать ее несчастной. Я научу ее жалеть себя!

И вот, когда девочка радостно залетела в комнату и начала рассказывать, как интересно ей было играть на улице, ведьма вдруг обняла ее и начала жалеть.

– Бедненькая ты моя, несчастненькая, слабая, больная. Ты ведь у меня хорошая, ты моя бедненькая – горлышко у тебя болит, ушки у тебя болят, – твердила поганая свои заклинания.

Девочка пыталась сказать, что у нее ничего не болит, но магия ведьмы оказалась сильнее. И она постепенно стала прислушиваться к словам погани. Они опутали ее как будто паутиной самосожаления и болезней. И девочка больше не была радостной, она стала размазанной, ни на что не способной дурой, которую нужно только бить и бить, чтобы разрушить ту дурь, которая царствовала в ее репе.

Вот такие и подобные сказки случаются в жизни каждого человека. При этом наши любимые пращуры оказываются в роли злых колдунов и колдуний. Так они делают из радостных и счастливых детей зазомбированных и нежизнеспособных идиотов.

То ли дело – цыгане. Они позволяют детям быть естественными, учат их быть активными и хитрыми. Если бы все родители учились у цыган воспитывать детей, то меньше бы было бомжей, беспомощных, страдающих и усталых женщин. А если бы детей воспитывать – учились у Рулона, то на земле бы через пару десятков лет наступил рай, исчезли бы болезни и страдания. Все люди стали бы счастливыми и активными. Но, все же никакие родители не воспитали бы ребенка так, как мог бы, например, это сделать духовный учитель, такой как Гуру Рулон. В будущем будет считаться грехом родителям воспитывать своих выродков, чтоб не связывать их сетями привязок.

И довелось же мне в жизни повстречать такую же ведьму, которая называла себя моей матерью. Она любила жить, как свинья. Не двигаться, не работать, много жрать. Такой образ жизни не давал энергии, и поэтому она вампирила эту энергию у всех окружавших ее людей. Хрюкая и рыдая, она заваливалась на кровать, говоря, что у нее болит голова. Голосом умирающего человека она просила принести ей воды, говорила, что у нее нашли страшное заболевание –воспаление 5-го придатка 4-го яичника с левой стороны. Я дико огорчалась, бежала за водой, садилась у ее кровати и начинала жалеть, отдавая свою энергию. Погань же насосавшись, входила в более хорошее расположение духа и начинала жалеть уже меня, делая меня говняной копией ее самой. Все это мешает мне жить по сей день.

Теперь, когда я уже попала в Рулон-холл, я только начинаю снимать оковы самосожаления.

Переехали мы с погаными как-то раз из одного города в другой. Ну, мне и брательнику несладко пришлось. В том городе все наши сраные родственники собрались. Я не знала тогда принципа Марианны: изучай себя и жизнь, помни, что все вокруг живут в самообмане. Я не знала, как обманывается в жизни моя погань и отец. Ведь их в детстве тоже захватили в плен злые колдуны и колдуньи – их родители. Им также внушалась всякая ересь: будь слабым, больным, будь посредственностью, не выделяйся. Будь таким же, как мы – твои родители. Не дай Бог, ты станешь хоть немного лучше, тогда ведь от зависти сдохнут предки, локти будут кусать. Ведь тогда будет видно, какую бездарную жизнь на самом деле они сами прожили. Нет, такого допустить нельзя, думают они, завнушивая выродков. Потащили нас родаки в школу, чтоб мы там стали послушными зомби, работающими на государство. Приперли нас к директорше – Репиной или Репе – старой карге, которой давно уже пора быть на пенсии, но она как собака за гнилую кость держалась, за директорское место.

Мамаша тоже ей навнушала, что нужно быть нужной у дела, работать, работать и еще раз работать и в этом счастье. На самом же деле получалось, что она портила жизнь себе и нам – детям. Придурочные выродки ее раздражали, и она постоянно все свое говно, все зло, что накопила за бестолковую жизнь, обрушивала на их головы. Но и школьники не оставались в долгу, устраивая ей мелкие пакости.

Не научилась за длинную жизнь Репа изучать себя и жизнь, не поняла, что живет в самообмане, что ее дебильная работа – якорь, который привязывает душу, мешает ей развиваться. Ее самообман заключался еще в том, что она считала себя значительной и нужной, являясь на самом деле дерьмом и куском замерзшей мочи. Она считала, что учит детей, приспосабливает их к взрослой жизни, на самом же деле делала их таким же дерьмом, завнушенным, как и она сама.

В общем, стоим мы перед этой старой перечницей, как на расстреле. Моему братику угораздило припереться без галстука, т.к. в нашей старой школе, в связи с перестройкой разрешали их снимать, и он с презрением сбросил с себя этот красный лоскут. Я же, как всегда, стараясь быть хорошей, напялила на себя эту красную удавку.

Маразматичка, увидев наше робкое состояние и заискивание мамаши, дико обрадовалась, что может показать свою значительность. Как стервятник, она бросилась на моего сибса (по биологически – это братела так называется). Так вот, она увидела, что он без галстука и заорала, что этот выродок плохо восхищается Лениным и партией, что такие дети становятся уголовниками. Тут моя погань в конец зачморилась, и прижала Данилу к сердцу, и стала сраную старуху убеждать, что он не такой, что он хороший. Данило же так не думал и стоял, надув губы и щеки, и обдумывал планы мести, решив, что в школе этой он учиться не будет.

– А вот это хорошая девочка, – завоняла Репа, гладя меня клешней по голове. Я от удовольствия покраснела и заискивающе сказала:

– А еще я в той школе на пятерки училась.

– Вот ты у меня в самом лучшем классе будешь учиться – в 5А, – сказала Репа, – Там только отличники и хорошисты учатся.

Тут меня от гордости совсем разнесло. Я расплылась, как говно и была готова все сделать этой маразматичке, похвалившей меня.

Да, до того, чтобы понять, в каком я самообольщении нахожусь, мне было еще далеко. Гораздо целостнее был мой брат, который сразу понял, что со старой клюшкой лучше не связываться, а то завнушает до смерти.

А я, как выражаются хулиганы, повелась на говняный гипноз. Сраная маразматичка потащила меня в класс и поставила меня перед дебилами у доски и начала нахваливать, все парни начали потирать руки, предвкушая то, как они поиздеваются надо мной, телки с презрением фыркали в мою сторону. Я, ничего не замечая, летала в облаках своих иллюзий и мечтаний. Я думала о том, как буду лучше всех учиться и все меня будут за енто любить и на руках носить.

Вот как подговнила мать, сказав, что главное – хорошо учиться и нравиться всем подряд.

– А-а-а, – раздался крик на всю школу, когда я уселась на свой стул рядом с задроченной отличницей Лилькой.

– Что случилось, – закудахтали вокруг меня дурная Репа и учило, которая своей тушей занимала четверть класса.

– Укололась, – заныла я, размазывая по еблу слюни и сопли.

Погань приучила меня быть слабой, самосожалеющей тварью, которую все будут бить, а ответить она не сможет, ведь это плохо, человек может обидеться. А вот Марианна не думала, как ее оценят, каждому обидчику она жестоко мстила, и поэтому все ее боялись и уважали.

– Ха-ха-ха, – грохнул класс. Больше всех ржал рыжий хулиган – Агафур, который сначала мне понравился, и я сразу спроецировала на него мамкину хуйню об алых парусах и прынцах.

Мне было дико обидно, что меня не встретили, как самую лучшую подругу. Мне было больно от кнопок, впившихся в мой прыщавый и тощий зад.

Я не могла понять, как Агафур, показавшийся мне сначала принцем, может так громко ржать надо мной.

Так начался мой путь ученичества, когда Бог, проявляясь через школьных хулиганов, начал обучать меня жизненной мудрости, разрушая во мне гордыню и мамкины стереотипы и установки, которыми была полна моя тыква. Я не могла реагировать на эти ситуации, как Рулон, слишком велика была моя тупость и отождествленность с образом отличницы и девочки-давалочки. Сначала я раздавала свою энергию, а затем, в более старшем возрасте, стала раздавать тело, пытаясь угодить каждому пидору и бомжу.

БУДЬ ХОРОШЕЙ!

Почти каждому из нас мать говорила, что нужно быть хорошим мальчиком (девочкой), но только Гуру Рулон открывает нам великую истину о том, какую на самом деле хуевую роль этот гипноз сыграл в вашей жизни.

Вы представьте, идете вы устраиваться на работу с подругой. Вам бы рваться вперед, чтоб получше место занять, но тут вдруг срабатывает мышиная программа. Мама в голос начинает бить в набат и кричать, что ты хорошая девочка. И вы, как зомби опускаете руки, пропускаете подругу вперед, чтобы быть хорошей. Менее завнушенная подруга проходит вперед, и конечно же берут ее , а не вас.

Вот такой безинициативности учит нас социум и мамаша. Не дай Бог, вы выделитесь, не дай Бог дочь станет лучше мамаши, да любая мамаша лучше удавится, чем позволит ребенку стать лучше нее. Упорно, изо дня в день она будет твердить: «Живи, как я и будешь счастлива». Сука!

И еще мамаша научила меня, чуть, что опускать руки и отчаиваться. Гуру Рулон, наоборот учит самостоятельности, активности, умению достигать всех своих целей и помогать другим людям выбираться из говнянного сна, которым мы спим.

Люди, которых приучили не любить себя, работать всю жизнь, за 3 копейки страдают от своей собственной тупости. И становится страшно, когда понимаешь, насколько глупа наша жизнь, насколько все мы зависим от мнения большинства.

Когда я ушла от своего дебила – первого мужа, я находилась в свинском состоянии самосожаления. Сначала мне не хотелось горевать, но потом вспомнила, как страдают героини телесериалов и романов и тоже стала выть, как белуга по своему пидору. Я получала кайф от жалости к себе, но за любой кайф надо платить. И я платила своей энергией. И после очередного приступа истерики я чувствовала себя, как выжатый лимон. В тот период я наделала много глупостей. В тот день, когда я с треском вылетела с денежной работы, я была в особо хуевом состоянии. Соседи из комнаты, находящейся рядом с комнатой брата – пропитухи и бомжи, пригласили меня на вечеринку.

Они давно не трахались и им хотелось поебаться с какой-нибудь девочкой-давалочкой. Меня соблазнила возможность халявной выпивки, и я повалила к мудакам. Еле втиснулась я в комнату, полную бомжей, чуть не задохнувшись от смрада, царившего там.

Жирный, уже пьяный именинник хлопнул меня по жопе жирной пятерней и усадил рядом с собой. Я была единственная телка на этом гребаном сэйшене. Именинник хотел сразу закадрить меня, но мне он не понравился. Я положила глаз (или пизду) на одного бомжа, чем-то похожего на солиста группы «На-на». Мне показалось, что у него мечтательный, романтичный взгляд. На самом же деле он был просто тупым наркоманом, который настолько подсел на наркотики, что уже на телок не обращал внимания, а взгляд был таким после накурки. Я подсела к придурку и завела с ним беседу. Бомжи со всех сторон подливали мне бухло, каждый надеялся заполучить эксклюзивное право на еблю. Набухавшись до усрачки, пьяное быдло повалило плясать в общажном коридоре. Я же осталась вместе с ублюдком.

Мне было все равно, что он грязный и вонючий, что он тупой наркоман, что он будет у меня на шее, как присосавшийся клещ, я была погружена вглубь своего мышиного отчаяния и делала все назло толстому Лешику и во вред себе. К тому же бомж внешне отдаленно напоминал принца – певца, но сходство было таким, как у болота с чистым горным озером или как у мертвеца с человеком. Оказалось, что бомжа зовут Мишка. Мишка долго и тупо соображал, что же надо делать в таких случаях. Ебаться он не хотел уже давно. Да вот только хавать хотелось ему после накурки. Икнув, он спросил: «А у тебя в комнате хавало есть?» Его голос был пропитый и благоухал всеми оттенками зловония. Я уже пожалела, что осталась с ним, но отказать ему уже не могла, т.к. в силу вступила мамкина программа, что мол если тебя просят, надо выполнять. И я, как последняя дура повела наркомана к себе. (Благо брат работал в тот день в ночную смену). Пидор завалил в комнату и растянулся на полу, запнувшись за провод. На пол полетела плита и чайник, отоварив придурка по ебальнику и раскроив одну из его клешней. Это его отрезвило и он начал пожирать все, что было в доме. Все это он делал все с тем же мечтательным видом. Нажравшись, он сел на кровать, позабытый из-за неприменения гормон вдруг начал в нем работать. Трясущимися руками он врубил магнитофон. Там стояла кассета с быстрой танцевальной музыкой. Он обнял меня своими мерзкими граблями и начал качать меня из стороны в сторону, абсолютно не попадая в ритм музыки.

– Это называется танец? – думала я, – да это больше походит на дурдом.

В добавок ко всему, он постоянно облизывал мое правое ухо, и от этого оно все покрылось вонючим слоем слизи, как будто сотни две улиток проползли по нему.

Я, как Зоя Космодемьянская, страдающая за Родину, терпела все его выходки с героизмом совершенно не нужным в ентой ситуации.

Моему отчаянию не было предела, когда он впился в меня губами, похожими на жирных гусениц.

Вонь всех помоек мира оглушила меня. Он начал пихать свой обложенный белым налетом язык в мой рот, тогда меня чуть не вырвало.

– Что ты делаешь, – орала моя духовная часть.

– Видишь, как завнушала тебя мать. Неужели этот пидор – твой принц, гони его в шею.

Но, мамкин голос жалел бомжа, ведь он хороший.

– Ты должна удовлетворить его, ведь у него хер на тебя встал, а кроме тебя, ему бедному никто не дает – бесновалась внутри меня моя жалостливая часть.

– Бедненький, несчастненький, ему никто не дает, не с кем ему ебаться. Природа распорядилась, чтобы такие говновозы как он не размножались, а вымирали, как мамонты, но нет, матери упорно внушают дочерям обратное.

– Хоть плохонький, но твой.

– Главное, чтоб любил.

Короче, свое говно лучше чужого золота. И вот плодятся на земле зэки и уголовники, алкоголики и наркоманы, бомжи и нищие.

Ужас. И не дают добренькие мамашки исчезнуть этому пидорасью, завнушивая дочек принцами, бомжами и алыми парусами, которые затем, в реальности, превращаются в грязные пеленки.

Все внутри меня протестовало, но я, кипя от гнева, все же не прогоняла вонючего клопа.

У бомжа еле двигались руки, и он никак не мог справиться с моей одеждой. В каждой пуговице он ковырялся очень долго.

И я, сама услужливость – поскорее сама сняла с себя всю одежду и даже помогла раздеться ему.

– О, ужас! Его пипетка была, наверное, размером с носик…, она висела вяло и расслабленно. Мудак поставил меня на колени и заставил сосать это убожище.

– Как бы между зубов не застрял, подумала я, беря в рот его стручок.

– Он, наверное, никогда не мылся, не было надобности.

Усердно я насасывала его мягкую тряпочку, пока не надоело. Тут он стал тереть вонючим шлангом о мое лицо. Хер его вдруг из карандаша превратился в маркер. Я, как последняя дура, легла, раздвинув ноги, приглашая его к ебле.

Тогда я не знала, что каждый хуесос, который тебя трахает, запускает в твою матку энергетические волокна, по которым энергия потом оттекает от самки к самцу. И, как только самка вспоминает бомжа, оставившего свои волокна, то и энергия с новой силой устремляется к хуесосу. Проклятая дура, – мать не говорила об ентом.

И вот еблан взгромоздился на меня, но моя кунка была сухая, как пустыня Сахара, он еле втиснул в нее свой перец. Как паралитик он начал дергаться на мне. Очень долго это продолжалось. Пидор все дергался на мне, было противно, я хотела вымыться и уснуть. И вот я не выдержала. С отвращением я столкнула клопа и полуголого выгнала в коридор. Закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и завыла. Завыла от своей дурости, тупости и безысходности. Вот како счастье мне уготовила мать.

Из говна меня спас только Гуру Рулон.

АУМ.

ДЕРЕВЕНСКИЙ РОМАН

Жила я с родителями в деревне. Сука мать загрузила меня работой. Сама всю жизнь батрачила и меня батраком сделала. А я со своими тупыми мозгами не могла понять почему, когда стукнуло 10 лет, мы вдруг переехали из города в деревню. Маленькая, я спрашивала: «Мам, а почему мы раньше жили лучше и работали меньше?». Когда мы переезжали, отец выбросил все мои игрушки, чтобы не тащить. Обида терзала мою маленькую душу. Я не могла тогда понять, что все, что есть у меня дает Бог, что это не мое, а все обиды и привязки – это говно. Насколько было бы жить легче, если бы я тогда это знала.

Родителям моим вонючим не жилось в городе отдельно от свары родичей счастливо и свободно, они чувствовали зачмор и вину, что живут отдельно, и решили переехать в деревню, заниматься сельским хозяйством. Чморофосы сраные. Мать из уверенной стройной и красивой женщины превратилась в толстую, вонючую, размазанную бомжиху, которая не следит за собой совершенно. Это произошло потому что, она успокоилась, решила, что ей не для кого наряжаться в деревне. Свинья все делала для людей, а внутри гавно и свинство. Завели мы в деревне коров, коз, кур. Каждый день я приводила коров из посева, общаясь с местным принцем Ваней. Этот маленький пидор, несмотря на свои 13 лет, перееб уже почти всех баб в школе. И сейчас пытался совратить меня, но я, воспитанная на рассказах о дружбе и любви, не понимала его грязных намеков. Я была платонически влюблена в чморофоса, думала, что недостаточно красива для такого говна и поэтому не делала попыток к сближению.

Делая последнее их всего, что он умеет, он пригласил меня на свидание.

Что тут случилось со мной. Я чуть не наложила в штаны от счастья. Поспешно я дала согласие, чтобы бомж не передумал.

– «Приходи», – сексуальным голосом сказал засранец. От радости моя писька стала мокрая – такого раньше не случалось.

– «Наверно мы скоро поженимся», – думала я, пребывая на вершине блаженства.

– «Че енто с ней», – думал пидор, – какая-то дура. Глаза закатила. Хер знает ебать ли ее, а вдруг больная.

Трезвые мысли были у Вани, я действительно была больна мышиными программами, внушениями и установками.

– «Ну да ладно поцеловать надо дуру, чтоб совсем запала», – подумал он и впился губами в мои губы. Я так испугалась, что сразу сжала свои губы так, что чтобы их разжать понадобился ломик. Псих поелозил своим слюнявым языком по моим сжатым как клещи губам и ни с чем отпал как клещ. Отойдя от неожиданного нападения, я размякла.

– «Теперь мы точно поженимся, когда вырастем», – думала я. – «А пока будем гулять, взявшись за руки, будем встречаться, и целоваться на перемене, он будет меня на руках носить, а все вокруг будут смотреть – и завидовать».

Так я опять забыла о реальности и улетела в иллюзии. Очнулась я оттого, что меня тряс за плечо мой принц.

– «Совсем ебанутая», – думал он, – как мертвая».

– «О, черт», – закричал он и побежал ловить коров, которые, видя, что на них не обращают никакого внимания, поперлись объедать соседское поле. Если бы я была нормальным человеком, я бы ни за что не стала бы подпускать к себе всякое говно, да еще и мечтать о семейке с ним; лучше мне умереть, чем стирать вонючему бомжу носки и трусы. Я бы лучше направила свои усилия на поиск сильного человека, такого, как Гуру Рулон, который бы помог мне стать певицей или писательницей.

– Расстались мы с Иваном, и полетела я домой на крыльях мышиной любви. Привалив в конюшню вместе с коровой, я в первую очередь бросилась к мамаше, гребущей говно лопатой, и идиотским голосом я заорала: «Мальчик меня на свидание пригласил», – овца – мать обняла меня и прижала к сердцу, сентиментальная слеза скатилась из ее глаз. Она свято верила, что ее сентиментальные мечты о счастье осуществляться в моей жизни. И уже спустя много лет я поняла какую, свинью она мне подложила. Я была готова повиснуть на любом бомже, растечься по нему как говно и ждать счастьица – говняного счастьица в семейном болоте, и мне пришлось много астроударов нанести по тупым установкам в моей репе и санс – связям, которые в 19 лет я уже успела установить с десятками двумя бомжей и психов. Но в тот миг я была под властью эмоций, гормонов и полностью была ведома ими.

На свидание я выбежала за час, но при этом я выглядела как настоящая бомжиха. Прическа – два мышиных хвостика на голове, мои губы покрывал, тонкий слой розовой помады, периодически выступая за территорию губ. Я одела самое короткое платьишко, которое у меня было и новые туфли.

Чапая по куче говна, оставшимся от коров, я мечтала о принце, думая, что он уже ждет меня в условленном месте. Мамаша в моей голове твердила, мне о вонючем счастьице с первым встречным бомжам.

Придя за полчаса до назначенного времени, я удивилась, что его еще нет. – «Не поняла, как это девушка не должна ждать молодого человека», – поучала мамаша. Енто он должен тебя ждать, за тобой бегать. И ента нестыковка уже испортила мне настроение. Вся поникшая, зачморенная я стояла под березой. И уже не видела я прекрасного заката, и не видела красивую птицу, которая летала неподалеку. Бомж все не шел, хотя прошел целый час, я все стояла, отупев от горя, не видя мир, который создал Бог прекрасным. Я никак не могла принять, что Иван не пришел.

– «Наверное, с ним что-то случилось». – думала я, наверное ему плохо. Я как зомби, как верная жена, как Герда за Каем побрела за Иваном. Бессмысленно я шла вдоль железной дороги, в пути было далеко и грязно, но мне было похую, настолько мне хотелось узнать любовь бомжа. Я тупо не хотела поверить в то, что бомж не захотел прийти. В тыкве замыкание произошло оттого, что впервые мои представления и фантазии о жизни не состыковались с реальностью. И только спустя годы в Рулон–холле, я стала понимать, что волосатых черепах и рогатых зайцев не бывает.

Шаг за шагом я дотопала до Ваниного дома, Вонятко в попе лица кидал стога с сеном. Увидев меня, он испугался, и покраснел.

– Вот, – думал, он – сейчас оправдываться придется, я и забыл, что эту дуру пригласил. – Нет, ебать такую опасно, привяжется, не отклеится. Ладно, провожу ее до дома и се-ля-ви. Гудбай Америка.

Со словами извинений и оправданий он бросился ко мне, и, выслушав меня, взял под ручку и потащил. Вдруг мне стало стыдно, что я пришла к мальчику домой. Девочки не должны так делать, – темяшил голос мамаши. Но то, что Вонятка шел рядом со мной все меняло, и я махнула рукой на мамашу. Минуты полторы я была счастлива, но вот Вонятка предложил мне взять его за руку, а я дура, никогда под ручку не ходила, видела только, как по телеку танцуют русские народные танцы, сделав сцепление рук как звенья цепи. Я начала совать руку по локоть в кольцо уз его руки.

– Ты, что плясать гопака собралась, – спросил бомж.

Краска стыда залила мою харю, мне стало стыдно, как никогда. Как же так? Я оказалась тупой дурой в глазах придурка! Как же теперь жить. Мать приучила переживать из-за всякого говна. А Ванятка сказал эти «страшные» слова и забыл об этом. Я же всю оставшуюся дорогу ебала себе мозги.

Вспоминать эту тупость смешно, и было бы еще смешнее, если бы не было так грустно.

Иван всю дорогу болтал, я молчала как рыба.

– Во, дура, – думал он, – чего она такая немая.

В моем присутствии он чувствовал вину и дискомфорт.

– Да чтоб я к ней еще подошел, лучше умереть, втемяшилось в голове у пизданутого.

Доведя меня ебнутую до дома, пидор повалил к себе, чтоб никогда не вернуться. Я же зайдя в свою комнату, оттолкнув поганую, бросилась на кровать и разрыдалась. Если бы мать учила меня умным вещам, а не дурости такого бы не произошло. Я никогда бы не завесила бы от мнения пидора. А была самодостаточной и уверенной в себе. Всю свою энергию я направляла бы на творчество. Но мамка такому не учит, такому учит только гуру Рулон. Только в Рулон-холле я избавилась от надуманных страданий и проблем. Марианна хуева.

Гыычь Ом рулониты. Вот опять про дебильную жизнь свою пишу. Ох, и завнушали же меня, завнушали, предки. Взяла сегодня тетрадь читаю про Марианну – принципы ее значит. Во, круто – не работай на других, а работай над собой. Живи на иждивении. Вспоминаю, чего ж мамаша по этому поводу пиздила. О! Живи, значит, для мужа, для детей, посвяти себя заботе о них. В этом твое, значит счастье. И еще со слащавой улыбкой совала мне в харю газету ЗОЖ – здоровый образ жизни, где была заметка про Оленьку, которая посвятила себя семье и детям. Целыми днями она стирала и готовила для засранца мужа и 2-х выродков. Вот оно счастье говорила мне мать. А я читаю газету и не могу понять, где тут счастье. Ента Оленька как дура пахала на семейку, даже на работу не ходила ради семейки.

– Как же так, – думала я, целыми днями сидеть дома ни с подружками поговорить, ни погулять, ничего интересного. Какое же тут счастье?

– Ты еще маленькая, не понимаешь, говорила мне мать-дура, – счастье в заботе о муже и детях.

– Хм, наверное, она права, я ничего не понимаю. Может быть в этом счастье, стала соглашаться я.

И не дочитала я заметку, а там было написано, как Оленька заболела от такой тупой жизни и легла в больницу. Тупица муж только тогда стал ей дарить подарки и заботиться.

И не вспомнила я в тот момент свою бабку, не покладая рук, по словам погани, она должна быть счастлива, но нет же. В реальной жизни дед постоянно пиздил ее и ругал на чем свет стоит. Она же тихо обижалась и страдала. И никакого обещанного счастья.

Выйдя во «взрослую» жизнь и уехав в другой город учиться, я была в розовых очках мамкиных иллюзий, мамкиной хуйни. Принципов Марианны я не знала и посему не стремилась работать над собой, а скорей хотела найти бомжа, чтобы было о ком заботиться. Очень скоро сбылась мечта всех поганых мира – я встретила принца. Я жила у брателы в общаге, при этом его дома почти не было. В один прекрасный вечер явился его сосед, вернувшись с каникул. Он грубо ввалился в комнату. От его внешности я чуть не блеванула. Этот мудак был одет в короткие штанишки в полосочку пижамного покроя, и в старый бордовый свитер с вытянутыми локтями, похожий на половую тряпку. На голове торчали редко стоящие одинокие волосины и пучочки волос, между ними располагались полянки из криво выстриженных волос. Видно, стриг его кто-то пьяный и неумелый. Нос его напоминал птичий клюв – был острый, а ноздри занимали пол лица. Его глубоко посаженные бебики с белесыми ресницами настороженно уставились на меня. Затем, видимо подумав, что я подруга Данила (брателы) ни слова не говоря, уселся, достал копченую курицу и начал жрать.

– Ни хуя себе, – думала я, – это что за мерзкое чудовище. От возмущения я как будто язык проглотила. Такой наглости я никак не ожидала, ведь я думала, что я самая замечательная, и каждый бомж будет преклоняться передо мной, кормить меня и ухаживать. Это была очередная иллюзия. Нажравшись до отвала, бомж повалился на кровать и захрапел. Я вообще прихуела от его наглости. Я хотела копченой курицы, я хотела бомжовского внимания. Он вел себя не так, как другие бомжи, и енто меня заинтересовало. Какой-то азарт появился во мне. Проснувшись, бомж собрал свои манатки и повалил жить к соседям. Как оказалось позже, он дико испугался и засмущался, и все его наглое поведение было направлено на то, чтобы скрыть смущение и неловкость. Когда привалил братела, я стала докапываться к нему с вопросами.

– А, кто этот Паша?

– А сколько ему лет?

– А есть ли у него девушка?

На что брат хмыкал и гмыкал, а на последний вопрос не выдержал и заорал: «Да кто же с таким уродом знаться будет? Ты че, совсем ебанулась? Я с ним два года жил, так вот теперь переезжать от этого пидора собрался. Хуево с ним: жадный, ворчливый, постоянно болеет какими то лямблиями и лечится от них то спермой горного козла, то калом годовалого теленка. На хуй он тебе». Сделав паузу, он продолжил.

– Найди лучше себе богатого, обеспеченного мужика, девка ты ничего, только тощая и сисек нет, но ты не поникай, мужики богатые любят таких.

Тут я вроде бы послушалась его, перестала думать о мерзком бомже, зато бомж не перестал думать обо мне. Тупые мысли бродили в его чайнике.

– Хм. Девка какая-то. Вроде бы ничего. Может она мне даст. Может быть, хоть эта окажется дурой. Блин, надо ей чего-то купить, чтобы совратить, бля. Ну, мало у меня денег, на всех не напасешься, будя с нее трех бананов. Сделаю ей сюрприз. Т.к. у него были ключи, он заперся в комнате, пока меня не было, и положил бананы мне под подушку. Придя, домой я рухнула на диван, чую, чего-то не то, подушка вдруг поехала вбок и моя голова оказалась в чем-то мягком, холодном и склизким. С визгом я соскочила, размазывая по харе гнилой банан. Я стала крыть матом брателу, но потом до меня доперло, что не может он положить туда бананы. Озарение стукнуло меня по чайнику. Ведь это же тот вонючий бомж притаранил гнилые бананы. – Так значит, я ему понравилась. Так значит, он хотел мне сюрприз сделать.

Тут в репе моей заиграла песня, которую любила выть моя поганая. Чтобы не пил, не курил, и цветы всегда дарил.

Тут, правда, были не цветы, а гнилые бананы. На нормальные он видно денег пожалел.

Тут я стала утешать себя, что главное не подарок, а внимание, пусть он бы даже тухлое яйцо подарил, главное, что он внимание обратил – этому меня тоже научила поганая, которая за свою жизнь не получала подарков дороже, чем духи тет-а-тет. Сижу я, мечтаю, соскребаю со своей хари расплющенный банан, мечтаю о бомже. Два других банана оказались целыми, и я, чавкая, сожрала их.

Вечером мудило привалил ко мне проверить мою реакцию на сюрприз.

– Понравились тебе мои бананы? – спросил урод.

– Да, конечно, очень понравились, – ответила я заискивающим голосом.

– Будешь в карты играть? – от нечего делать спросил вонючий пидор.

– А на что, – тупо спросила я

– На желание, – ответил урод.

Мое сердце сильно забилось. Я решила, что обязательно проиграю мудаку желание, и, конечно же, он захочет меня поцеловать. Но к моему великому огорчению пидор попался как ослиная задница. Как ни тужился он, как ни поддавалась я, он никак не мог выиграть. Выиграла я. Загадала желание – банку джина с тоником. Урод потащил меня на улицу и начал опаивать пивом и джином.

– Во, круто! Сейчас трахаться буду! – думал вонючий вурдалак.

После 3-ей банки джина и 2-й бутылки пива мне совсем похорошело, заиграл гормон, и я обняла зашуганного плешивого засранца, прижимаясь к нему всем телом. Хуесос, увидев явное к нему расположение, начал еще активней угощать меня пивом. Затем, нежно обняв меня, он повел меня в общагу.

В моей репе сияли и переливались радужные иллюзии. Погань, постоянно живущая внутри меня, торжествовала. Я не видела реальности, не видела, куда и зачем я иду и нужно ли мне енто. Я видела, что иду под руку со сказочным принцем, а на самом деле меня пьяную и вялую тащит за руку мерзкий бомж. Я видела перед собой дворцы и замки, а на самом же деле вокруг были серые здания студенческих общежитий заблеванных и обосранных. Я видела в будущем солнце, море и Канарские острова, а в реальности меня ждали слезы, кастрюли и грязные полы. И это все мамкин гипноз. Это все, что ей внушила ее погань, а ее погани – ее погань. Только вот зачем они это делают, зачем терзают невинные головы своих дочек алыми парусами. А они дуры и слушают все это. Вот Ошо умный был: ему родители и все родственники внушали, бля, как нужно жить, а он им говорил:

– Отвалите, мол, все от меня. Я хочу быть свободным. Не внушайте мне всякую хуйню. Я сам все попробую и обо всем сделаю свой вывод. Я хочу развивать свою индивидуальность. Те, кто не слушают своих предков, великими людьми становятся, а те, кто идет по стопам рабочих лошадок, сам кобылой становится.

Гормон бил в репу, отчего репа отказывалась думать и видеть все происходящее вокруг. Сидим мы у дебила в комнате, жрем прокисший суп. Вот оно счастье то. Я уже раскисла до предела и была готова размазаться в говно перед уродом, но тот, как назло не решался поцеловать. И я, решив показать свою активность и сексуальность, свою опытность, сама решила сделать первый шаг. Я повисла на уроде как мешок с говном и вытянув губы трубочкой, потянулась к его сраным губешкам. Тот, офигев от радости, впился в меня своими вонючими мягкими губами и напускал в мой рот кучу слюней. Чуть не блеванув от отвращения, я вспомнила, что на хере в 1000 раз меньше бактерий, чем во рту. Я знала, что бомж был девственник – дрочиньян и посему корчила из себя крутую телку с богатым сексуальным опытом. Я как бы делала себе рекламу, показывая все виды услуг. Мать, бля, научила быть девочкой давалкой. Научила все за похвалу делать. Главное – научиться отдавать, если ты будешь давать другим, тогда и другие будут, все отдавать тебе. За эту иллюзию меня всю жизнь потом били. Я как шестерка прислуживала всем и ожидала ответных действий, а в ответ получала только пиздюлей. Люди не благодарили меня, не лизали мне жопу, а я от этого страдала, обижалась на людей и Бога, вместо того, чтоб благодарить их за уроки и становиться жестче и яростней, не ждать подарочки от людей, а самой добиться всего. А вот Марианна не стала бы ждать благодарности, и вообще не начала бы лебезить ни перед кем, если бы не была ей от этого огромная выгода. И все равно внутри бы оставалась жесткой и безжалостной. Я стала медленно расстегивать ширинку его штанов пижамного покроя.

– У него чего, денег нет что ли, нормальные купить, на хрен он мне такой нужен, – проснулась вдруг нормальная часть.

Дебильная часть, доставшаяся в наследство от погани, заявила – хоть плохонький, но твой, зато ты его облагодетельствуешь своей пиздой, сделаешь лучше, ты будешь хорошей. И за то, что ты его спасла из бездны дрочения, он будет благодарить тебя всю жизнь.

Его толстый огурец оттопырился и истекал какой-то вонючей жидкостью. С отвращением я стала совать его письку себе в рот. У пидора случился шок, он не ожидал от меня такой прыти.

Ну, вот мечты сбываются. У меня появилась моя собственность, которая мне будет всегда давать, которая будет всегда со мной жить, стирать, готовить.

Так, размечтавшись пидор откинулся на кровать и начал мацать мою тыкву. Всю ночь он еб меня во все дыры и щели, дорвавшись до него. К утру, моя лохань задымилась, но я была счастлива. Раз меня ебут, значит любят.

Под утро бомж мне заявил, что я особенная, что только со мной ему было так хорошо, конечно, до меня ему не давала ни одна дура. Только раз одна идиотка, решив избавиться от прыщей, попросила его дать ей спермы, чтобы ентой молофьей намазать харю. И дабы сей волшебный эликсир – супер лосьон от прыщей выделился, она раздевалась перед ним, не подпуская ближе, чем на метр, растопыривала пизду и начинала совать туда морковку, на которую натягивала гондон. Мой же пень стоял и, глядя на нее, дрочил в стаканчик. Затем она с жадностью хватала кончину и мазала свою прыщавую харю, напоминающую поверхность луны. Не удивительно, что от такой веры скоро ее физиономия очистилась и засияла как новый медный таз. И она довольно выгодно выскочила замуж. Так уже ему хорошо было со мной, что и расставаться не хочется. Шизофреник решил сразу же семейкой со мной пожить, пользоваться на халяву моей пиздой и трудом (стирка, готовка, походы в магазин). И я, открыв свою пасть, слушала энту хуйню, готовая на все ради урода.

Я сразу же согласилась, на сожительство с дебилом. Т.к. его друг, в чьей он комнате тогда жил, должен был отсутствовать еще месяц. Я в тот же день перетаскала все свои манатки от брата к хую ушастому.

Братела же из-за такой хуйни 2 дня со мной не разговаривал, не понимая моей «любви» к бомжу. Эх, блин, если бы я была воспитана как Марианна, да я бы даже общаться не стала с пидором. Вокруг меня бы были всегда сильные и богатые люди. Жизнь у меня началась ужасная. Всю ночь неугомонный пидор еб меня, не давая мне выспаться, утром я перлась в Университет, потом по магазинам, готовить, стирать, а там и вечер. Те три банана и джин с тоником были первым и последним его подарком мне. Затем он стал забирать все деньги, что давала погань на мое обучение и стипендию, которую я зарабатывала в попе лица, уча дебильные ботаники и зоологии. Лучше бы в Университете ввели науку о Боге, логику, творчество, религиоведение, уроки медитаций, танцы и восточные единоборства и все это бы преподавали люди, достигшие совершенства в своем предмете, применяя эти знания в жизни. Спустя время все знания, которые были у меня – отличницы выветрились и забылись от неприменения. Так зачем же матери и отцы завнушивают чад своих, заставляя учиться глупости. Глупости у нас в жизни и так хватает.

Денег мне мой бомж давал пять рублей в день – этого на проезд-то не хватало, но я, боясь показаться плохой, не просила больше и поэтому или ходила голодная или же шла пешком. Т.к. желудок я больше ценила, чем ноги, я предпочитала ходить пешком, зато в обед похлебать столовского супчика больше напоминающего помои и картофельного пюре, чтобы окончательно размазать свою и без того размазанную энергию.

Вот такое растительное существование я вела на протяжении года, пока мой братела, давно заделавшийся в какие-то йоги не решил научить меня уму разуму. Он подсунул мне книгу «Путь Дурака», чтобы я не была больше тупой овцой, безмозглым придатком к бомжу. Брательник всегда пытался помочь мне, а ента книга была лучшей помощью для моих завнушенных мозгов. Читая ПД, я все больше и больше офигевала. Огромная мудрость Рулона обрушилась на меня как снег на голову. Вся моя жизнь предстала передо мной в Новом свете. Я поняла, что катилась в бездну семейки, страданий и бессмысленности. Мне было больно это видеть, я пыталась закрыть свои глаза на то, как я живу, но ничего не получалось. Знание, изложенное в книге, не давало мне успокоиться, жить по старому. И вот я принимаю решение стать Марианной, а своего хуесоса сделать Рулоном, а самой доить башли из богатых чудаков.

Я начала краситься, хотя до этого ходила как бледная поганка с не выщипанными бровями в серой бомжовской одежде. Чтобы нарядиться хотя бы отдаленно как Марианна, у меня просто денег не было, а мои старые шмотки нужно было бы давно выкинуть на помойку.

Мой ебарь не въехал, чей енто с его жабой твориться. Какой-то дискомфорт почувствовал, когда я напялила самую короткую юбку и прозрачную блузку, отчего все прохожие стали засматриваться на мои обнаженные и полуобнаженные части тела. Хонурика рядом со мной просто не замечали. И он начал беситься от ревности, чувствуя, что теряет свою собственность. Меняться сам он не хотел, прочитав «Путь Дурака» он задумался, но лишь на пару дней, потом забыл всю мудрость, что изложена там, ведь тухло понимать, что ты всю жизнь барахтался в дерьме, и продолжаешь это делать.

Вот так человек осознанно отказывается от знания, вот так предпочитает избегать состояния дискомфорта.

Рулон же учит нас смотреть на жизнь реально, без иллюзий, учит размышлять логически. Давайте, сравним, сколько дискомфорта в мирской жизни, и сколько в духовном пути.

Вот представьте себе мать, которая недавно родила: многие свиноматки сильно мучаются, когда высирают своего выродка. И она как проклятая ухаживает за своим выродком. Карлик все время орет, доставая ее, все время срет и ссыт. А дура вместо прогулок на улице и танцев целыми днями отстирывает липкие вонючие какашки своего детеныша. И енту хуйню мамаши называют счастьем. Ну, уж нет хуиньки заиньки, отстирывание говна мне не за счастье. Сколько бессонных ночей дура проводит над карликом, сколько сил тратит, таская его по врачам, сколько нервов. когда он не слушается или болеет. Если бы человек хотя бы на 10% будет проявлять такое же упорство и на духовном пути, то он имеет шанс просветлеть в этой жизни.

Так вот, я решила, прочитав мудрую книгу, не рожать детей вообще никогда, посвятить жизнь своему развитию. Но вот незадача денег-то нет, чтобы наряжаться. Бомж мой в конец офигел, не давал мне денег ни копейки, говорил, что нужно ему лямблий выводить. Я, обидевшись, ушла к подруге, в надежде вместе с ней найти богатых чадосов, как ни странно – фортуна нам улыбнулась – мы познакомились с двумя богатыми чадосами. Вернее Ленка – моя подруга знала их давно, но просто здоровалась при встрече. И тут два Владимира заваливают в нашу комнату без стука, а мы как раз спать собирались стояли в майке и трусах.

– Здравствуйте, девочки, как вы хорошо выглядите, – начали вешать лапшу уроды.

– А у нас уже отбой, – заявила сонная Гай (так ее называла я)

– А у нас праздник – новоселье, – радостно заявили долбоебы, – И мы пришли пригласить на новоселье самых красивых телок общежития.

Тут я расплылась как говно, перестала видеть мир реально. Я не понимала, что мне вешают лапшу на уши, что я в ободранной майке, белых застиранных трусах и помятая никак не могла быть красивой.

Вспомнив, что я решила быть Марианной, я с грацией коровы поправила свои спутанные волосы и сказала:

– Ну, что, Ленок, пойдем?

– Ну ладно погнали, только в Универ я завтра тогда не пойду, посплю лучше.

И я тоже, – сказала я, начиная напяливать на себя свитер.

И на той квартире у бомжей я сразу же влюбилась в загадочного Максима. Все три бомжа представились бизнесменами. Один – директор – энто тот, что меня начал обхаживать, другой – менеджер – ентот начал Ленку – Гай кадрить. А Максим – коммерческий директор – этот держался в сторонке и отрешенно.

Гай весело пировала, сидя на коленях у своего менеджера. Пидор, подваливший ко мне, тоже посадил меня костлявой жопой на свои колени. Беспокойство терзало мою душу. Я все бросала призывные взгляды на Максима и боялась, что он будет плохо обо мне думать. Меня раздражал ентот сраный директор, который обвил меня своими клешнями и не давал бежать к своему Принцу. Этот неугомонный хуесос начал совать мне руки в штаны,но они были очень узкие и он обломался, зато до титек моих он добрался быстро. Мамаша в моей репе говорила, что нехорошо людей обижать, нужно быть девочкой давалкой и всем давать. Положение было ужасное: я сидела на коленях у урода, который мне не нравился, другой урод, который мне нравился сидел и дулся в сторонке, а я не могла преодолеть себя и послать на хуй прицепившегося ко мне как клеща Владимира. Мой ебарь наливал мне все больше и больше вина. Я косела и хмелела. Придурок уже пару раз таскал меня танцевать, обмацывая мой зад и облизывая мою шею, губы я упорно прятала от урода, надеясь, что принц Максим придет и заберет меня от него.

Раздался звонок в дверь. Лицо долбоеба Владимира помрачнело. Он поплелся открывать дверь, в квартиру залетела разъяренная девица. Бросив на меня испепеляющий ревнивый взгляд, она набросилась на Владимира.

– Опять блядуешь!– заорала она во всю глотку. Быстро вали домой. Каких-то блядей притаранил сюда. Нет! Я не могу здесь находиться. Я буду ждать тебя в машине.

И ревнивая дура выбежала, хлопнув дверью.

Пидор равнодушно пожал плечами, подошел ко мне и шепнул на ухо:

– Спать со мной будешь?

Я, ошизев от такой наглости, спросила:

– А как же жена?

– Да, если ты согласишься, я останусь здесь, а она пошла на фиг.

– Нет, я не могу с женатым мужчиной спать – это не хорошо. Хорошие девочки так не делают.

– Ну и дура,– выругался урод и поперся к выходу.

Тут меня начало чморить чувство вины и жалости к «бедному» пидору, которому я отказала. Сука мать завнушала меня своей программой девочки-давалки, она также вырабатывала методом долгих усилий, поощрений и наказаний, во мне чувство вины. Это происходило так, когда я приходила домой поздно или еще что-то делала не по правилам, установленным социумом, она долго и тягостно молчала, давя меня своим полем, затем я, не выдерживая напряжения, подходила к ней и начинала каяться во всех грехах.

Я как дура помчалась за ним, желая успокоить его прощальным поцелуем. Пидор посмотрел на меня как на дуру и вытерпел с трудом мой навязчивый поцелуй. С огорченной пачкой, сделав театрально-горестный жест рукой, Владимир ушел, хлопнув дверью. Я была в отчаянии, ведь из-за меня страдал человек. Меня приучили мои родаки чувствовать себя пупом земли, я считала, что все не свете происходит из-за меня и для меня. Эго мое было бескрайнее и очень сильное. Его я тоже получила в семейке. С детства все мамаши говорят своим выродкам: твоя мама, твой папа, твои бабушки, дедушки, а все остальные люди другого рода, они плохие – вот что звучит в подтексте. И ребенок учится разделять людей на своих и чужих, это и есть эго. Чистое, безгрешное создание учится стяжательству, ревности, когда видит что погань ревнует своего бомжа и его к каждому столбу. Рулон на одной из лекций вдалбливал великие знания в наши безмозглые репы. Но в то время я не знала о Рулоне и поэтому была тупая как сибирский валенок. Вернувшись в комнату я от стыда не могла поднять глаза на Максима, который мне так понравился.

– Как он мог так поступить,– горестно сказала я, сделав очередной театральный жест.

– Как поступить,– удивился Максим, подсаживаясь ко мне поближе и наливая полный стакан вина.

– Как он посмел не сказать, что у него есть жена, как он посмел так оскорбить мою пизду – ныла я, отваливая губу до пола, и обижаясь на весь мир. В то же время я выпендривалась перед понравившимся мне бомжом, кокетничать и флиртовать меня никто не учил, внимание людей я привлекала токмо нытьем.

В детстве, когда я ныла, погань со всех ног бросалась меня утешать, доставать из всех заначек пряники, шоколадки и конфеты.

Максиму было похуй кого ебать, пидорас просто искал себе дырку, чтоб обкончаться, он подвинул ко мне ближе вино и, налив себе, сказал пидорастическим голосом с намеком на сексуальность:

– Ну, за знакомство, за тебя!

Мне пришлось опрокинуть полный стакан вина, которое оказалось вовсе не вином, а клюквенной настойкой. Я чувствовала себя пьяной и понимала, что выпив еще я совершенно потеряю контроль. Но лысый урод все напирал со своими тостами. И не особо сильно сопротивляясь, я пила стакан за стаканом. После каждой дозы спиртного мы шли танцевать, тупо повторялась обычная схема соблазнения. Во время танца он шептал мне на ухо заученные любовные фразы, от которых нормального человека бы потянуло блевать. Мне эти слова были как бальзам на сердце, а может на пизду. Все просчитал мудон и слова и танцы. Не рассчитал токмо дозу алкоголя, которую он вливал в меня. От нее я рухнула на постель как труп, а заниматься некрофилией мудак не стал и завалился спать рядом, с другого бока от меня расположились мацающиеся Володя с Ленкой, благо кровать была широкая.

Часов в пять утра я проснулась, от того, что кто-то мацал мои прыщички, которые я почему-то называла бюстом.

Не въехав в расклад я включила ночник и увидела, что ко мне протянул свои пакли Владимир видимо во тьме, перепутал меня с Гай. Я возмущенно начала отбиваться от нахала. Эта возня разбудила Макса и тот защитил меня от разухарившегося Владимира, прикрикнув на того и прижав меня к себе.

– Он настоящий рыцарь,– думала я, расплываясь в его объятиях.

– Пашечка!– вдруг стукнула меня запоздалая мысль. Тело мое сразу одеревенело, рожа приняла выражение Зои Космодемьянской. Я отстранилась от урода и тем самым повергла его в шок. Его пипетка торчала колом, его дыхание участилось и ладони вспотели. Он попытался опять подвалить ко мне, но у него ничего не вышло я застыла в чувстве вины и долга перед любимым бомжом Пашечкой. Демонстративно я отвернулась спиной к Максу, ощущая, что иначе просто не выдержу.

Но Урод и не думал успокаиваться. Он замурлыкал любовные фразы и начал поглаживать мои титьки, я застонала и изогнулась от возбуждения. В моей тыкве в очередной раз началась война.

– Пашечка, мой любимый, я же не могу его предать?

– О, как приятно, мы же еще не трахаемся, значит я не изменяю. Так я говорила себе всегда, пытаясь оправдать свою похоть. Так я обманывала сама себя, даже и не думая соблюдать неприкосновенность своей пизды.

Пидорас протянул свои ковырялки к моей пизде и начал поглаживать ее, гормон начал впрыскиваться в мою кровь еще сильнее, я начала извиваться как змея, постепенно мысли о Пашечке начали покидать мою репу, но последняя мысль о нем хуем зацепилась за одну из извилин и не уходила. Мудило часа два трудился надо мной, я была вся возбужденная как кошка во время течки. Но мои тупые мозги оказались сильнее тела. Если б их направить на духовный рост, то я бы быстро стала развиваться.

Свой последний бастион я удержала – трусы так и не сняла. Утомившись Максим отвалился от меня спустя часа два.

– Какая она странная,– возбудилась, а не дает, нужно с энтим разобраться, все остальные бабы были от меня без ума, а эта как-то странно ведет себя.

Утром друзья поперлись на работу, пока мы спали, закрыв нас в квартире.

Еще несколько дней Максим пытался меня соблазнить, но безрезультатно. Мамка окончательно завнушала меня идеей, что мне нужен бомж бедный и урод, но чтоб любил, а богатый и красивый самец не для тебя, ведь ты не сможешь сделать его своей собственностью.

Так я вернулась к Пашечке, злясь и бесясь на него, что я ради него ушла от богатого Максима, а в душе я стремилась к силе. Да, Марианна бы в такую ситуацию не попала, т.к. она была самодостаточна и не тратила время и энергию на всякое гавно, а стремилась бы только к Богу.

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ
ИРКУТСКА В ПРОКОПЬЕВСК.
ТЕАТР ЖИЗНИ ГЛАЗАМИ АСТРОКАРАТЕКА

Поезд это театр. Просто пиздец! Столько увидишь, узнаешь! Самое главное мыслями и словами не сорить, а то вдруг сбудется. Еду я как – то из Иркутска в славный город Прокопьевск.

На коленях лежит еще тепленький, только недавно присланный из типографии, экземплярчик охуенной книги «Путь Дурака 5». Первый отходняк от только что прочитанного. Волосы еще пару минут никак не могу причесать, уложить нормально. Стоят дыбом и все тут. Без «Каты ярости» не обойтись. Выхожу в тамбур и начинаю беситься прыгая как Дон Кихот на ветряную мельницу на мамкину хуйню в моей башке. Бля, сука!!! Убью заразу! Сделала из меня морального урода! Тварь! Минут через двадцать, успокоившись, захожу в свое купе, как паровоз делаю Бхастрику, плавно переходящую в дыхание Телад Юкта, и погружаюсь в медитацию. Забыв обо всем, медитирую на проплывающие мимо моего отрешенного взора прекрасные пейзажи зимнего Прибайкалья. Через десять минут на экране всплывают панорамы заката. Солнца среди белоснежных вершин Саян. Прекрасные величественные вершины, подпирая низкое небо, окружают берега прекрасного отца Байкала. Стою на вершине огромной холодной скалы, испещренной тысячами трещин. Прохладный ветерок ласкает нежно волосы, лицо. Заходящее солнце – Световит, бросает свои прямые лучи на водную гладь, на вершины гор, окрашивая их в розовые, золотые, фиолетовые тона. Пурпурно-розовая дорожка по гребням волн, переливаясь и искрясь, пробегает по водной глади к снованию скалы где я стою, словно северное сияние приглашает в звездный путь к самому себе. Хочется расправить крылья, сделать шаг вперед и взлететь как птица. Боже мой! Какая красота. Поднимаю правую ногу, и внутренний диалог вырубается. Еще бы! Пропасть под ногами иногда возвращает к реальности. Всего какие-то 300-500 метров под тобой и солнечная дорожка к Богу по зеркальной глади живого Байкала. За окном проплывает лес, а перед глазами Святой Байкал. Возвращаюсь на грешную землю, пара секунд на адаптацию к новой обстановке. Ух ты! Чо я вижу! Полный цирк.

Одна дура, своей ебанутой заботой, чтобы скоротать время соседям, выложила какие-то газеты с голыми задницами, при этом краснея и оправдываясь, – ?Это я набрала их чтобы стол во время жрачки прикрывать. Все вежливо отказались. Напротив сидела молодая, зачуханная дурища и беспокойно поглядывала краем глаза на газетенку. Видя, что заботливая корова уснула, осторожно взяла и начала быстро листать газету, боясь, что кто-то увидит на что зырят ее озабоченные лупики. Прочитав, она ложит ее на место, небрежно бросая: – Ничего интересного!Нихрена себе, ничего интересного! Сама то и секунды просидеть не может после этого. Чо-то елозит по матрасу. Глаза то бегают из стороны в сторону, то ступорятся в одну точку. Видно шарики запрыгивают за ролики! Мамкина программа борется до последнего. Интересно чо будет дальше. Не проходит и десяти минут, она украдкой берет вторую газету.

– Урааа!!! – кричит что-то в моей голове. Мамкина ересь в ее башке дает сбой! Первый шаг к победе сделан! Пять минут ее глазки беспокойно бегают по страницам, иногда вспыхивая бесстыдным огнем. Но опять погань одержала верх и она с пренебрежением бросает раздраженно газету обратно. Поезд мчится вперед. Ту-тууууууу.

Тут же рядом сидит старая кочерга, из которой уже пыль сыпется. Недовольная рожа зырит по сторонам. Немой взгляд орет: к кому бы приебаться, на слезу пробить. Все заняты бессмысленностью. Им все похуй. Тут ее недовольные этим раскладом дел глазки падают на бедную газетенку. Та аж сжалась и с испугу зашелестела своими листочками.

– Во встряла! – наверное подумала она. Старуха хватает своими корявыми граблями газету и начинает читать! Беспределу все возрасты покорны! Постепенно ее пачка перекашивается от отвращения до неузнаваемости. Рожа становится как у заебанного бульдога. А глаза!!! Ебаный бабай! Какие глаза! Они горят как у голодной шлюхи! Они не могут оторваться от чтива и чем живее полыхает горячий озабоченный взор, тем больше ее пачка становится как у бульдога от отвращения.

– Ай да бабка, ай да сукина дочь. Классная, наверное, газетка, нужно бы на досуге прочитать, – слышу я в своей голове похотливый голосок. Дочитав с перекошенным лицом и горящими озабоченным интересом и памятью о загубленной юности глазами газету от корки до корки, старая дура с презрением бросает бедную газетенку обратно со словами:

– Всякую гадость пишут! Лишь бы деньги содрать! Старая, а мамкина херня до сих пор не отпускает. Вон аж дрожит вся. Кундалини наверно похуярила в голову. Постепенно, минут через двадцать она отошла и почапала в соседнее купе, наседая на свободные уши. Ну а чо, не простаивать же им. Ну, думаю, мать – сука сделала из меня зомби :

Наполеона внутри и тупого косячного чадоса в реальности.

– Ты меня не любишь! Пожелел бы мать, ведь я все для тебя делала!– услышал я жалобный голосочек внутри.

– Пошла нахуй, сука! Фак тебе в ухо!

– Но ведь ругаться же некультурно, нехорошо. Ругаются только плохие люди! А ведь ты у меня хороший! Вот и академию с красным дипломом закончил!!! Пиздела старая дура в мою башкень. А ведь в натуре из-за тебя сука за целых восемь лет я ни разу не произнес ни одного матерного слова! Даже в мыслях!!! Ебаная дура хотела чтобы я всю жизнь просидел под ее корявым вонючим крылышком, копал картошку, навоз за свиньями вывозил, пушечное мясо плодил для Родины! Хуй тебе за обе щеки. Бесиво опять долбануло в голову. Срочно нужно в тамбур, а то ведь мирное население вокруг, выпиздыши маленькие бегают. Вон у молодухи уже глаза испуганно начинают бегать по сторонам. Уже в тамбуре вновь начали всплывать картины счастливого детства. Моя первая драка с пацанами во дворе. Класс! Энергия фантаном била в мозги, замыкая коротким замыканием внутренний диалог, вырубая все предохранители. Рожа в крови. Подлетает как  добрая фея соседка, разнимает нас и нежно, чуть не отрывая ухо от головы отводит к мамаше. Злость кипит, негодование хлещет из всех щелей, желание отомстить горит в глазах. Ну, я тебе еще устрою! Мать увидела глаза хищника и чуть не обосралась. Началась нудная зомби обработка. Вместо того чтобы поддержать, приободрить, наставить на путь Истины, чтобы сын вырос сильным, удачливым, тварь взялась за воспитание сына.

– Злиться не хорошо! Так делают только плохие мальчики!

– Будешь плохо вести, отдадим грязным цыганам или сдадим в милицию!!!

– Ножом не ешь, а то злым будешь!

– На углу не садись, а то не женишься!

– Сладкое не ешь! А то зубы выпадут! Видишь, у меня уже почти все выпали!

– Будь как все! Не высовывайся, а то что подумают люди!

– Будь честным и безотказным!

– Хорошо учись, а то в институт не возьмут!

– Не балуйся, слушай учителей, маму, папу. ведь ты хороший у нас, особенный!

– Деньги . это зло! Лучше держись от них подальше и все будет хорошо!

– Слушай маму, ведь я уже прожила долгую жизнь и я желаю тебе только добра!!!

Блядь! Ебанная дура! Хуй тебе, больше не буду тебя слушать!!! Так что сука не пизди. Теперь я буду слушать только сильный голос Учителя!!! Буду ругаться, жрать немытыми руками, ножом, буду злым  и неуспокоенным. . в ярости хрипел я.

– Блядь, Сука заебанная дура! Никогда не буду выполнять твою зомби программу серой мыши.! –  зверело мое существо. Слюна обрызгала весь тамбур, разъедая металл.

– Теперь я буду как мой Учитель, буду просветлевать! Нахуй! Каждый день буду злиться, беситься освобождаться от этой ереси в моих мозгах!!! Буду осознавать себя, просыпаться вылазить из дерьма и с радостью преданно служить Учителю, Богу..!!!!!!!! После изнуряющей разминки, немного успокоившись, возвращаюсь в купе. Для отходняка решаю вновь вспомнить Восемь Ступеней Йоги Патанджали. Раскрываю «Мистерии Шамбалы» – «Астея» – не укради. Да, блин, как же наши ублюдки родители с огромным рвением учили нас обкрадывать себя. Вместо того, чтобы петь, танцевать, радоваться жизни, веселиться, драться и хулиганить, чтобы пробуждать внутреннюю силу, они, козлы, своей любовью и заботой учили, как обкрадывать себя: быть бедным, но гордым; делать хуже, но по своему; жалеть слабых, представляя себя на их месте, обкрадывая себя, ровняясь не на силу, а на слабость. Блин, а ведь это величайшее воровство. И подкопаться не к чему. И в суд за это не подашь! Улик-то нет! А ведь, небось, сидит эта тварь в своем свинарнике и думает, как же мне затянуть сыночка к себе в навозную кучу, чтобы в старости было кому поднести стакан мочи. Ебанная дура! Мои философствования прервал веселый звонкий, как перелив колокольчика, смех маленькой Насти. Двухлетняя девчушка по имени Настя сидела и созерцала панораму, проплывающую за окном. Во блин! Класс! Так созерцает, ну прямо медитация Будды. Рядом тупо сидит молодая мамаша, бессмысленно уставившись в одну точку. Вдруг за окном проплывает что-то такое огромное, красивое, необычное и веселое непонятно что, и это самое непонятно что  вызывает хронический приступ радостного, искренне веселого смеха.

– Во дает! Вот бы мне так радоваться научиться!– думаю я, настраиваясь на ее состояние. В душе сразу посветлело. Смотрю, мыши оживать стали. Глаза начали бегать по сторонам, ища новый источник впечатлений. Кто с недовольством посматривал на нарушителя забытья и умиротворенного погружения в вонючее дерьмо своих иллюзий, а кто-то также начинал искренне улыбаться, растягивая атрофированные мышцы в улыбку. Своим расфиксированным взором наблюдал как их ауры начали светлеть, искриться розовыми и голубыми переливами, в то время как у зачморенных мышей поле начинало еще больше корежиться, темнеть и сдуваться как использованный  гандон от зависти. Вот так, вместо того чтобы наполниться радостью, силой и здоровьем, придурки предпочитают, цепляясь за свое смердящее говно, оставаться гниющими изнутри своего болезненного
воображения живыми трупами.

– Ну и хуй с вами!– подумал я, созерцая золотую, как у святых мудрецов, еще не загаженную ауру ребенка. Вдруг ожила спящая с открытыми глазами, задроченная погань. Видя, что у ребенка повысился уровень энергии, она с раздражением начала свою, заученную еще в детстве, зомби-обработку маленькой негодницы своим визглявым идиотским голосочком, а то вдруг ребенок вырастет счастливее и радостнее, чем она! Ну нет! Не бывать этому! – ошарашенно думает пидораска.
– Успокойся, это не красиво! – начала она издалека. Эта тупая фраза вызывает новый взрыв хохота, что вызывает сбой зомби-программы в тупой тыкве мамаши. Ну нихрена себе! Вот тебе аммортизация астрального и ментального нападения в натуре! Постепенно полигон боевых действий стал расширяться, затрагивая постепенно каузальный план, а затем физический и все остальные.

– Кто так смеется, у того зубы выпадают! Вот видишь, у тебя уже два выпало! Будешь смеяться, все выпадут, и все над тобой будут смеяться! Поняла?– наезжала с разгорающимся раздражением сука, прикрывая любимой дочурке пасть своей немытой клешней, во имя ее же светлого и счастливого будущего.
Но и это не повод для грусти. Это еще больше подзадоривает Настю и она, вырываясь, еще громче начинает радоваться жизни и временным трудностям на
пути.

– Боже мой! Что подумают люди? – думает она, со страхом оглядываясь по сторонам.

И тут в потоке интуитивного озарения, захлынувшего в ее замурованное для света сердце, она берет и переводит энергию радости ребенка из Вишудха чакры в Муладхару, от души с остервенением нахлопав своему выкормышу по заднице. И все это во имя призрачного счастья, которое может быть будет когда-то завтра при капитализме, коммунизме в семейном светлом будущем рядом с принцем из местной канализации. Вот сука! Еле подавляю естественный позыв души набить дуре морду, вспоминая как поганая зомбировала мое просветленное младенческое сознание:

– Не ешь сладкого, а то зубы выпадут! Пиздела сука постоянно, когда я жрал конфеты, пироженое и мороженное. Спасибо, дорогая мамочка, уже пять выпало и еще один на подходе. Хотя сладкого уже и не жру, а зубы продолжают крошиться. Наверно по привычке.

Глава 7

МУДРОСТЬ СТАРОГО ШАМАНА

ЛУКОМОРЬЕ

Лежа в гробу, Рул почуял, что он начал двигаться. Вокруг послышался плеск и журчание воды. Вскоре он понял, что плывет, плывет по водам реки жизни. Он вспомнил, как Святогор рассказывал, что есть мир Прави, из которого приходят души потомков в наш мир Яви. И эта же река уносит нас в нижний мир Нави, в страну предков. Все мы плывем по этой реке времени из будущего в настоящее, из настоящего в прошлое.

Вдруг гроб ударился обо что-то и Рул вывалился из него, обнаружив себя в долине реки смерти. Вокруг него росли сухие деревья без листьев и коры. Они были такие ветхие, что того и гляди могли упасть. На вершине одного из них сидела птица Див и кричала что-то потусторонним голосом. Неподалеку от берега стоял город из изб, которые возвышались на столбах. Избы были без окон и дверей. Вокруг них плыли, как в забытьи, тени людей, которые сливались с царящим здесь полумраком. Тени стали двигаться к нему. И вскоре он увидел среди них своего отца. Отец тоже узнал его.

– Как ты тут живешь, пай? – спросил его, удивленный встречей Рулон. – Мучают тебя тут черти, пытают тебя на сковородках за грехи?

– Нет, сын, – ответил он, – это глупость, выдумки попов, не верь им. Они выдумали это, чтоб запугать народ и держать его в рабстве религии. Но нигде в Библии не написано ни о каких пытках. Это вымысел более поздний. Грех же только в том, что я не понимал, что моя жизнь была просто сном, мыслями о прошлом и будущем… вечно исчезающим мигом настоящего.

– А теперь как ты живешь, что делаешь после смерти? – спросил его сын.

– Я просто нахожусь в сновидении. Я вижу разные сны. Раньше я думал, что сновидение это так, ерунда, а теперь я знаю, что это подлинная жизнь, а обычная жизнь лишь неполноценный сон. Во сне мне никогда не бывает скучно, там всегда все новое, а жизнь же людей, пока они еще на земле, сера и скучна, и однообразна. Но нет ничего слаще сна, пойми это, сын.

Тут к берегу причалил и раскололся еще один гроб. Из него вышла девушка в подвенечном платье, и Рул понял, что она умерла молодой, еще до брака. И ее положили в гроб в фате, чтоб здесь в преисподней она нашла жениха и заключила брак. К девушке подошли тени. Среди них были ее умершие родственники. Они повели ее в город мертвых. Рядом, задом наперед, ехали телеги с квадратными колесами.

Вскоре Рул оказался в доме отца. Там были еще другие его родственники. Вокруг были испорченные сломанные предметы: тарелки с дырками на дне, стол на двух ножках, половинка ложки.

– Долго ли вы будете жить здесь? – спросил Рул отца.

– Мы будем здесь, пока не истлеет о нас память на Земле.

– А что же потом? – спросил сын.

– А затем мы отправляемся в вечность по звездной реке, млечному пути и, находясь там, безвременно попадаем оттуда в будущее, чтоб вновь воплотиться на земле. Ведь каждый человек воплощается из будущего, перенося его с собой в настоящее. И перенеся все, что ему полагалось, исчезает в прошлое.

– Что же такое будущее? Заинтересовался Рул.

– Оно, как и прошлое тоже сон. А вечность – это сон без сновидений. Вскоре настанет и твой черед умереть, – сказал отец. – Тогда я приду к тебе во сне и позову тебя, и ты все узнаешь сам.

Тут Рул вспомнил, как однажды они ехали с Алтай Камом по тайге. Выехав из чащобы, они оказались на поляне, залитой светом. Алтай Кам лыжной палкой нарисовал на снегу лук со стрелой и натянутой тетивой.

– Это лук Тенгри Хана, – пояснил он и нарисовал его, натягивающим тетиву.

– Он целится в свою жену, богиню Земли Умай. Этой стрелой он оплодотворяет ее, а стрела есть душа, в которой жизнь. Оперенье ее – душа Айы, наконечник – душа Кут, древко – души Бось, Тесь и Сюр. Умай же дает человеку и любому существу физическое тело, поэтому Тенгри – Бог вечности, лучник, а Умай – мишень. С двух сторон лук его держат: справа – Ульгень, а слева – Эрлик, который тоже участвует в зарождении человека. После смерти же все эти души разлетаются к своим создателям. Смерть ломает стрелу, как в русских сказках Иван иглу в коей жизнь кощея. Айы восходит к Тенгри, Бось птицей летит к Ульгеню, Тесь рыбой плывет к Эрлику, Сюр облачным очертанием человека воспаряет к тому Богу, который послал его на Землю со своим предназначением. Ведь каждый имеет предназначение служить на земле Эрлику или Ульгеню, Тенгри или Умай, Дзаяну или Яйыку. Кут же оленем отправляется к потомкам твоего рода. И первенец или тот, кто сильнее, получает Кут умершего предка.

Рулон задумался о новом открывшемся ему знании о душах. Алтай Кам же поехал дальше в тайгу, Рулон поехал за ним. Вечером, когда они после охоты вернулись в чум, Алтай Кам показал ему бубен. Он повернул его внутренней стороной к Рулону.

– Вот, видишь, – сказал он, – бубен – это и есть лук Тенгри, его копия. Конечно, сам бубен – это лук, а вот тетива, – указал он на сухожилие, протянутое и соединяющее правую и левую стороны бубна, – а вот стрела, – указал он на рукоятку, соединяющую верх и низ бубна. Правда рукоятка выглядела в виде человечка – хозяина бубна.

– Почему это человечек, а не стрела, – спросил Рулон.

– Потому что стрела – это и есть существо, в данном случае человек, имеющий все эти души. Древние говорили еще, что эта стрела есть фаллос Тенгри, коим он оплодотворяет Умай. Вот как много символов одного явления, – рассмеялся старик. – А вот и карта мира, нарисованная на внутренней части мира, которая изображает все, что мы с тобой говорили.

Внизу была нарисована река, по которой плыла лодка.

– Это река жизни, – пояснил старик. – А лодка – человек, движущийся по реке от будущего в прошлое.

Сверху был изображен из звезд млечный путь.

– Это небесная река, по коей человек после смерти движется от прошлого через вечность в будущее.

Слева была Луна, мир Эрлика, преисподняя, а справа – солнце, мир Ульгеня, мир будущего. Шаман пояснил.

– Не у всех людей их души развиваются одинаково, – продолжил он, взглянув как пляшут в очаге языки пламени, а затем внимательно взглянул на Рулона.

– Есть люди, оставляющие о себе память и память о них надолго переживает их самих или сам человек в своем уме только и делает, что живет вчерашним днем. Такой развивает душу Тесь, которая после смерти долго живет в мире Эрлика, однако есть люди, идеи которых переживают их и воплощается только через сто или даже больше лет они все направлены в будущее, полны планов, проектов и мечтаний. У таких долго живет душа Бось, отправляясь в посмертии в мир Ульгеня.

Есть и шаманы, которые камлают, летают в своем двойнике во сне и наяву. Они развивают душу Сюр и после смерти она долго живет у Бога, пославшего его на Землю. Часто такие шаманы появляются на Земле или в снах людей и после своей физической смерти в виде вихря, вращающегося против часовой стрелки. Они мчатся по Земле и творят на ней свои дела. Люди силы, которые свершают большие дела, имеют сильную душу Кут. Эта душа может питать остальные, но может и многое делать в этой жизни. Она остается в делах и предметах этого человека, и такие принадлежащие ему вещи могут стать предметами силы. Через такие вещи другой человек может получать силу, его души Кут. Люди же, которые видят, что жизнь мимолетна, что все, что появляется из мира сна, в тот же миг снова становится сном (воспоминанием), которые бодрствуют в своих сновидениях, помнят себя во сне, развивают душу Айы и идут после смерти в мир Тенгри. Там шаманы живут уже вечно, потому что навсегда отделили свою душу Айы от сна внешнего. На этом старик замолк.

Он сел у огня, взял хомуз и стал наигрывать на нем какую-то мелодию, казалось, что в ней звучали разные его души. Рулон сидел у огня, рассматривая рисунок на бубне и размышляя о путях душ. Он ему напомнил три пути из русских сказок. Теперь он знал, что левый путь идет в прошлое, правый – в будущее, а прямой – в вечность.

Через окоподобную душу Айы три эти пути также связаны с сестрами: одноглазкой, сестрой нижнего мира Нави и двуглазкой, сестрой из мира Яви и трехглазкой сестрой Прави.

Попрощавшись с отцом и родственниками, Рул опять пошел к реке жизни, чтоб плыть на своем гробу-ковчеге дальше в мир вечности – Слави.

Когда он подошел к реке, то увидел, как безобразный старик со старухой направлялись против течения реки в земной мир – это были Мор и Мара. Они шли, чтоб насылать несчастья, горе, болезни, смерть на живущих. Они шли приближать их к старости, забирать в мир Нави тех, чей срок подошел. Но были на земле люди, которых щадили Мор и Мара, и умертвляли медленнее и незаметнее чем других, и даже оставляли некоторым часть добра, набранного на Земле и уносимого ими в преисподнюю. Это были, прежде всего, колдуны и служители Мора и Мары, а также те люди, которые случайно сталкивались с их делом и участвовали в нем: могильщики, омывающие мертвых, плакальщицы и другие. Любили они и тех, кто создавал смерть или ее орудия, им тоже покровительствовали Мор и Мара. На своем гробу, как на челне, поплыл Рул в вечность, теперь уж по звездной реке – Млечному пути. Вскоре все исчезло, и он, и гроб, и река. Так он осознал, что прибыл в вечность. Была только пустота и свет, пустота и покой.

Неизвестно сколько прошло времени, то ли миг, то ли столетие, но Рул снова появился на свет вместе со своим гробом. Теперь он оказался в вечно созидающей стране будущего Прави, которая ему напомнила описание рая. Здесь было ясное небо и неугасимое солнце. Всюду росли растения и цветы, не увядая. Прекрасные цветы! Откуда-то доносилась чарующая музыка. Рул подошел к стоящему рядом дворцу, зайдя внутрь него, он увидел небесных существ, не то Богов, не то их помощников-ангелов, которые трудились над изготовлением новых видов бабочек, птиц и цветов.

– Дак, вот кто создает все это, – удивился Рулон.

– Да, ты видишь великую лабораторию природы, поведал ему голос, – доносившийся ниоткуда, – именно здесь создаются проекты новых видов растений, зверей и людей, которые затем воплощаются на земле, принося с собой новое будущее.

Зайдя в другой дворец, он увидел как в нем изготавливают будущие умы разных новых Энштейнов, Эддисонов, Бетховиных, Пушкиных, которые, воплотившись в мире яви, будут способны уловить то знание, что будут им передавать из мира Прави и принесут на Землю новое будущее.

Рулон заинтересовался из чего же состоит человек. Мистический голос пояснил:

– Человек есть храм и состоит он из четырех частей, подобно самому строению храма. Левая его часть – женская, это разум, передняя часть – его личность, то, что пришло в него извне и то, что он показывает другим. Задняя часть его – это сущность, то, что он есть сам по себе. Но эта сущность проявляется в нем только в экстремальных условиях, где-нибудь в лесу, в тюрьме или на войне. Добраться до своей сущности – основная цель жизни каждого человека. Только тогда он поймет, кто он есть. Путь к святая святых, сущности храма, лежит через три прихода храма: через чувства, ум и через личность – центральный приход, над которым стоит колокольня, чтобы зазывать личности в храм. В левом приходе храма изображаются сцены адских мучений и стоит гроб Господень. Это все показывает, куда могут нас завести чувства. И это влияет на них, чтобы они вразумились страхом Божьим, – вещал Рулону голос.

Тут Рулон вспомнил, что Алтай Кам рассказывал ему подобную же картину. Есть мировая гора.

Как-то раз, начал он свой разговор, когда они шли по лесу и увидели вдалеке очертания Белухи. – На горе той стоит великое дерево от земли до неба (Мировое дерево). Из-под дерева того на четыре стороны света текут четыре реки и все они впадают в океан хаоса смерти. Эти четыре реки суть четыре жизни в мире и человеке – ума, чувств, воображения и ощущения. Гора же суть тела человека.

Пришло время и Рул отчалил из мира вечного будущего в своем гробу-лодке, двигаясь в нем в бренное настоящее.

Вскоре он снова осознал себя, лежащим все в том же гробу, в котором его похоронил Святогор, для этой великой мистерии путешествия во времени и переживания своей смерти. Лежа там, он вдруг вспомнил идола Сварога, которого ему показывал Святогор. И ему вдруг все стало ясно. Голова идола была Сварогом, миром вечного – Славью, его туловище было разделено на три части: верхнюю, нижнюю и среднюю. Они соответствовали миру будущего, прошлого и настоящего. Идол имел четырехгранную форму. Каждая грань его показывала четыре части верхнего, нижнего и среднего миров – их чувства, разум, личность и сущность. Всего было двенадцать частей, как в гороскопе. Теперь Рулон знал, что значит это число.

На поляне сидели птицы. Он залег в траву и стал подкрадываться к ним, готовясь внезапно напасть из своей засады. Вдруг он вспомнил, что недавно был человеком, а теперь стал котом. Тут-то ему и открылась вся суть древнего ритуала оборотничества, когда ты превращаешься в свой тотем, становишься им.

ДУХ СИБИРИ

Подпрыгивая на ухабах, уазик мчался на юг по грязным, заброшенным дорогам Алтая. Недавно был дождь, и земля была сырой, кое-где виднелись большие мутные лужи, в любой из которых, можно было надолго застрять. Но вот и маленькое поселение, дальше дороги нет. Теперь нужно брать лошадей и ехать верхом. Рулон вышел из машины и осмотрел окрестности. Маленькую деревушку алтайцев окружали огромные сосны. Вдалеке виднелись величественные Алтайские горы, самая высокая из них, вершина которой всегда покрыта снегом, называлась Белуха. Где-то там находится таинственное Беловодье, к которому были направлены помыслы мистиков всего мира, откуда приходит в наш мир свет великого знания.

Он взял лошадей и проводника Сапыра, который с неохотой взялся провести его к оленеводческому поселению, где по словам Алтай-Кама должен был еще жить Кайги Аржан. Кайги – значит сказитель, хранитель древних легенд. Но Аржан хранил не только древнее предания своего народа, он был так же и хранителем заветного пути к Беловодью, которое находилось где-то неподалеку от его поселения.

Проехав на лошадях по бездорожью и буреломам высокогорной тайги, Сапыр вывел Рулона на каменистую долину предгорий, покрытых скудной растительностью. Вдалеке на верху горного склона стояла одинокая юрта.

– Дальше я не пойду, – сказал он, – ты сам тут дойдешь. Вон оно жилище Аржана. Рулон слез с коня, отдал поводья Сапыру и, взяв свою нехитрую поклажу, пошел к чадыру. Сапыр уехал, Рул не думал, как он вернется назад и вернется ли.

– Если идешь в Беловодье, – наставлял его Алтай-Кам, – не думай о возращении, это путь в одну сторону. Если же ты думаешь вернуться, то тогда ты не весь идешь туда, а значит, и не дойдешь. В Беловодье может дойти только тот, кто идет туда целиком, идет навсегда, не оглядываясь, как в последний путь. Он шел, поднимаясь, все выше по склону. Впереди теперь все отчетливее виднелись заснеженные горные выси Белухи, от которых отходил искрящийся свет лучей, отраженных от снега свет беловодья. Подняв полог юрты, Рулон зашел в чадыр. С правой стороны от горевшего очага он увидел старика с большой седой бородой, одетого в национальный алтайский халат шамана, который сидел, скрестив ноги, и смотрел на огонь. Слева находились две молодые алтайские девушки, по-видимому, его родственницы, так же одетые в национальные халаты с причудливым орнаментом. Их черные волосы были сплетены в тугие косы, доходящие им до пояса.

– Мир вам, – сказал Рулон, заходя в чадыр. Я Рыбья Кость, меня послал к вам Алтай Кам.

– Да мы давно уже тебя тут ждем, проходи, садись, – произнес старик. Он показал рукой Рулону место недалеко от себя.

– Я Аржан, а это две мои младшие дочери Карбуста и Катия. Так мы тут и живем втроем, пасем оленей, а ты вижу, в Беловодье собрался.

– А откуда Вы знаете, – поинтересовался Рулон.

– Я все знаю, – ответил, посмеиваясь, старик.

– Вот беру, свой камыс, играю и знание приходит ко мне. С этими словами он вынул из чехла небольшой древний инструмент, срощенный из нескольких пластинок.

– А как же можно что-то знать, играя на камысе? – спросил Рулон.

– Как, как? Прежде всего, нужно знать, что ты хочешь узнать, а затем, имея это стремление, берешь камыс, играешь, импровизируешь, пока не получиться, какая– то новая мелодия. Войдешь в нее, вчувствуешься и вот тебе уже начинает открываться то, что ты хочешь узнать, просто приходит к тебе в ответ на твое стремление. Только нельзя торопиться, опережать ответ своими умозаключениями. Нужно ждать , как охотник ждет дичь, и тогда она приходит и ты все знаешь.

– Да интересно, – восхитился Рулон.

– Ничего, скоро ты и сам поймешь, как все это происходит.

Тем временем девушки приготовили нехитрую еду и, подав ее Рулону, пригласили его к трапепезе. Ели молча. После чая, когда вся провизия была убрана, старик сказал : «Сейчас я передам тебе Великое знание Беловодья, но перед этим сходи к источнику.

Рулон взял свой баул, в котором он привез сюда свою шаманскую аммуницию и в сопровождении девушек вышел из чадыра наружу.

Был вечер, стемнело, и на небе появились звезды. Его провели к роднику, дав ему деревянный ковшик и какую-то ткань, служащую видимо полотенцем. Свершив омовение и облачившись в шаманский манжак: сапоги и шапку, он вновь вернулся в юрту. Зайдя туда, он увидел там старика, сидевшего напротив входа. В руках у него была толшура, национальный струнный инструмент. Слева сидели девушки. Он же сел на свое место справа. Огонь горел уже более тускло и в чадыре стоял полумрак, в котором все окружающее приняло таинственное очертание. Старик заиграл и запел что-то по – алтайски горловым пением. Его низкий раскатистый голос проникал в самое существо Рулона. Девушки ему подпевали какими-то глухими неземными голосами. Сперва Рулон не понимал, о чем они поют, но вскоре он как бы вошел в пространство песни и перед ним стали появляться сперва смутные, а потом и более отчетливые образы того, о чем пел ему старый кайги.

Юрта исчезла, исчезло все окружающее, и только древняя легенда предстала пред ним как живая. Изначально сущий Великий Бог Тенгри беспричинно в очередной раз создал Вселенную. Чтобы создать ее он разделил себя на мужчину и женщину. Мужчиной был Тенгри, а женщиной – его жена Умай. И остался Тенгри обитать в своей обители мира сна (без сновидений), а Умай в мире сновидений, из которого возник плотный мир тяжелых снов (физический мир). Умай от Тенгри, родила двух сыновей: старшего Эрлика и младшего Ульгеня, которые жили в мире сновидения – Эрлик в том, что называлось прошлым, Ульгень в том, что стало называться будущим. Умай же, была в настоящем и правила в мире природы, в мире плотного сна. На этом Тенгри отошел на покой и начал созерцать то, что он сотворил, а Ульгень начал все создавать дальше в мире сновидения. Многое, что он там создавал вскоре появлялось в плотном мире, где его творения хранила Умай, но его брат Эрлик разрушал и забирал к себе, то что было им создано, чтоб плотный мир не перенасытился твореньями и было в нем место для того, что снова создавал Ульгень. Создав мир, все Боги вместе создали живых существ: кристаллы, деревья, зверей, людей и Духов. И каждый из богов наделил их своей душой. Тенгри дал им душу Айы или еще ее называют Суна. Ульгень дал душу Бось, которую еще называют Джал Салнын. Эрлик душу Тесь или Узут, Умай – душу Кут. Но чтобы эти существа служили какому-либо одному из богов, Боги их разделили, наделив каждого из них душой Сюр, которую давал один из них существу, и это существо таким образом получало предназначение служить одному из Богов. И так человек имеет пять душ, каждая из которых развивается в его жизни. Но когда подходит срок смерти, связь между душами ослабевает, и они разлетаются к тем Богам, которые послали их вначале. Когда ослабевает Кут, то души отлетают от физического тела. Через три дня после смерти они перестают находиться возле этого мертвого тела и блуждают по земле. Через 40 дней нарушается связь с Кут, и души разлетаются. Кут остается на земле и идет к потомкам или единомышленникам человека, обычно к самому сильному из них. Джал Салнын или Бось идет к Ульгеню, а Тесь, Айы и Сюр к Эрлику, в мир мертвых, становясь там Джамал Кормесь – Духом – предком. Когда изглаживается память о человеке на земле, он вновь умирает в нижнем мире, его Тесь (Узут) остается там навечно и становится тенью, памятью. Сюр отправляется к тому Богу, который послал её, а Айы идет к Тенгри в вечность. Но через какое-то время Айы (Суна) вновь умирает в мире Тенгри и спускается в мир Ульгеня и соединяется со старым Бось (Джал Салнын), в которой остаются прежние устремления человека. Один из Богов или их младших Духов дает вновь ему Сюр. Часто это бывает Сюр того же самого Бога, и когда Сюр созревает в гнезде мирового дерева, взращенный Духом помощником Бога, которого называют мать зверь, эти души снова попадают на землю. Умирая в мире Ульгеня и рождаясь в мире Умай, воплощаются в младенца, который получает Кут от родни. Постепенно у него формируется новая Тесь узут, то есть память, а старую память он оставил в мире Эрлика, поэтому ничего и не помнит о прошлой жизни. Редкие люди с сильной Бось, родомыслы человечества, много думающие о будущем, строящие творческие планы и проекты после смерти попадают в мир Ульгеня с душами Айы, Бось и Сюр, их называют Аруу Кормесь. Оттуда они воплощаются в мир Умай, когда приходит их срок. И самые великие и редкие существа, понявшие тщетность скитания по реке времени, решают никогда более не рождаться, они пробуждаются и в душе Айы Суна навсегда остаются в мире Тенгри, сами становятся им, то есть сами становятся Тенгри.

Не помня, как Рулон погрузился в сон без сновидений.

– Зачем я здесь? – возник в нем немой вопрос.

– Чтоб твоя Айы наполнилась сознанием Тенгри, иначе она не сможет жить, – внезапно пришло к нему понимание. Через некоторое время он уже видел сновидение, плавая в ярких картинках сна.

– Зачем я здесь? – подумал он.

Внезапно из голубого тумана появился большой серый шар с огромным ртом. Его глаза болтались на ремнях. Он произнес:

– Ты здесь, чтоб твои души Сюр, Тесь и Бось наполнились энергией этого мира, иначе они не смогут быть в физическом мире долго. Ты каждую ночь путешествуешь по всем мирам, и твои души питаются присущей им субстанцией, как кит, набирая воздух на поверхности океана для нового погружения. Шар снова растворился в голубой дымке, а он проснулся или ему это только показалось.

– Рядом с ним лежали две дочери Аржана, они ласкались к нему снимая с него одежду.

– Что вы делаете? – удивленно спросил Рулон.

– Ты должен познать нас, чтобы в тебя вошел Кут рода Аржана, – ответили они.

– А где он сам, – спросил Рулон.

– Он уже ушел.

В чадыре было жарко, как в бане, сильно пахло какой-то травой. Рулон высвободился от одежды и сидел, не зная, что делать. Рядом, распустив свои черные волосы, с ним сидели прижимаясь к нему две алтайки. Внезапно он почувствовал. Как какая-то сила входит в него. Его нерешительность куда-то делась, в него вошло какое-то другое существо и начало действовать его телом. Он опрокинул Карбусту на сено, она мягко поддалась ему. Его член встал и налился невиданной силой. Он начал со страстью целовать ее тело, она развела ножки, и он начал вводить ей свой корень, но это не получалось. И он понял, что она еще девственница. Огонь страсти разгорался, он напирал все сильней и сильней, и вот плева подалась, и его фаллос полностью вошел в ее лоно. Внезапно он снова ощутил себя могучим быком, каким он был когда его посвящала Умай на свежевспаханном поле. Какая-то сила стала входить в него из лона Карбусты и разливаться по всему его телу. Он активно двигал стволом в теле девушки, крепко зажимая ее в своих объятиях. Но вот возбуждение в нем начало приближаться к пределу, и он вынул из нее свой корень. Сев на колени, он повернулся к Катуи, которая призывно глядела на него, томясь от желания. Нерешительно он приблизился к ней и вдруг вновь ощутил в себе действие какого-то существа, которое стремительно повлекло его к ней. Он обнял ее и, страстно целуя ее нежное тело и пухлые губки, повалил ее на спину. Его корень жадно искал ее лоно между раздвинутых ножек и страстно впился в него, желая овладеть ее телом. Катуя тоже оказалась девственницей, ее плева медленно растягивалась при каждом новом натиске Рулона. Бык в нем ревел и метался, жаждуя овладеть ею целиком. Но вот плева поддалась и он ввел ей член до самой матки. Девушка выгнулась и сладостно застонала. Рулон, тяжело дыша, бешено двигал в ней своей разгоряченной плотью. Снова возбуждение стало подходить к своему пределу. Он вынул корень и сел на колени рядом с ними. Он ощутил, как сила девушек наполнила его. Взяв их за шеи, он лег привлекая их к себе. Они прижимались к нему, лаская его тело. Рулон направил их головки ближе к своему фаллосу, и они по очереди облизывали и сосали его, целуя его ноги и низ живота, лаская своими руками его тело. Сухие ручейки их волос рассыпались по нему нежными струйками. Все они втроем дрожали от возбуждения. Понемногу страсть начала утихать, и они уснули все, втроем, плотно прижавшись друг к другу.

Проснувшись утром, Рулон увидел, что девушки уже оделись и разводили очаг. Их волосы были теперь заплетены в две косы, как у замужних женщин, свисая по обе стороны их тела.

Рулон встал и стал одеваться. Катуя подошла и взяла сено, на котором они провели ночь. На этом сене остались еще следы их девственной крови. Произнеся какое-то заклинание, они бросили его в огонь, который ярко запылал, озаряя всю юрту.

– Пусть эта кровь будет жертвой тебе, Дух огня. Прими нашу кровь в жертву, – шептали они. Вскоре в чадыр вернулся Аржан. Рулону было неудобно перед ним за то, что было ночью, но он, казалось, нисколько не был этим смущен.

– Не думай ни о чем, – сказал он, обращаясь к Рулону. Все это человеческие условности, как и что должно быть, и у всех народов они свои. Главное же – следовать не условностям, а тому, что велят делать Духи, тогда всегда поступишь верно.

– И что, это велели Духи? – удивленно спросил Рул.

– А как же ты думал? Ведь ты сюда пришел исполнить их волю. Это моя территория, – сказал старик, и чтоб Дух ее принял тебя, нам нужно было породниться, вот хотя бы и таким способом. Теперь твой Кут стал похож на наш, и Дух примет тебя.

Молча позавтракав, Рулон со стариком отправились на оленях к Беловодью. Рулону было непривычно сидеть на спине маленького оленя, рога которого возвышались над его головой.

– Где же находится Беловодье? В нашем физическом мире или оно где-то в других измерениях? – спросил Рул.

– В нашем мире есть только места, через которые можно попасть в Беловодье. Это священные места, которые близко соприкасаются с верхним небом мира сновидений. Само же Беловодье не здесь, оно в мире сновидения, в мире Ульгеня. В нашем мире есть одна земля и одно небо. В мире сновидения же есть много небес и земель. Кто-то находит их семь, кто-то – десять, кто-то 49 или 108. Эти небеса словно сферы окружают землю на самом верхнем из них, каждый в своем направлении. Сидят Боги Ульгень, Умай, Эрлик, а на промежуточных небесах вплоть до нашей земли живут их дети, их Духи – помощники. Чем ближе к земле, тем слабее и многочисленнее эти Духи. И вот на самом верхнем небе, в стороне Ульгеня, расположено Беловодье – мир абсолютного будущего, из которого происходит все, что есть, было и будет на Земле и на небесах. Но добраться туда не просто. Войти туда можно только через специальные места и в определенное время. Войти может лишь тот, кто чист как дитя и не отягощен грузом прошлого.

Олени взбирались по крутому подъему, все ближе приближая путников к белоснежной вершине Белухи. Рулону вспомнилось Новосибирское предверие Ашрама, где он учился у Шри Джнан Аватара Муни. На одном из занятий, которые он вел в городе по поручению Гуру, он встретил молодую женщину, которую звали Ольга Харитиди. Она интересовалась вопросами сибирского шаманизма и Беловодья. Почерпнув в Ашраме Гуру много информации на эту тему и пройдя посвящение, на котором Гуру поручил ей подготовить почву для распространения знания, идущего из России, за рубежом и особенно в США. Познакомившись с Рулоном и обретя в его лице наставника в вопросе шаманизма и тантры, она рассказала ему, что недавно она сама побывала на Алтае. А затем и в институте ядерной физики, в лаборатории Казначеева, где под руководством некоего Дмитриева она с помощью зеркальной трубы входила в контакт с древней цивилизацией, ранее населявшей пространства Сибири. Ольга предложила Рулону самому попробовать возможности этой зеркальной трубы для полетов во времени.

В назначенный день они поехали в Академгородок, где располагалась эта лаборатория. На вахте их встретил Дмитриев и с большой важностью провел в изолированный кабинет, где и располагалась эта труба. Рулон залез в нее и начал настраиваться на Беловодье с вопросом, как ему придти туда. Однако, настраиваться в этой трубе было значительно труднее, чем на знакомых ему священных местах. Видимо само место лаборатории было не очень то чистым. Это ведь все же была не тайга, а институт, причем с работающим в нем ускорителем частиц и другими радиоактивными приборами вредными для здоровья.

Все же ему удалось настроиться, и он увидел всадника на белом коне, который ответил ему:

– Ты должен проникнуть в древнюю традицию должен быть посвящен, тогда этот путь откроется тебе, иначе это будет поверхностное знание, которое ничего не стоит и не может тебе помочь.

– Что же я должен делать? – спросил Рул.

– Прийти на Алтай, стать шаманом, – был дан ему ответ. Вместе с этим образ растворился. Выйдя из трубы, он встретил испытующий взгляд Дмитриева.

– Ну, что записали контакт?

– Нет, – ответил Рулон, – я и так все запомнил.

– И как вам наша труба?

– Труба, искусственная пирамида, хрустальный шар – это конечно, неплохие способы для контактерства, – ответил Рулон, – но сейчас я узнал, что для того, чтоб что-то узнать по– настоящему, нужно проникнуть в традицию, жить ею, стать посвященным, стать шаманом, только тогда подлинные тайны будут открыты. Если же вы живете одним, скажем, наукой, физикой, а пытаетесь постичь другое, шаманизм, например, то у вас это выйдет не лучше, чем ребенку, играющему в солдатики узнать, что такое служить в армии.

– И что же вы предлагаете? – надменно спросил он.

– Лично я, – ответил Рулон, – поеду на Алтай обретать шаманское призвание, ну, а вам остается ваша труба, так как я вижу, что изменить свою жизнь вам сейчас не возможно.

– М-да, – ответил Дмитриев, – вот и контакт вышел, – развел он руками. Рулон с Ольгой вышли из института и направились обратно в город. Вскоре он познакомился и с ее мужем Александром Харитиди. Они собрались тоже на Алтай, в Казахстан, Узбекистан.

– Это хорошо, – сказал им Рул, – что вы стремитесь к знанию, но пока что вы остаетесь просто Духовными туристами, и подлинные тайны вам не будут раскрыты, если вы не погрузитесь глубже в культуру народа, сами не станете жрицами культа, шаманами кайчи и т.п.

– Да, это сложно, ведь у нас семья, маленький ребенок, – вздохнул Александр.

– Но ничего, – ободрил их Рулон, вы подготавливаете людей за рубежом, а я, если будет на то воля Духов, принесу миру Великое знание Беловодья, может и посвящу в Великие тайны избранных, открытых сердцем, ищущих людей.

Рулон рассказал эту историю Аржану. Старик внимательно выслушал его и рассмеялся.

– Да, много сейчас контактеров, но без священных мест войти в Беловодье нельзя. Незаметно за разговором они приблизились к горной реке.

– Дальше не пройдешь, придется идти пешком. Спешившись, они побрели по узкой еле заметной горной тропе, извивающейся над стремительным горным потоком. Через несколько часов, когда уже солнце клонилось к закату они вышли к небольшому горному озерцу, рядом с которым был вход в пещеру.

– Вот он вход в Беловодье, дальше тебе придется идти самому, но идти не в физическом теле, а в теле сна, в душе Сюр. Рулон вспоминал, как Алтай Кам объяснял ему, что такое Сюр.

– Сюр, – говорил он, – это то тело в котором ты действуешь во сне, когда твое физическое тело просто лежит, однако ты ходишь, летаешь и делаешь другие дела, как бы еще в каком-то теле. Это и есть Сюр или точнее его называют Жула. Сюром же его называют, когда оно в виде призрака появляется в нашем физическом мире. Этот призрак можно видеть на кладбище или еще в разных местах, пещерах, старинных замках.

– Как же овладеть мне этим телом? – спросил Рулон.

– Для этого, Рыбья Кость, попробуй следующее, – ответил Алтай Кам. – Представь хорошо известную тебе комнату, ощути себя в ней. Рул вспомнил свою квартиру, представляя ее откуда-то сверху.

– Нет, – остановил его старик, – сейчас ты видишь ее из души Тесь, как бы со стороны, с высоты птичьего полета, а тебе нужно ощутить себя в ней телесно, ходить, осматривать, все так, как ты делал это обычно, когда жил там.

Рул прошелся по комнате, хотя его физическое тело сидело в юрте. Он как бы еще в одном теле сейчас ходил по квартире.

– Молодец, теперь у тебя получается. Вот твоя Жула, ощути ее. Рулон обратил внимание на свое тело, в котором он ходил по комнате. Все, что он видел напоминало ему то, как он обычно видел сон.

– Да, да, – подтвердил старик, – ты сейчас в реальности сновидения, однако сейчас ты попал в прошлое своей квартиры. А сейчас перенесись в ее настоящее, не вспоминай ее, а ощути, как ты приходишь в нее сегодня, сейчас. Внезапно Рулону открылась совсем другая обстановка. Мебель была задвинута в центр комнаты, везде были настелены газеты, видимо шел ремонт.

– Так это и есть, – подтвердил старик, – сейчас твои родственники затеяли ремонт. Тебе удалось переместиться в настоящее из твоих воспоминаний, а теперь перенесись в будущее, – сказал Алтай Кам. Рулон представил, как зайдет в квартиру через месяц и виденье снова изменилось. Мебель стояла теперь уже на новых местах. В квартире было чисто и все убрано.

– Да, молодец, хорошо летает твоя Жула, не у всех это получается сразу! Иногда, нужны долгие усилия, чтобы добиться этого. А теперь займемся следующей практикой. Представь известную тебе дорогу и медленно, не спеша иди по ней в Жула. Рул так и сделал, но через минут пять стал сбиваться, перескакивать большие отрезки пути, а минут через 15 в его виденье стали вторгаться другие образы.

– Это упражнение сложнее. Проделывай его как можно чаще, пока не научишься свободно ходить в Жула, как в физическом теле, не сбиваясь и не отвлекаясь. С этого времени Рулон стал лучше чувствовать и управлять своей Сюр Жула. В сновидении ночью, когда он спал, Жула стала у него формироваться, подчиняясь его воле.

– Помни, что все твои мысли, мечты, воспоминания, образы, чувства, – это мир сновидения, в которых летают твои души. Тесь – в памяти, ее качества это привязанность к принципам, местам, людям из прошлого. Бось всегда устремлена к чему-то новому. Она ищет новых впечатлений, знаний, открытий. Основа Кут – это желание обладать чем –либо, иметь что-то. Суна, Айы просто все созерцает, не стремясь ни к чему. Они подошли к пещере.

– Теперь иди один, – сказал Аржан, – помни, что там тебя встретит Дух Сибири и, если твое сердце готово служить ему, если ты готов всю свою жизнь посвятить, тогда он впустит тебя в Беловодье. Рулон зашел внутрь и побрел по темным лабиринтам пещеры, опираясь только на интуицию. Он шел и шел пока не остановился у какого-то граненого столба, который преграждал ему путь вперед. Он сел напротив него и стал молиться Духу Сибири, отдавая себя ему навсегда. Но что-то мешало его молитве. Он вспомнил, как много раз хотел себя посвятить чему-то целостно, но не мог этого сделать, так как другие его желания отвлекали его. Тогда он открылся и сказал: «Преобрази же меня, О, Великий Дух, чтоб я стал верным орудием твоим». Внезапно он услышал какой-то дикий рев и могучие шаги. Ему показалось, что по пещере идет медведь: «Он может съесть меня, – пронеслось в его мозгу, – да, если нужно, пусть он пожрет меня, ведь я пришел сюда достичь или умереть, что по сути одно и тоже».

Рев раздавался все громче и казалось, что-то гигантское надвигается на него. Но Рул сидел расслаблено и открыто, принимая все, что дает ему Дух. Внезапно, он как бы куда-то провалился, не то в сон, не то в пропасть, и перед ним засиял огромный кристалл, который он сперва принял за колонну. Какая-то сила пронесла его сквозь него, и он очутился рядом с озаряемой светом горной вершиной. Над ней возвышалась огромная пихта, высотой до неба, на которой были расположены гнезда. Внизу было круглое озеро, со всех сторон омывающее эту вершину, озеро с белой водой. Из этого озера в четыре стороны вытекали четыре реки, спускаясь вниз по горному склону. «Вот оно Беловодье», – понял он. Справа к нему подошел старец с большой седой бородой, одетый в длинную белую одежду, доходящую ему до пят. В руках у него был высокий посох, оканчивающийся изображением головы диковинной птицы.

– Вот ты и пришел сюда, – сказал он Рыбьей Кости, внимательно вглядываясь в него своим проникающим в суть вещей взором. – Вот оно священное озеро, из которого вытекают четыре реки времени: южная река – Ульгеня, северная – Эрлика, восточная – Тенгри и западная – Умай. По ним плывут существа, имеющие соответствующее предназначение.

– Теперь же я тебе открою Великое знание Беловодья, знание, которое спасет этот мир, – сказал старец. Мир сновидения является Великой тайной для всех существ. Это тайга, дикий лес, бурелом с непроходимыми топями и светлыми источниками. Появляясь на Земле, человек начинает осваивать эту тайгу, и его воспитатели показывают ему проложенные заранее в ней дороги. Одна дорога – это христианство, другая – марксизм, третья – наука, четвертая – мировоззрение обывателя, пятая – буддизм и т.д. Этих дорог может быть бесконечное множество, дары людских представлений. Основа всех их – это тайга сновидения. Разница лишь в том, что одни дороги ведут к болоту самосожаления, апатии, слабости, лени, фанатизма, убогости, а другие к прекрасному целебному источнику силы, знания, радости, отрешенности, восторга, любви к Богу. Узнав один из вытоптанных путей, человек представляет, как он теперь пойдет по нему. Представляет это тысячи раз, проводя по ней свой Сюр. Путешествуя там в своей Жула, он программирует себя, что тут он разозлился, а в этом случае он берется ревновать, в другом – бояться, а в третьем радоваться. Он даже проигрывает ситуации, в которых он повесится. Все его взгляды и реакции, таким образом, становятся обусловленными многократным прокручиванием их в сновидном воображении. Теперь он сам протаптывает себе дорогу, и часто она ведет его как и всех его воспитателей к страшной трясине, где погибают многие души людей. Но если человек вырвется из этой обусловленности, которую он сам себе создал, тропя дорогу в мире сновиденья и научиться сам различать разные дороги, легко ходить по ним, не отождествляя себя ни с одной из них, он станет свободным и сможет тогда найти путь к целебному источнику. Его воспитатели заманивают его с детства на свои дороги, обещая ему счастье, которое якобы есть в строительстве коммунизма, демократии и семьи или материальных благах. Но все это не свобода, обусловленность, а значит в этом не найти счастья. Счастье в том, чтоб не зависеть ни от одной дороги, пусть даже самой заманчивой. Счастье в свободе от необходимости идти какой-либо дорогой, вообще поняв, что все дороги это не больше, чем очередной сон. Представь себя семьянином и аскетом, общественным деятелем и нищим, младенцем и стариком и пойми, это всего лишь представление, просто сон. Материалист и идеалист, ученый и верующий одинаково скованы дорогой своего сна. Но сон – это всего лишь сон и в нем возможно все, что угодно, хочешь летай, хочешь проходи сквозь стены. Не нужно путать сон с физическим миром и физический мир со сном. Зверь очень реален в физическом мире, он не грезит в нем, а человек ищет в нем то, что вообразил во сне – коммунизм, эльдорадо, утопию, принца, рогатого зайца, но никогда их не найдет в физическом мире, там свои законы.

Если человек увидит, что его представления, понятия, принципы, реакции, чувства, просто одна из возможных дорог, дорог сна по которой он приучил себя ходить, он станет свободным, его Жула будут летать и наслаждаться чудесным лесом сновидения. Научись сам различать три мира. Сон (без сновидений), сновидение и грубый мир. Научись идти в мире сновидения, идти любой дорогой и не идти никуда, тогда ты спасешь и спасешься, – молвил старец. – А сейчас прими посвящение в священной воде Беловодья. Рыбья Кость прыгнул в воду священного озера и растворился в нем. Там ему открылась чудесная тайна, рассказать которую он не имел права. Познает ее только тот, кто сам окунется в эти священные воды.

Очнулся он вновь в пещере. Было темно, со стен падали холодные капли. Первая его встреча с Беловодьем была окончена. Он встал и побрел назад по пещерным лабиринтам. Вскоре впереди него забрезжил свет. Выйдя наружу, он обнаружил, что уже наступило утро. Аржан ждал его, сидя у маленького озерца, в которое, образуя большой водопад, падал с обрыва горный ручей.

– По реву Духа я понял, что сегодня он не съест тебя, – сказал старик.

Идя назад по тропинке, Рул рассказал ему то, что открылось ему в Беловодье.

– Действительно, – заметил Аржан, – большинство людей имеют слабые установки в своей Тесь. Слабыми их растят родители, говорят, ты мол у нас беспомощный, мы беднячки, середнячки, и на этой основе человек уже намечает свои планы будущего, свою Бось, а затем и протаптывает себе такую дорогу в мире сновидений, ведущую его к болоту. Мне вот родители говорили, – ты потомок Чингиз Хана не посрами наш род. Твой отец кайчи мудрый сказитель, и ты будешь самым мудрым. Наши Духи помогут тебе.

Это мне помогло затем проторить себе светлую дорогу в мире сновидений, которая затем стала материализовываться и в мире плотного сна.

– А что делать, если родители мне дали слабую Тесь? – спросил Рулон.

– Тогда убери из нее все слабые мысли, что ты слаб, беспомощен, что тебе трудно, ты неспособен, обиды, самосожаления, суицид, все, что уничтожает тебя и замени их сильными установками, которые укрепят тебя. Вспомни все трудности с своей жизни и измени их оценку. Когда тебя били ты обижался, жалел себя, а теперь скажи: «Это все пустяки, меня этим не проймешь, я могу выдержать еще не такое». Отбрось, осуди все слабые воспоминания, где ты ленился, свинил, отказывался от благого усилия, так, чтобы это не повторилось снова. Так ты укрепишь свою Тесь. Ведь то, что мы вспоминаем, то и начинает руководить нами, создавать или уничтожать нас.

К вечеру они подъехали к чадыру Аржана. Их встретили его дочери, которые уже приготовили к их приезду ужин. Рулон вглядывался в их лица, интересуясь, как же теперь ему вести себя с ними. Но в их глазах он не прочел желания продолжать отношения с ним. Они выполнили волю Духов, а теперь в их близости больше не было необходимости для служения Духу, а значит, она и не была нужна. Сев у очага, Рулон со стариком молча приняли пищу.

– Как же развивается душа Бось, – спросил Рулон после трапезы.

– Пока ты просто проецируешь свое прошлое или то, что тебе внушили родители в будущее, твоя Бось развиваться не может, потому что этим всем движет твоя Тесь. Ты живешь просто прошлым, памятью, а когда ты отбрасываешь старые пути и ищешь чего-то абсолютно нового, идешь неизведанной дорогой, растет твоя Бось, ты соединяешься с будущим и обретаешь новую энергию, силу. Например, тебе жителю города приехать сюда на Алтай – это настоящая новость, это развивает твою Бось. Об этом ты не думал раньше и никто тебе это не говорил в детстве, это путь в неведомое. Такой путь бывает только у выдающихся людей, так как большинство просто повторяют судьбу своих родителей, живя прошлым, памятью, вызубренными с детства установками. И чем более возвышенные и внеземными цели будут у твоей Бось, тем лучше. Если это будет как у революционеров, мысли о материальном благополучии, то ты далеко не пойдешь, слишком приземлена мысль, много в ней прошлого. Но если это нечто оторванное от обыденности их и в корне меняющее все устои, тогда это уже лучше. Чем меньше будет всего мирского, человеческого и земного в твоей Бось, тем легче и светлее будет она, тем ближе будет ее полет к верхнему из небес, к Беловодью.

Утром в юрту зашел Сапыр.

– Помощь твоя нужна, – обратился он к старику, – Обия заболела. Попросить бы Духов о помощи.

– Что ж помочь можно. Вот Рыбья Кость, он шаман, ученик Алтай Кама. Ему как раз возвращаться. Пусть он и поможет.

Рул взял свои манатки и, попрощавшись с Аржаном и его дочерьми, поехал в аил Сапыра. Придя на место, но даже не заходя к больной, он взял хомуз и заиграл на нем, настраиваясь на то, что же ему нужно делать.

Вскоре к нему пришла его Аями, в виде красивой, молодой алтайки.

– О, покровительствующая мне Богиня, скажи, что нужно делать? – обратился к ней Рул. Аями исчезла, а на ее месте он увидел юрту с аллеей из молодых ёлок, направленной на север, ведущей к центральному дереву, вкопанному на небольшой поляне, которое олицетворяет мировое дерево. Это дерево состояло из трех деревьев: березы – дерева верхнего мира, пихты – дерева среднего мира и кедра – дерева нижнего мира.

– Сюр женщины заблудился в дебрях нижнего мира, – сообщила ему Аями, поэтому аллея направлена на север, к Эрлику. Тебе предстоит найти и вернуть ее душу.

Поняв, какие сложные приготовления нужны к ритуалу, Рул понял, что ему понадобиться помощь всех жителей аила. Люди, сплоченные общим трудом и приготовлением к ритуалу, настроятся на помощь женщине. Их общая энергия направится в одном устремлении помочь, а значит, будет больше гарантий, что настанет выздоровление. Ведь не зря на камлание собирается часто все селение – шаман просто направляет силу этих людей на стяжание цели и их стремление срабатывает, больной исцеляется, прекращается падеж скота. Зверь приходит на промысел охотникам. Тут Рулон вспомнил свое видение прошлой жизни, где он был эскимосом шаманом. Их селение долго голодало. Нерпа и морж ловились плохо. Собрались люди на камлание, чтоб привлечь морского зверя. Собравшись в землянке сделанной из костей кита и заваленной сверху камнями, землей и мхом. Люди оделись в призрачную смертную одежду, в которой их будут хоронить, в которой они предстанут перед Богом их предков. Начали петь заклинания, призывы морского зверя.

– Приходи зверь дорогой из моря в гости к нам. С радостью, любовью встретим тебя, как почетного гостя встретим тебя.

Все культивировали любовь и теплоту по отношению к добыче. Ведь зверь, интуитивно улавливая положительные флюиды, бессознательно направиться туда, где его любят и ждут.

Рул совершил камлание, и Духи сказали ему, что завтра близь их берега появится кит. Все охотники сели на свои байдарки, запаслись гарпунами и пустотелыми поплавками, сделанными из цельной шкуры нерпы. Поплыли и встретили кита, вонзили в него 10 гарпунов с поплавками из нерпы, чтоб кит не ушел глубоко. Долго плавал кит, но все же умер, и потащили его охотники на байдарах к берегу. Буксировали его трое суток, пока не дотащили до берега. Тут собралось все селение, встречали гостя дорогого. Каждый спешил, отрезая куски мяса и унося их в ледяные хранилища. Постепенно все мясо срезали и вытащили скелет кита на берег, чтоб из костей его строить землянки. Удачной была охота. Пищи потом хватало на целый год. Так общее стремление людей делает чудеса, а шаман должен его вызвать и направить в нужное русло. После охоты снова собрались эскимосы в землянке провожать кита назад в море.

– Плыви кит к себе, к себе, приходи на следующий год снова к нам в гости, – заклинало племя, закладывая основу будущей удаче. Ночью ему как всегда явилась его Аями. Она сидела на прекрасном лугу, покрытым ковром причудливых цветов. Вокруг стояли ели. Вдалеке виднелись заснеженные горные пики. Аями подошла к нему и, обняв его начала с жаром его целовать и ласкать своими руками. Внезапно они оказались без одежды, катаясь по ковру из цветов, издающих божественное благоухание. Нежно целуя ее лицо и шею, и грудки, Рул стал совокупляться с нею. Но тут Аями обернулась ланью и стала бегать от него по лужайке. Он тоже стал ланью самцом стал догонять ее, резвясь в любовном танце. Совокупившись в образе ланей, они обернулись птичками, порхая и догоняя друг друга в небесной выси.

Проснувшись, Рулон с печалью обнаружил себя снова в тяжелом физическом мире, где было невозможно путешествовать со скоростью мысли превращаться в кого угодно и тут же получать все, что пожелаешь, как это было возможно в мире грез, в который всецело он мог попасть только после физической смерти. Он уже знал секрет бессмертия тела, но он не хотел долго задерживаться в этой грубой, тяжелой и неповоротливой оболочке, в которой он сам себе напоминал аквалангиста, погруженного на морское дно в громоздком скафандре.

Аями была его шаманской женой в мире сновидений. Она была и могущественной богиней, Духом покровителем, избравшим его в шаманы. У каждого Кама есть своя Аями с которой он живет в мире грез. Рулон слышал, что у Кара Кама Аями был мужчина, и он одевался в женское платье и считал себя женщиной, чтоб общаться с ним как подобает. Изменить внешность или пол в мире грез не составляет труда. Для этого там достаточно одного желания. Если ты владеешь своим Сюр и помнишь во сне, что ты спишь и можешь тут делать все, что угодно, не подчиняясь физическим законам.

Наутро жители аила приступили к оформлению ритуального места. Они возвели юрту, сделали аллею из срубленных маленьких елей. Установили и мировое дерево из трех срубленных деревьев. Вечером все люди собрались в чум для камлания. Рулон облачился в шаманское одеяние и начал ритуал, когда все расселись на свои места. Вначале он провел гадание, все ли нормально, будут ли помогать ему Духи. Больная лежала тут же перед ним. Он взял свою камлу (колотушку для бубна), одна сторона которой он ударял по бубну была покрыта шкурой марала. На другой был изображен Дух – помощник в виде медной ящерки. На деревянной ручке камлы было вырезано лицо Духа камлы. Взяв камлу, Рул сказал: – Всем ли довольны Духи? – и подбросил камлу в воздух. Она упала вниз ящеркой, что было ответом «нет». Обратясь к Аями, Рул спросил: – В чем же дело? Она сказала, что один мужчина сидит слишком вольно, он недоверчиво настроен и нарушает общее единодушие. Рул, обратился к нему, попросил его сесть получше или покинуть камлание. Человек, немного пристыдившись, уже лучше включился в общее поле. Еще несколько раз кидая камлу, он выяснил еще ряд подобных недочетов, мешающих хорошей настройке на ритуал. Когда они все были выяснены и устранены, Духи дали добро на начало камлания. Тогда Рулон взял бубен и стал созывать Духов помощников, выкликивая: «О, Духи, явитесь чтобы помогать». Вскоре вокруг стали раздаваться страшные звуки: чириканье птиц, жужжание жуков, крики зверей. Духи собрались и были готовы к ритуалу. Тогда Рулон стал вызывать свою Тын Бура, душу шаманского экстаза, без которой камлание просто было бы невозможно. В свое время эту душу он спрятал в черепе марала на священном месте. Это было его личное место, где Тын Бура набиралась силы. Сама душа Тын – это просто состояние души Кут и тогда говорят: «Тын, то есть жизнь, дыхание человека изменилось. Он имеет дыхание». Он имеет дыхание гнева, дыхание страха. Тын Бура это особое состояние транса, которое как и любое другое состояние приходит к человеку на время, а затем его покидает. Ударяя по бубну, Рулон призвал Тын Бура и почувствовал его появление как ветер, ворвавшийся в него. Его тело стало легче – как пушинка. Он дико запел, закружился быстро ударяя по бубну. Его состояние стало передаваться и окружающим людям, которые стали слегка экстатичными. Рулон камлал громко, нараспев, говоря что и как он делает, чтоб все присутствующие могли сопереживать вместе с ним происходящее, поддерживая его своей энергией, которая особо была нужна Духам – помощникам.

– О, Духи мои, несите же меня, – пел Рулон, – туда, где затерялась душа её, я должен вернуть ей душу. Затем Рулон стал говорить от лица Духов, перевоплощаясь в каждого из тех, кто ему отвечал. Вот он запищал комаром, когда его Дух-комар заявил:

– Я знаю , где душа её затерялась, она сейчас обитает на Севере, недалеко от царства Эрлика. Она неразумно поддалась слабости и жалости к себе и заблудилась в тайге недалеко от жидких топей.

– Я покажу тебе дорогу, садись на меня, – закаркал он вороном, так как теперь с ним разговаривал Дух ворона, – я понесу тебя туда, чтоб спасти её. Все присутствующие завороженно слушали его, сопереживая решающуюся судьбу своей соплеменницы. Некоторые из них стали видеть то, что видит и делает Рулон. Шаман вместе со свитой Духов-помощников полетели по той тропе в мире сновидений, по которой ушла и заблудилась Жула Обии. Нужно было проделать за ней этот путь, найти её в этой тайге сновидений, чтоб была возможность вывести её душу обратно из тех состояний, мыслей и образов, которые завели её в опасные топи. Обия лежала в юрте, безучастно наблюдая за тем, как решается её судьба. Уже долгое время она была потерянной, жизнь перестала её интересовать и радовать. Она ощущала какую-то подавленность и усталость. Рулон летел вместе с Духами по её тропе. Вскоре они наткнулись на бурелом. Несколько деревьев, поваленных бурей преградили дорогу. Из-за них душа не нашла возможности вернуться. Рулон почуял, что этот бурелом нужно устранить и вызвать своего Духа – помощника, бурого медведя, который с рёвом кинулся это делать.

Он вспомнил, как однажды во сне он увидел этого медведя и они безмолвно общались, сидя на лужайке, окружённой могучими соснами. Проснувшись, он знал, что это медведь пришел к нему, чтоб стать его Духом-помощником. Он взял кусочек дерева и вырезал из него этого медведя, повесив его затем на свой шаманский плащ – манжак на тонком кожанном ремешке. С тех пор бурый медведь стал жить в фетише на его монжаке. И, изображая медведя, Рулон заревел и заметался по юрте. На глазах у изумлённых алтайцев он показывал, как Дух-помощник раздвигает в стороны загородившие путь деревья. Эти деревья были персонифицированным образом случившегося потрясения, когда умер сын Обии, и она стала сильно переживать и потеряла цель своей жизни, с тех пор её душа уже не могла вернуться обратно и ей становилось всё хуже. Разгребая этот завал, Рулон устранял также тот бурелом из мыслей и представлений, которые столкнулись в ней, вызвав это потрясение. При этом Обия вдруг застонала и стала ворочаться на своём лежбище.

– Человек, зверь, Дух и любое существо – это его путь, – говорил Алтай Кам Рулону перед его камланием оживления бубна. Они сидели в чадыре, огонь потрескивал в очаге.

– Тебе нужно оживить бубен, для этого пройди в мире сна все тропы, по которым ходил марал, кожей которого обтянут твой бубен. Ведь олень – это не шкура с рогами, не жилы и мясо, не кровь.

Это всё то, что он делал с рождения до того момента, когда он умер. Как он щипал траву, убегал от стаи волков, дрался с соперником, ломая себе рога, играл со своей самкой во время брачного периода – всё это он. И этот путь теперь останется навечно в мире сновидений. Все, что олень делал, это и есть он, а непросто то тело, которое это делало. Его чувства, его состояния – это он. И тебе теперь все это нужно собрать, когда ты пойдешь по его путям в мире сновидения, чтоб вложить это в свой бубен и оживить его.

Шаман с Духами все шел и шел по тропе Обии, находя места, где она все больше утрачивала себя, мучилась, горевала, металась, устраняя, преодолевая все препятствия на этом пути. Все это время Рулон ярко в лицах показывал всем, что он делает и что делают Духи.

Люди как завороженные смотрели это действо, сопереживая нелегкий путь возвращения души. Обия тоже стала все больше реагировать на то что делал шаман в мире сна, на тропе ее внутреннего мира.

Наконец, удалось разыскать ее Жула в топях негативных эмоций, апатии, слабости, самосожаления и возвратить ее обратно.

Рулон посадил душу в специальное место, сделанное в рукоятке бубна. И так бережно нес ее обратно, стараясь не потерять ее снова и следя, чтоб ее не похитили злобные Духи. Жула Обии была изможденной. Она выглядела точно так же, как и тело Обии – вместилище этой души.

Рулон уменьшил ее и спрятал надежно в бубне, а вернувшись назад, подошел к женщине и ударил громко в бубен у ее левого уха и вбил в нее назад ее Жула. Погадав с помощью камлы, он сказал, что через неделю она совсем поправится. Распустив своих Духов и отправив на место Тын Бура, Рулон закончил камлание и обессиленно повалился на лежанку. Люди стали расходиться, уводя с собой больную.

Рулон уснул. Ему приснилось, как он карабкается по большой горе. Лезет по ней все выше и выше. Проснувшись утром и вспомнив свой сон, он понял, что гора символизирует препятствие, которое он должен преодолеть. Сон открывал ему то, что предстоит ему в будущем. Ему снова вспомнился Новосибирск, предверие Ашрама, где он был на лекции Шри Джнан Аватара Муни. Они сидели там вместе с Ольгой Харитиди и слушали Гуру. В зале был полумрак и только пламя двух свечей разгоняло тьму. Свечи стояли на столе, за которым в черном хитоне сидел Джнан Аватар. Играла мистическая музыка Шамбалы, и на ее фоне звучал его голос:

– Знание не является словом, оно не является образом. Знание – это тонкая субстанция, это энергетическая вибрация, – вещал Гуру. – И уже в вашем существе она облекается в слова, образы, запахи, чувства, ощущения. Если должно случиться какое-то несчастье, то весть о нем может быть вами по-разному, интуитивно воспринята. Одному ночью приснится гроб, другой услышит плач и стенания, третий почувствует какое-то тягостное состояние. Собака, у которой больше развит нюх, воспринимает мир в виде запахов. Каждый человек у нее связан с определенным запахом и весь мир складывается у нее в целую ароматическую панораму. Так вот, собака в силу этой своей особенности может воспринять беду как неприятный запах. Так к ней приходит эта информация.

Кто-то может воспринять вибрацию этого знания как отвратительный привкус или какое-то зудящее ощущение, то есть, знание облекается в какую-то ассоциативную форму и в таком виде доходит до нас. Я с детства говорил по-русски. И теперь, когда я телепатически считываю мысли, скажем, какого-то англичанина, я слышу его мысли не на английском, а на русском. Потому, что на самом деле его мысль это не английское слово, а просто вибрация энергии, которая расшифровывается в моем мозгу уже в виде словосочетаний.

Мир сна представляет собой поле информации, которое вы видите в образе символов. Скажем, вы видите разрушенный дом. И, если это ваш дом, то могут быть неприятности со здоровьем. Символы сна общие для людей и их значение вы можете прочесть в соннике. Но знайте, что это не просто символы – за ними стоит сила, которая влияет прежде всего на вашу психику и на события физической жизни, – вещал Гуру в большом зале, заполненном садхаками – последователями Великого Учения Шамбалы.

– Сейчас Рулону снилась гора и он знал, что ему предстоит сегодня новое камлание, в котором он будет бороться со злым Духом. Такой сон всегда ему снился в этом случае. И когда зашел к нему утром Сапыр и спросил: не покамлает ли он сегодня, чтоб изгнать падучий Дух, погубивший много скота, Рулон не удивился.

– Хорошо, – ответил он, – я спрошу Аями, что и как будем делать, чтоб справиться с этим.

Съев нехитрый завтрак, он пошел бродить по лесу, как это он всегда любил делать каждое утро. Дул приятный ветерок, мохнатые ели приветливо махали ему своими ветвями, шелестели беспокойные листья осины, пели, рассказывая ему лесные тайны, птицы, с сосны на сосну прыгала проворная белка. Лес очищал его восприятие от человеческих шаблонов, не дающих увидеть весь мир реально, таким, каков он есть на самом деле. Подойдя к кедру-великану, Рулон обнял его с любовью, прижался к нему всем телом, наполняясь природной энергией. Деревья более мудрые и чистые существа, чем звери, а тем более люди. Они берут свою энергию непосредственно от солнца, питаются самой тонкой на земле вибрацией: вибрацией света, трансформируя эту вибрацию. Растения дали возможность жить на земле более примитивным существам, таким, как звери, а затем и человеку. И нахождение в лесу среди этих возвышенных и более мудрых существ, приближало Рулона к светозарным высотам Вселенной.

– Блуждая по тайге, он вышел к небольшой скале, возвышающейся причудливым островом в зелени тайги. В скале жил Дух этой местности. Духом этим было женское существо. Рулон встал на колени и, коснувшись лбом скалы, поприветствовал ее. Тут же она предстала пред его внутренним взором в облике гордой красавицы с вьющимися черными волосами. Ее халат переливался радужными цветами.

– Что тебе, Рыбья Кость, нужно? – Спросила она.

– Проходя здесь, я не мог не поприветствовать тебя, – ответил он.

– Я Аями Кайчи Аржана, ты породнился с ним, значит, я не трону тебя, а так, смотри, похищу твою душу, – пошутила она.

– Рулону она напомнила хозяйку медной горы или снежную королеву, которые тоже похищали души Данилы и Кая.

Виденье растворилось. Рулон встал и пошел дальше, любуясь красотой первозданной природы. Все вокруг было населено Духами: реки, родники, деревья, покрытые мхом, камни. Духи – самые древние существа, населяющие Землю, на которой человек является только гостем. Духи живут тысячи, миллионы лет и век человека, по сравнению с их жизнью, так же короток, как век микроба по сравнению с веком человека. Духи образовывали на земле подлинную первичную цивилизацию, Знание которой раскрывалось людям через их посредников – шаманов. Затем уж это знание в извращенной форме послужило основой для формирования разных религий, таких, как христианство, буддизм, мусульманство, зороастризм и всех остальных. Теперь это первичное Знание открылось и Рулону.

Вечером он опять начал камлание. Сельчане собрались в шаманской юрте, рассевшись вокруг очага. Рулон сел напротив входа и начал ритуал с гадания.

– О, Духи мои! – слегка ударяя колотушкой о бубен, обратился к ним Рулон. – Скажите мне, почему происходит падеж скота в этом аиле?

На зов шамана стали слетаться Духи-помощники. В видении явилась ему его Аями. Она предстала пред ним в образе лани, скачущей по лугу.

– О, Рыбья Кость, – ответила она, – причина в том, что злобный Дух Абаасы уносит души скота к Эрлик Хану.

– Что же делать, чтоб такое не происходило? – вновь вопросил он ее.

– Нужно изгнать из этой местности этого злого Духа.

– О, Духи мои! Найдите мне этого Духа Абаасы. Я пойду изгонять его, – заявил Рулон.

– Я знаю, где он обитает, – сказал Дух Бурого Медведя. – Он скитается сейчас рядом с пастбищем.

– Пойдемте же туда, чтоб изгнать его отсюда, – сказал шаман и Духи вместе с ним полетели к этому месту. Встретив там голодного злого Духа, в образе волка, рыщущего у пастбища, Рулон начал переговоры с ним.

– О, злой Дух Абаасы! Сколько ты будешь еще пожирать наш скот? Давай, убирайся отсюда! – заявил ему Рулон.

– Так я отсюда не уйду, – ответил ему Дух. – Пусть мне принесут в жертву черного быка.

Передав слова Духа сельчанам, Рулон спросил у них,

– Есть ли среди вашего стада такой бык?

– Есть, – ответили они. – Но этот Абаасы и так много скота съел. Довольно ему! Быть может, можно обойтись без жертвы этого быка?!

Рулон обратился к Аями с просьбой людей:

– Можно ли изгнать этого Духа без жертвы? О, моя Аями, ответь мне!

– Да, Рыбья Кость, можно изгнать его. Жертву же принесем Духам Тенгри. Принесем в жертву им белую корову, чтоб Тенгри дал души для нового скота. Бескровную жертву Тенгри принесем. А Дух Абаасы пусть уходит. Немало он уже получил жертв.

Как учил его Алтай Кам, бывает три вида жертвы. Одна заместительная, когда, скажем, болеет человек, то есть злой Дух внедряется в него и причиняет болезни. И чтоб он выздоровел, в жертву злым Духам приносят скот.

Дух болезни переходит на скотину и оставляет человека. Скотину закалывают и злой Дух питается флюидами ее крови, то есть ее Кут, и забирает себе ее Жула – деструктивное влияние злого Духа переходит на скотину.

Такое влияние злого Духа часто связано со слабыми состояниями человека.

Во втором случае, человек заболевает или с ним начинают приключаться какие-то несчастья, потому что его Кут – жизненной силы не хватает на то, чтоб удержать вокруг себя все имущество (то, что он называет своим).

Эта собственность, состоящая из дома, скота, жены, детей, машины, денег, и составляет его большое тело или, как назвал его Рулон, макротело. Каждая вещь, объект этого тела связаны с человеком незримыми нитями, и на удержание каждой из этих вещей идет определенная часть его Кут – жизненной силы.

Если же вещей становится слишком много или Кут человека уменьшается, то возникает несчастье, которое может выражаться в болезни его тела или близких, в падеже скота, каких-то потерях, кражах, пожарах, поломках и т.п.

– Если такое происходит, – учил его старый шаман, – нужно принести жертву.

Например, взять лошадь и посвятить ее Ульгеню. Эта лошадь продолжает жить в табуне, но ее никто не вправе использовать, кататься на ней, впрягать в телегу, убивать ее. Она теперь принадлежит Ульгеню.

Устраняя часть такой собственности, человек восстанавливает равновесие между своим Кут и своим макротелом.

В третьем случае приносят в жертву скот с той целью, чтоб душа животного отправляясь к Божеству, передала бы ему просьбу людей. Такое Рул видел на одном медвежьем празднике, где в неком аиле сельчане выращивали маленького медвежонка. Они кормили его, выгуливали, заботились о нем, т.к. считалось, что медведь – это собака Великого Хозяина тайги. Когда медведь вырастал, то в определенный, необходимый момент его приносили в жертву, устраивая медвежий праздник. Медведя в очередной раз вывели из его клетки, на груди у него был пояс, за который было привязано две веревки. Эти веревки тянули в разные стороны несколько здоровых мужчин. Так медведя привели на специальную поляну и привязали к двум ритуальным столбам. Там селяне прощались с медведем, говоря: «Мы хорошо заботились о тебе, а теперь иди к своему хозяину и передай ему, чтоб в тайгу он дал нам на промысел больше зверя». После этих слов, все прощались с медведем, даже некоторые, самые отважные, целовали его, рискуя быть пораненными, пока в это время другие отвлекали его метелками. Затем меткий стрелок из лука поразил медведя в сердце, чтоб тот умер быстрее, не мучаясь.

Вместе с этим умертвили удушением еще несколько собак, которые должны будут переродиться в будущем медведями. Всех их положили мордами вперед, с поджатыми лапами, как будто бы они отдыхают. Головами по направлению к месту обитания Хозяина тайги. А после ритуала отправки к нему, животных освежевали и съели все члены поселения, приобщаясь через мясо медведя к его Хозяину – Духу тайги. Долго боролся Рулон с Духом Абаасы, пожирающим скот. Под конец все же удалось заманить его в фигурку, обмазанную кровью и выкинуть его далеко в тайгу.

В этом ритуале важно было не только, чтобы ушел Дух Абаасы, но и чтоб устранилась та тяжелая эмоциональная атмосфера, которая возникла у селян этого аила. Ведь именно она притянула этого Духа. Также, как скажем, трусость притягивает к человеку его притеснителей – хулиганов. Рулон знал, что камлание – это магический акт исправления плохих дорог в сновидении, которыми пошли люди. Дорог ревности, обиды, страха, безразличия, приводящих их к беде. Теперь, побывав в Беловодье, он знал что каждый человек торит себе такую дорогу, представляя себе то или иное будущее, тот или другой образ себя и свою реакцию на окружающий мир. И важно было, обнаружив опасные из этих дорог, устранить их, создавая людям правильный образ самого себя, правильный путь их мыслей и эмоциональных реакций в этом мире.

– О, Духи гор и рек, Духи тайги, Духи наших предков, защищайте нас и впредь от злобного Абаасы, – закончил Рулон свое камлание.

На утро Сапыр привел к чадыру Рулона белую корову, которую нужно было посвятить Тенгри. Рулон велел сельчанам сделать коридор из молодых березок в восточную сторону от юрты, в сторону Тенгри и перенести мировое дерево в конец этой аллеи. В восточной стороне к этому дереву он привязал корову и начал обряд ее посвящения.

Бия в бубен и танцуя возле коровы, он говорил:

– О, Тенгри, тебе посвящаем эту корову! О, Великий Хан Вечности, о Владыка мира первичного сна, даруй скота нам, пошли Айы скота на нашу Землю.

Пусть они воплотятся поскорее в телят, козлят, жеребят, агнцев и во весь прочий скот у кого какой есть. Даруй нам благодеяние свое, о Великий Тенгри!

Находясь в трансе, он увидел как из не проявленного мира стали спускаться Айы в виде белых жемчужин в мир Ульгеня: «Значит скоро можно ждать приплод, – понял он. У Ульгеня каждая жемчужина Айы стала соединяться со своей Жула и спускаться в плотный мир Умай. Так как душа Бось – Джал Салнын у скота не было, они воплощались только с Жула.

К сожалению, у многих людей Джал Салнын развита плохо, а они живут только памятью Тесь, только тем, что им дали их предки. Злой же Дух Абаасы пошел в другое селение и вскоре там тоже должен был случиться падёж скота. В это селение он пошёл потому , что ослабли там защитные силы, и у людей стали появляться разрушительные состояния , притягивающие беду. Зло не исчезает, оно просто меняет место, переходит с одного на другого. Как и счастье , удача тоже приходит к нам извне, когда мы готовы принять её.

Однажды, собирая хворост для очага, Рул спросил:

– Алтай Кам, как мне развить шаманские способности?

Старик засмеялся:

– Развить ничего нельзя. В этом мире человек может только обретать и терять. Способность приходит тогда, когда человек готов её принять и уходит, когда он уже не может её удержать.

Но чаще что-то обретается человеком, когда он попадает в соответствующую ситуацию. Скажем, умер старый шаман и кто-то из односельчан должен занять его место, и тот из них, кто больше понравится Духам и становится их избранником, они его выводят в мир сновидения. Сперва, попадая туда, избранник будто сходит с ума. Он слышит голоса, ему являются видения, но затем он научается по своей воле включать и выключать это состояние и направлять полёт Жула в мире сновидения.

– Как же он это делает? – спросил Рул?

– Он это делает также, как мы делаем любое действие, стремясь это сделать, делая попытку за попыткой. Вначале ему дают бубен, и он камлает, актуализируя это состояние. Когда же он откладывает бубен, то прекращает его. Беря бубен, он задает направление своему Тын Бура, своей быр жимости, сперва на камлание, затем в камлании на определенную цель, скажем, увидеть свою Аями или побывать у Ульгеня. Только так он достигает власти над своим состоянием и учится управлять Тын Бура по своей воле, а не так, как оно само понесет его.

– Могут ли так быть вылечены психические заболевания?

– Да, – ответил старик, – и не только то, что вы называете заболеваниями. Вот так нужно овладевать своим болезненным воображением, которое делает его поистине больным, если человек им не владеет.

– Как же создать такую ситуацию, чтоб обрести дар шаманства? – спросил Рулон.

– Первое, что нужно сделать тебе, жителю города, это отправить к Эрлику свою Тесь, то есть, похоронить свою память. Рассматривать свое прошлое, как происходящее не с тобой, а с другим человеком, а затем представить, как ты хоронишь этого старого тебя. Тесь уходит в нижний мир. Если ты глубоко это переживешь – это будет первым шагом. Тесь может, однако, умереть не до конца и снова вернуться к тебе. Тогда ее нужно будет хоронить снова и снова. Твоя же Бось должна оторваться от будущего свойственного обывателю, мечтающему о семье, карьере, жизни в благоустроенном обществе и прочих подобных целей.

Свое будущее ты должен представить где-нибудь в лесу или, лучше, в мире сновидений, вместе с Духами и богами.

Затем, тебе необходимо соприкасаться со святыми местами, чтоб их Духи коснулись тебя и, если ты найдешь свое священное место, где ты встретишь Аями, которой ты понравишься, ты обретешь Духа-покровителя. С этого может начаться становление тебя как шамана. Затем, когда твой Кут отправится к Аями, она будет выводить тебя в мир сновидений, и ты сможешь получить свое Тын Бура, шаманское призвание.

– Как же мне найти мое священное место, Алтай Кам? – спросил его Рулон.

– Сам ты не найдешь, – ответил ему старик, – эти места может тебе показать только другой шаман. Эти места разделены между богами и их Духами. Первое, тебе нужно выяснить, от какого бога твоя Жула, с каким предназначением ты родился, затем, уже и место связанное с этим божеством будем искать.

– Какие же бывают предназначения? – не унимался Рулон.

– Есть люди-мечтатели, живущие будущим, оторванные от своих предков, их путей и традиций. Это люди Ульгеня. Они созидают будущее. Есть люди, держащиеся за свое прошлое, консерваторы, живущие вчерашним днем, противники всего нового. Это люди Эрлика. Практичные, имеющие сильное желание обладать вещами, равнодушные и к прошлому, и к отдаленному будущему – люди Умай. Полная их противоположность – люди не от мира сего, не интересующиеся стяжанием, без особых стремлений, желаний и привязанностей, стремящиеся только к вечному, любящие созерцание – люди Тенгри. Есть, однако, люди, созданные помощниками богов. Качества их не столь ярко выражены, но все равно разделены на четыре основных категории. Для каждой из них есть свои места, где они обретают Аями.

ШАМАНСКАЯ ИЕРАРХИЯ

(Смотри цв.вкладку)

Снежная бескрайняя равнина вновь открывала свои широкие объятья перед молодым шаманом. Холодная вьюга напевала мелодичную алтайскую песню. Откуда-то издалека доносился вой волков и собак. Рыбья Кость уже не впервые ехал по этим местам, и каждый раз таинственная равнина обещала ему встречу с новым Знанием. Солнце клонилось к закату. Вдалеке показался знакомый огонек, согревающий ярангу Алтай Кама.

– Духи сказали мне, что ты приедешь сегодня, – проговорил старик, услышав скрип лыж, подъехавших к яранге. Рыбья Кость, сняв лыжи и, стряхивая с себя снег, зашел внутрь, поклоном приветствуя своего Учителя.

– Алтай Кам, я видел сон, в котором ты пел мне чудесную песню, но я не понял, о чем она и почувствовал, что ты хочешь передать мне новое знание, – сказал Рулон, обустраиваясь у очага. Старый шаман подтверждающе закивал головой, протягивая ученику деревянную чашу с шаманским снадобьем.

– Выпей этот напиток, он придаст тебе силы и сделает тебя более восприимчивым. Сегодня я поведаю тебе Великое Знание о Шаманской Иерархии.

Рыбья Кость с трепетом взял чашу, наполненную магическим напитком, и поднес ее к губам. Сильный аромат алтайских трав ударил в нос, голова закружилась. Сделав один глоток, Рулон, почувствовал, как резко стали обостряться его чувства: в ушах зашумело, предметы стали расплываться перед глазами, его тело стало невесомым. Теперь он ощутил себя неотъемлемой частью всей Вселенной. Еще некоторое время Рыбья Кость наблюдал за новыми ощущениями и, наконец, начал понимать речь Алтай Кама.

– У каждого человека есть свое Божество, которое при рождении дает ему сюр с его предназначением. У служителей Эрлика больше развивается душа Тесь. Такой человек в своих мыслях постоянно живет вчерашним днем, такие люди оставляют долгую память о себе на Земле. Те, кто получил сюр от Ульгеня наоборот направлены в будущее, они развивают душу Бось. Как правило, у них много идей, планов и новых проектов. Человек, получивший сюр от Умай, обладает большой силой и способен вершить Великие дела. У него сильно развита душа Кут. Человек же, получивший предназначение от Тенгри, развивает душу Айы. Он видит, что жизнь мимолетна, что все, что появляется из мира сна в тот же миг снова становится сном. Но таких людей очень мало, они являются избранниками Духа и реализуют предназначение Большого шамана на средней Земле, а после смерти идут в мир Тенгри. Там они живут вечно, так как навсегда отделили свою душу Айы от сна внешнего. Голос Алтай Кама был очень глубоким и таинсвенным, казалось, вся Вселенная говорит через него.

Перед взором Рулона появилась живая картина Шаманской Иерархии. Он увидел могучее мировое дерево с широкими, длинными ветвями, мощным стволом и толстыми корнями. Верхушка мирового дерева уходила в бесконечность. На ней Рыбья Кость увидел Божество, дающее Сюр человеку. Мысленно он попросил духов показать ему того Бога, который даровал ему Сюр. Не успел он подумать об этом, как из далека послышался громовой голос.

– Я Тенгри Хан, повелитель вечности, дарую тебе сюр с Великим предназначением. Ты должен стать Большим шаманом. Ослепительный белый свет вспыхнул в высоте и образ Божества растворился в бесконечности.

Взгляд Рулона стал спускаться ниже по стволу мирового дерева. И чуть ниже вершины с восточной стороны он увидел крепкую длинную ветвь, у основания которой располагалось гнездо. Вглядываясь в него, Рыбья Кость услышал громкий рык какого-то животного. Это была крылатая черная россамаха, неожидано приземлившаяся в гнезде.

– Р-р-р-р, – я твоя мать-зверь, – прорычала она. – Я буду вскармливать в этом гнезде твой сюр, который дал тебе Тенгри.

– А почему ты села именно в этом гнезде? – спросил Рул, видя множество других гнезд, расположенных через ветку вдоль всего ствола.

– Потому что Тенгри соответствует восток, потому твое гнездо именно на этой стороне. Если бы тебе сюр дала Умай, то гнездо было бы с западной стороны, если Эрлик, то с северной, а если Ульгень, то с южной. А высота расположения гнезда говорит о предназначении человека на Земле. Чем сильнее шаман, чем больше его предназначение, тем выше находится гнездо. Если бы у тебя было маленькое предназначение, например, шамана одного улуса, то твое бы гнездо находилось ближе к корням мирового дерева. Но тебе суждено стать шаманом всего мира.

– Да, интересно, – задумался Рыбья Кость, погрузившись в размышления.

– Мать-зверь может быть родовой, а может быть личной у каждого человека, это такой тотем, который помогает в жизни, – прервал его мысли голос Алтай Кама, – часто это животное, принадлежащее определенному Божеству. И все звери распределены между четырьмя Божествами.

– А у человека может быть несколько таких матерей? – поинтересовался Рыбья Кость.

– Нет, мать-зверь обычно может быть только одна, – доносился голос издалека, – и она появляется только три раза в жизни человека: первый, когда вскармливает сюр в гнезде, второй, при шаманском рассечении, когда она трансформирует сюр шамана, после чего он может в этом теле сюр свободно ориентироваться в мире сновидений. Его сюр становится отличным от сюра обычного человека. И в третий раз мать-зверь приходит в момент смерти и выполняет защищающую функцию, возвращая сюр тому Богу, который ее дал. Молодой шаман продолжал созерцать шаманское дерево, пытаясь понять новое знание, которое входило в него.

Вдруг он услышал красивый чарующий женский голос, напевающий очень мелодичную песню на алтайском языке. Рыбья Кость завороженно стал слушать это прекрасное пение, которое сначала было малопонятно ему. Но, остановив поток мыслей в своей голове, он полностью отдался ощущениям. Через несколько мгновений смысл этой песни стал открываться его существу.

– Я Аями, дух местности, – пела девушка, – позови меня и я приду к тебе. Я дарую тебе силу, энергию, чтобы ты стал сильным шаманом.

Рыбья Кость ощутил, как волна страсти овладевает им.

– Но где ты, почему я не вижу тебя? – закричал он.

– Я дух местности, приходи ко мне, я жду тебя – эхом ответил голос.

– Чтобы это могло значить – спросил себя молодой шаман. И в этот миг он обратился в сильного молодого орла, и, взмахнув крыльями, стрелой поднялся вверх. Через мгновение – другое он оказался возле огромной одинокой скалы в безбрежном океане, которую часто раньше видел во сне. Всегда, когда Рул оказывался на этой скале, его душа наполнялась необыкновенным чувством восторга и благодати. Теперь же, в теле орла, он стоял на самой вершине этой прекрасной скалы, куда позвал его волшебный голос. Из голубого тумана появилась необычайно красивая девушка с серебристыми, достающими до земли, волосами, переливающимися под золотыми лучами яркого солнца. Ее изумрудные глаза пронзали все существо. Девушка звонко расхохоталась и, обратившись в белую неземной красоты птицу, устремилась вниз. Орел полетел вслед за ней, и над синим океаном соединились они в любовном танце. В своем обычном обличье Рыбья Кость вновь очнулся возле мирового дерева, ощущая внутри себя бурлящую энергию. Ему казалось, что теперь он способен свершить многое в этой жизни и стать Большим шаманом.

– Что со мной? – спросил он.

– Ты встретился с Аями, с духом скалы, которая часто являлась к тебе во снах. Аями дала тебе силу, чтобы ты становился шаманом, а после шаманского рассечения ты сможешь встречаться с Аями любого места, и она будет через тебя помогать всем людям, живущим в ее местности.

– А почему я раньше не мог встретиться с Аями этой скалы? поинтересовался Рыбья Кость.

– Потому что раньше, как все обычные люди ты руководствовался памятью, мышлением и не мог чувствовать своих духов-помощников, духа-покровителя. А сейчас ты начал больше вслушиваться в ощущения, и мир духов стал открываться тебе. Поразмышляй еще над этим, а теперь слушай дальше, – направил его мысли старик Шаман. Рыбья Кость вновь обратил свое внимание на шаманское дерево. Тишину и умиротворенность внезапно сменил вихрь своим сильным стремительным танцем. Где-то вдалеке послышались удары бубна. Вскоре Рулон увидел фигуру шамана, возникшую из вихря. На голове его была шапка с большими ветвистыми рогами.

– Кто ты? – спросил Рыбья Кость.

– Я твой Шаман-Учитель, – раздался громовой голос.

– Алтай Кам, это ты? – недоумевая спросил Рулон.

– Да, я пришел, чтобы передать тебе Великую Тайну Шаманизма. Овладев ей, ты станешь Большим шаманом всего мира и спасешь людей от болезней и страданий.

– А почему именно ты передаешь мне это Знание?

– Потому что в твоем роду не было шаманов, но ты явился избранником духов, потому теперь я для тебя буду шаманом-предком, Шаманом-Учителем. Теперь я буду твоим покровителем. Прими же моих духов-помощников. С этими словами Шаман-предок со всей силы ударил в свой бубен и вновь вихрем поднялся вверх. В одно мгновение духи-помощники стали слетаться с разных сторон к молодому шаману и закружили его в шаманском танце. Рыбья Кость ощутил тонкую, незримую связь с каждым из них, он почувствовал, что теперь он не один, отныне духи-помощники всегда будут рядом.

Проснулся Рул на восходе Солнца. В яранге пахло свежими поленьями и чаем из ароматных трав. Поднялся полог яранги, повеяло холодком и на пороге появился Алтай Кам в своем шаманском кафтане.

– Ну, что шаман, вернулся? – улыбаясь, спросил старик, укладывая новую кучу дров.

– Да-а-а, – приходя в себя, протянул Рул.

– Чтобы тебе легче было усвоить новое знание, я тут картину нарисовал. И с этими словами Кам достал из своего кожаного мешка кусок бересты, на котором была выцарапана картина.

– Вот она Шаманская Иерархия, которую ты сегодня пережил. Вся здесь, – подытожил старый шаман. Рыбья Кость подсел поближе к Алтай Каму и стал вглядываться в картину. Там было нарисовано мировое дерево, на верхушке которого восседало Божество.

– То самая верхняя ступень, – пояснил Кам, – Божесто, дающее сюр. В кроне дерева были выцарапаны: слева Шаман-предок, по середине – мать-зверь и справа – девушка в алтайском национальном костюме, олицетворяющая Аями.

– Видишь, шаман-предок изображен с бубном в правой руке и кямлой в левой – это говорит о том, что он пришел из мира прошлого, где все наоборот, дабы передавать будущему шаману  знание. Мать-зверь вскармливает, трансформирует и оберегает сюр, а Аями дает человеку силу, чтобы он стал шаманом. Все трое находятся на второй ступени Шаманской Иерархии. Ниже, на уровене земли был изображен шаман.

– А, это ты, – сказал Алтай Кам, – человек, ставший шаманом. Еще ниже, в корнях дерева были изображены разные причудливые зверюшки.

– Это духи-помощники шамана, – сказал Алтай Кам, – их может дать как шаман – предок, так и сам человек может их находить в течении жизни. Например, в лесу любое необычное понравившееся тебе дерево, камень, или еще что-то может стать твоим духом-помощником. Так же, ты их можешь находить во сне. Рыбья Кость еще раз посмотрел на картину, закрыл глаза, вспомнил все, что произошло с ним прошлой ночью и почувствовал, что Великое Знание вошло в него.

ШАМАНСКАЯ АСТРОЛОГИЧЕСКАЯ КАРТА

(Смотри цв.вкладку)

Сумерки. Звездный шатер раскинулся на высоком темносинем небе, отражаясь на глади тихой, спокойной реки, которая, казалось, в этот вечер, затаив дыхание, готовилась раскрыть еще одну тайну магического мира шаманов. Лунный свет мягко и вкрадчиво освещал реку и ее широкие берега, богатые раскидистыми елями и стройными соснами. Местные жители много рассказывали о чудодействиях живой воды, которую хранила эта шаманская река. Сказывали, что порой хватало одного глотка или омовения живой водой, как человек сразу же выздоравливал. В этот вечер два шамана Алтай Кам и Рыбья Кость сидели на берегу таинственной реки, созерцая окружающую природу сквозь яркий лунный свет. Рыбья Кость, подняв голову вверх, пристально всматривался в звезды, пытаясь понять Великое Знание, кое они передавали ему в этот миг. Через мгновение, другое на глазах молодого шамана стала разворачиваться целая астрологическая мистерия. Звезды, сияя и сверкая, закружились в небесном танце, образуя разные знаки зодиака: овен, телец, близнецы, рак, лев, дева, весы, скорпион, стрелец, козерог, водолей, рыбы. Выстроившись в круг, небесные фигуры завращались, словно большая звездная карусель. Вскоре все исчезло: река, лес, луна. Осталась лишь зодиакальная карусель, танцующая во Вселенной. Вскоре Рыбья Кость увидел, как серебристые тоненькие лучики света стали разделять весь зодиакальный круг на 12 неровных частей. Таким образом, один отрезок получался маленьким, вмещая пол-знака зодиака, какой-то, наоборот, большой, соединяя сразу два знака. В следующий миг с разных сторон стали приближаться планеты, располагаясь по своим местам. Где-то их было больше, где-то меньше, а где-то их совсем не было.

– Что это такое? – спросил Рыбья Кость.

– Дух шаманской реки показывает тебе твою натальную карту, – раздался глубокий голос шамана – Учителя, – через нее ты узнаешь, как шаманы, используя астрологию, передают человечеству знание о каждом живущем на этой земле, о его предназначении, о том, что дано человеку, а что нет, какие хорошие качества будут ему помогать достигать намеченной цели, а какие будут мешать. Молодой шаман еще больше стал настраиваться на принятие Высшей мудрости, которая долгие тысячелетия хранилась в Беловодье и вот теперь настало Великое время, и о ней узнает вся планета.

«Через весь знак зодиака растет мировое дерево, разделяющее его на три мира: нижний, средний и верхний, – молвил старый Кам. Рыбья Кость увидел, как ось, соединяющая куспид (начало) десятого дома Mc (медиум цели) с куспидом (началом) четвертого дома Ic (имун цели) стала превращаться в огромное мировое дерево.

Богатая крона мирового дерева разрослась на восьмой, девятый, десятый и одиннадцатый дома.

– Это верхний мир, – сказал Алтай Кам, – олицетворяющий то, к чему должен стремиться человек в своей жизни, его цели и устремления. Девятый и десятый дома связаны с Ульгенем.

Рыбья кость продолжал наблюдать мистерию: ветвистые длинные корни мирового дерева уходили во второй, третий, четвертый и пятый дома.

– А это нижний мир, – пояснил Алтай Кам, – четвертый и пятый дома связаны с Эрликом. Корни мирового дерева – это основа, корни человека, на чем он вырос, как он сформировался, кто его воспитывал и как. И часто эти корни оказываются гнилыми, – сказал шаман и замолчал.

– Но почему? – недоумевал молодой шаман.

– Все потому что большинство людей воспитывают бездуховные, невежественные люди, сами не знающие эту жизнь и ее законов, блуждающие по тропам сновидения, ведущим к болотной местности. Но задача шамана оторваться от гнилых корней за счет высоких устремлений, и тогда он сможет найти тропу, ведущую к живому источнику. Так же, по корням человек может определить, какой уровень жизненной энергии будет у него, насколько хорошим будет его здоровье, какие отношения сложатся между братьями и сестрами. Если корни у человека будут сильными, то это может означать силу шаманского рода, который дает шаману кут и знание.

– Алтай Кам, а как мы можем определить сильные или слабые корни у человека? – поинтересовался Рыбья Кость.

– По расположению планет, – продолжил шаман, – вот смотри, у тебя в четвертом доме стоит сатурн, более того он находится в знаке овна, которым управляет марс. А марс так же несет напряжение, слабее, чем сатурн, но все же. То есть это означает, что в семье постоянное напряжение. Родители никак не помогают тебе в духовном росте, а напротив тормозят, мешают.

– Да, действительно, – задумался Рыбья Кость, вспомнив своего отца алкоголика, бегающего с ножом за бабушкой, мать психопатку, которая лупила сына тряпкой и гнала учить уроки, когда он медитировал.

– А вот, если бы у тебя стоял юпитер в четвертом доме, то тогда бы наоборот родители подталкивали бы тебя к духовному росту, помогали, – добавил старый Кам и замолчал.

Еще долго Рыбья Кость созерцал астрологическую мистерию, а затем вновь спросил:

– Но, Алтай Кам, а почему второй, третий, пятый дом тоже относится к нижнему миру, ведь пятый дом за творчество отвечает? А третий за ученичество?

– Во-первых– 2, 3, 5 дома стоят вокруг четвертого, они все вместе находятся, – пояснил Кам, – затем по третьему дому смотрится ученичество обычное, которое, например, проходит в школах, институтах, то есть социальное, а не мистическое ученичество, которое уже идет по девятому дому, когда есть отношения духовного учителя и ученика, передача Высшего Знания. Но по третьему дому происходит простое запоминание информации, которая не дает настоящего духовного развития, это ближе к обычному человеку, живущему мирскими, социальными интересами, потому третий дом и относится к нижнему миру. А второй дом и пятый уже являются промежуточными, находятся ближе к миру настоящему. Второй дом это накопление материальных благ, пятый – проявление примитивного творчества, например, рождение детей, так как большинство людей настолько стали далеки от Высшего, что в творчестве себя ограничили рождением детей.

– Но ведь есть люди, которые пишут стихи, музыку, рисуют картины? – спросил Рыбья Кость, пытаясь глубже понять то, что говорит Старый Шаман.

– Да, таких людей гораздо меньше, – пояснил Алтай Кам, – да и то такое творчество тоже делают мертвым. Кто-то что-то написал и сделали из этого классику. И рано или поздно творчество переходит на уровень традиций, прежнего опыта, то есть пятый дом переходит в четвертый. Вот так оно все и происходит.

На этих словах шамана видение Рыбьей Кости исчезло и он вновь ощутил себя сидящим на берегу таинственной реки. Алтай Кама рядом уже не было. Молодой Шаман, настроившись на ощущения, снял с себя одежду и с благоговением стал входить в магическую реку. Продвигаясь по лунной дорожке, Рыбья Кость доплыл до середины реки и стал погружаться с головой под воду. Живая вода реки словно держала его тело, не давая утонуть. Молодой Шаман ощущал, как вода шаманской реки все больше и больше пробуждала его, наделяя новой силой и энергией. И когда он набрал силы столько, чтобы вновь воспринимать новое знание, Дух реки призвал его на берег. Сделав себе настил из сухих веток, Рыбья Кость погрузился в сновидение. В теле сюр шаман вновь оказался на месте силы и теперь стал созерцать астрологическую мистерию на зеркальной глади реки. Обратившись в необычную водоплавающую птицу, Рыбья Кость поплыл по Зодиакальному кругу, проплывая по второму, третьему, четвертому, пятому домам, он нырял вглубь реки и оказывался в нижнем мире, где Духи показывали ему корни Мирового дерева, олицетворяющие разные привязанности, отождествления людей. Шаман ощутил, как ему стало трудно дышать и вновь стал выкарабкиваться на поверхность, и поплыл по стволу мирового дерева вверх к восьмому, девятому, десятому и одиннадцатому домам. Нырнув в восьмой дом, Рыбья Кость увидел сверкающие врата, которые вели вверх, откуда был виден ослепительный свет.

– Наверное, это врата смерти, – подумал шаман, – а что за врата тогда во втором доме? – начал он размышлять. – А еще я где-то слышал, что выход происходит через девятый дом, интересно, как же это все связано?

И шаман в образе водоплавающей птицы стал нырять то в восьмой, то в девятый, то во второй дома и вскоре ему стал приходить ответ: «Существуют разные виды смерти. Есть смерть, которая нас выводит из физического существования, есть смерть, разделяющая настоящие события с прошлым. Восьмой дом – это верхние врата, а второй дом – нижние врата, материальные накопления, которые уводят человека в нижний мир к Эрлику, когда он отождествляется с тем, что накопил в мире Умай. Девятый же дом находится рядом с восьмым, один плавно переходит в другой. Изначально было только четыре основных точки, четыре основных дома, затем добавились промежуточные, стало восемь, а потом уже двенадцать. Поэтому сначала восьмой и девятый дома были сомкнуты, а затем разделились так же, как шестой с седьмым, четвертый с пятым и т.д. И поэтому по восьмому дому сначала идет отделение от чего-то, а потом уже девятый включается и происходит нечто новое. Например, чтобы совершить путешествие по девятому дому, человек должен растаться с прежним местом, как бы пережить своеобразную смерть, и тогда он сможет попасть в новое место».

– Ты должен понять, – вдруг послышался голос со дна реки, – что от того, какие планеты будут находиться в верхнем мире (8, 9, 10, 11 дома), туда и будет устремляться человек, а значит и судьба будет у него соответствующая. Поэтому, зная, например, что кому-то суждено всю жизнь довольствоваться низкими целями и страдать от этого, можно сознательными усилиями менять свою судьбу, выходя из-под влияния планет.

Выслушав Духа, Рулон отправился познавать еще четыре, неизвестных для него, дома. По одну сторону Мирового дерева находились первый и двенадцатый дома, а на противоположной – шестой и седьмой.

– Эти четыре дома являются средним миром, миром Умай, но шестой и седьмой дома связаны с миром Тенгри, а первый и двенадцатый с Умай, – проговорил Дух.

– А почему именно так? – недоумевал шаман.

– Потому что Тенгри противостоит физическому миру и человеку, т.е. шестой и седьмой дома связаны с Тенгри с одной стороны Мирового дерева, а первый и двенадцатый связаны с Умай на противоположной стороне. Четвертый дом (Эрлик) внизу, а Мс (начало десятого дома) – Ульгень – наверху. Вот они четыре основных точки.

– А что вообще означает первый и двенадцатый, шестой и седьмой дома? – спросил Рыбья Кость.

Вода в реке заколыхалась и, казалось, сама река стала говорить:

– Первый и двенадцатый дома олицетворяют человека, т.к. первый дом – это личность в разных установках, привязанностях, в том, что он назвал своим. А шестой и седьмой дома – это Бог. Шестой дом – работа, а седьмой – партнеры. Потому работать человек должен на Бога и его истинным партнером должен быть Бог.

Рыбья Кость вновь погрузился в ощущения, стараясь вобрать Великое Знание всем своим существом. В образе все той же прекрасной птицы он плавал по 6,7,1 и 12 домам. И через некоторое время Рыбья Кость стал очень ярко ощущать отдельность человека от Бога. От этого и существует столько мучений, столько болезней у людей, т.к. они из-за своего глубокого невежества обольщаются бренным миром, стяжая материальные богатства, тратя лучшие годы своей жизни, работая на государство и на семью. А в партнеры себе выбирают таких же невежественных и бездуховных людей, а потому и не находят счастья в таком союзе Несчастные, они не знают куда идут и зачем все это делают, так как они спят и сами не могут пробудиться и обрести истинные ценности жизни. Но я помогу им, я спасу их, я укажу им дорогу к Богу, к свободе, ведь только когда мы служим чему-то Высшему, тогда наша жизнь обретает истинный смысл и озаряет светом бесконечной истины, – говорило сострадательное сердце молодого шамана.

– О, Великий Дух, поведай мне, – вновь обратился Рыбья Кость, – а как можно по этой карте узнать предназначение человека в этой жизни?

– Нужно смотреть в каком доме находится скопление планет, значит тот Бог и даровал человеку сюр, – раздался голос, – если в четвертом, значит от Эрлика, если в десятом, возле Мс (медиум цели), значит – Ульгень.

– А если в шестом или седьмом, то как можно узнать кто даровал сюр, Умай или Тенгри? – поинтересовался Рыбья Кость.

– Тут надо смотреть, если планеты находятся ближе к оси, соединяющей начало первого дома (Аs) с началом четвертого дома (Ds), это значит, сюр дала Умай, так как эта ось олицетворяет мир настоящего, а если дальше от этой оси, то Тенгри.

– А как нужно правдиво трактовать свой гороскоп? – спросил молодой шаман, плавая по Зодиакальному кругу то по часовой, то против часовой стрелки.

– В первую очередь нужно смотреть, что плохого есть в твоем гороскопе, какие несовершенства, что будет мешать, а затем хорошее, то что будет способствовать развитию, то к чему мы можем придти, чего достичь. Даже просто взглянув на свой гороскоп, можешь сказать откуда человеку ждать зло, а откуда добро.

– Вот это интересно! А как это сделать? – не успокаивался шаман.

– А для этого достаточно будет посмотреть где находится Юпитер и Венера – оттуда нам ждать добра, а где Сатурн и Марс – оттуда зло придет. Юпитер и Сатурн более сильное воздействие оказывают чем Венера и Марс, – вещал Дух.. – Также надо смотреть, что если Юпитер и Венера поражены плохими аспектами, то добра уже будет меньше и наоборот. Если, например, в хорошем аспекте участвует Сатурн, то тут уже будет создано напряжение, и если поддержаны хорошими аспектами, тогда добро создает увеличение, усиление хороших качеств этих планет и их проявлений. Таким образом, каждый человек может высчитать какие дома у него плохо действуют, а какие хорошо. Вообще по расположению планет в домах человек определяет свои проявления как личности, через какие обстоятельства, события, ситуации, а расположение планет в знаках Зодиака уже дает человеку информацию о его сущности. А затем посмотреть взаимоотношения домов и знаков.

Рыбья Кость стал наблюдать танец планет, как они останавливаются то в одном, то в другом доме, собираются по три, по четыре, а то и по 5-6 вместе, выталкивая друг друга и от их положения зависила судьба человека. Кем же он будет – бомжом, собирающим объедки или Великим из людей, достигшим Вершины мира. Планеты безмолвно рассказывали молодому шаману судьбы тысяч людей, которые отражались в центре зодиакального круга, отражались на зеркальной глади магической реки.

И Рыбья Кость увидел, что чем больше планеты были разбросаны по всему гороскопу, тем менее целостный формировался человек, такому было трудно достичь чего-либо в жизни, так как эти планеты, стоящие в определенных знаках, домах, наделяли его разными интересами, качествами, впечатлениями, которые растаскивали человека в разные стороны, не давая возможности идти каким то одним путем. И наоборот, те люди, у которых большая часть планет находились в одном месте, сформировались более четкими, целеустремленными, однозначными и постоянными. Такие могли всю жизнь посвятить чему-то одному, быть своего рода фанатиками своего дела. Но от того, где был парад планет, в каком доме зависит куда человек будет целеустремлен. Или он всю свою жизнь посвятит одной идее коммунизма, как Павка Корчагин, которая не дает никаких результатов или он твердой поступью пойдет по духовному пути и достигнет высот совершенства.

– А сколько планет должно находится в соединении, чтобы человек мог чего-то достичь в жизни? – спросил Рыбья Кость.

– Если будут соеденены три планеты из 7 основных (Солнце, Луна, Меркурий Венера, Марс, Юпитер, Сатурн), то это будет очень значимо, такое соединение уже дает человеку целостность, а если в соединении будут участвовать фиктивные планеты, такие как Белая и Черная Луна, Лунные Узлы, то это не будет оказывать сильного воздействия. А вот Юпитер считается самой сильной планетой и самой главной, поэтому в соединении с Юпитером будет достаточно и двух планет, чтобы человек был целостным и имел внутренний стержень, ядро. Также нужно смотреть аспекты, чтобы определить целостность человека. Если в натальной карте есть точный тригон, выстроенный на основных планетах, а не на фиктивных, то тогда это будет целостный человек, а тригон будет давать ему удачу, успех в жизни. И если точный крест в натальной карте, то тоже будет давать некую целостность, несмотря на то, что судьба будет тяжелая.

– А как можно предсказать будущее по своей натальной карте?

Не успел Рыбья Кость задать этот вопрос, как вдруг все покрылось густым туманом, а вскоре и совсем исчезло.

Холодные, бодрящие капли живой воды упали на лицо шамана и он проснулся, увидев Алтай Кама, который обрызгивал его водой при этом звонко смеясь, словно маленький ребенок.

– Скорей вставай, Рыбья Кость, новое Знание еще не все открылось тебе, – сказал старик, рисуя что-то на земле.

Рыбья Кость потянулся, приветствуя пробуждающуюся природу, отряхнулся от мелких веток и листьев, которые прицепились к нему, когда он спал и пошел к Алтай Каму. Подойдя поближе, он увидел всю ту же картину с мировым деревом.

– Дело в том, что очень часто астрологи спорят, какая планета более злая, а какая более добрая. Существует метод, который позволяет вычислить эту планету при помощи вполне простого метода сопоставления. Если человек прожил какой-то определенный период жизни 20-25-30 лет, т.е. чем больше, тем лучше, то человек может в течение жизни вспомнить, что с ним происходило, и таким образом прогнозировать дальнейшие свои события, – стал отвечать Алтай Кам на вопросы, которые Рыбья Кость задавал в сновидении Духу реки. – То есть человеку по судьбе, по гороскопу дана определенная судьба. И все события, которые были в жизни, будут повторяться дальше. Что было дано человеку за эти 30 лет, то будет происходить и дальше. Что он прожил, то и повторится на каком-то новом уровне: высшем или низшем, но будет то же самое. Для того, чтобы определить что будет, человек должен очень подробно вспомнить свою жизнь, что в ней происходило в течение определенного периода времени, допустим от рождения по сегодняшний день. Дальше нужно подробно расписать каждый год. В этот год я воплотился, в этот год я попал в аварию, в следущий заболел, и так с момента рождения по настоящий момент расписываются все события. После этого нужно взять книгу «эфемериды», которая является своего рода расписанием нашей жизни. И все люди живут по этому расписанию. Даже день смерти известен уже заранее. Когда-нибудь каждый придет к этой конечной точке, кто-то раньше, кто-то позже. И так нужно взять список, где уже расписаны все события и даты, когда они произошли. Например, 14 ноября год назад человек сломал ногу. Он берет эфемериды, находит этот год, месяц, число, затем смотрит, какая из планет, указанных в эфемеридах, этого числа совпала с одной из планет в его натальной карте. Далее нужно вычислить какие планеты в каких аспектах находились в этот момент и тогда, зная это, можно уже определить какого числа и в каком году повториться подобная же ситуация, когда повториться тот же самый аспект. Зная, когда повториться негативный аспект, человек может быть максимально бдительным, чтобы избежать несчастного или неприятного случая, а зная повторение хорошего аспекта, он может ярко, активно проявиться, чтобы достичь желаемого, и быть успешным в каком-либо деле.

– Ну а теперь, ступай и закрепи новое знание на практике, – сказал Алтай Кам ученику.

Рыбья Кость поблагодарил Великого Духа шаманской реки и, попрощавшись с Алтай Камом, отправился в лес. Идя по лесной тропинке, Рыбья Кость разговаривал с цветами, с деревьями, птицами, пытаясь отыскать место Силы для практики. Вдруг над шаманом пролетел большой черный ворон, возвещая о своем появлении громким «кар». И Рыбья Кость узнал одного из своих Духов – помощников. Он призывал его и Рыбья Кость последовал за черным вороном. Большая птица то скрывалась в густых кронах деревьев, то вновь возвращалась назад к Рыбьей Кости, заботливо ведя его по верному пути.

Путь дурака 4-6. Часть 1